Таблетка

Ходить было больно, и, пусть существовали машина и лифт, до них ещё нужно было добраться. Отец не собирался ему помогать. По возвращению домой Билл не сразу смог поговорить с Майком. Тот, быстро поздоровавшись и пряча глаза, сбежал в душ, и не выходил оттуда около часа. Зная, что у близнеца вновь температура, Билл успел всерьёз обеспокоиться. Пока тот был в ванной, Билл успел раздеться, оценить масштаб проблемы — кожа на внутренних сторонах бёдер была очень красная, горела и болезненно чесалась — и нанести заживляющую мазь. — Майк, — Билл встретил его у выхода из душа. Тот, не ожидая увидеть его сейчас, отпрянул, но сразу смутился этой реакции. — Билл... — Как ты себя чувствуешь? Температуры больше нет? — Билл положил руку ему на щеку. Та была горячей, то ли от душа, то ли от болезни. Майк прятал глаза, и будто хотел казаться ещё меньше, чем есть на самом деле. — Я не знаю... Голова немного кружится. — Пойдём, — Билл взял его за руку и мягко потянул в сторону его комнаты. Майк послушно пошёл следом, сгорая от переполняющих эмоций. — Солнце, что случилось? Майк покачал головой. — Ну же. Не смотришь на меня, не хочешь говорить. Это из-за вчерашнего? Майк некоторое время молчал, смотря в сторону, а потом кивнул. — Ты обижен? — Нет...— тихо, но уверенно ответил Майк. — Расстроен? Майк пожал плечами. — Что такое, солнышко? Поговори со мной... — Билл рассеянно погладил его по плечу, прокручивая в голове вчерашние события. — Прости... Мне просто стыдно...и неловко, — тихо произнёс Майк и отвернулся к стене. — Ты не хотел этого? Майк молчал слишком долго. — Эй... — Билл не знал, стоит ли его трогать, и ощущал себя совершенно беспомощно. — Ну, не совсем так...— Майк повернулся к нему, — Не надо так смотреть... — Извини. Можно лягу к тебе, или не трогать? Майк молча подвинулся, давая ему место, и Билл с невероятной осторожность лёг к нему. — Что с тобой? — спросил Майк, наблюдая за этим, — Тебе больно? — Нет. Ну так что? — перевёл тему Билл. О своём он расскажет потом, а сейчас было нужно, чтобы Майк не закрылся и смог поделиться своими переживаниями. — Я... Я не то, что бы не хотел. Это.... Так не совсем правильно будет сказать...— Майк вновь замолчал, подбирая слова. Билл осторожно приобнял его, и Майк прижался поближе, — Я не предполагал, что так будет, но в процессе был не против... — И в чем же проблема? — Не знаю, — Майк вздохнул, — Нет проблемы. Можно я посплю? — Конечно. Мне остаться с тобой или уйти? Майк апатично пожал плечами. Майк уже давно спал, наполовину лёжа на Билле, когда в дверь внезапно позвонили. Майк не проснулся от этого, а вот Билл прислушался. Органы опеки...

***

— Так, какие у вас источники дохода? — спросила одна из женщин, пока две другие под пристальным взглядом Фионы осматривали жилищные условия. Она, вместе с Мейсоном, отошла в их с Фионой спальню, так как это была единственная комната, помимо кухни, где был круглый стол с тремя стульями. — Моя пенсия в размере семисот тысяч рублей, жена индивидуальный предприниматель, пассивные доходы от сдачи квартир, находящихся в собственности детей, у четверых детей оформлена самозанятость, они получают деньги с реклам и выигрышные. У Билла и Джессики зарплата, так как они члены сборных России. Выплаты от государства, положенные нашей семье, криптовалюта и дивиденды. Ну и все, если я ничего не забыл, — устало перечислил он. — Так, а поподробнее можно? Мейсон нарочито тяжело вздохнул: — Я генерал-майор на пенсии. У Фионы собственная риелторская фирма, оборот в месяц больше ста миллионов рублей. —Это оборот, а доход сколько? — Вы у неё спросите, она вам точные суммы назовёт. Я в основном детьми занимаюсь. — Вот как, — женщина подняла брови, — У вас произошла смена социальных ролей, интересно. — Я военный пенсионер, жена занимается бизнесом. Вас что-то смущает, вы хотите об этом поговорить? — Мужчина, разговаривайте по-нормальному, хорошо? Я на вас не наезжаю, — женщина строго на него посмотрела. Мейсон ответил холодным взглядом: — Я разговариваю по-нормальному, как и вы. Я был где-то невежлив с вами? Прошу прощения, — Мейсон равнодушно пожал плечами. — Так, ладно, — женщина залезла в бумаги, чувствуя себя абсолютно некомфортно рядом с ним, — Что дальше? — В собственности детей находятся три квартиры. Они сдаются. Старшие дети, кроме ребёнка с инвалидностью, оформлены как самозанятые, но в связи с их возрастом финансами распоряжаемся мы с женой, как законные представители детей. — Какие там суммы и куда эти деньги тратятся? — В год от двадцати миллионов рублей у Билла, от десяти у Лизы и Джессики, от полумиллиона у Райли и Лауры. Остальные дети тоже зарабатывают, но их доход незначителен и деньги полностью наши с женой. Половина на счёт детям, вторая половина уходит в инвестиции. Слушайте, — Мейсон оперся руками о стол, за которым они сидели, — У вас к материальному обеспечению нашей семьи вопросы? Думаете, что детям есть нечего?

***

Фиона стояла, прислонившись к дверному косяку, все ещё с дневным макияжем и в чёрном брючном костюме. Она приехала домой меньше получаса назад. Сегодня была закрыта крупная сделка на двадцать восемь миллионов рублей за три квартиры, и она даже не успела поговорить с мужем о том, что, собственно, случилось, и что в их доме делает опека. После окончательного усыновления старших детей они приходили максимум раз в год, причём запланированно и по одиночке, а здесь целая бригада без объявления войны. Она не понимала, зачем им так тщательно осматривать условия, ведь по дому и самому жилому комплексу было предельно ясно, что семья богатая. Хотя, кто знает, может у них уже были случаи, что в элитных охраняемых домах в квартире на весь этаж горы мусора с тараканами и отключенным за неуплату светом? Женщина с короткими светлыми волосами заглянула в холодильник: — Так, а вы детей, чем кормите? Фиона сдержалась от того, чтобы закатить глаза. Видимо, пожилая дама считала, что в многодетной семье в холодильнике обязаны стоять пятнадцатилитровые кастрюли с кашей и супом, но никак не два полусъеденных салата "айсберг" в упаковке, два килограмма мытой моркови, которую обожал Райли, и несколько соусов из доставки, никем так и не съеденных. — Заказываем доставку. Дети заказывают то, что они хотят, и вообще часто питаются вне дома. Приложение показать? — Да? — женщина нахмурилась и вдруг крикнула в сторону комнаты, — Свет? Светлан, подойди! Женщина, допрашивающая Мейсона, засобиралась и быстро вышла на кухню. Тут же её заменила другая молодая девушка. Поправив тёмные волосы и белую блузку, она села за стул и взглянула на записи предыдущей женщины. Её взгляд приковали к себе записи о доходах. — А... почему так много? — Такой тактичный вопрос, — усмехнулся Мейсон, откидываясь на спинку стула, — Представьтесь для начала, удостоверение покажите, я ведь должен знать, с кем имею дело. — А... Да, точно... Сейчас, — девушка смутилась и залезла в сумку, а Мейсон усмехнулся ещё раз, но уже про себя. Вообще то она была не обязана этого делать, но раз она этого не знает, то почему бы и не помучить человека. — Вот, — она протянула ему удостоверение, — Петрова Станислава Геннадьевна. Можно просто Стася, — она неловко улыбнулась и заправила волосы за ухо, опустив взгляд. — Можно, — Согласился Мейсон, — Продолжите допрос с пристрастием? — Да. И все же, из личного интереса... В нашей стране пенсии обычно пятнадцать, двадцать тысяч... А у вас семьсот. — Воинское звание. Я генерал-майор, три раза на войну ездил. — Войну? — девушка удивлённо подалась вперёд. — Чеченскую, — флегматично ответил Мейсон. — Понятно, — кивнула девушка и залезла в бумаги, стараясь скрыть интерес, — Так, а... Какие у вас взаимоотношения в семье? С детьми, с... Женой? — она взглянула на него из-под ресниц и поправила волосы. — Нормальные, — отмахнулся он. — Не ссоритесь, не было предпосылок к разводу? — У вас крайне странные вопросы. Нет, все в порядке. Девушка пыталась это скрыть, зарывшись в бумагах, но её взгляд блуждал по его лицу, телу. Загорелая, по сравнению с бледными детьми, кожа, темно-русые волосы с сединой, холодные светлые глаза, выглядящие довольно жутко, и одновременно завораживающе, видные даже сквозь футболку мышцы... — У детей в последнее время были...травмы? — рассеянно спросила Стася. — Все они отображены в их медицинских картах. Запросите у поликлиники. — А.. Эм... Сейчас.. Да, — потеребив ручку в руках, девушка вновь взглянула на Мейсона, не отводившего от неё глаз, — Вопросов больше нет... Что вы делаете сегодня вечером? — неловко спросила она. — Сегодня вечером? — Мейсон взглянул на часы, показывающие 21:18, — Разбираюсь с вашими органами, судя по всему. — С моими... Чем? — девушка вздрогнула и смутилась. — Органами, — без задней мысли пояснил Мейсон, — Органами опеки. Вы нормально себя чувствуете? — уточнил он, глядя на покрасневшее лицо девушки. — А... Да, точно... Да.. Тогда все, я закончила, — Станислава нервно схватила папки со стола и прижала к себе. — Уже все? Я предполагал, что вопросов будет больше, на полиграф меня посадите? — Нет... Не важно, — она махнула рукой и вылетела за дверь.

***

— Здравствуй, — синеволосая девушка лет двадцати пяти улыбнулась и глазами показала на оранжевое кресло-мешок. Билл покосился на отца и сел, стараясь скрыть боль от этого движения. Девушка явно заметила это, но ничего не сказала. — Здравствуйте, — пробормотал он. Под "кабинет психолога" решили взять комнату младших двойняшек. Бежевые в звёздочку обои и кресла-мешки розового и оранжевого цвета, лежавшие на белом мягком ковре, должны были создать дружелюбную атмосферу. — Ты у нас... Билл, верно? — по задержке в предложении Билл понял, что она пыталась определить, кто из близнецов перед ней. Девушка была одета в мягкий белый свитер, очень вписывающийся в интерьер комнаты, и светлые джинсы. На её лице были очки в тонкой золотой оправе, и мягкая улыбка. Она внушала доверие с первого же взгляда. — Да. — Хорошо, — девушка мило улыбнулась, — Меня зовут Алиса, я психолог. Я задам тебе несколько вопросов, хорошо? Сколько тебе лет? — Пятнадцать. — Хорошо, можешь назвать свой рост и вес? Следишь за этим? — Рост сто шестьдесят два, — Билл был точно уверен, что не вырос за последние пару месяцев, — А вес... — Билл прикинул в голове, сколько времени прошло с последнего взвешивания и сколько ещё веса он мог потерять из-за нервов и того, что почти перестал есть, — Вес примерно сорок-сорок один килограмм. — Раньше к вам часто приходили проверки, так? — Да, раз в месяц, пока мы в Краснодаре жили. Тоже спрашивали... — А потом? — Мы переехали и нас усыновили официально. Больше никто не приходил. — Понятно, — девушка улыбнулась ещё раз, — Как ты себя чувствуешь в последнее время? Билл вновь покосился на отца. Его лицо оставалось невозмутимым. — Я очень нервничаю из-за допинга, — с задержкой произнёс он. — Что ж, это понятно, — она кивнула, — А дома тебя поддерживают? Как родители отнеслись к этой ситуации, тренер, может быть, подписчики? После третьего взгляда Билла на отца, улыбнувшись подростку, психолог встала и подошла к нему, показав на дверь. Мейсон вышел вслед за ней. — В чем проблема? — Мне кажется, что ребёнок чувствует давление с вашей стороны. Мне хотелось бы поговорить с ним, а не услышать то, что вы от него хотите. Надеюсь на ваше понимание. — Хорошо, — с небольшой задержкой кивнул Мейсон. Девушка улыбнулась и вернулась к Биллу. Тот сидел молча, сложив руки на груди и наблюдая за происходящим. Билл сильно устал и теперь хотел только спать, но нет, наверняка это не конец... — Извини, — психолог опустилась обратно на кресло перед Биллом и вернула привычную лёгкую улыбку на лицо, — И так? — Меня поддерживают... Тренер на моей стороне, родители тоже, подписчики... Не знаю, я мало захожу в интернет в последнее время. — Тебя не ругали за это? — Что вы хотите от меня? — Билл поднял на неё глаза. — Я хочу поговорить с тобой. — Зачем? — Билл подался вперёд, — Хотите забрать меня? Отправить в детский дом? Или в другую семью? — в голосе проскользнуло отчаяние и психолог, наклонившись, мягко накрыла его ладонь своей: — Нет. Не переживай, у нас нет цели изъять тебя или твоих братьев и сестёр из семьи, особенно против вашей воли. Но нам поступило обращение о том, что тебе может быть нужна помощь. И эта помощь не обязательно заключается в том, чтобы лишить родителей прав на тебя. —Ладно... Простите, — намного тише произнёс Билл, садясь назад. — Все хорошо. Я бы хотела, чтобы ты честно отвечал на мои вопросы, ладно? Ты не должен бояться, тебе ничего за это не будет, и от родителей в том числе. — Хорошо, — Билл смущённо кивнул. Было немного стыдно за свой выпад на психолога, которая, в общем-то ни в чем не виновата и действительно хочет помочь. — Как родители отреагировали, когда узнали о допинге? — Отец разозлился. Мама переживала, но в тот момент была в другом городе, а мы были с отцом. — Тебя наказали за это? — Нет. За это нет. — Почему, как думаешь? Билл неловко пожал плечами. Он догадывался почему — предыдущие следы не успели зажить, и будь предыдущее наказание не таким сильным, ему бы влетело по первое число. Но отец его не тронул, наверное беспокоясь о том, что второй порки Билл не выдержит. — Хорошо, — она кивнула, увидев, что Биллу нечего ответить, — Тебя сейчас что-то беспокоит? Болит? Билл замялся, не зная, что ответить. Он должен был соврать, обязан был, но... Ему не хотелось обманывать её. — У меня постоянно что-то болит... — Почему? — От тренировок.. Я часто падаю, травмируюсь. Это нормально, — Билл кивнул, будто в подтверждение своим словам, глядя в пол. — Как отношения с тренером? С коллективом в школе, в группе? — С тренером хорошие. — Не ругает, не бьёт? — Ругает, но так ведь и должно быть. И в последнее время она стала мягче ко мне... Не бьёт, нет. С коллективом я не общаюсь. — Почему? — В школе я бываю редко, только контрольные сдаю. А в группе... Они мои соперники, а я должен думать о карьере, а не о дружбе и отношениях. Алиса вздохнула. Было видно, в какие моменты Билл говорит от себя, а в какие повторяет заученные фразы. — У тебя есть друзья? — Нет. Это будет мешать спорту и учёбе. У меня есть братья и сестры и этого достаточно, — не задумываясь, произнёс он, не поднимая глаз. — А есть люди, с которыми ты в хороших отношениях? Которые могут поддержать или помочь, если что? — Ну, есть... Юлиан. Мне нельзя с ним общаться, но он вроде хорошо ко мне относится. — А если бы у тебя было больше свободного времени, ты бы хотел с ним дружить? — Да, — Билл кивнул почти не раздумывая, — Хотел бы. — Хорошо, — она вновь мягко улыбнулась, — Покажи ручки пожалуйста. Билл не раздумывая закатал рукава водолазки и протянул руки вперёд. — Позволишь снять? — спросила она, смотря на бинты. — Да, но...Там швы. И придётся перевязывать. — Перевяжем, ничего страшного, — психолог медленно развязала узелок и начала медленно снимать повязку, попутно спросив: — Что случилось? — Это... Я не специально, это случайность... Взглянув на уже начавший заживать шрам, психолог кивнула: — Хорошо. Спасибо за ответы. Нужно будет завтра съездить на экспертизу. — Экспертизу..? — Билл замер. — Да. Ничего страшного, просто посмотрят на тебя. — Нужно будет раздеваться? — недоверчиво уточнил Билл. — Я не знаю, — уклончиво ответила девушка, — Это не в моей компетенции. — Я не поеду, — внезапно похолодневшим тоном ответил Билл. Он не хотел ещё большей шумихи и ещё одного разбирательства, ведь если травма будет задокументирована, то суда, а соответственно и кучки журналистов, спрашивающих где, как и за что, а потом выкладывающих это в каждый мало-мальски известный канал, не избежать. Билл не хотел всего этого. Это никак не поможет ему, а лишь опозорит в очередной раз. Это, скорее всего, даже не повысит лояльность аудитории к нему, ведь интернет не умеет сострадать, — Мне пятнадцать лет, я имею право отказаться. — Билл, — взгляд девушки смягчился. — Нет. Я сказал нет, все, — он поднял руки в предупреждающем жесте. — Хорошо. Я не буду тебя заставлять. Тогда ты свободен, позови Майка, пожалуйста. Билл вышел из комнаты, чувствуя, что по нему как минимум проехались катком. Посмотрев на ещё не заживший шрам на руке, он прошёл в комнату, позвав Майка. На обратном пути их перехватил отец, тихо спросив у Билла: — Ты отказался? Билл кивнул, сразу поняв, о чем идёт речь. — Ты соглашайся, — бросил он Майку, — Поедешь завтра с ними, позволишь себя осмотреть. И если что, таблетки ты пьешь. Весишь сколько? — Тридцать семь, — тихо произнёс Майк. — Ладно, иди, — Мейсон сжал губы. Билл вернулся к себе и лёг на кровать. Его уже не так сильно заботило, что там будет дальше и насколько эти женщины останутся у них дома. Он очень хотел спать.

***

Тимур отодвинул стул от двери в ванную и распахнул её. Он замешкался, не зная, что делать дальше. Влад, до этого дремавший, прислонившись к душевой кабинкой, вздрогнул и открыл глаза. Первые пару секунд его взгляд выражал непонимание, но сразу после он резко вскочил и метнулся к открытой двери. Тимур преградил ему путь. — Куда скачешь? — Выпусти меня! — крикнул Влад, поднырнув под руку соседа и мгновенно оказавшись у него за спиной. Тимур резко развернулся и схватил его за руку, стискивая до боли. Он понимал, что пути назад нет и уже осознал свою ошибку, совершенную ещё сутки назад, когда запер Станчикова в ванной. Если Влад сейчас вырвется и сбежит, если не испугается пожаловаться хоть кому-нибудь — Тимуру конец. Со сломанной ногой было тяжело. Особенно тяжело было понимать, что теперь практически беспомощен, и хоть Влад, хоть Билл, хоть Майк, хоть кто угодно из младших, будучи слабее физически, сейчас могли без труда сделать с ним что угодно, потому что на двух ногах и без костылей. — Пусти! — Влад попытался вырвать запястье из стальной хватки Тимура, но испуганно замер, наткнувшись на его угрожающий взгляд. — Закрой. Рот, — серьёзно произнёс Тимур, смотря в глаза Владу, — Не смей орать. Кому-то расскажешь — убью. — Зачем? Зачем ты меня запер?! — Влад шагнул назад, сдавшись. В голосе проскользнуло отчаяние. — Нужно было. Если не попытаешься жаловаться — больше не запру. — Ты запер меня на сутки! Ты с ума сошёл, зачем это было нужно? — обречённо спросил мальчик. Бежать все равно некуда. Все равно никто не поможет, а Тимур реально может убить, — Я есть хочу... — На, держи, — Тимур взял со стола и отдал ему контейнер с запеченными наггетсами с сыром из кафе. — Спасибо, — помедлив, произнёс Влад, совсем сбитый с толку. Возможно, реакция его и на освобождение, и на внезапную щедрость, была бы более яркой, если бы он не выпустил все эмоции ещё ночью. Теперь осталась только обречённость и нежелание жить здесь дальше. Нужно было уходить.

***

Спустя какое-то время Билл проснулся от переполоха в коридоре. В комнате был потушен свет, дверь точно так же прикрыта — свидетельство того, что Майк не возвращался, и был либо ещё на допросе, либо решил не тревожить Билла и пойти к себе. В коридоре горел свет и слышилось много голосов. Билл включил экран телефона и, щурясь от яркого ударившего в глаза света, взглянул на время. Около одиннадцати ночи. Поднявшись и постаравшись не захныкать от боли, он вышел из комнаты. Джессика и мама успокаивали Лизу, которая была если не в истерике, то на грани. Её трясло, но эмоции выливались в слезы, а не в агрессию, что уже было хорошим признаком. Девушка-психолог стояла в проёме двери с крайне обеспокоенным видом, седая кудрявая женщина что-то строчила в блокнот, несколько других членов органов стояли возле входа на кухню, дети толпились возле плачущей Лизы. Отца нигде не было видно. — Что случилось? — тихо спросил Билл у подошедшего Майка. — Я не знаю, — испуганно ответил тот. Она зашла, а потом, спустя минут двадцать... Вот. Фиона завела Лизу в её комнату, отмахнувшись и от Джессики, и от остальных. Дверь захлопнулась. Проследив за ними напряжённым взглядом, Билл вернул его на Майка. Мама — не отец, и точно не навредит Лизе, к тому же у них довольно тёплые отношения, так что за сестру Билл не переживал, хотя все ещё оставалось вопросом, что случилось. Такая реакция была крайне нетипичной для сестры. — А ты чего? — Билл провёл пальцами по щеке близнеца. Он тоже плакал, это было видно по покрасневшим глазам. — Не знаю... Она просто разговаривает так... Билл понимающе кивнул. В какие-то моменты ему тоже хотелось плакать, ведь услышать такой мягкий и поддерживающий тон от взрослого человека было большой редкостью. — Может, Лиза тоже из-за этого? Поэтому без агрессии? — Спросил Билл, задумчиво глядя на дверь её комнаты. Майк пожал плечами

***

Аделаида села в машину и откинулась на спинку сиденья, доставая звонивший уже минуту телефон. Было уже около двух часов ночи, она проследила за тем, чтобы Амина благополучно добралась до комнаты, и теперь собиралась ехать домой спать, но, судя по всему, кто-то знал, или думал, что в это время она ещё не спит. Хотя могла бы, учитывая, что на работе она с пяти утра. Каждый день. На экране высветилось имя одного из журналистов, и Стасевич, скривившись, ответила: — Алло? — Добрый день, Аделаида Эдуардовна! — раздался в динамике нарочито бодрый голос, — Арсений Шеничков беспокоит, от телеканала... — Я поняла, — прервала она, прижимая телефон к уху и заводя машину. Этот человек был ей знаком. — Слышали, на Реймонов второе заявление в службу опеки и попечительства подано и уже были предприняты меры, возможно дело придадут огласке. Хотите ли как-то прокомментировать, или, может быть, присоединиться к заявлению? — Я комментариев не даю. До свидания, — Стасевич сбросила трубку и тут же набрала другой номер. — Да, Аделаида Эдуардовна? — точно таким же журналистски-бодрым голосом ответила девушка. Аделаида вздохнула, не понимая, почему в такое время никто ещё не спит и все, в кого не плюнь, на рабочем месте. — Здравствуй, Анечка, — она поставила телефон в держатель и включила громкую связь, выезжая с парковки, — Что с Реймонами? — Вы по поводу проверки? — девушка зашелестела бумагами. — Ну, видимо да, — вздохнула она. — Заявление подано вашим травматологом, и до этого антидопинговым агентством. Первое поставили в очередь, на второе среагировали экстренно, — снова послышался шелест бумаги. — Так, а в итоге что? — Проверили. Бумаги заполнили, с детьми поговорили. — И? — Ну... — шелест бумаги прекратился, — Дома чисто, еды нет, но говорят, что заказывают доставку, почти у каждого из детей отдельная комната, есть одежда, техника дорогая. Доход у родителей высокий, налоги платят. Детям с заболеванием оказывается медицинская помощь, все документы на руках, в медицинских картах ничего подозрительного нет, по переломам и травмам показания детей и родителей, допрошенных отдельно, не отличаются. Когда дети были не усыновленные, а под опекой, наши коллеги часто к ним заходили, и тогда иногда были некоторые вопросы, по поводу травм на теле детей. Там разбиралась полиция, родители невиновны. — А с самими детьми что? — По словам психолога, нервные. У старшей девочки случился срыв во время диалога. Старшие дети, кроме Майка, отказались от судебно-медицинской экспертизы, но они имеют на это право. — А младшие? — Младшие пройдут её завтра, родители подписали согласие. — Ну и что в итоге то?! Какой прогноз — лишат, ограничат? Мне что журналистам говорить? — раздражённо спросила Аделаида. — Лучше ничего не говорите. По прогнозу не могу сказать, но скорее всего будут опрашивать соседей, учителей и тренеров, так что будьте готовы, что к вам приедут. Пока основания лишать или ограничивать в родительских правах нет. — Поняла тебя, спасибо, — Аделаида сбросила вызов. Остановившись на светофоре рядом с Невским, она взглянула в боковое окно. Начал капать мелкий дождь.

***

Юлиан проснулся в четыре утра от того, что его мягко потрясли за плечо. — М?... — из позы эмбриона он перевернулся на спину и открыл один глаз. Он не сразу вспомнил где находится и сначала подумал, что это Женя, но.... — Вставай, — Аделаида, уже в домашнем спортивном костюме, стояла рядом. — Щас... — Юлиан потянулся и накинул одеяло себе на плечи. — Не "щас", а вставай. — Сколько времени? — сонно пробормотал Юлиан. — Четыре, — тренер недовольно взглянула на часы. — А чего так рано? Тренировка в восемь, — фигурист зевнул, явно не собираясь подниматься. — Юлиан, — угрожающе произнесла она, и ему пришлось подняться.

***

— Проходи, располагайся, — Аделаида пропустила его вперёд. Они уже приехали в комплекс. Было всего половина шестого утра... — Зачем..? — Юлиан был абсолютно сбит с толку. Индивидуальных тренировок у него сегодня не было, общая должна была начаться еще не скоро. — Поговорить с тобой хочу, — невозмутимо произнесла она, проходя вперёд и садясь на стул, — Пятьсот отжиманий. — Что?! — Юлиан уже совсем ничего не понимал. — Вперёд. Все ещё сбитый с толку Ковальчук подчинился, и после первого его отжимания, она начала говорить: — Знакома ли тебе такая вещь, как спортивная этика? — Блин... — Юлиан мгновенно понял в чем дело. — Отвечай на вопросы, — она строго взглянула на ученика, — И отжимания продолжай, в твоих интересах сделать это быстрее. — Знакома, — со вздохом произнёс Юлиан, делая второе. — Да, а я что-то не заметила. Что это было на интервью? Юлиан промолчал, отжимаясь. Это не было ложью, но стоило ли такое говорить? — А почему сейчас? — Вышло вчера вечером. Полмиллиона просмотров, Юлиан, и это за ночь. Ты не абы кому это интервью даешь, это популярное издание. — А что я должен был сказать? Меня спросили, я ответил! — с трудом проговорил он. Отжиматься и спорить одновременно было сложно. — Тебе не пять лет, чтобы ты бездумно отвечал на все вопросы. Ты на лекциях что делал, спал? — Нет... — Я-то почему об этом впервые слышу? Почему ты решил рассказать об этом на всю страну, подставив и меня, а не подойти? Почему, раз проблема такая большая, я слышала только про Билла? Он один умеет разговаривать? — Извините, — пробурчал он. — И ещё, Юлиан, — Аделаида вздохнула, — Тимур пока слишком маленький, как минимум ментально, чтобы так отвечать за свои действия. Ты пока сам ещё ребёнок и, видимо, этого не понимаешь. Интернет все помнит. Да, Тимур заслуживает наказания, но заслуживает ли он пожизненных плевков в спину и травли? Юлиан промолчал. Стало на самом деле стыдно. — Билла уже не травят, потому что причина была спорная. Его травили за выигрыш, и теперь люди одумались и поняли, что это не плохо. Теперь у него огромная фанбаза, которая готова любого вякнувшего в его сторону разорвать на кусочки. Это прошло. Но что теперь будет с Тимуром? Твои обвинения серьёзны, и слов назад не воротишь. Тебе поверят, потому что твоя репутация безупречна, и ты воспользовался ей, чтобы затравить его. — Не хотел я его травить...— прошептал Юлиан. — А чего ты хотел? Ты думаешь общество пожурит его и забудет об этом? Нет, ему до старости будут это припоминать, и он, даже если вырастет хорошим человеком, навсегда в памяти людей останется тем, кем его выставил ты, — она вновь вздохнула, переводя взгляд на окно, — Он сам совершает множество сомнительных поступков, и сам закапывает себя все глубже, в этом ты прав. Но нормально ли обрекать его на жизнь в ненависти? Он всего лишь ребёнок, и он пока не понимает, что творит и к чему это может привести. Но опять же, это как минимум не твоё дело, о чем нам и говорят нормы спортивной этики, которые ты очень грубо нарушил. Не надо подключать к разборкам между Реймоном и Савранским ещё и своих фанатов, и совершенно не обязательно приплетать третьи имена, которые не давали согласие на это. Ты помнишь правило? На интервью о других людях, называя их имена, говоришь либо хорошо, либо ничего. Ты должен уметь гасить каверзные вопросы, в конце концов. — Простите, — ещё раз тихо произнёс Юлиан, вспоминая, что руки уже онемели, а пресс болит от планки, а он не сделал ещё и тридцати отжиманий. — Была б я твоей матерью, Юлиан, была б я твоей матерью, — со вздохом сказала Аделаида, отворачиваясь. — А вы почти, — Юлиан выдавил улыбку, делая двадцать седьмое отжимание. — Ты сейчас подлизываешься или нарываешься? — она повернулась обратно к ученику. — Констатирую факт.

***

Жизнь не изменилась. Всё было так же, как раньше, но Биллу казалось, что всё кончилось. Что шанс на другую жизнь был так близко, нужно было всего лишь произнести вслух то, о чем он думал, но... Билл сам захлопнул эту дверь. Так же поступили его братья и сестры. Билл пришёл на тренировку за час до неё, потому что находиться дома было невыносимо. Но и здесь тоже. Он не мог зайти в раздевалку и отчаянно не желал никого видеть. Ведь они теперь всё знают. Всё, что он пытался скрыть так долго, и на протяжении последних пяти лет ему удавалось. Сначала Тимур, заявивший о синяках на всеуслышание, потом отец, подтвердивший это. Билл был уверен, что это слышали все. Ничто теперь не будет как раньше. Билл не сможет строить из себя того, кого строил до этого. Не доходя до раздевалки, он присел на диван и уставился в пол, пытаясь совладать с желанием сбежать. Только вот бежать было некуда. Некуда пойти. — Эй? — услышал он оклик Юлиана. Тот вышел из одного из маленьких залов. Вслед за ним вышла Аделаида Эдуардовна. Поздоровавшись с Биллом, она ушла в сторону тренерской. — Привет, — Билл отвёл глаза, складывая руки на груди, — Что с тобой? — Устал немного, — Юлиан неловко усмехнулся, тяжело дыша. Он и правда был весь красный и мокрый, а волосы кудрявились ещё сильнее, как будто он не расчесывался, и по дороге сюда попал под дождь. Юлиан сел на диван и откинулся на его спинку, устало выдыхая. Руки и пресс горели, но Юлиан гордился тем, что справился, несмотря на проступок, за который и пришлось так расплачиваться. — У тебя была индивидуалка? Так рано? — Билл аккуратно присел рядом с ним. Удивительно, но от Юлиана сбежать не хотелось. — Нет. Я поступил не очень хорошо, и... В общем, наказан. Пятьсот отжиманий, но я выжил, — Юлиан устало рассмеялся. — Ты всегда такой веселый? — недоверчиво спросил Билл. — Нет, не всегда, — Юлиан сел. Руки протестующе заныли, — Ты как после вчерашнего? Болело сильно? Аллергия не пошла? Билл неопределённо повёл плечами. После заживляющего крема было получше, а после приезда опеки он и вовсе забыл об этом, как о чём-то совершенно незначительном. — Пойдём? — поняв, что Билл не хочет об этом разговаривать, Юлиан кивнул в сторону раздевалок. Билл покачал головой, — Что такое? — Не хочу с ними. — С кем? — С ними... — решил не пояснять Билл. — А со мной? — уточнил Юлиан. — С тобой нормально. — Пойдём тогда, переоденешься, пока они не пришли, потом можно будет уйти, — Юлиан встал и протянул ему руку. Мышцы вновь протестующе заныли. — Ладно... Пошли, — Билл улыбнулся уголками губ и взял его за руку. Уже переодевшись, Билл проверил лезвия на коньках. Скоро нужно будет заточить. — Женя ещё спал, когда ты ушёл? — внезапно спросил Билл. — Я не в общаге ночевал,— Юлиан пожал плечами. — А где? — Билл отставил коньки в сторону. Первым занятием все равно был тренажёрный зал. — Ну, в общем, Женя вчера сильно выпил... Из-за ситуации с тобой. Были разборки, они с Тимуром сцепились, а я не хотел оставаться в одной комнате с ним, когда он в таком состоянии. Приехала Аделаида Эдуардовна, она меня забрала, я ночевал у неё. — Понятно, — Билл кивнул, — Ты часто у неё ночуешь? — Нет, вообще редко. Раньше чаще был, ну и в двенадцать лет как-то пару месяцев провёл у неё дома, потому что было очень плохо, — Юлиан усмехнулся. — Плохо?..— Билл начал вспоминать. Насколько он видел, Юлиан всегда был в том состоянии, в котором сейчас, всегда шутил, улыбался, иногда дурачился, был в центре внимания и событий, всегда окружён друзьями. И Билл никак не мог припомнить такой его депрессивный эпизод, — Почему плохо? — Ну... Это не важно, — Юлиан обезоруживающе улыбнулся. — Привет, — тихо произнёс Влад, заходя в раздевалку. Билл мгновенно замолчал. — Привет. Ты где вчера был? Ты что, плакал? — Юлиан подошёл к нему и положил руку ему на щеку, поднимая лицо к себе. — Нет... Нет-нет, все в порядке. Глаза красные, да? — Влад быстро заморгал, и Юлиан отпустил его, поджимая губы. Влад быстро отошёл к своему шкафчику. — Ты где был вчера? Что случилось? — Юлиан проводил его обеспокоенным взглядом. Билл достал наушники, делая вид, что ему нет никакого дела. Но ничего не включил, наблюдая. — Это неважно... Знаешь... — Влад замер, не поворачиваясь, — думаю, будет лучше, если я уйду. — Куда? — спросил появившийся в дверях Руслан. Влад вздохнул, а Билл все же вытащил наушники, не скрывая интерес и некоторое беспокойство. — Не знаю. Попробую к Морозовой, у неё вроде тоже есть общежитие, но это в Москве... К Родионовой не выйдет, к Барсукову тоже, мне жить там негде. К Симоновой не пойду... — Станчиков вздохнул. Глаза уже нещадно слезились и от пелены он уже не видел ничего перед собой. Он замолчал, стараясь не расплакаться и смочь донести до них то, что он хотел сказать, — возможно придётся бросить все и вернуться к Кострому. — Как так? Почему? — Юлиан привлёк его к себе и посадил рядом на лавочку. — Я не могу больше, — слезы контролировать не вышло, и они двумя дорожками потекли по щекам Станчикова, — Я не могу больше здесь оставаться.