Таблетка

Каток с их домом находился на одной стороне Невы, и это было удобно. Как минимум тем, что добраться домой можно было, даже выйдя с тренировки в час ночи. Так что мосты им никак не мешали. Сейчас было не так уж и поздно, на набережной все ещё были люди: компании подростков, одинокие люди с собаками, семейные пары с колясками. Билл равнодушно взглянул в их сторону, даже не поворачивая головы. Он давно уже понял, что никогда не сможет вот так гулять и ни о чем не думать, и уже не расстраивался по этому поводу. По-настоящему счастливым он чувствовал себя на льду. И потом, на пьедестале. Ради этого можно было пожертвовать прогулками. Он слишком рано понял, что совмещать не выйдет — либо друзья и свободное время, либо победы, известность и любимое дело. И он выбрал второе, больше не оглядываясь на первый вариант. Гуляющие сейчас люди не так устают. Они ходят в школу и на работу, некоторые и на две, чтобы прокормить семью. Но вечером у них есть силы пойти гулять на набережную. Билл тоже мог бы. Если бы не валился с ног от усталости. Единственное, где он мог отдохнуть по-настоящему — отпуск в мае-июне. С июля начинались сборы, усиленные тренировки, подготовка к сезону, там же контрольные прокаты и первые соревнования.

***

Дверь близнецам открыла Лиза. Молча пропустила их внутрь. Выражение её лица Майк сразу счёл странным и забеспокоился. Лиза была явно не тем человеком, который расстраивался по мелочам, да и вообще задеть её было сложно. Сейчас же сестра была мрачнее тучи. Билл же слишком устал для того, чтобы определять какое у кого настроение. Лиза молча указала Майку на его комнату и тот был вынужден подчиниться. Когда он ушёл, девушка повернулась к Биллу: — Отец не извинился? И не вернул ничего? Билл покачал головой. — Он не может так с тобой обращаться, это не нормально,— Лиза агрессивно выдохнула,— Мы найдём способ, я обещаю тебе. Ещё хоть одно слово в твою сторону и я доведу себя протестом до голодной смерти. Никто тебя не посмеет тронуть,— Тихо произнесла она. Обычно Лиза решала вопросы другими методами, более радикальными. Человек со сломанным носом или выкрученными руками на контакт шёл легче. Она и сама понимала, что это плохо, но проблемы с агрессией, начавшиеся в раннем детстве, до сих пор давали о себе знать. Но именно эти проблемы давали ей преимущество в драках — маленькая худенькая девочка становилась опасной даже для взрослых, и только потому, что у неё напрочь отсутствовал страх. Его и обычно сложно было вызвать, но в такие моменты в голове что-то переключалось и она не контролировала себя. Барьеров в голове больше не было. Именно тех, которые не дают людям откусить себе мизинец, как морковку, хотя физически человек на это способен, и не дают сильно ударить противника, опасаясь причинить ему сильную боль. Так у всех, но не у Лизы. Её лечили у психиатра, она пила таблетки, и, годам к двенадцати, научилась сдерживать себя. Стала спокойнее. Но до сих пор дралась. А сейчас появилась проблема — с отцом не прокатит. Билл вздохнул и стиснул её в объятиях сильнее. С ней он чувствовал себя безопаснее.

***

Майк зашёл к брату в комнату, когда тот уже вышел из душа и был готов ложиться спать. Майк уже тоже был в пижаме. Он мог бы остаться у себя, но чувствовал, что они сейчас друг другу необходимы. Билл переодевался, но при виде Майка тут же прикрылся футболкой. Майк поджал губы. Да, он не хотел смотреть на страшные синяки, которые, на самом деле, только-только начали заживать, Билл уже просто привык к боли. Но ещё больше он не хотел, чтобы Билл этого стеснялся. — Ну не надо.. Я уже все видел,— Негромко произнёс Майк, закрывая дверь на защёлку. Билл молча вздохнул и подошёл к кровати, сразу же ложась на неё. Майк юркнул к нему под одеяло и выключил пультом свет. — Таблетки выпил?— Послышался усталый голос рядом. — Конечно.. Я больше никогда не забуду...— Внезапно накатила грусть и глаза защипало. Ведь если бы не эти таблетки, не произошло бы всего того, что произошло. И нервных клеток у Билла осталось бы намного больше чем одна, которая сейчас держалась из последних сил. Майк подвинулся ближе, прикладываясь к плечу брата и ощущая щекой тёплую кожу. Немного подождав, он аккуратно, чтобы не причинить боли, впихнул коленку между бёдер Билла и обвил его грудь руками. Так стало ещё теплее. — Я люблю тебя. И буду рядом, что бы ни случилось, хоть и толку от меня нет,— тихо сказал Майк, уже не надеясь, что Билл его услышит. Тот провалился в сон сразу, как выключился свет.

***

Пять утра. Майк проснулся, но сам не понял отчего. Он не захотел вновь ложиться и засыпать, и будить Билла тоже не хотел. Просто спокойно полежать с ним рядом, раз уж так повезло. Билл не позволял себе валяться в кровати даже в отпуск, и поэтому уловить момент, когда тот лежит, спит и ничем не занят, было довольно сложно. Сегодня именно тот день. Майк осторожно высвободил руку и снял резинку с его волос, ведь Билл, видимо, так замотался вечером, что забыл сделать даже это. Вновь хмурая погода за окном, но, благодаря апрелю, уже светло. Дождь не шёл, но на окне были капли, ещё не успевшие соскользнуть вниз. В комнате мрачновато и тихо, но, самое главное — спокойно. Майк осторожно, чтобы не разбудить переплел свои пальцы с расслабленными во сне пальцами Билла. А потом потянулся и погладил его по волосам второй рукой, и в этот момент случайно задел его локтем так, что Билл проснулся. — М? — Поднявшись на локте, подросток протёр сонные глаза рукой,— Я проспал? — Нет, спи, будильника ещё не было. Билл кивнул, все так же не открывая глаз до конца и рухнул назад на подушку, мгновенно снова проваливаясь в сон. Майк же заснуть заново не смог. Аккуратно поднявшись, он вышел из комнаты и направился в ванную. Дома все ещё спали. Он был рад, что сегодня ночь прошла спокойно и его кошмары заимели совесть и не показались сегодня. Биллу нужно было отдохнуть. Выйдя уже после принятия душа, Майк заметил отца, стоящего в дверях кухни и облокотившегося на косяк. — Доброе утро...— Произнёс Майк, не слишком понимая, что он здесь делает. Выглядел он как человек, не спавший вовсе. — Билл спит? — Устало спросил он, даже забыв поздороваться. — Спит.. У нас тренировки сегодня нет. — Нет или снова выходной дали? — Нет... — Ясно,— Он зашёл обратно на кухню, а Майк, пожав плечами, ушёл к себе одеваться.

***

Первая тренировка фигуристов была в три часа дня. Не успели они переодеться, как в мужскую раздевалку зашёл их хореограф: — Взвешивание сегодня. Фигуристы с ужасом переглянулись. Их не предупреждали, а забыть такое страшное событие всем сразу было просто невозможно. — Даниил Романович... Почему сегодня, по расписанию через две недели... — промямлил Влад. Он был младшим мальчиком в группе, хоть и всего на год младше близнецов. Тот пожал плечами: — Я не знаю. Мне сказали вам сообщить — я сообщил.

***

— Преображенская, сорок семь,— Аделаида с осуждением взглянула на девочку, сошедшую с весов. — Многовато, не кажется, при росте метр пятьдесят пять? Взвешивание было адом для фигуристов. За весом следили строго. А в этот раз их позвали незапланированно. Яна с Аней, как обычно, стояли рядом, ожидая своей очереди. Это было страшно. Руки Гончаровой дрожали, хоть к ней придирались не так — у неё сильные мышцы, даже если немного наберёт, то ничего страшного. А вот Аня, Диана, Эрика, Вероника и другие под эту категорию не попадали. Да и в одном белье стоять было холодно и некомфортно. В этот раз Аня с Вероникой знали — к ним появятся вопросы. Ведь обычно перед такими взвешиваниями был извечный ритуал — слабительное, два пальца в рот и на голод на пару дней. Помогали, три-четыре килограмма уходило. Правда возвращались они мгновенно. — Медейко. Диана вышла и встала на весы, жутко волнуясь. В свои восемнадцать Диана уже имела статус двукратной чемпионки мира и выиграла Олимпиаду восемнадцатого года. Казалось бы, прошла все круги ада, но взвешивание до сих пор холодило кожу, как и в пятнадцать — перед первой в жизни Олимпиадой. — Сорок три. Могло бы быть и лучше, но в целом молодец. Вавилова. Девочка вышла, и немного помедлила перед весами, опасаясь на них вставать. — Ну. Они тебя не съедят, давай. Эрика закрыла глаза, чтобы не видеть. — Тридцать пять. Отлично, даже меньше положенного. Дальше, Калашникова. Аня вышла от остальных, взглянув на Яну и будто бы прощаясь с ней. — Сорок шесть. Откуда? — Тренер строго взглянула на неё и Аня вся сжалась. — Анна Алексеевна, как же так вышло? Семь килограмм за месяц, а на вид ничего не поменялось, — Аделаида взглянула на медсестру, та только обеспокоеннно покачала головой. — Вместе с Серафимой останешься. Воронцова! Желудок будто бы ухнул вниз с высоты птичьего полёта, и Веронике ничего не оставалось делать, кроме как медленно подойти к весам. Она их ненавидела больше всего в жизни. — Сорок пять. Норма твоя сорок два, в прошлый раз пришла — тридцать семь, а после сразу убежала в туалет, соврав нам, что затошнило от волнения. Остаёшься. Аделаида Эдуардовна уже была разозлена. И кивнула в сторону отдельной лавочки с Аней и Симой. Неслышно всхлипнув, девочка отошла к ним. — Ахметова. Девочка подошла к весам, тяжело вздохнув. — Сорок один. Должно быть сорок. Как поступим? — Простите... Девочка отвела глаза и обняла себя руками. Холодно и некомфортно без одежды. Мадина была мусульманкой — она привыкла, что покрыта даже голова. Но тренер неумолимо показала на лавочку к "провинившимся". — Гончарова. Стараясь не думать о цифрах, девочка сжала кулаки и направилась к весам уверенным шагом. — Сорок два. Молодец. Яна кивнула, облегченно вздохнув. — Апелинская. Она уже успела подойти и просто встала на место Гончаровой. — Тридцать три. Ровно, молодец. Леонова. Юниорки подошли сразу вдвоём. Тая и Амина. — Я сказала Леонова. Вишневская, шаг в сторону. Все бы так охотно на весы бежали. Двадцать восемь. Вишневская? Двадцать три. Хорошо. Фигуристки закончились, и Аделаида взглянула на лавку. — Так, одеваемся. Калашникова, Преображенская, Ахметова и Воронцова — ждать в коридоре, никуда не уходить. Остальные свободны, зовите мальчиков. Она махнула рукой, а девушки, как только оделись, вышли. Через минут пять зашли фигуристы. — Раздеваться? — Уточнил Женя, уже стягивая футболку. — Можешь в одежде, но ничего вычитать я не буду. Давай, Жень. Золотарёву, как практически самому старшему в группе, уже стыдно было бояться простого взвешивания, но желудок все равно сжимался. За вес выгоняли. — Шестьдесят девять. Хорошо. Руслан? Руслан со вздохом подошёл ближе. — Тоже шестьдесят девять, для тебя много. Думаешь, раз один раз Олимпиаду выиграл — можно за собой не следить? Это не мышцы,— Она довольно сильно щипнула его за бок, заставив поморщиться от боли,— Ты прыгать не сможешь скоро. Акселя уже нет, скоро от риттбергера ничего не останется. Вышел,— Она кивнула ему на ту же лавку, на которой сидели девочки. Он попадал сюда уже не впервые — предрасположенность к набору веса, и все тут. До прошлой Олимпиады он вынужден был голодать, лишь бы держать вес на отметке в шестьдесят. — Ковальчук? Юлиан был уверен, что вес не изменился. С тех пор, как он перестал расти — вес не менялся, что бы он с ним не делал. Мог питаться водой неделю, или съесть шестнадцать тысяч калорий, все равно сильно это на нем не отражалось из-за быстрого метаболизма. — Пятьдесят пять. Стабильно. Конница. Ярослав боялся жутко. Знал, что набрал вес. — Тоже пятьдесят пять. Много. Ему тоже светила злосчастная лавочка. — Билл. Он подошёл так, будто не боялся. На самом деле, он знал, что цифра будет ниже нормы. — Сорок три. Маловато. Что ел сегодня? — Ничего... Билл отвёл глаза. — Вчера вечером? — Ничего.. Билл уже приготовился отхватить за эту несанкционированную голодовку, но тренер, похоже, была озабочена другими. — Днем? — Гречку с яблоком.. — Ладно, свободен будешь со всеми, но поговорим потом. Майк? Билл удивлённо на неё взглянул. Даже не отругает? Младший из близнецов подошёл к весам. Вообще, Майк был платником и мог не взвешиваться, но решил, что тоже придёт. — Тридцать восемь,— Взглянув на его вес, она нахмурилась, и взглянула на молчавшую все это время Елизавету Константиновну. Она пожала плечами, — Катастрофически мало. К врачу бегом, сегодня не занимаешься. Станчиков. — Пятьдесят? Вы с Реймонами одного роста,— Она кивнула на близнецов и вновь строго на него посмотрела, — Четыре килограмма откуда? Влада отправили к остальным провинившимся, Майка к медсестре "в срочном порядке", остальных отпустили. — Зовите девочек, — Аделаида кивнула в сторону двери, сложив руки на груди. Все оказалось хуже, чем она ожидала, а стоило всего-то не предупредить их об этом. Казалось бы, старшеклассники и взрослые люди, но а получается хуже, чем с юниорами. Выходя из зала, Юлиан поддерживающе обнял Аню и Серафиму. Девочки тоже зашли и фигуристы уже сели вместе. У всех, как у одного — руки на коленях, взгляд опущен. Половина группы не прошла внезапную проверку. — Что делать-то будем? Преображенская, Казанцев, вы особенно. Не первый раз уже здесь. — Мы позавтракали утром...— Неуверенно произнёс Руслан. — Вместе что-ли позавтракали? Чего ты за всех говоришь? Чего ел сегодня? — Блинчики,— неуверенно произнес он. — Блинчики? А ты их заслужил, скажи мне пожалуйста? — Тренер подошла ближе и наклонилась к нему,— Ты, может быть, выиграл что-то? Нет. Давно уже не выигрывал. А знаешь почему? Потому что блинчики. Преображенская. Девочка вздрогнула и повернула на неё голову. — А ты? Блинчики вместе с ним ела? — Нет...— Тихо сказала она. Серафима имела довольно мягкий характер и уже готова была заплакать, а головомойка только началась. — Чем завтракала? — Ничем... Фигуристка опустила глаза. Аня накрыла её руку своей и тут же поймала строгий взгляд тренера. — Правда? А что такого ты сожрала вчера, раз после ночи натощак у тебя лишний вес? — Простите.. — Ты на Олимпиаде тоже скажешь "простите", когда внезапно в платье не влезешь и ото льда не оторвешься? Позорище. Хоть грамм лишний будет на следующей проверке — выгоню отсюда. Понятно? Жирдяям в фигурном катании не место. У нас конкурс сто человек на место, а вы, вместо того, чтобы доказать мне и всему миру, что достойны здесь учиться, вот так меня позорите? Преображенская! — Её жёсткий тот заставлял сжиматься даже тех, на кого гнев сейчас направлен не был. — Простите...— Сима обняла себя руками, глаза уже застилала пелена слез. Через секунду она просто заплакала, уткнувшись в сложенные на коленях руки. — Калашникова. И Воронцова тоже. Это что такое? Что за резкие скачки веса? Таблетки пьёте? За ложь вылетите отсюда, я предупредила. Аня медленно кивнула за двоих, Ника же впилась в её руку так, будто бы это чём-то ей поможет. — Зачем? Только больше наберёте. Думаете, я вас за это по головке поглажу? Семь килограммов разница, Аня. Это зависимость? — Нет.. Я не каждый день, только перед взвешиванием... — К диетологу пойдете обе. Ещё раз узнаю о том, что что-то принимаете не по предписанию врача — вылетите. Это ясно? Аня кивнула. Вероника, поняв, что от неё тоже ждут ответа, смогла выдавить из себя: — Ясно.. Тренер вновь переключилась. — Ахметова. Килограмм — это много. И ты должна это понимать. За мешковатой одеждой лишний вес прекрасно скрывается, но гравитацию не обманешь. Уйдут твои четверные, а ты ещё даже не во взрослых. То же самое. Вылетишь отсюда, если это повторится. Она закивала, прижимаясь ближе к Нике. Ярик находился опасно близко. — Конница. И так не блещешь. Ещё и вес наберешь, и будешь выглядеть как корова, поставленная на коньки. Что на завтрак ел? — Бутерброды.. От её красноречивого взгляда захотелось спрятаться за старшими, но за спиной только стена. — Бутерброды? У одного блинчики, у другого бутерброды.. Третий сливочное масло ложками есть будет и халвой заедать?! Вы обалдели? Вам не кажется, что не заслужили вы такой роскоши, а? Реймон с Ковальчуком что-то ни блины, ни бутерброды не едят. А они чемпионы. Связь не видите, нет? Ярик сделал неопределённый кивок головой, не зная, какой ответ будет правильным. — Влад,— Тренер переключила внимание на юниора, и фигурист облегченно выдохнул,— Что ел сегодня? Он уже понял, что правду отвечать нельзя точно, за неё сгрызут и косточек не оставят. — Овсянку.. — Четыре килограмма овсянки ты съел? Норма твоя сорок шесть. Думаешь, выиграл первенство — и все, отдыхаем и забиваем на себя? По тебе видно, что разжирел,— Она оглядела всю скамейку провинившихся,— Я вот чего понять не могу, дорогие мои. На запланированных — все ровненько и чистенько, как будто взятку весам дали. Стоило один раз не предупредить, так половина группы овсянки переела. Сейчас всех исключу, и дело с концом. Преображенская, прекрати реветь сейчас же. Кто виноват в том, что вы жиром заплываете, я?! — Она раздражённо обернулась на всхлипывающую девочку, но та не смогла взять себя в руки так быстро. — Значит так,— Она вернула взгляд назад,— Следующее взвешивание будет так же, без предупреждения. И если, не дай бог, у кого-то из вас будет малейшее отклонение по весу — вы мгновенно вылетаете. Это ясно? Фигуристы кивнули. — С глаз моих вон. Хореография через пятнадцать минут.

***

— Тридцать восемь... Боже ты мой...— Шёпотом приговаривала медсестра, меряя давление Майку,— Как же так вышло, ребёнок? Тебя не кормят? Булочку будешь? Майк неловко отказался. Он просто забил на еду в последнее время и вес начал сам быстро уходить. — Низкое. Я скажу, тебя с тренировки отпустят. Майк кивнул, даже не удивившись. Бывали и скачки давления, и голодные обмороки. — Покушай только дома, ладно?

***

— Мне кажется ещё немного, и она их сгрызет,— Нервно усмехнулся Женя, подпирая стенку возле двери в зал. Никто не ушёл. — Не смешно,— Яна нервно постукивала ногой по полу. Обе ее подруги сейчас были там и ещё неизвестно в каком состоянии выйдут, — У тебя чего случилось? — Она повернула голову на Билла. Тот скучающе рассматривал пол в коридоре, не спеша садиться рядом с Юлианом на свободное место на лавочке. — В плане? — Чего похудел внезапно? Или кто-то сказал, что взвешивание будет? — Нет. Просто время нервное,— Отрезал он, не горя желанием разговаривать дальше. Про Майка она не спрашивала. Тот обладал особенностью, которую мечтали получить множество танцоров, фигуристов и гимнасток — вес его стремился к нулю каждый раз, когда ему это позволяли. Майк мог не есть днями, пока его не заставят, или просто забывать об этом, даже в "хорошие" дни. Аделаида вышла первая. — А чего мы тут стоим? У вас хореография через пять минут,— Сложив руки на груди, она оглядела всю группу строгим взглядом. — Вы никого не выгоните? — Мрачно спросила Яна, исподлобья, но отчаянно глядя на тренера. — Нет. Пока что никого. Они все живы, целы и здоровы. Не надо на меня смотреть так, будто я их там убила,— Тренер качнула головой. Конечно, все запугивания о том, что лишний килограмм может стать причиной для исключения, были бредом. Особенно это касалось чемпионов — Ани, Симы, Руслана, даже Влада — никто не станет выгонять за лёгкий перебор учентков, приносящих медали с Чемпионатов Мира. *** Серафима все ещё рыдала и еле-еле переставляла ноги, Юлиан обнимал её за плечо, остальные шли сзади. Аня с Вероникой сцепили руки так сильно, что костяшки пальцев побелели. Мальчики шли просто хмурые. Последняя вышла Мадина, опасаясь даже небольшой группы. Поняв, что сейчас начнётся, Билл вышел в соседний коридор, направляясь к раздевалкам. Хореография, опаздывать нельзя даже если твою бабушку сбила машина. Даниил Романович Беляев — хореограф, казалось, был человеком без эмпатии и подростки были очень рады, что он ведет у них не растяжку.

***

— Гран-плие, Деми-плие, Оранже. Руку закрыли. Преображенская, ты долго рыдать будешь? — Он выключил музыку и взглянул на левый станок, где Серафима еле сдерживалась, чтобы снова не расплакаться,— Раздражает, если честно. Что у тебя случилось, умер кто-то? Она помотала головой, сняв уже обе руки со станка и зажимая глаза. — А что? Весы показали восемьдесят? Так это жрать надо меньше, чего теперь рыдаешь? Тебя не отчислили пока ещё. Но скажу сразу, нытикам не место в большом спорте. На тебя не так посмотришь — и все, уже рыдаем? А что на соревнованиях происходит? Не зря я туда не прихожу, да? Истерику устраиваешь и бросаешься на судей? Вся группа молчала, и кроме голоса хореографа слышен был только еле сдерживаемый плач Серафимы. Слова Даниила Романовича не успокоили, стало только хуже. Яна сочувствующего на неё взглянула, но не могла ничего сделать. Ей бы тоже влетело по первое число. — Ясно все, вышла отсюда. Всю группу сбиваешь,— Он помахал рукой в сторону двери, цыкнул языком. Когда за ней дверь закрылась, он вновь включил музыку. — Адажио, готовимся. Но музыка снова замолкла спустя минуту. — Реймон. Билл вздрогнул, услышав обращение к себе. — Ты что вообще делаешь? Поднимать ногу нужно на сто пятьдесят градусов, а не девяносто. Выворотно,— Подойдя, он с силой развернул его бедро, заставляя Билла зашипеть от боли. Честно говоря, он мог бы и сам. Кожа на бёдрах и выше натягивалась и болела. По уже зажившим следам казалось, будто бы кожа сейчас порвётся,— Поднимай. Сам. Остальные так и остаёмся, вам полезно. Мышц ни у кого нет, фигуристы называется. Держать на сто восемьдесят легко, на тридцать, сорок пять, но от девяноста до ста шестидесяти начинался ад. Мышцы мгновенно затекали. — У тебя программы состоят из прыжков и махов ногами в разные стороны, ты почему не держишь? Сейчас ещё час так постоим, потренируемся. Опорную ногу выпрями, внутрь не заваливайся, где твоя хваленая выворотность? Носок дотяни. Помучив ещё пять минут, хореограф решил, что с него хватит и перешёл к другим.

***

— Со свободной ногой что?! Спину ты выпрямлять не пробовал на выезде, нет?! Слабо взгляд поднять? На льду ничего интересного нет! Во вращение переход должен быть! Увидев, что у Билла ещё и центровка улетела, она стукнула рукой по бортику и отвернулась. — Бесполезно. Все, хватит, — Она замахала рукой и выключила музыку на колонке через телефон,— Давай, с глаз моих. Станчиков, произвольную ещё раз. Влад выехал на середину, тяжело вздохнув. Аделаида Эдуардовна уже была очень зла, и казалось, что была готова закидать любого, допустившего малейшую ошибку, чехлами от коньков. А припечатывали они больно, некоторые фигуристы не раз убеждались в этом сами. Влад был ещё юниором, и пятнадцать ему должно исполниться только в мае. В произвольной у него было всего три четверных прыжка, и ко взрослому сезону их количество планировали увеличить. Но даже с таким набором и лишь двойным акселем он смог взять бронзу на юниорском чемпионате мире и золото финала Гран-при. Аделаида смотрела на его прокат довольно скептически. "Добавить ещё один волчок, дорожку усложнить, четверной Флип выучить..." Весь прогон она молчала, поджав губы. Даже ругать было не за что, да и смысла в этом пока маловато. Влад имел большой потенциал, но его что-то сдерживало. Осталось понять что именно. Билл стоял на льду возле бортика и не мог отдышаться после своей программы. Для него произвольная Влада казалась такой легкотней, которую он мог откатать десять раз подряд и не запыхаться. И ведь дают по сто семьдесят. За двойной-то аксель!

***

— Можно я пятерной попробую? — Внезапно спросил Билл, перебив тренера. Она замолчала и задумчиво взглянула на ученика. Билл уже смотрел на них по высоте с помощью специальных приспособлений, и горел желанием пробовать. Правда до этого ему такого не разрешали. — Вы же сами говорили, у меня запас на четверных! И рекорд по высоте у меня,— Билл решил идти на все, что угодно, чтобы доказать тренеру и всем остальным, что он не бесполезный. И что эта "травма" не сделала его хуже. Аделаида Эдуардовна вздохнула и потерла виски пальцами. Пятерные прыжки считались невозможными. Слишком большую нужно набрать скорость и слишком сильно сгруппироваться для этого. Зависнуть в воздухе на пару секунд. Человеческое тело просто на такое не способно. А для подростка хрупкого телосложения такие попытки могли стать последними в карьере. Слишком уж больно, высоко и с размахом с них получатся падения. Реймон же уже в который раз собирался бросать вызов гравитации. Одно только его сальто назад на показательных чего стоило... Успешное кстати, но потом ему влетело вообще ото всех. — Пробуй,— Она кивнула ему на каток и мельком взглянула на установленную камеру в углу бортика. Она всегда там была, чтобы было что выкладывать в новостные паблики. Билл разогнался на пятерной лутц, и в последний момент оступился, грохнувшись на лед. Даже на сантиметр не оторвавшись от катка. — Ну и что это было? — Испугался,— Хмуро ответил Билл, поднимаясь на ноги. И так разбитые коленки вновь заныли, как и синяки. Но зашёл на вторую попытку. Тренер этому не удивилась — Билл мог прыгать до посинения. И мешать ему не было смысла. Вторая попытка была не лучше. Билл вытер перчаткой выступившие от резкой боли слезы и вновь поднялся. — Ты бы лучше тулуп сначала попробовал, или сальхов. И надень защиту дополнительную.

***

Седьмая попытка, безуспешно. Да и глупо было ждать, что все вот так получится. Испробованы были все виды прыжков — Тулуп, Сальхов, Флип, Риттбергер, Лутц и даже Аксель. Пять оборотов, а в случае акселя пять с половиной, никак не успевали докручиваться. И сил на это катастрофически не хватало. — Пойдём,— Тренер схватила его за плечо и развернула к себе,— Хватит, у тебя уже силы на исходе. Я все понимаю, но это невозможно. — Вы мне про аксель так же говорили. И девочкам про четверные,— Билл поджал губы. — Давай так. Сегодня, — тренер выделила слово интонацией, — это невозможно. Ты не прыгнешь, как бы не старался. И ты уже не маленький ребёнок, чтобы я тебе это объясняла. Пойдём.

***

— Привет,— Билл зашёл в палату. Как и ожидалось — нога у соперника была сломана. — Реймон? — Тимур удивился так, что даже не съязвил с порога. — Да. Привет ещё раз,— Билл прошёл внутрь и вручил Тимуру в руки коробку, а сам сел на стул рядом с койкой. — Абрикосовая пастила... И как ты узнал? — Тимур с недоверием посмотрел в глаза Биллу. — Ну, я мог бы сказать, что просто слишком хорошо тебя знаю, но нет, я просто спросил у Вероники,— Билл усмехнулся, глядя на его лицо. С него можно было просто картины писать, настолько много эмоций оно сейчас выражало. — Ты общался с Никой? — Ревнуешь? Не бойся, она меня у тебя не уведёт. — Иди нахер,— Выдохнул Савранский, но принялся рассматривать коробку. — Твоя любимая, так? — Она отравлена что-ли?..— Поведение бывшего соперника вызывало дикий диссонанс в голове. Разве после всего того, что было, Билл не должен его ненавидеть? — Нет. Можешь не есть, если не хочешь,— Билл пожал плечами все ещё с улыбкой. — И зачем? Что ты от меня хочешь? — Тимур повернулся на него. — Да так. Проведать решил, все же я косвенно виноват в твоей травме. Хотя ты собирался нанести её мне, правильно? — Не поверишь, это реально была случайность. Если бы я хотел тебя повредить, то сделал бы это без ущерба для себя,— Мрачно проговорил он, отворачиваясь к окну. — И все же, что это было? Тимур раздражённо выдохнул, прежде чем ответить: — Я тебя не заметил. Мелкий слишком, и с бортиком сливаешься. Билл хихикнул, но ничего не сказал. — Ты просто поиздеваться пришёл? — Теперь бросишь? Уйдёшь из спорта? — Уйду. Ты так об этом мечтаешь? Тимур не хотел уходить. Но уже понимал, что нужно было делать это раньше, на пике. Остался бы в памяти людей самым талантливым юниором в России, а не неудачником, не успевшим выйти на взрослый уровень. — Я? Нет. Ты мне давно не конкурент, признай уже. Я объективно сильнее. Спорить будешь? — Нет,— Мрачно ответил Тимур. — Может повернешься ко мне? — А может тебе сплясать ещё? — Ответил тот, но все же развернулся. — А я пятерные попробовал,— Резко сменил тему Билл, будто и правда решил поиздеваться. — Ну ты пробуй, пробуй. Завтра в соседней палате окажешься,— Тимур улыбнулся, впервые за весь разговор. — Ага. И раз уж ты пока к кровати прикован, не убежишь и драться не станешь, можешь ответить мне на пару вопросов? — Билл все ещё держал дистанцию, опасаясь подходить слишком близко. — Ну давай свои вопросы. — Почему ты отталкиваешь всех от себя? Сразу, с порога. Со мной сразу начал ругаться, Юлиана на три буквы раз пять послал в первый день. Зачем это все? — Потому что вы вдвоём меня раздражаете, что непонятного? — Тимур закатил глаза, — Я занимался с раннего детства, вы пришли уже даже не в начальной школе. И сразу встали для тренера на ступеньку выше меня. Тебе самому не было бы обидно? — Савранский говорил уже спокойно и с безразличием. Последний мост сожжён, в спорт он уже не вернётся, а даже если постарается, то никогда не восстановит четверные и уже не будет занимать верхнюю ступень пьедестала. — Наверное было бы... Но я ведь тоже не в десять первый раз на коньки встал. И занимался много, только в Краснодаре. Когда я сюда приехал, нас с Майком даже брать не хотели сначала,— Билл задумчиво на него взглянул, — Мне тебя постоянно в пример ставили. Ты же чемпионом был в детстве. А потом на меня очень много негатива обрушилось, после того чемпионата в двадцатом году. Твои фанаты были готовы меня просто разорвать. — Я помню,— Мрачно перебил его Тимур. Конечно, он помнил. Именно ему это нравилось, именно он подливал масло в огонь ненависти. — Ну так и зачем ты перестал стараться? Тимур, я честно не понимаю,— Билл поднял голову и встретился с ним взглядом,— У тебя талант был, фанаты, медали.. Ты по национальности кто? — Странный вопрос. Русский я. — М... А по расе? Тимур не понимал, чего Реймон от него хочет, но решил ответить: — Не знаю. Мама дагестанка, отец наполовину то ли кавказец, то ли азербайджанец, не помню, — Тимур поморщился. — Предрасположенность,— Подтвердил Билл свои мысли,— У азиатов с фигурным катанием проблем меньше. Как у афроамериканцев с атлетикой. Замечал? — Да,— Ответил тот, но потом добавил,— А ты кто? Билл с улыбкой развёл руками: — Если по внешности смотреть, то русский, если по телосложению, то не очень. При рождении фамилия на -ский, поэтому может я и из Польши. — А какая? Фамилия,— Тимур пытался скрыть заинтересованность, но получилось плохо. — Окуневский вроде. Но это не точно,— Реймон пожал плечами. Помолчав с минуту, Савранский все же заговорил: — Ненавижу, когда кто-то меня обходит. Прямо руки опускаются после этого. А ты ещё и побеждать продолжил во время травли, совсем из колеи выбил. Билл хотел что-то на это ответить, но Тимур перебил: — Ты лишил меня мечты и разрушил всю мою жизнь. И я никогда тебя за это не прощу. Билл вздохнул. — Время,— Произнесла медсестра и вышла. Билл встал со стула. — Стой.. Вероника собиралась прийти? — Тимур остановил его. — Не знаю, мы не общаемся. А что, не приходила?— Билл обернулся. Это было странно. В группе все знали о том, что Тимур с Вероникой друг к другу неровно дышат и Билл был уверен, что она приходила едва ли не по два раза в день. — Представь себе нет, ты первый. Ко мне только мать зашла один раз,— Обиженно произнёс он, и Билл подавил в себе желание улыбнуться. Савранский был целиком и полностью сам виноват. — Ладно.. Пока. — Реймон. Билл обернулся ещё раз. — Я все ещё тебя ненавижу. И спасибо. Билл улыбнулся и кивнул, выходя из палаты.