Мутация разума II. Уснуть до двенадцати.

По залу суда, звеня в затаившейся, издевательской тишине, разносился неприятный синтетический голос бывшего курсанта академии «Медлинг Корп» Роберта Закари. Парень давал показания по видеосвязи, находясь в полицейском участке родного города. А миссис Мортимер до смерти устала его слушать. Женщина сидела за столом ответчиков вполоборота и, оперевшись локтем о спинку стула, прикрывала глаза ладонью. И что по их мнению она должна сейчас испытывать? Стыд? Раскаяние? Мэри же просто невыносимо устала. Да, теперь всем известно, что её сын воспитывался в академии, что у него всегда были проблемы с самоконтролем, что она стёрла ему память, и что? Неужели этого достаточно, чтобы посадить за решётку семью целиком? А выживет ли город после этого? Справится ли собственными силами с эпидемиями и террористами? Почему Мэри вечно мешают жить? Разве других матерей казнят за рождение больных детей и желание всеми силами облегчить их участь?.. — После упомянутого выше разговора, вы слышали ещё что-нибудь по поводу коррекции памяти Фрэнка Мортимера? — спросил прокурор у Бобби. — Нет. В общей сложности мы — члены Совета, личная охрана, сбежавшие от уголовного преследования врачи и учёные — прожили в отеле в Швейцарии около полугода, и за всё это время я больше ничего подобного не слышал, но через неделю после беседы миссис Мортимер с мистером Ронштейном и мистером Мейером Фрэнк резко и тяжело заболел. Нам сказали, что он заболел, — пояснил парень, — Его держали в строгой изоляции, объясняя её сложным периодом восстановления. — Ничего про Швейцарию не помню, — произнёс сидящий возле адвоката Фрэнк, — Вообще ничего. — А потом я попросил миссис Мортимер отпустить меня домой, — закончил Бобби, — Рассчитался и уехал. — Ваша честь, у меня всё, — сообщил прокурор, собираясь занять своё место за столом обвинения. — Мистер Обри, у вас есть вопросы к свидетелю? — спросила судья. — Да, Ваша честь, — адвокат поднялся и, образовав зияющую пустоту между Мэри и Фрэнком, направился к установленному на судейском столе ноутбуку, — Мистер Закари… — начал юрист, — …почему вы так долго скрывали эту информацию? — Не думал, что она как-то поможет. На предыдущих заседаниях по делу Поджигателя, я правда не мог сообщить что-нибудь стоящее, что-нибудь непосредственно относящееся к делу. — Я правильно понял, вы не чем не можете подтвердить свой рассказ о влиянии на память моего подзащитного? — Да. — Без доказательств ваши слова ничего не значат. Прокурору не удалось привести в зал суда ни мистера Мейера, ни мистера Ронштейна. Они до сих пор числятся в розыске. Семья Мортимер все обвинения отрицает. Кроме того, прокуратура не имеет права выдвигать какие-либо обвинения на основании вашей истории, мистер Закари. Я передам вам соответствующие бумаги, Ваша честь, но если изложенные свидетелем события действительно имели место, и здоровью моего подзащитного был нанесён вред, то обвинять миссис Мортимер он должен лично. — Ваша честь, — опять заговорил прокурор, вызвав на лице адвоката призрак нетерпения, — Хочу напомнить, что обвинение направило Фрэнку Мортимеру требование пройти независимую медицинскую экспертизу, чтобы… — Мы никакого требования не получали, — мистер Обри резко обернулся, — Ни по электронной, ни по физической почте, не надо наговаривать. А вы, мистер Стирлинг, опять не даёте мне закончить, — юрист ошпарил оппонента ледяным взглядом, затем встал лицом к судье и продолжил, — Обвинение так и не предоставило нам хоть что-нибудь, что могло бы связать предполагаемую коррекцию памяти моего подзащитного с серией жесточайших поджогов, в которой Фрэнк Мортимер был признан невиновным. Показания инструкторов и преподавателей академии ничего существенного не несут. Да, они утверждают, что мой подзащитный воспитывался в академии и выставляют Мэри Мортимер лгуньей, но разве в этих показаниях, если предположить, что они верны, а это между прочим, не было доказано, говорится о том, что Фрэнк Мортимер монстр? Нет. Он просто человек со сверхспособностью. И добавить здесь нечего, — мистер Обри развёл руками. — Суд принял вашу речь к сведению, — сухо произнесла судья, собирая со стола разложенные на нём бумаги, — Теперь суд отправляется в комнату для совещаний. Мистер Закари, чуть позже мы снова выйдем с вами на связь, поэтому, оставайтесь пока в участке. Присяжные бесцветной шеренгой покинули зал, следом за председателем. Секретарь выключила ноутбук и тоже ушла, только через другую дверь. Обвинители шумно поднялись на ноги и отправились в коридор передохнуть. Любопытно, что среди них не было никого из «Организации одарённых». Фрэнк проводил спины оппозиции скучающим взглядом и, скрестив руки на груди, сполз немного со стула. Наверное, он окончательно надоел бывшим одноклассникам, если им совершенно не хочется проконтролировать слушание. Внешнее безразличие Фрэнка прятало раздражающе обидную мысль. Ему не хватило на свободе одного дня. Жалкой горстки часов, после которых всё стало бы по-другому. *** Серебристая машина скользила по заброшенной дороге, захваченной по краям кустами желтеющей от зноя травы. Катра вёл автомобиль, придерживаясь среднего скоростного режима и воспринимая месяцы изоляции, как чью-то неудачную сказку. Дома почему-то казалось, что происходящее в столице колоссально влияет на жизнь всей страны. Но стоило отъехать подальше от заградительного кардона, как стало понятно, что в остальных населённых пунктах будни никак особенно не изменились. Да, в городах, через которые они с Рукбах проезжали, знали о тяжёлой ситуации в сердце государства и жалели его жителей, но первичное маниакальное опасение за собственное здоровье и здоровье своих близких везде давно сошло на нет. Его заменил бравурный фатализм, ни капли не мешающий косо посматривать в сторону одарённых. С каждым пройденным метром асфальтового покрытия искомая бетонная стена становилась всё заметнее и заметнее. Она вырастала из зелёной дымки далёких деревьев, напоминая остаток инопланетной оборонительной крепости. — Просто стена, — заметила Рукбах, — Даже не короб… Там не может быть радиации. — Всё равно я пойду первым, — откликнулся парень, — И если радиации и правда нет, ты меня догонишь. Путешествовать с Рукбах оказалось очень удобно. Попутчицей она была тихой, понимающей, непритязательной и обладающей неиссякаемым запасом влиятельных знакомств, к которому девушка играюче прибегала при необходимости. Правда, убивать время разговорами Рукбах не любила, от чего ставшее обязательным молчание заставляло Катру всё чаще испытывать неловкость. — Всё детство и юность провёл за толстенной бетонной стеной… — начал Катра, слабо барабаня пальцами по рулю, — Сбежал, думал, что теперь то уж точно начнётся настоящая жизнь, а в итоге попал в очередное учреждение, обнесённое на этот раз ограждением из проволоки. А теперь еду в третье место, захваченное в кольцо. Рукбах внимательно выслушала парня, подождала несколько секунд и, не получив продолжения, снова посмотрела в окно. На ней был старый спортивный костюм Рене, добавляющий девушке уютной простоты. — Ты не хочешь со мной говорить? — спросил Катра. — Нет, просто мне нечего ответить, — откликнулась альбинос, слегка повернув голову, — Что ты ожидал услышать? Бывает?.. Угу?.. Такова жизнь?.. — Ладно, — Катра сдался, но быстро передумал, — Я вот что хотел сказать… — Рукбах улыбнулась, — …Одарённым надо рассеяться. Пора прекратить всё время сбиваться в группы и стаи. Нам лучше смешаться с обычными людьми… Я не предлагаю скрывать ото всех наши способности, мы можем жить в разных городах, разной жизнью, используя дары или нет, но самое главное — находиться далеко друг от друга. Без ссор и обрывания связей. Мы все должны стать друг для друга дальними родственниками потому, что находясь в такой критической близости, мы сами себя отравляем. — Ты правда так считаешь? — Я это вижу, — парень немного помолчал, — Жизни Шелли и Бобби лучше, чище, здоровее наших… — А что ты прикажешь делать мне? — перебила Катру Рукбах, — И таким, как я? Возможность для социализации упущена, из особых навыков — владение боевыми искусствами и стрельба. Обществу это не нужно. Корни проблем, из которых мы не в состоянии выбраться, уходят не в наше количество или одарённость. Их питает вечная изоляция. Засекреченность нашего рождения и взросления. Я не знаю, какой тактикой пользовались «Меддлинг Корп», но нас, альбиносов, воспитывали, как оружие, а оружие не должно иметь эмоциональных привязанностей, оно не должно ценить общество в его жизни, в его развитии. Оно должно убивать. От оружия требуется только смертоносность. Для меня мир вокруг блёклый и недолговечный потому, что я знаю, что скрывается за кулисами. Пока одни живут полной жизнью со своими мелкими проблемами, другие загрызают людей до смерти. Они торгуют женщинами и детьми, превращают в рабов себе подобных, используют, выкидывают и упиваются чужими страданиями. А потом приходим мы с сибилингами и по заказу более страшного и влиятельного чудовища уничтожаем чудовище поменьше. И мир от этого лучше не становится, — девушка прервалась и, стиснув обеими руками ремень безопасности, продолжила, — Мне кажется, я, наконец-то, поняла, зачем Каф устраивает теракты. Но я разгадала её мотив только потому, что хорошо знаю её предысторию, никто посторонний их с Шедаром не поймёт… — Вы были близки с Каф в детстве? — спросил Катра. — Нет, никогда. Я всегда ей завидовала, — призналась Рукбах, — Из-за того, что у неё был Шедар. Я думала, что у нас с Сегином тоже получится стать хорошими напарниками, но он вырос копией мистера Миндаля… А чего ещё ожидать от лучшего воспитанника? — альбинос с грустью усмехнулась, — Раньше я хотела избавиться от Каф, выкинуть её из семьи и жить в четвером… А теперь я хочу её спасти. — Каф готовится к планомерному уничтожению человечества, — напомнил Катра, пытаясь отыскать в словах напарницы несостыковку. — Да, — невозмутимо ответила Рукбах, — Поэтому для нас остаётся только два образа действий. Мы можем либо не мешать ей, либо спасти её. — И в этой лаборатории должно находится что-то, что ей поможет? — Да. Если с лабораторией и тем, что я ищу, ничего не случилось. Катра съехал с дороги и спрятал машину среди молодой поросли деревьев. Достал из кармана линзы и, положив коробочку на приборную панель, позвонил в убежище. Нэри довольно быстро взял трубку. — Мы на месте, — отрапортовался Катра. — Мы тоже готовы. Пусть Рукбах наденет линзу, и мы подсоединимся. Девушка без лишней суеты достала из футляра тонкую силиконовую пластинку и наложила её на правый глаз. — Сигнал хороший. Готовьтесь, — откликнулся Нэри. Катра вышел из машины, собираясь достать из багажника защитный костюм. Он был нужен не для самого парня, а для людей вокруг, чтобы не облучить их радиацией, принесённой Катрой на коже и волосах. Разумеется при условии, что на ограждённой территории присутствует эта самая радиация. Рукбах осталась одна, надела гарнитур для связи и, услышав характерный звук подключения, замерла в тишине. Где-то позади Катра шуршал тканью и взвизгивал застёгиваемыми молниями. Он тоже надел линзу и гарнитур, закрыл голову шлемом и заглянул через открытую дверь в салон. — Я готов, — облачённый в амуницию парень напоминал космонавта. — Начали, — скомандовал Нэри. Рукбах закрыла левый глаз ладонью, чтобы лучше сосредоточиться на том, что видит её напарник, а Катра размашистым шагом направился к стене. Его ноги уверенно сминали цветущую траву, интуитивно минуя ямы и холмики. Оказавшись у подножья бетонного гиганта, парень вытащил из поясной сумки трос с крюкообразным зацепом, размахнулся и, перекинув крепление через стену, застопорил крюк о щербатый край. Трос приятно напрягся, принимая на себя вес одарённого. Лёгкая дурнота, охватившая Рукбах в первые минуты использования линзы, постепенно сходила на нет, превращая довольно странный способ связи в ещё одну разновидность видеоигры. Катра ловко взобрался на стену и, сбросив трос, спрыгнул сам на жёсткую подушку из буйной растительности. Выбрался из зарослей, смотал при помощи автоматики трос и посмотрел на запястье, где находился портативный счётчик гейгера. Прибор молчал, не замечая в окружающем воздухе ничего подозрительного. — Видели? — спросил разведчик. — Видели, — откликнулась Рукбах, — Иди дальше. Выбравшись на участок попавшей в плен дороги, Катра побежал. Прозрачное стекло его шлема выхватывало из скудного пейзажа скромные обрывки. Балон с кислородом плотно прилегал к спине, будто подгоняя хозяина. Вторая стена была взята с прежней лёгкостью. — Видели? — Катра снова продемонстрировал товарищам спокойный счётчик, — Я снимаю костюм. Рукбах, жду тебя здесь. Внутри центрального бетонного кольца находился город. Брошенный, задавленный силами природы, но слишком целый для места, по официальной версии снесённого ударной волной от уничтожения метеорита боеголовками. Обшарпанный въезд разъедал экран в убежище концентрированным угнетением. Катра неторопливо осматривался по сторонам, демонстрируя напарникам заброшенную заправку и вереницу одноэтажных серых строений прямо за ней. Рукбах не заставила себя долго ждать. Преодолев препятствия так же, как Катра, девушка размеренно поравнялась с товарищем. — Как мы будем искать здесь лабораторию? — спросил парень, вглядываясь в непроницаемое лицо девушки, — У тебя есть карта города? — Не совсем, — Рукбах смотала трос и, поправив сумку, двинулась вперёд, — Город неочень большой, — добавила девушка, — Нам нужно найти центральную больницу… — Лаборатория была открыта на базе больницы? — Да. — Неоригинально, — хмыкнул Катра и, обращаясь к техподдержке на расстоянии, сказал, — Ребят, поищите какие-нибудь старые планы этого города. — Уже делаем, — отозвался Уилл. Пасмурное небо накрывало город свинцовым куполом. Негниющие свидетельства человеческой жизни бросались в глаза неудобными напоминаниями. Оставленные без присмотра дома, магазины, аптеки, кафе, машины. Заляпанные птичьим помётом вывески, витрины, тротуары. Затерянные среди деревьев фонари. Скамейки, будто переваренные травой… Катре хотелось всё вычистить, починить, подправить, подкрасить. Найти этому месту новое применение, взамен бесконечного, медленного разлагания заживо. Почему сюда не заселили новых жителей? В угоду легенде? Почему тогда сами всё не разрушили? Почему не высадили лес? Сад? Рожь? Что-нибудь?.. Счётчик гейгера не улавливал ничего подозрительного, а в птичьих перьях пряталась особая ватна тишина, незаглушаемая ни щебетом, ни гомоном, ни указаниями из центра управления. Катра отёр лоб, покрытый бисеринками пота. — Мерзко здесь, — буркнул парень, — Так какой волной Шестой проект убил всех местных жителей? Звуковой? Если радиация отсутствует. — Я не нашла упоминаний об этом, — ответила Рукбах, — Могу только предположить… — девушка взяла паузу и, перешагнув оборванные провода, продолжила, — Скорее всего, дар Шестого чем-то напоминает силу вашего Красноволосого. — Джерарда? — Да, я не учила имена, — произнесла альбинос, — Тела у вывезенных отсюда трупов были в полном порядке. Внутренние органы не пострадали, внешние повреждения тоже отсутствовали, но тем не менее они погибли, причём одновременно. — Хочешь сказать, что Шестой проект уничтожил их сознания? — Не исключено, — Рукбах пожала плечами, — Вполне возможно, что у него не одна способность… Или Шестой обладает чем-то экстраординарным. — Ребят, — позвал убежище Катра, — Нам долго добираться до больницы? Может мы воспользуемся одной из ничейных машин? — Около часа пешком, — отозвался Нэри, — Решайте сами. Парень остановился и вопросительно взглянул на Рукбах. — Нет, нет, — девушка испуганно отшатнулась от припаркованных вдоль дороги автомобилей, — Я ни за что в них не сяду. — Ладно, — Катра без лишних возражений отбросил свою идею. Дорога пошла в гору. Игнорируя длинные окольные пути, она брала возвышение штурмом и, олицетворяя урбанизацию, наползала на холм плоским слизнем. Напарники двигались сквозь законсервированный апокалипсис, слишком опрятный для такого масштабного события. Городская больница ничем не отличалась от подобных ей учреждений и походила на обтёсанный валун известковой скалы. Лишённые должного ухода клумбы заросли сорняками, парадные двери оказались незаперты, Катра и Рукбах попали в едва освещённое солнечным светом сплетение помещений. — Надо найти выключатель, если электричества нет… — девушка суетливо осмотрела стены, — …нам здесь делать нечего. — У меня есть фонарик, — откликнулся парень. — Дело не в свете, я вижу в темноте, — Рукбах ушла вглубь коридора, увлекая за собой Катру, — То, что мы ищем, обязано хранится в холодильнике. — Но город обесточен, — напомнил парень. — У больниц должны быть автономные источники энергии, — девушка требовательно щёлкнула по выключателю, и над её головой, лихорадочно моргнув, зажглись светодиодные лампы. — Так что же мы такое ищем? Рукбах радостно захлопала в ладоши. — Я всё тебе покажу, — девушка взяла парня за руки, стискивая крепкими пальцами горячие ладони, — Обязательно покажу, надо лишь найти лабораторию. Воспользовавшись лестницей, одарённые спустились в подвальный этаж. Миновали морг, прошли через прачечную и, едва не оказавшись в тупике, наткнулись на ещё одни ступеньки, уходящие ниже. — Так же, как в академии, — произнёс Катра, невольно озвучивая мысли оставшихся в убежище друзей. — Самая удобная планировка, — ответила Рукбах. Очередная дверь внизу была закрыта на замок. Сорвав её с петель, Катра едва успел отскочить в сторону, чтобы пропустить вперёд альбиноса. Девушка взволнованно вбежала в лабораторию и, без промедлений, направилась к белеющему в темноте шкафу. Катра зажёг свет и встал на пороге так, чтобы преградить напарнице обратный путь. — Рукбах, что происходит? Альбинос проигнорировала товарища и, открыв шкаф, заглянула в холодильник. Пусто. Продолжая вести себя так, будто бывала здесь раньше, Рукбах осмотрела следующий холодильник, и следующий, и следующий, пока не нашла это. Тоненькую стеклянную ампулу, вложенную в герметичную пластиковую коробочку. Ампула была наполнена чем-то прозрачным, а чёрные цифры на её боку составляли кодированное наименование препарата. — Почему здесь больше ничего нет? — девушка ошарашенно отстранилась от холодильника. — Рукбах, — повторил Катра, — Что происходит? — Почему только одна?.. Альбинос принялась лихорадочно обшаривать все ящики и шкафы в лаборатории, нарушая её идеальные чистоту и порядок. Она перебрала какие-то бумаги, вывалила на стол устаревшую картотеку, случайно разбила минзурку. Но содержимое коробочки по-прежнему оставалось в единственном экземпляре. Когда Рукбах собралась уже перейти в соседнее помещение, Катра грубо взял девушку за плечи и, немного встряхнув, раздражённо проговорил: — Отвечай на вопрос, когда я спрашиваю. Что ты нашла? Что происходит? И что ты от нас скрываешь? Что в этой ампуле? — Яд, — тихо сказала Рукбах, словно очнувшись. — Что? — Он перманентно блокирует зону головного мозга, отвечающую за нашу одарённость. — Что? Рукбах недовольно освободилась от Катры и, поправив смятую одежду, объяснила: — Этот препарат разработали на всякий случай для Шестого проекта и не успели его применить. — Одну амупулу? — Нет, — девушка облизнула пересохшие губы, — Их было пятьдесят четыре. — И их все после инцидента оставили здесь? — Нет, здесь оставили десять штук, в качестве резерва, неприкосновенного запаса… — Это было указано в документах? Рукбах кивнула. Катра подошёл к холодильнику, достал коробочку и вытащил из неё ампулу. — Здесь выбит срок годности, — объявил парень, — Её ещё можно использовать… Ты хочешь попросить Каф принять лекарство? — альбинос снова кивнула, — И для нужного эффекта надо использовать всю дозу целиком? — Катра вернул их спасение на место и, задумчиво оглядев лабораторию, приблизился к девушке, — Рукбах, кто знает о том, что ты залезла в документы? Альбинос на секунду подняла глаза, в которых дрожало только что возникшее понимание, и затем расплакалась. Мелкая дрожь стремительно перешла в бурные рыдания. Боль и отчаяние вырывались из Рукбах опустошающими толчками и, лишая её сил, канатами вытягивали душу. Девушка рухнула на колени. Эмоциии перемалывали её в труху, выбивая в груди чужой победный марш. — Ты чего? — Катра снял линзу и присел возле Рукбах, — Что случилось? — он обнял девушку за плечи и привлёк к себе, как тряпичную куклу. Рукбах пыталась что-то сказать, но все слова пропадали в неиссякаемых солёных потоках. Парень бережно покачивал её из стороны в сторону, не зная ни нужных слов, ни правильных действий. Плиточный пол под одарёнными нагрелся. Искусственный свет, бликуя на полированных поверхностях, безразлично смотрел на странных людей тысячами глаз. Наконец, Рукбах немного пришла в себя и, отстранившись от Катры, вытерла лицо рукавами спортивной кофты. — Я не должна была оставить следов, — девушка шмыгнула носом, — Но он всегда всё узнаёт… Мистер Миндаль… Я так от него устала… — Думаешь «Дженерал Форсес» забрали другие ампулы? Но почему они не унесли тогда всё сразу? — Это в их стиле, — Рукбах достала салфетку, но просто сжала её в кулаке, — Хотите взять на себя грязную работу? Всегда пожалуйста. Они оставили ампулу специально для Каф, чтобы мой план можно было осуществить. — И забрали другие девять доз, чтобы мы не смогли синтезировать препарат? Девушка горько усмехнулась. — Мы не сможем сами синтезировать препарат. У нас нет подходящего оборудования и нужных знаний. Они оставили только одну ампулу, чтобы никто из нас не лишил себя дара. Мы слишком ценные, чёрт возьми. — А почему они решили, что мы станем использовать препарат на себе? Я не хочу отказываться от силы… — Зато я хочу! — Рукбах перебила Катру, повернув к нему заплаканное лицо с размазанными подтёками туши.- А какой у тебя дар? — Я создаю иллюзии, — девушка раскрыла ладонь и зажгла на ней маленькую белую звёздочку, — И разное другое по мелочи… — альбинос развеяла мираж. — И это плохо? — Конечно плохо! — Рукбах поднялась на ноги, — Я проклята вечной работой на «Дженерал Форсес»! Я проклята быть уродом и не знать обычной человеческой жизни! Я проклята всегда быть странной, ненормальной, отверженной! Что в этом хорошего?! Что хорошего в моём даре?! — девушка обхватила себя за талию и, встав к парню спиной, произнесла, — Когда я предложила сюда забраться, я правда думала о Каф… Но и надеялась, что смогу сама освободиться. — Забрать отсюда лекарство — только полдела, — заметил Катра, — Надо ещё найти твою сестру, и уговорить её сделать укол… — И успеть вернуться, — добавила Рукбах. — Самое главное, — согласился её напарник. *** Поле для скрэббла* органично смотрелось на тёмном кухонном столе. Шатёр яркого света от висящей над ним люстры сосредоточивал всё внимание игроков на жёлтых фишках с буквами. Несколько выложенных слов задавали рамки, в которые требовалось уместить следующего их товарища. Ход только что перешёл к Джерарду, и теперь парень перебирал в уме лежащие перед ним буквы, пытаясь найти для них подходящее место на поле. Они с матерью играли вдвоём. Хорошее времяпрепровождение, особенно когда составить единственный важный диалог никак не получается. Лина верила, что сын скрывает от неё такое количество информации, какое по объёму сравнится с Тихим океаном. Джерард, интуитивно догадываясь об ожиданиях матери, прекрасно понимал, что своей пустой жизнью никак её желаний не удовлетворит, поэтому молчал. А что ещё ему оставалось, если единственное, что он мог сказать матери умещалось в три слова — «я тебя люблю». Перестав мучить мозг, парень вложил в специальные ячейки «парашют» и записал на листочек полученные баллы. Джерард никогда не был особенно близок с матерью, но и врагом её не считал. Ему просто никак не удавалось стать по-настоящему хорошим сыном, по-настоящему угодить матери… Угодить матери… Угодить себе… Джерард уже запутался в том, кто же выдвигает ему требования. — «Атташе», — Лина произнесла новое слово, достраивая последние буквы, — Так быстро время летит, — вздохнула женщина, — А за жизнь ничего толком сделать и не успеваешь. Работа, дом, работа, дом… И вокруг одна рутина. Джерард согласно кивнул и выстроил из добранных букв «обозрение». — У тебя есть девушка? — мать подняла глаза, надеясь встретиться взглядами с сыном. — Нет, — собравшийся в груди Джерарда жар вырвался спрессованным отрицанием. — Очень жаль, — Лина рассортировала буквы перед собой на гласные и согласные, — Тебе непременно надо завести девушку, — новое слово загнало свободные ячейки в тиски, — Ты научишься быть мягче… Фишка, зажатая между пальцами красноволосого, покрылась тонким слоем пота. — Мам, мне парни нравятся… — Джерард почувствовал, как задыхается от волнения, и возненавидел себя за это. — Парни? — Да. «И мой парень арестован. Снова» — добавил мысленно красноволосый. — Я слышала, что сейчас так… Модно, — внутренне готовясь к непростому разговору, Лина сочувственно протянула руку к рукам Джерарда, — Но… — Причём здесь «но»? — парень шумно выдохнул и, выйдя из зоны досягаемости, откинулся на спинку стула, — Причём здесь всё, что ты собираешься сказать? — Джерард сам удивился возникшей у него на языке смелости, — Я не болен, я не запутался. Я прекрасно знаю, как обычно реагируют окружающие в подобных ситуациях, и ничего из этого выслушивать не собираюсь. — Ничего удивительного, — губы Лины дрогнули, — Ты никогда меня не слушал, вот и продолжай в том же духе, — парню на секунду показалось, что мать сейчас замолчит и не произнесёт больше ни звука, — Я просто замечу, что это ещё одно последствие академии. Вот чему они научили. Человек не должен воспитываться в изоляции, в отрыве от семьи и сверстников. Целиком переломали… Сжатое в кулак сердце Джерарда, будто лопнуло. Оперевшись рукой в перчатке о стол, парень встал со стула и собирался уйти на верх, но под его кожей, охватывая сталью мышцы и суставы, разлилась ярость. В Джерарде словно появился второй человек, более свободный и более решительный. Собственное «я», отражённое в зеркале. — Это неправда, — тихо произнёс красноволосый, — Этим нельзя заразить. Эмоции подкатили к горлу, залив его бетоном. Есть ли смысл пытаться что-то объяснить здесь и сейчас? Пытаться объяснить человеку перед собой? Услышат ли тебя, если ты вскроешь собственную душу? В груди Джерарда что-то билось в агонии, из-за одной лишь возможности, что его чувства к Фрэнку унизят, оправдают какой-то чушью и обесценят. — Я сделал свой выбор… — продолжил красноволосый, — …не потому, что чего-то когда-то недополучил. Меня просто разбудили… Разбудили именно в эту сторону. Мне просто показали ещё один способ не быть одному, ещё один вид любви. — Это не любовь, — Лина тоже поднялась, не желая проигрывать спор, — Это лишь скотское удовлетворение потребностей. — Любовь, — мягко возразил Джерард, — И ничего скотского в этом нет. Чистота и красота отношений всегда зависят от людей, которые их строят. Может быть стереотипам было бы удобнее обратное, но я не липну ко всем подряд. — Милый мой мальчик, да что же ты можешь в этом понимать? — складочки морщин у глаз Лины углубились от жалости, — Ты ещё слишком молод и слишком эмоционален. У тебя нет достаточного опыта, чтобы осознавать и оценивать собственные поступки. Собственный выбор. Так сделай подарок себе будущему и не оступайся сейчас. Ты можешь всё мне рассказать, я помогу. «В чём?» — Почему ты считаешь, что я способен только на глупости? Почему каждое моё решение для тебя чушь? По-твоему я настолько узколобый? — парень продолжал держаться за столешницу, успокаивая себя её плотностью и непоколебимостью, — Я строю свою жизнь так, как могу, и во всём окружающем меня хаосе мне не обойтись без отдушины, которую я выберу сам! А если я буду во всём, даже в таком личном слушаться тебя, я просто повешусь, задохнусь, понимаешь? — Ты всё очень складно говоришь, но ты ужасно заблуждаешься. Твой выбор опасен, ненадёжен и в корне неверен. — А твой? Ты вышла за папу потому, что твой выбор был безопасен, надёжен и правилен? — Да. — И где в итоге оказалась? Твой выбор хвалили? Тебя поддерживали в том, чтобы ты вышла за папу? Вами любовались? А в итоге?.. — красноволосого била дрожь, и он видел, что в тёплой кухне мать тоже вздрагивает от холода, — Почему вопрос о том, кто будет лежать в моей постели, имеет такое значение? Зачем делить людей на лагеря? Зачем раздувать такую гигантскую проблему из ничего? У каждого человека есть только он сам. И все рамки и искусственно привитые правила забирают нас у самих себя. А когда лишаешься всех барьеров, становится легче… — Всю жизнь ты в это верить не будешь. Рано или поздно ты одумаешься, вот только не каждая женщина захочет себе в мужья бывшего гея, и тогда ты ещё вспомнишь о нашем разговоре. Считаешь себя умнее? Пожалуйста. — Да причём здесь это. Ты меня не слышишь… — Просто поражаюсь тому, как ты умеешь каждой фразой всаживать в меня нож, — Лина придвинула свой стул к столу, — Без капли жалости… Без капли сочувствия и уважения. — Что я такого сказал! — Ничего, совсем ничего, — женщина машинально сжимала в руках отглаженную юбку домашнего платья, — Мне очень жаль, что ты таким вырос. Джерард развернулся и, выйдя из кухни, взбежал вверх по лестнице. Он не был удивлён. Его разрывала в объятиях отравленная сущность их семьи. Почему у них в доме всё всегда должно быть на надрыве? Почему пирамидка обычных человеческих отношений никак не складывается? Её собирают не те руки? Собирают не так?.. На последней ступеньке Джерард едва не сбил с ног Майки. — Я всё слышал, — парень схватил красноволосого за плечи и не дал ему проскочить мимо, — Не принимай всё близко к сердцу. Ты же знаешь нашу мать. — Да в порядке я, — Джерард мельком взглянул на брата, — Правда в порядке. Мне нужно позвонить. Схватив телефон со своей постели, красноволосый молнией метнулся в ванную и запер за собой дверь. Нашёл в списке контактов нужный номер и нажал на кнопку вызова. Парню казалось, что его тело покрывают сотни глубоких порезов, по какой-то дурацкой причине некровоточащих. Усталый голос оборвал очередной длинный гудок: — Детектив Шепард. Слушаю. — Здравствуйте, это Джерард, — парень взял секундную паузу, — У меня есть к вам предложение… *Скрэббл (от англ. scrabble — рыться в поисках чего-то) — настольная игра, в которой игроки состязаются в образовании слов при помощи плиток с буквами на игровом поле, разбитом на квадраты.