
Метки
Драма
Психология
Романтика
Hurt/Comfort
Ангст
Нецензурная лексика
Забота / Поддержка
Кровь / Травмы
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Насилие
Жестокость
Кинки / Фетиши
Твинцест
Нездоровые отношения
Воспоминания
Психические расстройства
Петтинг
Телесные наказания
Элементы гета
Подростки
Насилие над детьми
Спорт
Семьи
Астма
Нездоровые механизмы преодоления
Приемные семьи
Фигурное катание
Воспитательная порка
Расстройства аутистического спектра
Наказания
Описание
Звук лезвий коньков по льду. Абсолютно пустые и тёмные трибуны, уходящие ввысь на миллионы километров, к звёздам. Туда, на тот уровень, где находились нынешние звезды фигурного катания. На ту высоту, на которую они поднимались, скручивая четверные прыжки и на ту недосягаемую первую ступень пьедестала.
Скольжение на правой ноге, выпад и переход на левую, мах — первый оборот в воздухе, второй, третий, четвертый, приземление...! Зубец конька попадает в выемку на льду.
Примечания
Заведомо недостоверные данные по ФК.
Дисклеймер 1.12.23: работа ни к чему не призывает и ничего не пропагандирует. Насилие, инцест, слеш и все остальное — плохо. Автор максимально осуждает спорные моменты, происходящие в работе.
Дисклеймер номер два: мнение персонажей ≠ мнение автора. Автор ни к чему не призывает, не поддерживает и осуждает многие действия героев.
❗Внимание. "Таблетка" является первой частью цикла работ "Твёрже, чем лёд"❗
ТГК: https://t.me/Nastyasha_cute
2. Не разводить тут шоу-бизнес
01 января 2021, 03:12
В это утро солнце — довольно редкое явление в северной столице — сильно раздражало. Глаза болели неимоверно, и зрение резко ухудшилось.
Когда Билл наконец продрал глаза и взглянул на часы, то сначала испугался. Было уже около одиннадцати утра. Он никогда не спал так долго, и даже в редкие выходные вскакивал не позже восьми утра, за редкими исключениями.
Дайко и Мандаринка лежали в ногах и мирно посапывали. Видимо, Джессика выпустила их ночью.
У Реймонов было шесть щенков померанских шпицев. Их взяли несколько месяцев назад, и с первого дня пушистики завоевали всеобщую любовь. Билл тоже очень любил их, но не всегда были силы и время играть с ними.
Билл еле-как смог подняться, уже вспомнив, что было вчера, и хорошего настроения это ему не добавляло. Нужно было хоть как-то одеться и сходить в душ, но и первое, и второе довольно проблематично: белья свободного кроя у него вообще не было. Билл носил только бесшовные боксеры, в которых удобно тренироваться и выступать, и без них он ходить не привык. И душ пропустить не мог. Мало того, что вчера было довольно плохо, вечером в душ не ходил, так ещё и спал он в футболке. Чувствовал себя грязным. Но это, наверняка, будет ещё одной пыткой.
Неаккуратный из-за боли подъем разбудил собак, и Билл принялся гладить их, понемногу чувствуя, как хотя-бы в этот конкретный момент становится чуть более психически уравновешен.
В комнате было зеркало, и все следы он рассмотреть успел, пока решался. Никакой реакции, кроме тяжелого вздоха, у него это не вызвало. Билл предполагал, что оно будет именно так. Краснота не прошла, но теперь кожа была не алой, а багрово-фиолетовой. И след от пряжки, конечно же.
Обезболивающее он выпил в двойной дозе, чтоб уж наверняка. Может, хоть так будет легче.
Билл вышел из комнаты, и тут же перед его лицом пронеслись младшие близняшки, на бегу здороваясь. Билл практически сразу метнулся к ванной и запер дверь. Врежутся еще, а весь словарь русского мата им знать ещё рановато.
Олли и Келли — Олеся и Кайла, если полными именами — тоже были однояйцевыми близнецами, но уже родными детьми. Они учились в пятом классе, занимались волейболом, и зачастую на дух друг друга не переносили.
Отражение в зеркале вызвало у Билла только ироничную улыбку. Кошмар какой...
Глаза не открывались до конца, и их все ещё щипало от соли, в мешки под глазами можно было картошку складировать, в целом бледный как сама смерть, но это его обычное состояние. Сначала он думал воспользоваться консилером, а потом забил на это. Какая уже разница?
Непривычно тёплая вода обожгла так, будто на него вылили лаву. Мгновенно Билл выключил воду и зажмурился, борясь с желанием заплакать снова. Хотя, лучше уж в душе, чем где-нибудь на кухне. В ледяной воде было хорошо, но как только он её выключал, жжение начиналось по-новой.
***
Спустя примерно час, кое-как помывшись, Билл вышел и побрёл на кухню. Влажные волосы он оставил распущенными, и не стал даже феном сушить. Вообще уже было плевать, скажите спасибо, что полотенцем вытер. — Доброе утро, — отец делал вид, что ничего не произошло, продолжая есть свою яичницу. Билл не ответил, мрачно пройдя мимо него к холодильнику. Огонёк, сидящий напротив отца, помахал ему рукой и принялся за свою овсянку. Видимо, эти двое только проснулись. А вот мама на работе. Семилетний Огонёк — младший ребенок в семье. Имя, которым его назвали, очень часто вводило людей в ступор, но на самом деле его звали Агний, а Огоньком называли из-за ассоциации. Однажды его так назвала маленькая Лаура, и прозвище прочно за ним закрепилось. — Доброе утро. У тебя через час съёмка,— произнес отец, как ни в чем ни бывало. Подросток выдохнул, все ещё не поворачиваясь к нему лицом и доставая из холодильника банановое молоко без сахара. — Ага, — Билл включил кофемашину и залил молоко в кружку. От обиды защипало в носу. После того, что было вчера он разговаривает так, будто ничего не было, хотя Биллу даже двигаться больно? — В шесть у тебя фотосессия, в девять индивидуалка. Индивидуалка. Билл лишь вздохнул. Ну да, именно сегодня, в его, так-то, законный выходной, почему бы и нет.***
— Ты куда? — Майк вышел в коридор, когда Билл уже собирался выходить. Отец уже ждал в машине. Билл выглядел заспанным и разбитым, будто не спал всю ночь. Майк проплакал всю ночь. Он не знал как справиться с эмоциями, а приходить к Биллу и будить его казалось чем-то уж совершенно некрасивым. — Съёмка,— устало ответил Билл. Майк застыл, чувствуя холод в его голосе. Все же обижается? Он подошёл ближе. — Больно? — неуверенно спросил Майк, будто боясь услышать ответ. — Больно, — Билл вышел в подъезд, хлопнув дверью, казалось, черезчур сильно. Он не обижался на Майка и не винил его в произошедшем, но сейчас было вообще не до выбирания тона, с которым он будет говорить. Хотелось либо наорать, либо расплакаться.***
— Раз, два, три, руку, ну! Ты чего вялый такой сегодня? Давай-давай. Фигурист упал, недокрутив тройной сальхов. Вновь алая пелена боли перед глазами. И если до этого момента, когда кожа натягивалась, а натягивалась она вообще на каждом элементе и при любом телодвижении, он держался, то сейчас слезы сдержать не вышло. Поднялся машинально, даже не осознавая этого. Он уже просто плакал, закрыв лицо руками, и тренер это увидела. Тренером была Аделаида Эдуардовна Стасевич. Это была стройная женщина средних лет с черными волосами до плеч и строгим взглядом. Билл был не единственным чемпионом среди учеников ее штаба — в их группе тренировались даже победители прошлых олимпиад, и другие спортсмены, чьи титулы были довольно внушительными. — Ты чего? Подъедь,— произнесла она, нахмурившись. Билл послушался. Он хотел бы мгновенно успокоиться и проглотить все это, но плечи уже дрожали, слезы текли и всхлипы пробивались наружу. — Что случилось? Так больно? — она и вправду забеспокоилась, потому что объективных причин для слез не было. Особенно для слез такого, как Билл, который давно привык к падениям. — Так, выходи со льда, — скомандовала тренер, не дождавшись ответа. Могло ли это быть новым нервным срывом или эмоциональным выгоранием, которое вполне закономерно могло настигнуть спортсмена его уровня? Не похоже. Билл вытер слезы, хоть это и было бесполезно, и подъехал к бортику. Аделаида ещё с самого начала заметила сильную скованность в его движениях. И заплаканные глаза, но не сильно придала этому значения. — Успокоился? — спросила она, когда Билл, по ощущениям, уже мог говорить. Билл всхлипнул и вытер слезы рукавом водолазки. Кивнул. — Что случилось? — Ничего... Все хорошо. — Уверен? — она скептично подняла брови,— Я так и вижу, что у тебя всё отлично. Судя по твоим движениям, ты как минимум с переломом катаешься. Пришлось рассказать. Заниматься дальше он и вправду не мог, отмахнуться от вопроса и снова пойти на лёд казалось хуже смертной казни. — Так, тренировка окончена,— Прикрыв глаза, она недовольно вздохнула, думая, что с этим делать. Чемпионат Мира позади, и слава богу, теперь перерыв не смертелен, — Домой иди, такси сам вызовешь? Билл закивал и начал развязывать коньки, присев на корточки, но очень аккуратно. Аделаида только покачала головой. Обычно в воспитание в семьях учеников она не вмешивалась, но это было уже слишком. Раз Билл, который обычно не жаловался и с травмами откатывал программы, плачет от боли, значит его реально покалечили. В душ Билл, естественно, не пошёл. Мало ли кто там может быть, да и вода опять обожжет. Он максимально аккуратно переоделся в обычную одежду и вышел на ночную улицу. Футболка липла к коже, и от этого становилось противно. Скорей бы домой...***
Дверь ему открыл Майк и тут же налетел, обнимая. Билл слабо приобнял в ответ. — Ты как? Ничего не болит? Как прошло все? — Майк выглядел не очень хорошо. Будто долго не спал или плакал. — Я устал, Солнце... — Билл погладил его по голове и быстро чмокнул в губы. Отец вышел из комнаты в коридор, прервав братьев и заставив Билла тяжело вздохнуть. Вот уж кого он точно видеть не хотел. — А ты что здесь делаешь? У тебя тренировка ещё час должна идти, — он явно был чем-то раздражён. — Тебе Аделаида Эдуардовна не звонила? Она меня отпустила раньше, — отстранённо произнёс подросток, безразлично уводя взгляд на вешалку. — В том то и дело, что звонила. Мало того, что ты за Майком не следишь, так теперь ещё и тренируешься "на отвали"? У тебя никакой травмы нет, это вообще не повод уходить. Майк неуверенно взял брата за руку, поглаживая ладонь подушечками пальцев. Ему было плохо ночью, было плохо весь день, несколько раз случались приступы, он плакал, и отец начал винить во всём Билла, что делало Майку ещё больнее. Он просто хотел, чтобы все было хорошо, как раньше. Отец подошёл ближе: — Телефон. Билл молча отдал, не встречаясь с ним взглядами. — И всю остальную технику. На месяц. Билл замешкался на секунду, но резко рванул в подъезд. Хотелось сбежать, куда угодно, но подальше из этого дурдома. Отец жёстко схватил за локоть и развернул его уже на лестнице. Билл попытался вырваться, но это было абсолютно бесполезно. Отец все ещё оставался в несколько раз сильнее, а сбежать Билл не смог бы, потому что двигаться было больно. Следы заныли и Билл вновь подавил желание расплакаться. Снова. — Давай без фокусов. Мне брата твоего хватило по горло. Куда собрался среди ночи, в участок захотел? Мне опека здесь не нужна,— отец безапелляционно втащил его в квартиру. Брата... Билла как будто окатили ледяной водой. Отец точно имел ввиду Алекса — своего первого родного сына, старше близнецов на одиннадцать лет. Проблема была только в том, что его имя было чуть ли не запретным в их семье. Алекс был очень проблемным подростком. Когда родители решили взять несколько детей из детдома, в добавок к Райли, который тогда был младенцем, четырнадцатилетний Алекс был не в восторге. С ним родители были ещё жёстче, чем с нынешними детьми, и он начал отыгрываться на младших. А в восемнадцать уехал из дома. Наутро после его дня рождения родители обнаружили отсутствие его вещей, пропажу некоторой суммы денег с карты мамы и записку о том, что искать его не нужно и звонить тоже не стоит — в момент прочтения записки он, скорее всего, уже выкинул симку и обзавелся новой. Семилетний тогда Билл ещё ничего не понял, как и остальные дети. Его побег сильной трагедией не стал — отец успокоил маму тем, что Алекс уже взрослый и принял решение. Его никто и не пытался искать, хотя, если бы отец захотел, точно нашел бы его, причем в тот же день. После этого семья никогда о нем не слышала. Старшие дети иногда заводили разговор о том, что с ним сейчас. Возможно, переехал в другой город или страну, нашел работу, завел семью? Или спился, сел в тюрьму, пошел по кривой дорожке? Никто не знал.***
В коридоре, вместе с перепуганным до чёртиков Майком, стояла мама. Фиона Реймон, в отличие от мужа, была русской. В последние несколько лет она целиком ушла развивать свой уже довольно успешный бизнес и редко появлялась дома, оставив детей на воспитание Мейсону. Он, в отличие от жены, работал продюссером детей и занимался ими. — Что происходит? — спросила она, откладывая взятый в руки фен, чтобы высушить волосы после душа. На ней был шелковый черный халат, темные влажные волосы струились по плечам. — Ничего,— Мейсон втащил Билла в квартиру и запер дверь,— Издержки воспитания. Билл молча разделся, не встречаясь взглядом ни с кем из присутствующих. Обидно было жутко, он злился, но ничего не мог с этим поделать. Билл знал, что если он не видит братьев и сестер — это ещё не значит, что их нет. На него сейчас смотрит несколько пар глаз минимум. Он ведь не рассматривал обстановку и не искал глаза по всей огромной квартире, а шум явно привлек всех тех, кто был в этот момент без наушников. Билл быстро зашёл в комнату и хлопнул дверью.***
После трудного приёма душа, Билл зашёл в комнату к Майку и, весь измотанный, залез к нему под одеяло. — Что ж ты ледяной-то такой...— Прошептал он, получше укутывая и себя, и спящего брата. Майк спал уже долго, и, судя по позе и тому, как он сжимал в руках край одеяла, уснул в крайне нервном состоянии.***
Наступило новое серое утро. Билл поднялся с кровати, выпил ещё несколько таблеток обезболивающих, чтобы нормально функционировать, и хотел было пойти в душ, но там было занято. И ещё очередь. Из-за неё Билл даже в обычные дни, когда перед школой не нужно было на тренировки, вставал раньше остальных, чтобы успеть. В семье одиннадцать человек, а ванная всего одна. Правда и в самую рань иногда приходилось чуть ли не драться с Джессикой за право первым пойти мыться. Ей-то ещё каждое утро нужно было гулять с собаками. Лиза и Лаура подпирали стенку с телефонами в руках. Билл сонно кивнул им в приветствие, девочки поздоровались в ответ. Билл видел, что им неловко ровно так же, как и ему. Было шесть утра. Биллу с Майком нужно было на общую тренировку, Лизе — на станок, Лауре ехать на конкурс в область, а в ванной, видимо, была Джессика. В остальном в доме стояла тишина, нарушаемая только звуком воды из душа и тем, как на кухне возились щенки, добывая себе проход к мисочкам через своих сиблингов-пушистиков.***
Близнецы зашли в комплекс и направились к раздевалкам. Они пришли довольно рано, пока ещё никого не было. Никого, кроме... Тимур молча переодевался в одиночестве, когда Билл и Майк зашли в раздевалку. Билл недовольно вздохнул и открыл свой шкафчик, доставая тренировочную одежду. Майк последовал его примеру. Тимур Савранский — это имя Билл не желал бы слышать никогда. Они враждовали. Точнее, Тимур ненавидел его, а Билл вынужден был защищаться ответной агрессией. "У Билла Реймона нет шансов стать Олимпийским чемпионом" "Баллы на ЮЧМ были слишком завышены. Разбор программы Билла Реймона" "Феномен фигурного катания или ребенок с купленными медалями?" "Тимур Савранский должен был выиграть, золото по праву принадлежит ему" Билл помнил все заголовки, все заявления известных людей, так или иначе связанных с фигурным катанием и простых знаменитостей с длинным языком, решивших поддержать травлю простым: "На первый взгляд далёкого от спорта человека, Тимур катается лучше" В прошлом году отгремел самый скандальный чемпионат Мира среди юниоров за всю историю. Четырнадцатилетние Билл и Тимур отправились туда, и оба были нацелены на победу. Билл выиграл — и это стало его роковой ошибкой. *** — Ненавижу тебя,— прокричал Тимур ему в лицо, как только они вернулись в отель. — Тимур,— отдернула его Аделаида Эдуардовна. — Что? Что "Тимур"? Почему золото отдали ему, он не заслуживает и десятого места! Тимур разревелся уже вслух. Его трясло так, что это было больше похоже на приступ эпилепсии или предсмертную агонию. Тимур не мог успокоиться ещё с КиКа, когда увидел свою оценку и цифру "2" в графе итогового места. Билл выиграл. И мир Тимура рухнул вместе с этим. — Так, пойдем,— Аделаида настойчиво взяла ребенка за плечи и увела, велев оставшимся двум ученикам — Биллу и Владу — расходиться по комнатам. Влад, занявший третье место, неловко взглянул на Билла и прошмыгнул в свой номер. А Билл так и остался стоять посреди коридора, не понимая, в чем он виноват. Билл слышал истерику Тимура в соседнем номере до самой ночи. Он смог заснуть лишь после нескольких таблеток успокоительного, и только после этого тренер зашла к Биллу. Он сидел на кровати в позе лотоса. Билл только что разговаривал по телефону с Майком — тот не смог поехать с ним на чемпионат, потому что сильно болел. Радоваться золоту было практически невозможно, когда на протяжении всего вечера слышишь эти звуки. — Ну ты как? — Спросила Аделаида, присаживаясь на край кровати. — Нормально, — машинально ответил Билл,— Почему мне почти не хлопали на награждении? Она вздохнула и прикрыла глаза. Разворачивающаяся ситуация не нравилась ей настолько, насколько это было возможно. Тимур имел талант, огромную армию фанатов и совершенно несносный характер. И Аделаида переживала за то, чем это действительно может обернуться для Билла — такого же ребенка, который ни на грамм ни в чем не виноват. — Я не знаю,— честно ответила она,— Главное помни о том, что ты молодец. Ты честно выиграл и не виноват в такой реакции Тимура. Он такой человек и на тебе это не должно отражаться.***
Отразилось. Тренер ещё не догадывалась, насколько сильно это отразилось на нем в дальнейшем. Билла возненавидели абсолютно все — болельщики, журналисты, судьи. Тимур ненавидел открыто, не стесняясь показывать этого, а остальные фигуристы группы предпочитали не лезть, чтобы не навлечь на себя его гнев. Тимур имел больше фанатов. Он и правда — на тот момент, ведь сейчас ситуация повернулась на сто восемьдесят градусов — лучше катался. Он имел красивую внешность — смугловатая чистая кожа, темные волосы, почти черные глаза, рост чуть выше, чем у Билла, и почти идеальные параметры. Билл тоже был красив, но проблема в том, что его красота — не совсем традиционная. Не все люди относительно консервативной страны готовы принять феминную внешность у мальчика. За длинные волосы Билл отхватывал хейт волнами, но с завидной регулярностью — как только темы заканчивались, консервативная публика начинала проезжаться по внешности. Правда, звать его в модели из-за этого не перестали. Прошел год, но Тимур никак не мог отпустить ситуацию. После проигрыша он часто плакал и на пару недель вообще прекратил ходить на тренировки. Он доводил себя до больниц и нервных судорог, говорил, что покончит с собой, что больше не хочет жить. Все это освещалось в СМИ. И ещё сильнее укрепляло всеобщую ненависть к Биллу. Билл вышел из юниоров сразу, как только ему это в порядке исключения разрешил международный союз конькобежцев — в только что исполненные пятнадцать лет, фактически на год раньше положенного. А вот Тимур идти дальше не смог. Этот год он, хоть и был на полгода старше Билла, оставался в юниорах и даже так перестал занимать места. В этом обвинили депрессию и Билла, как ее виновника.***
— Сначала по стандарту, простые, двойные, тройные. Потом беговая дорожка и отработка прыжковых элементов. Всем понятно? Берём скакалки. В отличие от первых месяцев в большом спорте, сейчас эти пятьсот прыжков на скакалке не казались чём-то мега-сложным для Билла. Так, разминочка. Майк так не считал. Для него эта разминка была уже полноценной тренировкой, особенно дыхательной, да такой, что он не мог выполнить ее даже наполовину. Поэтому за ним никто и не следил — "сделай как сможешь, главное не перетрудись". Майк был платником, а поэтому его не гоняли так, как, например Билла, который учился тут на бюджете. Боковым зрением Билл вновь поймал на себе взгляд Юлиана. Юлиан Ковальчук был старше на полтора года, и через пару месяцев, в июне, ему должно было стукнуть семнадцать. Любимец публики и очень жизнерадостный мальчик — улыбка никогда не сходила с его лица, даже после того, как четыре года назад он потерял единственного родного человека — бабушку. Семьи у Юлиана, как минимум по его словам, не было, а опекунство взяла на себя их тренер. Ковальчук имел идеально чистую кожу, темные карие глаза, и сравнительно высокий для их группы рост — метр семьдесят. Билл знал точные цифры, и все остальные тоже их знали — взвешивания и измерения роста проходили не наедине и цифры объявлялись достаточно громко. Если запоминать, можно всегда быть в курсе. Юлиан был одним из самых талантливых фигуристов в группе. Их часто сравнивали с Тимуром на этой почве. Они даже по внешности были похожи: темно-шоколадного цвета волосы, кожа на оттенок темнее, чем обычно, по телосложению и росту они к этому году почти сравнялись — Юлиан был выше всего на пару сантиметров. И, все-таки, внимательный взгляд отличия найдет, и скажет, что ничуть они не похожи: волосы Юлиана были немного светлее, длиннее и волнистые. Тимур был метисом — смесью двух рас, а Юлиан — якутом. Азиатский разрез глаз выделялся у обоих не так сильно, как это можно было бы представить. Главным различием был характер — они были совершенной противоположностью друг другу. Но узнать это можно было лишь зная их вне камер. На публике они оба вели себя, как милые мальчики, обожающие фанатов и всех людей вокруг, и исключительно вежливые, но если Юлиан и в повседневной жизни был таковым, то Тимур кардинально менялся. Впрочем, ничего удивительного в таком поведении на публику не было — они все вели себя именно так. Медийный образ фигуриста просто обязан был быть чистым и непорочным, и влезать в скандалы всегда было себе дороже. Билл с Тимуром вот, влезли. Аделаида Эдуардовна учила их этому на теоретических занятиях, уделяя этому почти столько же внимания, сколько было уделено антидопинговым правилам. И отца Билла, который был крайне своеобразным человеком, настоятельно просила "не разводить тут шоу-бизнес" и не превращать спорт в скандалы, интриги и расследования. В одно мгновение Билл пожалел, что встал в первом ряду. По верхней части бёдра прилетело скакалкой и его откинуло этим ударом на шведские стенки. В глазах потемнело от боли — удар пришёлся прямо на один из больших синяков. Все практически сразу прекратили прыжки, с непониманием смотря на него, а потом на того, кто стоял за ним. — Что происходит? — Спокойно спросила тренер, подходя к месту происшествия. Билл пытался восстановить хотя бы зрение, хватаясь за перекладину. Ноги не держали. — Аделаида Эдуардовна, я случайно...— Эрика прижала руки с зажатой в них скакалкой к себе, явно не понимая, что именно она сделала. — Что случайно? — Вновь спросила женщина, решительно не понимая, что случилось. Девочка пожала плечами. Выйдя из ступора, Майк бросил скакалку и кинулся к брату. Он не знал, что произошло, но точно был уверен, что должен быть рядом. — На два шага назад, все, продолжаем. Фигуристы послушались, почти синхронно шагнув к противоположной стене. Благо зал большой. Аделаида же вслед за Майком подошла к Биллу и взяла его за плечи. — Что. У тебя. Случилось? — Спокойно и медленно спросила она. Подросток уже почти вернулся в нормальное состояние и повернул на неё голову. — Меня скакалкой ударили.. — По синякам попали? Билл кивнул, надеясь, что никто из одногруппников этого не слышал. Но они были заняты упражнением. — Обезболивающее нужно? — Нет, все хорошо.. Боль уже на самом деле утихла, и Билл считал, что готов продолжить. Майк же не знал куда себя деть, стоя рядом и прижимая руки к груди. Что делать он понятия не имел, уйти тоже не мог, и очень переживал за брата. — Давай,— Аделаида кивнула ему на остальных. Билл поднял скакалку и отошёл на прежнее место.