Таблетка

Здесь нельзя быть слабым,

Нельзя быть честным.

Куклы продали душу, чтобы стать успешными.

12 марта 2021 года

— За произвольную программу Билл Реймон получает... Трибуны замерли в ожидании, и Билл сам затаил дыхание. Прокат был историческим, тут не поспоришь, и Билл был почти уверен, что выиграет золото. — Двести двадцать шесть целых и семь сотых баллов! Билл закрыл лицо руками, смеясь от счастья. Да! Это была победа. Триста сорок один целый и тридцать восемь сотых баллов в сумме. Новый мировой рекорд по произвольной программе стал одновременно ещё и мировым рекордом по сумме. Билл Реймон — новый Чемпион Мира!

***

Билл сидел на кухне и чувствовал себя крайне нервно-истощенным после нескольких месяцев тренировок нон-стоп. Влажные после мытья светлые волосы до плеч были заправлены за уши, а молочного цвета кожа приобретала нездоровый оттенок в свете пасмурного неба из окна. А может, дело было не в небе. Сегодня был первый день их с братом импровизированного отпуска — после очередного нервного срыва Билла, вызванного тем, что темп тренировок не сбавлялся после окончания сезона даже с учётом выигранного Чемпионата Мира, а выдерживать по двенадцать часов в день на льду он уже не мог, тренерский штаб решил выдать ему отпуск, больше похожий на больничный. Позади остался довольно успешный сезон — личный и командный чемпионат мира были выиграны так легко, как не побеждал до этого ни один фигурист и ни одна команда. После прошел Кубок Первого Канала, и сезон был завершён официально. Больше турниров, помимо чемпионата штаба — коммерческого турнира, созданного их тренером — Аделаидой Эдуардовной Стасевич — не предвиделось. Ему было всего пятнадцать лет — и это был его первый взрослый сезон, который он завершил так успешно, как только мог. Конечно, он был доволен не всем. К примеру, Чемпионат России и финал серии Гран-при выиграть не получилось, но это ведь не главное? Чемпионат Европы и Мира все равно за ним, а следующий сезон — Олимпийский. И в следующем году Билл станет Олимпийским чемпионом. Обязан им стать. И теперь Билл сидел, пил чай, и не представлял, что ему делать дальше. Весь последний сезон день его состоял из тренировок на износ, сна и снова тренировок на износ. Иногда тренировки заменялись съемками для реклам, интервью или шоу, где он старательно пытался сделать вид, что не измучен. Он почти не посещал школу, хотя через пару месяцев ему нужно было сдавать первые экзамены, как-никак девятый класс. А теперь — выходной. Билл задумался, когда у него последний раз был выходной. Получается, что день после выигранного Чемпионата Мира, примерно пару недель назад. А до этого? Чувство, что никуда не надо, было просто отличным... наверное. Билл просто не знал, что сейчас делать. Это как это так — свободен? — На, поешь хоть,— выйдя из коридора, Лиза положила на стол несколько бумажных пакетов из доставки. Лиза была его младшей сестрой. Младшей, правда, лишь на дате в свидетельстве о рождении, потому что родилась позже всего лишь на месяц. Она, как и все старшие дети в их семье, была приемным ребенком. Лиза была худенькой девочкой, выглядящей младше своего возраста. Относительно короткие изначально светлые волосы были окрашены в небесно-голубой цвет — примерно такого же цвета у нее были глаза. Она училась в балетной академии и делала там большие успехи, но проблем из-за волос было много. — Спасибо,— Билл заглянул в каждый из них и, найдя свой греческий салат, начал есть. Конечно, свободен он был лишь номинально. Сейчас придет отец и обязательно найдет ему применение — того всегда злило то, что дети могут сидеть без дела. Тем не менее, хорошего в ситуации было больше. Да, моральное состояние на самом дне, зато он наконец-то выспался. Проснулся в восемь утра, а не в пять, что уже радует. Правда, теперь пришлось отстоять очередь в душ, которой обычно там не было, ведь все вставали позже. Сегодня было воскресенье, и у всей семьи был если не выходной, то более ослабленный день. Реймоны были многодетной семьёй, состоящей из одиннадцати человек. Самыми старшими из детей были Билл и Майк — пятнадцатилетние близнецы. Майк тоже был фигуристом, но в отличие от звёздного брата не то что на Чемпионате Мира не был, но даже в юниорскую сборную войти не мог. Такая разница обусловливалась тем, что Билл от рождения был здоровым, а вот Майку повезло меньше. У него был порок сердца, астма, непереносимость многих продуктов и психические заболевания, ослабленный иммунитет. Он тренировался в одной группе с Биллом, но в очень щадящем режиме. Никто не смотрел на то, как он посещает тренировки, его не заставляли работать, его почти не ругали. Лаура зашла на кухню, одним движением села на колени, достала из нижнего шкафчика пачку чистых тряпок и швырнула ей в Билла. — Передай Майку, пусть пыль свою сам вытирает. Вот тут уже сидит,— она показала на шею. Агрессивный настрой был виден невооружённым глазом, но оно и понятно — никому бы не понравилось все свободное время проводить за уборкой. А именно этим ее и заставляли заниматься. Лаура была младшей сестрой Билла и пятой по счету в семье, несмотря на то, что была лишь на год младше близнецов. Она единственная в семье не занималась спортом. Композитор, пианистка, художница..! Но, увы и ах, не спортсменка. А значит, по мнению родителей, бесполезная и должна заниматься работой по дому. Она была тоже приемным ребенком, но близким по крови — племянницей матери. После несчастного случая с автомобильной аварией оставшуюся в живых девочку забрала их семья. Поэтому она была намного больше похожа на родителей — у нее были длинные русые волосы, которые Лаура любила заплетать в две косички и кожа чуть темнее. Билл поймал пачку и взглянул на нее. У Майка была аллергия на пыль, поэтому протирать ее нужно было намного чаще, чем приезжал клининг — примерно раз в два дня. — Ладно, — он пожал плечами. — Пыль ему вытирать нельзя,— из-за спины Билла отец забрал тряпки, а потом подошёл к дочери и вручил ей их обратно,— Я уже устал его лечить. Билл мысленно закатил глаза. "Я уже устал его лечить", как будто это делал лично он, а не Билл. Их отец — Мейсон Оливер Реймон — родился в Канаде и все детство провел там. Большую часть жизни он все-таки жил в России и, по гражданству и договоренности с правительством, работая на армию, смог получить звание Генерал-Майора. Сейчас он уже находился в отставке и занимался продюсированием своих детей. Мейсон был довольно жёстким и неэмпатичным человеком, предпочитал довольно жестокие методы воспитания и стремился сделать из каждого своего ребенка мировую звезду. Билл пока был самым успешным его "проектом". — Через два часа едем на съёмки. Подними Майка, он тоже едет, и иди учи историю,— распорядился он. — Что за съёмки? — вздохнув, спросил Билл. Такие вещи планировались сильно заранее, но Билл часто не знал своего расписания, потому что всем занимались отец и менеджеры. — Реклама какого-то телевизора. Вас пофоткают и уедем. — Вдвоем? — Да. Рекламодатели считают, что два одинаковых ребенка в кадре это верх оригинальности и очень мило,— отец включил телефон и перечитал сообщение,— Черные штаны и белые кроссовки, одинаковые у обоих. Верх любой, вам там дадут переодеться. Билл кивнул. Да, глупо было надеяться, что ему дадут отдохнуть.

***

— Просыпайся, — Билл залез на кровать и чмокнул Майка, уже потягивающегося, в губы. Билл любил его больше жизни. Больше, чем фигурное катание. Больше, чем себе это можно представить. Отец сбросил с себя ответственность за ребенка-инвалида — Майка — на Билла, и тот был не против взять ее. Потому что Билл знал методы воспитания отца, и был только рад взять на себя эту роль, чтобы просто спасти его. Они были идентичными близнецами, но различить их было возможно — например, если у Билла волосы доставали до плеч, то у Майка они были короче, лишь до шеи. Билл имел более спортивное телосложение, Майк был выше на сантиметр. Но главным отличием был характер. — Доброе утро, котенок,— Билл обнял его и почувствовал, как Майк сонно обнимает в ответ. Часто по ночам его мучали ночные кошмары. В такие дни Майк приходил в комнату к Биллу, борясь со внутренними демонами, которые сразу затихали, как только он оказывался в теплых объятиях брата. — Таблетки не забудь, как поешь,— Билл встал на носочки и достал упаковку с полочки и вынул блистер, пока Майк смотрел на это напряжённым и заранее виноватым взглядом. Майк сидел на таблетках с раннего детства. Он с рождения болел. От биологических родителей близнецам досталась склонность к шизофрении, проявившаяся у Майка и пока неактивная у Билла. Атипичное РАС, поставленное ещё в раннем детстве, тоже не помогало Майку жить нормальной жизнью. На фоне этого у него начала развиваться депрессия и расстройства пищевого поведения. На данный момент Майк вышел в ремиссию, но таблетки переставать пить было никак нельзя. При всем этом наборе у Майка, Билл был совершенно здоров, как бы ни "старались" биологические родители. Все проблемы, имевшиеся у Билла, были успешно излечены — от отсутствия речи до четырех лет, до гиперактивности и частых истерик. — Билл...— Майк встал и подошёл к нему, а Билл заметил изменения в его поведении и решил пересчитать таблетки. Шесть. Вчера тоже было шесть. — Ты не выпил вечером? — Билл взглянул ему в глаза, и наткнувшись на полное раскаяние во взгляде, достал остальные пять пачек. Во всех было ровно столько, сколько и вчера. — Тебе нужно было выпить шесть таблеток. Почему не выпил? — Билл сложил руки на груди и склонил голову набок. Вопрос так и остался без ответа. Билл молча вздохнул, взял его за руку и потянул на кровать. — Билл, не надо...— негромко попросил Майк. Билл остановился и выразительно на него посмотрел, и Майк опустил взгляд. Заслужил, да. И отказываться не станет. Майк лег животом ему на колени и поерзал, устраиваясь. Страшно не было, но живот скручивало от волнения, как и всегда — Майк никак не мог убедить свое подсознание в том, что опасности нет и защищаться не нужно. Первый шлепок по попе был ожидаем, но Майк все равно вздрогнул. — Лекарства важны,— Билл подкрепил слова ещё одним шлепком,— И пропускать их нельзя. — Про..Ай! Прости,— Выдавил Майк. Дальше шлепки сыпались без остановки. На самом деле, это было не так больно. Лёгкие шлепки ладонью Билла ни в одно сравнение не шли с наказаниями от отца, а потому были намного, намного предпочтительнее. Майк с самого начала не протестовал против самого факта наказаний со стороны Билла. Пусть они и были близнецами, Билл казался намного старше, чем был на самом деле, и Майк был не против подчиняться. Билл взял на себя ответственность за него, за лечение, воспитание, жизнь, хотя был совсем не обязан это делать, и Майк не мог позволить себе не слушаться. Отец не особо хотел тратить время на Майка, считая его бесполезным дополнением к Биллу, и то, что он взял на себя ответственность, было только плюсом. Груз в виде ребенка с недееспособностью можно было считать сброшенным. Через пару минут Майк уже хныкал и ерзал, потому что какими бы лёгкими ни были шлепки, все равно терпеть становилось сложно. — Хочешь что-нибудь сказать, солнышко? — Билл наклонился к нему, останавливаясь и запуская левую руку в волосы Майка. — Да! Да, хочу, — Майк перевел дыхание. — Давай, дыши,— Билл помог ему подняться и сесть на колени, сразу забеспокоившись о том, что такое положение спровоцировало приступ астмы. К счастью, это было не так. Майк быстро оделся и полез обниматься, а Билл с готовностью принял его и обнял в ответ. — Прости, прости пожалуйста, я не буду больше забывать. Я больше не буду. Билл вздохнул и погладил его по спине: — Прощаю. Но ещё раз забудешь — получишь проводом. Майк замер, обдумывая. Проводом? — Билл... Тот отстранился и серьезно заглянул в глаза брату: — Ты должен учиться ответственности. Следующие два дня за приемами таблеток следишь самостоятельно, я влезать в это не буду. Ответить ему Билл не дал, сразу же поцеловав. Ласковые ладони оказались под пижамной футболкой и погладили по бокам, и Майк растаял мгновенно.

***

— Нужно собираться, — сказал Билл, откладывая учебник в сторону. Майк отвлекся от виджета и кивнул. Пока Билл с отцом одевались, Майк боролся со шнурками на кроссовках. Вообще он умел их завязывать, но в некоторые моменты пальцы просто не слушались. — Ты долго копаться собираешься? — недовольно спросил отец,— Билл, помоги ему. — Майк должен сам это сделать, — произнес Билл,— Иначе разучится. — Я сказал, помоги ему. У нас нет времени на это копошение. Недовольно вздохнув, Билл присел на одно колено рядом с близнецом и помог ему завязать шнурки.

***

Черный G-Wagen подъехал к высотному зданию. Билл вышел из машины только после разрешения отца, и помог вылезти Майку. Поднявшись на зеркальном лифте на седьмой этаж, Реймоны вышли и прошли по коридору до нужного офиса. — Проходите-проходите. Чай, кофе? — встретил их невысокий мужчина в костюме. Как только Билл открыл дверь, Майк отшатнулся назад от свалившегося на него резкого шума. Студия представляла собой большое шумное помещение, разделенное на несколько зон. Людей там и тут бегало столько, что казалось, будто они потеряются, как только пройдут дальше порога. Билл протянул Майку вакуумные наушники и, дождавшись, пока он их наденет, крепко взял за руку. — Американо с тремя пакетиками сахара, зерна Эфиопия. Кто у вас тут главный? — Спросил Мейсон, скидывая куртку на вешалку. На фоне хрупких близнецов он выглядел очень внушительно, будучи больше них раза в два по всем параметрам. — Извините, а Эфиопия принципиально? — Да,— отрезал Мейсон. — Прошу прощения, у нас наверное... — Что у вас за заведение такое, что даже зёрен нормальных нет? — спросил Мейсон, наконец глядя на человека. — Прошу прощения, сейчас все найдем,— к ним подошёл человек в костюме и с вежливой улыбкой проводил Мейсона в другой конец студии. — Желаете что-нибудь? — обратился мужчина к близнецам уже с виноватой улыбкой, ожидая услышать что-то похожее. — Я думаю нас уже ждут,— ответил Билл. — Вы приехали немного раньше, но все будет готово через несколько минут. А пока, чай, кофе, соки, мороженое? Билл обернулся и вопросительно посмотрел на Майка. — Можно к... — Нельзя,— Билл мотнул головой,— Таблетки от давления я с собой не взял. — Тогда сок. Клубничный. — Клубничный и апельсиновый,— Билл повернулся к мужчине. — Сейчас все будет,— он улыбнулся и скрылся за снующими туда-сюда людьми, а к близнецам подошла девушка. — Пройдёмте,— она провела их за собой и они оказались в помещении, напоминающем гримерку,— Какой у вас размер одежды, не подскажете? — Два xs по международным, — ответил Билл,— сорок-сорок два, если по русским. Девушка кивнула и принялась рыться в коробке. Коробка была картонная, в половину ее роста, наполненная зелёными футболками, сложенными каждая в прозрачный пакет с указанием размера. Близнецам, тем временем, принесли соки. Майк взял свой и отпил из трубочки. Билл внимательно и напряженно наблюдал за ним. У Майка было много аллергий и Билл всегда опасался за него, когда еду или напитки заказывали не с проверенных сервисов. Мало ли, что они туда кладут, вдруг кто-то в этой организации решил, что добавить мед или сельдерей в клубничный сок — отличная идея? — Нормально? — поинтересовался Билл. Майк кивнул. — Сорок второй самый маленький. Будете мерить? — девушка отдала им с Майком по одной такой футболке. Надев, Билл понял, что она ему большевата, а на Майке вообще висела. За счёт того, что Билл серьезно занимался спортом и имел мышцы, а Майк — почти нет, у близнецов было немного разное телосложение. Девушка подошла ближе, и вооружившись измерительной лентой, отточенным движением за пару секунд обхватила и измерила талию Билла. — Нет, на шестьдесят один у нас размеров нет. Билл развел руками: — Ну а что я сделаю? Проблема с одеждой существовала всегда. Брендовые одежды ещё предоставляли одежду таких размеров, но когда дело доходило до обычных, становилось сложно. Детская одежда не подходила по параметрам, а взрослая была велика. Подростковых отделов иногда не было вовсе. — Берите сорок второй, оверсайз в моде,— сказала девушка и тут же куда-то убежала, а близнецов позвали в гримерку. Майк надел футболку, сняв свою, и подвигал плечами. — Тебе как ? — спросил Билл, пытаясь угадать реакцию по выражению лица. Ткани оставались сложной темой даже после терапии, потому что иногда кожа Майка оказывалась гиперчувствительной, и некоторую одежду он носить просто не мог. — Неприятно,— Майк сморщил нос, и встряхнул руками. — Сильно? Не сильно. — ответил Билл сам на свой вопрос. Было бы сильно неприятно — Майк бы уже не снял. РАС в детстве диагностировали не сразу. Как только Майка взяли под опеку — из-за судебного разбирательства позже, чем Билла — родители не могли понять, что не так с его поведением. Майк был тихим и замкнутым, общался только с Биллом, часто зависал, смотрел в одну точку, не мог носить половину одежды и нормально спать. Он иногда не мог сфокусировать взгляд, а иногда смотрел будто сквозь предметы, совершенно не отличал друг от друга людей — все взрослые и все дети были для него совершенно на одно лицо; исключением всегда был Билл. Симптомы не вписывались в уже диагностированные расстройства и родители начали обращаться к психиатрам. Атипичное расстройство аутистического спектра было диагностировано поздно — в 4 года. Несмотря на расстройство, Майк всегда был очень тактильным. Любил обниматься, обожал сидеть на руках у родителей в детстве. Он все ещё мог среагировать на ткани, но на кожу другого человека — нет. К пятнадцати годам, после долгой терапии и сглаживания симптомов они почти не проявлялись как в детстве.

***

— Спиной к спине, да. Майк поерзал, пытаясь принять удобную позу. Сидеть на твердых поверхностях, на полу в частности, всегда было больно из-за худобы. Билл поджал одну ногу, вторую оставил стоящей на полу и согнутой в колене. А вот Майк растерялся. — Так,— к ним подбежал мужичок средних лет в костюме. Он тщетно постарался вспомнить по какому принципу отличать близнецов,а потом махнул на это рукой и просто спросил, — Тебя как зовут? — Майк, — ответил он. — Майк, отлично. Ножку выпрями. Не эту, другую. И голову склони. А ты, — обратился он к Биллу,— Облокотись на него и голову сверху его головы положи. Да, вот так. Билл быстро принимал нужные позы, а вот Майка в детстве в модельную школу не отдавали. — Отлично. На шпагат садиться умеешь? — спросил он у Билла, когда с позами спина к спине они закончили. Билл фыркнул, но ответил: — Конечно. — Видел вот эти позы у гимнасток? — Мужчина ещё не договорил, а Билл уже понял о чем он,— поперечный шпагат, ложишься вперед и подпереть голову руками. Выученные модельные позы Билл принимал после каждого щелчка камеры. Рука в одном положении, другом, полуразворот, согнуть одну ногу в колене, изменение выражения лица с пафоса на милую улыбку, сделать "кошачьи ушки" пальцами, показать сердечко. С Майком все было сложнее. Он не был таким быстрым, путался в движениях, не знал, куда деться, и стеснялся камеры. — Да сделай ты уже что-нибудь! Нам нужны кадры с вами двумя! — повысил голос на Майка оператор. — Не кричите на него,— предупреждающе сказал Билл. — Я может сам решу, на кого мне кричать, а на кого нет? — возмутился мужчина,— Имею право. — Не имеете, — Билл сложил руки на груди и прищурил глаза. — Будут мне ещё малолетки указывать. — Вам щас за малолеток,— послышался голос Мейсона сзади, — От начальства выговор придет, если не увольнение. Ваша работа — работать с моделями, вот и займитесь. Никто не говорил, что модели будут профессиональными. Это вашей организации нужно, а не мне и уж тем более не им. Я понятно объясняю? Мужчина за камерой проворчал что-то про невоспитанность, но начал подсказывать. Их отпустили примерно через час, сделав пару сотен снимков точно. Билл позвал отца, но увидев, что он не реагирует, подошёл ближе. — Товарищ Генерал-майор, разрешите обратиться! — Билл приложил ребро ладони ко лбу, шутливо отдавая честь. Мейсон поднял глаза. — Куда ты честь отдаешь без головного убора? — Разрешите обратиться! — повторил Билл, но руку убрал. — Чего тебе? — Мы закончили. — Неужели,— отец поднялся и размял спину.

***

— Майк пьет таблетки? — спросил отец, зайдя на кухню. Билл допил травяной чай и поднял глаза. — Надеюсь,— ответил он. Прошло уже два дня с момента заключения "договора", и Билл и правда не напоминал Майку о времени. — В каком смысле "надеюсь"? Это твоя работа, следить за этим. — Мы договорились, что два дня он следит сам,— ответил Билл, решив держать оборону до конца. По вопросам уже было предельно ясно, что его ожидает. — Да ты что? — спросил отец, садясь за стол напротив него,— Шнурки он должен сам завязывать, таблетки сам принимать. Что ещё он должен сделать сам? Это твоя обязанность, которую ты не выполняешь, — отец встал и ушел, а Билл отставил чашку в сторону. Пить резко перехотелось и начало подташнивать от ожидания неизбежного. Спустя две минуты он зашёл в комнату к Майку. Тот сидел на полу в позе лотоса, взгляд был направлен куда-то в ковер. Ковер был белый и пушистый — такой, какой понравился Майку по текстуре. — Майк. — М? — тот обернулся на Билла, вставая с пола. За секунду он почувствовал, что что-то случилось. — Ты пьешь таблетки? — спросил Билл. Майк отвёл взгляд. Врать было невыносимо в любом случае, да и не умел он это делать. — Прости, — прошептал он, садясь на кровать. — Могу я узнать, в чем проблема? — Билл скрестил руки на груди и строго на него взглянул. Майк готов был заплакать. — Прости, я... Прости. Билл подошёл ближе и привлек его к себе, мягко обняв: — Я тебя люблю,— Серьезно произнес он, зная, что Майк боится. Не наказания — того, что расстроил, подвёл, не оправдал ожиданий,— Но хочу узнать. Майк вцепился в него как в последнее спасение. — Расскажи,— попросил Билл. — Я забыл три раза,— Майк прерывисто вздохнул, — Один из них выпил после, но не вовремя. Вместе с другими. Билл погладил его по спине, зацепляясь взглядом за зарядку от телефона, лежащую на тумбочке. Майк отстранился, когда был готов, и сел на кровать, а Билл молча подошёл к розетке и выдернул шнур зарядки от блока питания. Глаза Майка расширились. — Ты же не серьезно..? — спросил он, отодвигаясь, а потом совсем вжимаясь в стену. — Я серьёзно,— ответил Билл и взвесил провод на руке. Он бил очень больно, но при этом тихо, — Выдержишь? Майк задумался, а Билл терпеливо ждал. Он злился на Майка из-за его безответственности, но старался подавить в себе это чувство. Тот ведь не виноват. Но тем не менее привить Майку какую-то ответственность за себя нужно было, а других способов это сделать Билл не знал. В итоге Майк неуверенно кивнул. — Ложись,— Билл кивнул на кровать,— На живот. И раздевайся. — Стой. Стой, подожди,— попросил Майк. Билл приблизился, и Майк поднялся и привстал на колени, чтобы обнять его. — Я рядом,— Билл погладил его по голове. Не то что бы эта информация как-то спасла его от провода, но с этим осознанием ему действительно жилось легче. Майк закивал. Понадобилось ещё минут пять объятий, чтобы собраться с духом, и только после этого он лег на кровать. Билл прикрыл глаза, собираясь с силами. Он искренне не хотел этого делать, но решение уже принял. Раньше он ничем подобным Майка не наказывал, да и сам Майк был непривыкшим к таким жёстким воздействиям. Обычные наказания заканчивались чуть порозовевшей кожей и хныканьем Майка, здесь же все должно было быть серьезнее. Но сделать это было нужно. Таблетки были слишком серьезной темой и пропуск их мог привести к слишком серьезным последствиям для того, чтобы спустить с рук такую халатность или использовать обычное наказание — уже во второй раз. Майк лег на кровать и спустил пижамные штаны с бельем до колен почти уже привычным движением. Билл погладил его по пояснице, видя, что Майк совершенно не осознает то, насколько это будет больно. Он доверяет, и от этого было стыдно. Билл пару раз шлёпнул ладонью, проверяя реакцию и, удостоверившись, что все в порядке, взялся за зарядку. Майк уткнулся лицом в сложенные перед собой руки, чуть вздрогнув на первое воздействие. Пока не очень больно, но страшно. Он предполагал, что это хуже ладони, но провод обжёг в первый раз и Майк задохнулся от резкой волны боли. Мгновенно закрыв руками место удара, он подтянул колени к груди, переворачиваясь на бок и глядя на Билла со смесью боли и ужаса. — Испугался? — спросил Билл, перекладывая провод из правой руки в левую. Хотелось бросить уже это все и начать его жалеть, потому что видеть это и причинять серьезную боль было просто невыносимо, но Билл не мог себе это позволить. Майк понимает такие методы, телесные наказания лучше всего на него действуют, а значит дело нужно довести до конца. — Испугался... — отрешённо то ли ответил, то ли просто повторил Майк,— Сколько? — Не знаю, — Билл честно мотнул головой,— Это впервые, с количеством могу не угадать. Билл вспомнил момент, когда он первый и единственный раз получил проводом — это было шесть лет назад, ещё в Краснодаре, дома у маминых родственников. Билл уже не помнил, в чем заключался проступок, но муж маминой старшей сестры затащил его в свободную комнату и выпорол проводом. Билл помнил, что боль была невероятной и всеобъемлющей, а ещё хуже была обида и оскорблённая гордость. Отец потом разругался с родственниками в пух и прах — сказал, что никто из их "вшивой семейки" не имеет права прикасаться к его детям — и они уехали. Билл не помнил сколько тогда было ударов, потому что, естественно, не счётом занимался в тот момент. Ему было девять — и ремнем его отец пока не наказывал. Майк старше, привыкший уже, да и Билл не собирается лупить его в порыве гнева как попадется. Майк вздохнул и лег обратно. Боль поутихла, но Майк не знал, выдержит ли ещё хотя бы парочку. — Не убью,— Билл присел на одно колено и поцеловал его в висок,— И вреда не причиню. — Я знаю.. Билл вновь встал и провел пальцами по оголенной коже. Удар был средней силы, но все равно чуть ниже середины ягодиц выделялась красная тонкая полоска — след от провода. Майк сжался, но не протестовал. Билл отошел назад и вновь взялся за провод. Ещё один ровный удар. Майк честно старался выдержать, но, когда прилетел третий, Майк пискнул, закрыл ягодицы руками и быстро сел на колени, потирая место удара. — Я не могу. Это слишком больно,— пожаловался он со слезами на глазах,— Давай все же рукой, а? — Ты же знаешь, что не можешь выбирать,— Билл покачал головой,— Я знаю, что это больно. Было больно, но всерьез остановиться Майк не просил, а значит не протестовал против продолжения. Волна боли прошла и Майк посмотрел на Билла несчастными глазами, но, поймав в ответ сожалеющий взгляд, лег обратно. Удар лег ниже остальных. Майк вздернулся наверх, но тут же лег назад, зарываясь в подушку лицом. Слезы подступили к глазам и Майк не стал их сдерживать. Ещё три удара. Майк дёргался на каждом, ощущения были просто ужасные, но хуже было то, что он не чувствовал Билла рядом. Осознание добило, и Майка начало трясти от слез. Билл положил зарядку на диван сел рядом с ним, начиная нежно поглаживать по спине. — Тише, солнышко,— тихо сказал Билл, — все закончилось. *** Майк далеко не сразу понял, что грозит Биллу, а когда понял, пришел в ужас. Следы от провода поболели пару часов и, хоть следы остались, дальше не причиняли дискомфорта, но Билл все равно настоял на обработке заживляющей мазью. — Билл, ты не должен,— негромко произнес он,— Скажи, что виноват я. Майк знал, что Биллу влетит, и от этого все внутри холодело. Наказания отца — не то же самое, что наказания от Билла. Это намного, намного страшнее. Хуже было то, что Билл совершенно не был виноват. — Должен,— Билл погладил его по щеке и выдавил улыбку. От ожидания было совсем тошно, но Майк и так боялся будто бы сильнее него,— Не скажу. Это моя обязанность, с которой я не справился. Наказания откладывались на вечер уже традиционно. Можно было успеть подготовиться морально, но с другой стороны ожидание съедало изнутри и отравляло весь день. Наконец ручка двери опустилась и Билл даже почувствовал облегчение. — Майк, выйди,— скомандовал отец, заходя внутрь. — Пап... — попытался протестовать Майк, хотя не знал точно, чего добивается? Остаться посмотреть? Нет уж, спасибо. В детстве насмотрелся, сейчас одна мысль об этом уже приводила в ужас. — Вышел, — мгновенно изменившийся со спокойного на строгий тон отца заставил Майка бросить на Билла виноватый взгляд и вылететь из комнаты. Если бы Майк стал упрямиться — его бы отшлепали прямо на месте, прямо при Билле. Если остальным детям и позволялось слушаться не с первого раза, то Майку нет. Тоже своеобразная обратная сторона "привеллигированного" положения. Он болен, у него нет обязанностей. И при этом прав тоже почти нет. Когда за Майком закрылась дверь, Мейсон подошел к ней и защелкнул замок, после повернувшись к сыну: — Разговаривать будем или ты сам все понимаешь? Билл начал раздражать его своим вольным поведением ещё пару недель назад. Он отбился от рук и видимо решил, что теперь он взрослый и может принимать решения самостоятельно, может не выбирать тон при разговоре, может не слушаться. Да, уже наученный ремнем, Билл действовал аккуратно. Никто не стал бы наказывать его за слово, сказанное немного другим тоном, за небольшое непослушание и вольности, но вот таблетки Майка — уже серьезно. Глобально, это был лишь повод приструнить его. — Понимаю, — Билл с мрачным видом встал с кровати, начиная расстегивать ширинку штанов. Пальцы подрагивали, и это злило. Было страшно, конечно, как бы Билл ни убеждал себя в обратном. За свою жизнь он научился переживать боль, но он все ещё её чувствовал. И тонкая кожа, на которой синяки появлялись на раз-два тоже никуда не делась. Наконец справившись с застежкой, которая ещё и заела в самый неподходящий момент, он плюхнулся на кровать, сразу же уткнувшись в согнутые в локтях руки. Секунд на пять Мейсон остановился, задумавшись, зажать пряжку в руке или бить прямо ей? С одной стороны, ребёнку и обычного ремня с головой хватит. Целиком пряжкой пороли только провинившихся солдат в военных частях. Об этом никто не говорил — стыдно ведь. Но пятнадцатилетний ребёнок весом в сорок пять килограмм явно сможет выдержать меньше, чем взрослые парни. Решив, что выдаст ей только последние удары, он приблизился. Заметил, что Билл подрагивает всем телом. Боится. — Не трясись, — бросил он, сдергивая с Билла штаны с бельём. Тот сжался ещё сильнее, стараясь все же лежать ровно и не дрожать. Страшно. Теперь уже очень-очень страшно. Подготовиться к первому удару всегда было просто невозможно. Кажется, что готов, что уже пережил в голове и знаешь, что будет и в какой момент, но вспышка боли, которая резко обжигает обнаженную кожу, всегда будет неожиданной. Билл напрягся всем телом, но не сдвинулся с места. Всегда легче было просто отключиться. Войти в состояние, при котором не чувствуешь отдельные удары — все происходящее просто сливается в общую полосу боли и ужаса, из которой, кажется, нет выхода. Будто абстрагироваться, потому что так было гораздо легче, чем считать удары и умирать морально от униженности собственного положения. Так строго его стали наказывать только лет в двенадцать, когда Билл уже мог выдерживать ремень. До этого лишь шлепки ладонью — тоже очень больно и стыдно, но терпимо. Прошло совсем немного времени после начала — Билл не знал сколько на самом деле — когда пришлось сжать зубами свою руку, чтобы не издавать звуков. Каждый удар вызывал новую волну невыносимой боли, а осознание собственной беспомощности и подчинённого положения так сильно давили на моральное состояние, что оставалось только плакать и сдерживать любые звуки, сохраняя остатки гордости. Отец бил сильно. Намного сильнее, чем все разы до этого. В последнее время его настораживала ситуация — Билл взрослел, и пубертатный период целенаправленно наступал. Его оттягивали как могли, и тренер, и родители, потому что именно в пубертат спортсмен теряет много сил и ресурсов, в том числе эмоциональных, перестает беспрекословно подчиняться взрослым, может потерять прыжки. Через год Олимпиада — нельзя дать Биллу устраивать бунты сейчас, за непослушание нужно наказывать намного строже, очерчивать границы ещё чётче, чем раньше. Билл сбился со счета после двадцати, и, судя по дальнейшим ощущениям, это была даже не половина. Бессильная злость, ненависть, боль смешались в одно лишь желание прекратить все это. Билл сделал бы все, что угодно, лишь бы это прекратилось, лишь бы оказаться в другом положении, исчезнуть, смочь дать отпор, но все это было невозможно. Билл лежал ровно и молча. Чтобы не дёргаться, не пытаться закрыться и не предпринимать других бессмысленных и унизительных попыток прекратить все это, нужна была такая выдержка, которой Биллу, кажется, недоставало, потому что держался он из последних сил. Он не знал, что будет, когда эти силы иссякнут и он не сможет больше терпеть. Начнет плакать уже вслух и умолять прекратить? Постарается закрыться руками? Или просто умрет? С чего он вообще решил, что передать ответственность Майку, хоть и на короткое время, было хорошей идеей? Майк не справился, не справлялся никогда и не будет. Он безответственный и останется таким навсегда, он болен. Болен, болен, болен! Как можно было подвергнуть его опасности? Мейсон остановился на несколько секунд, рассматривая результат. Эмпатии у него не водилось, зато был здравый смысл, и, пусть он не ощущал ни малейшего сочувствия к ребенку, то, что он увидел, показывало, что пора заканчивать. Мейсон перехватил ремень так, чтобы пряжка висела свободно. Билл просто захлебывался от беззвучных рыданий, когда вспышка новой боли, раз в пять сильнее предыдущих, заставила его вскинуться всем телом и едва ли не вскочить. Плечи слишком сильно тряслись, теперь он даже не пытался это скрыть, наплевав вообще на все. Правда, плакал он так же беззвучно. Даже учитывая то, что Билл дернулся, Мейсон отчетливо увидел, как довольно острые уголки пряжки, впечатавшись в кожу, пробили ее насквозь. Кровь осталась даже на ремне. Билл вновь уткнулся в подушку, уже не веря, что это закончится хоть когда-то, но следующих ударов не последовало. Билл услышал, как щёлкнул замок и хлопнула дверь в комнату. Если честно, вообще уже было плевать. От боли тошнило, сквозь пелену слез он увидел, что прокусил руку до крови в попытках сдерживать вскрики. Тёплая капля стекла по бедру.

***

— Ты сейчас приступ словишь,— Лиза недовольно поджала губы и отдала Майку ещё салфеток,— Прекращай реветь. Ты ему этим не поможешь. Майк всхлипнул и прижал салфетку к глазам, честно пытаясь успокоиться. Билл всегда молчал, что бы с ним ни делали, но все прекрасно понимали, что происходит. — Отец его не убьет,— Джесс приобняла его за плечи одной рукой,— Биллу ещё тренироваться нужно. — Тебе-то лучше всех знать,— проворчала Лаура, наливая Майку стакан воды. Джессика была единственной из старших детей, кто ещё ни разу на ремень не нарвался. — Ну Райли же жив до сих пор,— пожала плечами Джессика,— Значит не смертельно. — Да,— подтвердил Райли, доедая яблочные чипсы, за неимением обычных, — Я же ещё живой. Райли умудрялся нарываться с завидной регулярностью и получать по заднице минимум раз в неделю, и это уже никто не считал чем-то из ряда вон выходящим. Отец вышел из комнаты Билла, и все дети резко повернулись к нему. — Зайдете, пока он не выйдет сам, — он кивнул на дверь, — получите ещё сильнее, я предупредил, — отец указал взглядом на зажатый в руке ремень. Естественно, дети знали о том, что происходит. Если для Райли — среднего ребенка — получать за всякие мелочи было уже обыденностью, то когда наказывали Билла, это становилось событием. — Касается всех. Без исключений, — он посмотрел на Майка, а после сразу на Лауру. Заметив на себе колючий взгляд, младшая из девочек закашлялась, отставляя упаковку крендельков в сторону. — Лаура. Тебе бы поменьше есть, скоро в дверь не влезешь. Пятьдесят килограмм для твоего роста многовато, не находишь? Ещё раз увижу, что жрёшь после ужина — я ведь тебя в зале отрабатывать заставлю. "Да пошёл ты..." — буркнула она себе под нос и отодвинула от себя упаковку. Отец этого уже не услышал, так как зашёл в комнату, не дожидаясь ответа. К Лауре тоже отношение было особое. Только вот уже в другом ключе: она была пианисткой и художницей, но не спортсменкой. Единственная из семьи, ведь даже маленький Огонёк уже ходил на конный спорт и большой теннис. И из-за этого фигура у неё была обычная. Она не была худощавой, но уж точно не толстой, вес скорее был на средней границе нормы. Но нормой в их семье считался недовес. И раз она "ничем не занимается", то дополнительно к придиркам была обязана готовить и убираться: квартира на весь этаж, домашняя маленькая библиотека, большая кухня. Тряпки для пыли она уже видеть не могла — каждый день примерно полчаса-час Лаура тратила на то, чтобы протереть пыль. Она уже ненавидела и самого Майка, и его аллергию. Майк уронил голову на руки. Плечи снова задрожали. Он очень переживал и сидел как на иголках все это время, а теперь ему ещё и заходить нельзя. Отец знал взаимоотношения детей. И знал, что никто не станет заходить к Биллу в комнату: тот не любит жалость к себе, особенно групповую, а унижать брата ещё сильнее никто бы не стал. Майк же был исключением в большинстве случаев. И сейчас отец, можно сказать, запретил заходить именно ему, остальные и не собирались.

***

Билл успокоился минут через двадцать. Сначала его била крупная дрожь, и он не мог дышать от прорывающихся наружу рыданий, потом истерика закончилась, и он почувствовал смертельную усталость. Глаза щипало, слезы засохли на щеках, подушка тоже была вся мокрая. Бессильной злости, как бывало обычно, сейчас не было, только желание вскрыть себе вены прямо на месте. Он даже жуткой боли уже не ощущал. Казалось, будто его отхлестали не обычным ремнём, пусть и с оттяжкой, а чем-то раскалённым и с гвоздями, проткнувшими кожу насквозь и оставившими сильные ожоги. Но как только Билл попробовал встать, тут же упал назад и сжал руки в кулаки, зажмурившись. Больно. Пересилив себя, он смог подняться и снять нижнюю часть одежды до конца, оставшись в одной лишь футболке. Казалось, что хуже он себя не чувствовал никогда. Раньше его били далеко не так сильно. От боли было никуда не деться. При смене положения она могла либо остаться на том же уровне, либо усилиться, но не уменьшалась. Билл обратно лёг на живот на кровать, накрылся одеялом сверху и тут же об этом пожалел: кожа вспыхнула сразу же, как только ткань коснулась её. Подросток уткнулся в подушку и снова тихо заплакал, решив уже больше ничего не делать. Мыслей уже не было никаких. Он не чувствовал ни злости, ни обиды, ни вины. Только стыд и боль.

***

Прошло какое-то время. Майк сидел у себя в комнате, смотря в одну точку. Все валилось из рук и он не мог заняться абсолютно ничем, пока не поговорит с братом. Но Билл не выходил. Создавалось впечатление, будто его вообще там не было — Майк был очень чувствителен к звукам, но, даже прислушиваясь, не мог услышать и шороха из соседней комнаты. Поднявшись на ноги, Майк пошел в кабинет отца. Это была небольшая комната, изначально запланированная застройщиком как гардеробная, но отец забрал ее себе, решив, что в спальне заниматься работой неудобно. — Пап,— Майк открыл дверь. Отец поднял на него взгляд. Младший из близнецов решил придти? Самостоятельно? — Что? — Билл ещё не выходил,— Было страшно. Страшно приходить без близнеца, страшно что-то просить. Мейсон кивнул, вновь вчитываясь в новый запрос на амбассадорство для Лизы. Майк был ему интересен меньше всего. — Я боюсь за него. — В таких обстоятельствах ещё никто не умирал. — Пап, пожалуйста! — Майк подошёл ближе,— Мне нужно увидеть его. Ничего же не случится, почему... Отец остановил его взмахом руки. Майк, пусть и находился на достаточном расстоянии, сжался. — Только не начинай реветь. Иди, если хочешь, чтобы он чувствовал себя неловко.

***

Дверь открылась бесшумно. Майк проскользнул внутрь и сел на колени перед кроватью близнеца. Собственные следы снова заныли. Комната освещалась тусклым белым светом настольной лампы, и в нём лицо Билла казалось ещё более бледным. Он наполовину уткнулся в подушку, которая все ещё была мокрой, но все равно можно было разглядеть солёные дорожки на щеках и раздраженные красные уголки глаз. Он спал, будучи вымотанным после истерики. — Прости меня, пожалуйста... — Майк осторожно, будто боясь потревожить, погладил его по голове, замечая, что волосы у корней тоже были влажными. Конечно, что ещё можно было ожидать. Осторожно не получилось. Руки дрожали, хоть и не сильно, и Билл все же проснулся. Открыв глаза, он взглянул на брата очень уставшим взглядом красных глаз, и тут же снова их закрыл: от засохших слез очень щипало. — Прости... — снова прошептал Майк, не понимая, как правильно сказать все то, что он хочет, и нужно ли это вообще. Билл молча взял его за руку и сплел их пальцы, слабо подтягивая Майка к себе ближе. У него больше не было сил плакать, и он лишь вымученно улыбнулся. — Не переживай, ладно? Все хорошо... — выдавить из себя хоть что-то для Билла оказалось сложно. В горле сильно пересохло, а воды ему никто принести не удосужился. Ну да, логично, никого ведь не просили,— Принеси воды пожалуйста... Майк тут же сорвался с места и уже через десять секунд принёс стакан.

***

Майк сидел перед ним уже минут пять. Он готов был на коленях умолять о прощении, готов был поклясться чем угодно и что угодно отдать, лишь бы уверить брата в том, что никогда больше его не подставит. Билл то проваливался в сон, то снова открывал глаза и немного сильнее сжимал руку Майка. Наверное, тому пора бы было уже оставить его в покое и дать отдохнуть, но Майк не хотел уходить, будто это станет ещё одним предательством. Билл всегда был рядом, когда ему было больно, всегда знал, что делать. Майк же не знал ничего. Понятия не имел, как помочь, что нужно сказать, а что не стоит. — Билл.. Тот вновь открыл глаза и устало взглянул. — Обработать нужно... Билл покачал головой: — Я не уверен, что тебе нужно это видеть. Были и ещё причины, по которым Билл не хотел доверять это близнецу. Первое — у него дрожали руки. Второе — нанесение мази и уж тем более обработка ран это довольно болезненный процесс, а скрывать свою боль и вымученно улыбаться сейчас он не хотел. Майк не сможет продолжить, видя, что ему больно, не хватит твёрдости. Но обработать и правда было нужно, чтобы завтра было легче, и хотя бы кровь не запеклась. — Сможешь Джессику позвать? Было стыдно, но все же это лучшее решение. Она была хладнокровной, порой даже чересчур, собиралась учиться на хирурга после окончания спортивной карьеры. Кандидатура явно лучше Майка, которому могло стать плохо от одного только взгляда на повреждения. — Да... Хорошо.

***

— Будет больно,— заявила сестра, доставая из аптечки ватные диски и перекись. — А сейчас мне прям щекотно,— съязвил Билл. — Силы хамить есть, значит потерпишь,— заявила она. Билл кивнул. В любом случае, больнее, чем было, уже не станет. Как только Джессика это увидела, ей стало жутко: ярко-бордовая кожа, местами, где ремень попадал ребром — багрово-фиолетовые просечки, кое-где выступила кровь, след от пряжки выделялся ярким пятном, а на уголках следа кожа была пробита. Останутся шрамы. Благо Майк этого не видел, ведь Джесс выставила из комнаты сразу, как зашла сама. Билл дёрнулся и сжал в руках подушку, зажмурившись, как только ватный диск с перекисью коснулся ранки. В этот момент у него и проскользнула мысль, насколько же правильным решением было позвать Джессику. Она не касалась лишний раз и не причиняла лишнюю боль, но при этом как будто бы этого не боялась. Мазь обжигала огнём. Уже вроде бы успокоившиеся ощущения вспыхнули с новой силой, и он снова уткнулся в подушку, вытирая об неё выступившие слезы. — Не напрягайся так, мне неудобно. Билл до боли в костяшках сжимал подушку. Хотелось кричать и плакать, но даже на это уже не было сил. Мазь, которая должна была давать успокаивающий эффект, на деле будто бы была бензином, который ещё и подожгли. — Хочешь, мы бунт устроим? — спокойно спросила девочка, продолжая наносить мазь. — Зачем? — Билл снова зашипел от боли. — Отец тебе травму нанёс, причём сильную. Заживать будет долго, может останутся шрамы. Ты не заслужил такого. Билл промолчал. — Всё. Я с ним поговорю в любом случае. Если ничего не предпримет — устроим бунт или забастовку. Мы на твоей стороне, — она провела чистой ладонью по его пояснице, немного погладив, и бесшумно вышла из комнаты. Аптечка так и осталась лежать на полу рядом с кроватью. Боль не утихала. "Охлаждающий эффект" что-то не работал, будто нанесли ему разогревающий гель, а не заживляющую мазь. Но от слов сестры стало как-то легче. В комнату зашёл Майк, тут же закрывая за собой дверь на замок. Он тихо подошёл ближе и остановился, в немом шоке смотря на него. Следы от порки выглядели слишком уж жутко. Майк ещё думал, что это ему сильно досталось, от самого же Билла... Ничего подобного, его красноватые полоски ни в какое сравнение не шли с такой... Жестокостью. Билл ничего не делал, позволяя ему рассмотреть, раз уж хочет. Правда, если бы у Майка случился приступ или ещё что-то, Билл не смог бы помочь. — Больно? — Майк вновь сел перед ним на колени и взял его руку, целуя костяшки пальцев. Он на самом деле не знал, как успокоить и что сделать, чтобы близнецу стало лучше. — Больно, — Билл вымученно улыбнулся.