Мутация разума II. Уснуть до двенадцати.

Шерстяная нитка бледно-розового цвета проворно следовала за иглой, сшивая пинетку на пяточке. Рене сидела в глубоком уютном кресле и, заканчивая очередную пару детских носочков, то и дело принималась мурлыкать себе под нос. Они с Рэем занимали несколько отдельных смежных комнат в дальнем крыле здания, от чего гнёздышко будущих родителей походило на обычную квартиру. Их гостиная была небольшой, но правильно расставленная мебель не загромождала пространство, а приятная расцветка обоев с крупным цветочным рисунком открывала скрытую сторону характера хозяйки. По одну руку от Рене стоял выключенный торшер, по другую - круглый столик накрытый на двоих, а за ним - парное кресло. Дора вернулась из ванной и, сев напротив подруги, несколько секунд понаблюдала за идиллией. - Ребёнок вырастет из этого всего быстрее, чем успеет сносить, - сказала девушка. - Ну и что, - Рене отложила вязание и, отпив немного чая из своей чашки, добавила, - Пусть будет, все равно из рукаделий я больше ничего не умею. Печенья в коробочке почти не осталось. За последний месяц Рене немного поправилась, и её всегда узкое личико приятно округлилось. - Вы сРэем так хорошо вместе смотритесь, - призналась Дора робко, будто боясь нарушить заведённый порядок, - Словно пазл сложился: ты, он, малыш. - Наверное... - Тебе не страшно? - Дора заглянула в глаза подруге, надеясь увидеть подтверждение своих чувств. - Это Рэй постоянно беспокоится, - рассмеялась Рене, - Он на все мои вещи пришил резиновые полосы на тот случай, если крошка вдруг ударит меня током. - А такое возможно? - Конечно, нет! - видя, что Дора через чур напряжена, девушка накрыла её руку своей, - Всё будет хорошо, мама Рэя выносила его без всяких дополнительных предосторожностей, а значит у младенцев способности не проявляются. Дора вежливо улыбнулась, но накопившиеся переживания никуда не ушли. - Знаешь, я просто... - голос девушки изменил ей, и Доре пришлось начать заново, - Сейчас я одна, но так вечно не будет. Я тоже выйду замуж, а потом для нашего пазла потребуется ребёнок... А кого я рожу? Обезьянку? - Ну зачем ты сразу думаешь о плохом? У тебя родится абсолютно обычный ребёнок или оборотень, как ты. - Или уродец. Я не знаю какие у меня гены, а с нынешними событиями никогда не узнаю, но риск очень велик. Я не представляю, что делать, если у меня родиться больной малыш. - А как ты можешь сейчас уберечь себя от этого в будущем? - пальцы девушек переплелись, соединяя их неуловимой общей обречённостью, - Когда решаешь завести ребёнка, ты принимаешь ответственность за своё решение, к чему бы оно не привело. Всегда. И этот груз весит не только над нами. Каждый отец и каждая мать ходят в его тени, даже если не осознают её присутствия. И да, когда я начинаю думать об этом, мне становится страшно. Страшно, что не справлюсь с материнскими обязанностями, страшно растеряться, страшно устать до такой степени, когда опускаются руки... А потом я вспоминаю, что всегда могу положиться на Рэя, - Рене прослезилась и широко улыбнулась, - А потом я вспоминаю, что Рэю-то в десятки раз страшнее, ведь на нём лежит ответственность за двоих, за ребёнка и меня. И тогда я собираю себя в кучу потому, что не хочу быть вечно маленькой, ни на что не способной женой. Я хочу, чтобы он мной гордился. - Жалко, что мы росли без родителей, - произнесла Дора, перенимая от подруги частичку её смирения, - Нам некому подражать, не на кого оглядываться. - Но есть много людей вокруг... - Это не тоже самое, мы с ними не связаны. *** Каф сидела на кровати и, чтобы найти себе какое-нибудь занятие, листала новостную ленту в телефоне. Дверь в её спальню стояла в коридоре, прислонённая к стене, и Шедар, имитируя бурную рабочую деятельность в остальной квартире, то и дело проходил мимо комнаты девушки, якобы не обращая на напарницу внимания. В тех местах, где раньше к косяку крепились петли, не хватало фрагментов материала. Бинты на левой руке мешали её сгибать, а раны под ними пульсировали тупой и настойчивой болью. Ничего нового. Каф отложила мобильный и, спустив ноги на пол, заглянула под кровать в поисках тапочек. Стоило девушке выпрямиться, как она тут же увидела перед собой Шедара. - Нам надо поговорить. Каф страдальчески закатила глаза. - Я чувствую себя намного лучше, чем кажется, - ответила девушка, зная, что Шедар от своего не отступит и устроит ей сейчас пытку нотациями. - Я обдумал твою идею со злодейской деятельностью. От удивления Каф опешила. - Это довольно сложно... - Шедар присел рядом, продавливая матрас сильнее напарницы, - У тебя есть какой-то план? С чего ты хотела начать? Каф не верила своим ушам. Шедар никогда не славился человеколюбием, но он и не ненавидел людей. Для парня всё, существующее в мире, было данностью, в которой можно и нужно жить; данностью, которую не надо пытаться переделать или уничтожить. - Нет у меня никакого плана, - Каф пожала плечами, опустив голову вниз, - Чтобы стать хорошим, надо прикладывать усилия, а быть плохим несложно. - Я бы так не сказал, - возразил парень, - Если ты воспользуешься способностью во вред, вернуться обратно, в твоё нынешнее положение уже не получится. - А какой плюс в моём нынешнем положении? - Каф посмотрела на брата, понимая, что он всё равно не ответит, - Ты пришёл меня отговаривать? - Нет. - Ты пришёл отговаривать себя? - Нет. Я просто не хочу, чтобы ты принимала спонтанные решения. Но больше всего на свете я не хочу, чтобы ты вредила себе. Делай с другими то, что ты хочешь делать с собой, причиняй боль им, а не себе... - Где-то я уже это слышала. - Я просто опасаюсь... - Шедар немного помедлил, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, - ...что эта затея закончится плохо для тебя. - Как она может плохо для меня закончиться? - Каф слабо улыбнулась, - Моя способность неуязвима. - Зато ты - нет. Как ты хочешь начать действовать? - По примеру наших сибилингов я не хочу прятаться. Пусть мир увидит мою силу... И мою боль. Я всю жизнь провела в изоляции и не получила ни от мира, ни от жизни ничего хорошего. А иметь в воспоминаниях что-то хорошее очень важно. Я больше не могу скрываться, я... - голос девушки дрогнул, но Каф пересилила себя и продолжила, - Я больше не могу чувствовать себя тараканом. Стоит мне очутиться в окружении людей, как мне тут же начинает казаться, что я им мешаю. И это не проходит. А продемонстрировав способность, я заявлю о себе... - Ты выдвинешь миру какие-нибудь требования? - Слишком поздно для требований. - С чего ты начнёшь? Нельзя же просто выйти в парк и запустить первую волну. - По-моему, хорошая идея. - Правда? - Шедар вскинул брови. - Да, мне нравится. Парк достаточно людное место, нас точно кто-нибудь заметит и запомнит. - Сомневаюсь, люди редко смотрят по сторонам, - парень задумался, не веря, что они с Каф обсуждают именно то, что обсуждают, - Внешность у нас, конечно, примечательная, но только её не достаточно. Нужна какая-то деталь. - Нужны костюмы! - Каф хлопнула себя по бёдрам и, сорвавшись с места, бросилась к шкафу, - Они-то уж точно создадут ажиотаж. Вытащив недавно присланную коробку, девушка продемонстрировала её напарнику, как решение всех проблем. *** В коридоре перед залом суда их становилось всё меньше и меньше. Судебный пристав по очереди вызывал свидетелей для дачи показаний, и небольшая группа, собравшаяся неподалёку от кофейного аппарата, уже сократилась до двоих человек. - Знаешь, - Нэри усмехнулся и посмотрел на Джерарда, который сидел рядом с ним на скамейке, прислонившись затылком к светло-бежевой стене, - А мы ведь можем проводить заседания по нашему делу и по делу Фрэнка в одни и те же дни, в одном и том же помещении. Просто в определённый момент нам нужно всем подняться, поменяться местами, сесть, и можно продолжать. Джерард вежливо хмыкнул, чтобы предложение друга не осталось незамеченным. Бинты Нэри не носил уже несколько дней, но на его лице, охватывая правую щёку и сползая на шею, красовались бледно-красные отметины. - Волнуешься? - Нэри снова попытался завязать разговор. - Наплывами, - ответил Джерард, - Хочется побыстрее со всем разделаться. - Ммм, я немного другое имел ввиду... - Нэри встретился глазами с напарником, как бы поддалкивая его в нужном направлении. Джерард выдержал взгляд друга на протяжении нескольких секунд, затем отвернулся и произнёс: - Хочется побыстрее со всем разделаться. - Как скажешь, - Нэри пожал плечами и, посмотрев на открывшуюся дверь, увидел судебного пристава. - В зал суда для дачи показаний вызывается мистер Нэри Ньюман, - отрапартовал мужчина. - И... Погнали, - Нэри с преувеличенным усилием встал на ноги. - Удачи, - Джерард слегка поджал губы, выражая этим движением неловкую смесь смущения и желания подбодрить. Прокурор по делу поджигателя сразу предупредил красноволосого, что вызовет его последним. Ничего полезного о пожарах в городе парень сообщить не мог, а вот по другому поводу... В любом случае чувства Джерарда сейчас меньше всего походили на волнение. Он будто бы вообще ничего не испытывал, словно бы забыл, что в мире существуют эмоции. А раньше... А раньше было просто ужасно. Одиночество напоминает тупую боль, от которой никак не избавиться. Когда Фрэнк решил уйти вместе с Советом и пообещал связаться с Джерардом как только всё устроится, Джерард ждал. Когда друг за другом сменилось несколько месяцев, проведённых в полном молчании со стороны Фрэнка, Джерард ждал и надеялся. Потом ещё ждал... И надеялся... И ждал. А затем на смену надежде пришла паника. Ведь он же ждёт! Отчаянно ждёт, так почему на его ожидание никто не приходит?! Неужели Фрэнк его оставил? Неужели даже Фрэнк его оставил?! За что? Что Джерард сделал не правильно? Чем перед ним провинился? Тоска кислотой разъедала его нутро. Оставаясь наедине с собой парень ощущал, как что-то внутри, помимо клеток и органов, съёживается и гибнет от самовоспроизводимого яда. Съёживается и гибнет. Гибнет, не в силах умереть. А потом Джерард понял, что причина его боли не в том, кто не приходит... А в том, кто ждёт. Первый пожар случился два месяца назад. Прибыв на место происшествия, одарённые не сразу поняли, что происходит, а потом Джерард сделал предположение, которым ни с кем не поделился. Если Фрэнк дал о себе знать, значит они в любом случае увидятся, а когда это произойдет, Джерард обязательно выскажет ему всё, что накопилось. Выскажет по-глупому, со скандалом, на эмоциях, выскажет и уйдёт, оставив Фрэнка самостоятельно разбираться с ворохом чужого гнева. Но... Но всё пошло не по плану. Сейчас Фрэнк либо над всеми издевается, либо с ним действительно что-то случилось. А если с ним что-то случилось, то больше злиться не на кого. А хуже всего... Да, хуже и прекраснее всего было то, что Джерард продолжал любить Фрэнка ничуть не меньше, чем два года назад, и... ...И, ладно, сидя перед кофейным аппатаром с потёртыми кнопками, Джерард всё-таки кое-что испытавал. Страх. Маленький, эгоистичный, приятный страх перед встречей с тем, кто тебе не безразличен. И да, в какой-то степени это походило на волнение. - В зал суда для дачи показаний вызывается мистер Джерард Уэй. - Уже? Парень поднялся со скамейки и, проследовав за приставом, вошёл в зал суда. Там было душно. Прохладу коридора будто отреза́ла стена тёплого влажного воздуха, наполненного тяжёлой смесью неопределяемых запахов. В зале было многолюдно. Даже слишком. Потерпевшие, свидетели, журналисты... В сравнительно небольшом помещении разместилось около пятидесяти человек, и сейчас всё их внимание сосредоточилось на Джерарде. Пройдя между скамьями для зрителей, парень миновал пустое пространство перед судейской трибуной и, скользнув взглядом в сторону Фрэнка, занял место для дачи показаний. - Представьтесь, пожалуйста. Судом председательствовала тёмнокожая женщина среднего возраста, Джерард не помнил её имя, хотя прокурор, разумеется, его упоминал. - Джерард Уэй, две тысячи второго года рождения, - парень достал из кармана паспорт и протянул его секретарю, которая, соблюдая формальности, передала документ судье. - Вы осведомлены об ответственности за дачу ложных показаний? - Да, - Джерард убрал паспорт обратно во внутренний карман пиджака. - Вы клянётесь говорить суду только правду и ничего кроме правды? - Клянусь. Фрэнк сидел напротив присяжных в клетке для подсудимых. Подавшись вперёд и оперевшись локтями о колени, он просто ждал, когда происходящее закончится и, то и дело поглядывая на адвоката, не выказывал никаких признаков беспокойства. За исключением одного... Стоило им с Джерардом на секунду встретиться глазами, как обвиняемый тутже вспыхнул ненавистью. Здоровая ладонь красноволосого покрылась тонкой плёночкой пота. Джерард немного ослабил галстук и приготовился отвечать на вопросы. - Мистер Уэй... - начал прокурор, не вставая из-за стола, - ...напомните, пожалуйста, суду, что именно связывает вас и академию, которой руководила семья Мортимер. - Я был воспитанником этой академии. - На протяжении какого времени? - С восьми до двадцати двух лет. - Очень продолжительный период, - заметил прокурор как бы между прочим, - А скажите как проходило обучение? Вы приходили на занятия в академию, а по окончанию уроков уходили домой? - Нет, эта академия была интернатного типа. То есть, курсанты во время обучения жили в её стенах. - Сколько воспитанников было в вашем выпуске? - Двадцать. - Считая вас? - Да. - И все из них сейчас входят в "Организацию одарённых"? - Нет, - Джерард взял паузу и, испытывая необъяснимо возрастающее волнение, ответил, - Роберт Закари после событий двухлетней давности вернулся домой, Шелли и Орвилл Ньюманы не так давно предпочли выйти из "Организации...". Бриджит мы потеряли... - по залу принеслось сочувствующее бормотание. - Это все? - уточнил прокурор. - Нет, - Джерард на секунду помедлил, а затем, смотря поверх голов зрителей, на одном дыхании выпалил, - Фрэнк Мортимер обучался вместе с нами, в тех же самых условиях, с теми же самыми нагрузками и требованиями. - Что? - Фрэнк вскочил на ноги, но его адвокат жестом попросил подопечного успокоиться. - То есть вы достаточно хорошо знаете подсудимого? - продолжал прокурор, не обращая внимания на реакцию оппонентов. - Да, мы были знакомы десять лет. Фрэнк запустил пальцы в отросшие чёрные волосы и размашистым движением снова сел на скамью. - Как вы могли бы охарактеризовать своего бывшего одноклассника? - Протестую, Ваша честь! - адвокат Фрэнка поднял руку, - Личные впечатления и характеристики свидетелей в отношении моего подзащитного к делу не относятся. - Поддерживаю, - откликнулась судья - Мистер Сандерс, замените вопрос. Прокурор кивнул и продолжил: - Как хорошо мистер Мортимер контролировал свою способность во время обучения? - Я не имею необходимой квалификации, чтобы ответить. - Разве? У меня есть информация о том, что во время обучения вы проводили для мистера Мортимера определённые медитативные практики, чтобы помочь ему справиться со способностью, это так? - Да, - если бы Джерард был чуть менее взволнован, он бы мысленно поблагодарил Нэри за такую скользящую формулировку, - Но я был курсантом и выполнял требования руководителей, не интересуясь в чём их цель. - Ясно, - прокурор поджал губы и коротко взглянул на свои записи, - Во время вашего обучения в академии случались какие-нибудь происшествия с участием Фрэнка Мортимера? Связанные с его способностью? Фрэнк откинул голову и, уперевшись темечком в стену, нервно притоптывал правой ногой. - Да, незадолго до... - красноволосый откашлялся, - Незадолго до нашего побега из академии на одной из тренировок Фрэнк потерял контроль над способностью. Он покалечил Роберта Закари и устроил огненную бурю в тренировочном комплексе. - Что именно случилось с Робертом? - Ему повредили горло, трахею и голосовые связки. - Как повредили? - Прожгли. - Как все произошло? Фрэнк отстранился от стены и с неподдельным любопытством повернулся к говорящему. - Я там не присутствовал, - произнёс Джерард, - По рассказам его душили раскалёнными руками. - Кто душил? - Фрэнк Мортимер. - Фрэнк Мортимер во время тренировки потерял контроль над способностью, пытался задушить другого курсанта раскалёнными руками, а затем устроил огненную бурю, я правильно понял? - Да. - Что послужило причиной? - Я не знаю, скорее всего личная неприязнь. - Фрэнк ненавидел Роберта? - Нет, но ребята упоминали, что перед приступом Роберт цеплялся к Фрэнку, доводил его. - Почему вы выбрали слово "приступ"? Джерард на мгновение опешил, ощутив нечто среднее между потерей равновесия и ударом в живот. - Потому что всё быстро закончилось. - Как именно всё закончилось? - Я отключил сознание Фрэнка, используя способность. - И вы тоже получили серьёзный ожог. - Да. - Можно попросить вас продемонстрировать его присяжным. - Да. Джерард расстегнул ремешок на перчатке, ставшей уже неотъемлемой частью его жизни, и, аккуратно сняв её с пальцев, протянул правую руку в сторону присяжных. Некоторые из приглашённых мягко отвели глаза в сторону, другие неуютно заёрзали на стульях. Парень показал травмированную кисть зрителям и, немного подвигав пальцами, развернул руку к судье. Фрэнк опять поднялся и, оперевшись о решётку, пристально наблюдал за происходящим. - Я прошу разрешения передать суду медицинские заключения по поводу травм мистера Закари и мистера Уэй, - сказал прокурор. - Разрешаю, передайте. Мистер Сандерс вышел из-за стола и, пока Джерард надевал обратно перчатку, приобщил к делу упомянутые документы. - Сторона обвинения закончила допрос? - Да, Ваша честь. - Сторона защиты, у вас есть вопросы к свидетелю? - Разумеется, - адвокат Фрэнка встал на ноги и, выйдя на открытое пространство между судейской трибуной и залом, произнёс, - Мистер Уэй, вы утверждаете, что мой подзащитный был одним из воспитанников академии... - Да. - У вас есть доказательства? - На руках - нет. - Мы могли бы дать вам время на то, чтобы привести доказательства в суд. - У нас нет доказательств, - перефразировал предыдущее высказывание Джерард, - Но в документах академии они есть, на записях с камер наблюдения... Во время побега мы ничего подобного с собой не брали... - Даже фотографии? - И их тоже. Если сейчас вернуться в заброшенное здание академии и поискать... Что-то в голове парня щёлкнуло. Он так уверенно цеплялся за подразумеваемое, что едва не упустил очевидное. Здание академии заброшено. Его не снесли, не передали другому владельцу, а просто оставили... А мог ли Совет просто оставить свои наработки, свои исследования, свои проекты? Кто-то должен был наведаться в академию и всё забрать, всё подчистить. Миссис Мортимер в зале суда не было, но Джерард всё равно увидел перед собой её лицо. - Там ведь ничего не осталось... - произнёс красноволосый, ни к кому не обращаясь. - Что, простите? - В академии тоже ничего не осталось, - повторил Джерард громче, - Там ничего не оставили. - То есть... - мистер Обри медленно подошёл к свидетелю и, положив руку на полированный бортик перед ним, подвёл итог, - Ваши заявления о том, что мой подзащитный содержался в академии на ряду с остальными одарёнными и уже тогда не отличался самоконтролем, ничем не поддерживаются. Это только слова, ваши слова, а мой подзащитный и его семья утверждают, что мистер Мортимер младший никогда не воспитывался в академии, и у них имеются вещественные доказательства. Видео и фото из домашнего архива. - Откуда? - В семьях так принято, - адвокат Фрэнка ухмыльнулся и, хлопнув ладонью по дереву, как бы поставил точку, - У меня всё, Ваша честь. - Спасибо, мистер Уэй, присаживайтесь. Джерард прошёл на зрительскую половину и, сев в последнем ряду, до боли вжался в низкую спинку. Он боялся думать о предстоящем вердикте присяжных. Боялся думать о том, достаточно ли одного минутного видео, чтобы посадить человека за решётку на всю жизнь. Ведь его было достаточно. Суд назначили слишком быстро потому, что вопросов к уликам не нашлось. Чтобы продолжать дознание и верить, что Фрэнк не причастен к поджогам, его надо очень сильно и слепо любить... Джерард посмотрел на мрачную фигуру за решёткой, стоящую возле прутьев. Потом, перевёл взгляд на присяжных - внимательных, сдержанных, но всё-таки людей со всеми возможными человеческими слабостями и пороками. Затем, закрыл глаза и сосредоточился. - Допрос свидетелей окончен, - сказала судья, - Объявляются прения сторон. *** С крыши торгового комплекса парк просматривался, как на ладони. Тёплый ветер цеплялся за подолы верхних накидок из тяжёлой плотной ткани и, соскальзывая с широких алых поясов, лениво перебирал платиновые волосы. На парковых аллеях было многолюдно. Хорошая погода выманила людей поближе к ухоженным лужайкам и шелесту листвы и, согревая летним солнцем, позволяла вдоволь насладиться выходным. - Что ты сейчас чувствуешь? Каф подняла глаза, будто пытаясь ощутить вкус эмоции, и задумчиво помолчала. - Силу. Власть... - наконец ответила девушка, - ...Мне кажется, мне весело. - Кажется? - Шедар улыбнулся. - Ну, мы же ещё не начали, - возразила Каф, - Когда приступим, станет понятнее. - Твой первый выход на сцену. - Да, очень похоже! - щёки девушки порозовели, составляя идеальную пару слегка подкрашенным губам, - Они заслуживают этого, - Каф снова посмотрела на фигурки людей внизу, - Мы живём в их мире, мы живём так, чтобы им не мешать, и это несправедливо. Они сделали нас такими, корни нашей боли уходят к ним. Их счастье строится на наших слезах потому, что им всем на нас наплевать. Всем на всех наплевать... Так что, пусть мучаются. Я буду бомбой, которая разрушит этот мир. Я - бомба. - Пора. Каф первая направилась к выходу на лестницу. Шедар немного задержался и, глядя ей вслед, едва не бросился за девушкой, чтобы остановить. Не ради незнакомцев. А ради неё... И ради себя. Он чувствовал, что связь между ними намного крепче тех слов, которыми можно её описать. Крепче всех видов любви, крепче, любой степени привязанности. А понимает ли это Каф?.. Скорее всего нет. Также, как не понимает свою уникальность. Ведь на свете нет второго такого человека, как Каф. Ведь на свете нет второго такого человека, который был бы настолько сильным и уязвимым, разумным и одержимым, наивным и прагматичным одновременно. И никто не в силах заменить её Шедару. Она его единственный и лучший друг, которого он обязан сохранить. Костюмы создавали правильный эффект. Гуляющие сразу заметили Каф и Шедара и, ожидая зрелищного представления, потянулись за ними к фонтану. - Отойди подальше от меня, - шепнула парню девушка. - Не выдумывай, я устойчивый. Мокрый асфальт вокруг фонтана напоминал нарисованную карандашом тень. Мелкие брызги, рассеянные в воздухе, липли к лицу и одежде и, освежая лёгкими уколами прохлады, мгновенно испарялись. Каф повернулась к собравшимся лицом и, вытянув перед собой руку со стиснутым кулаком, замерла. Кое-кто из толпы достал мобильные телефоны. Шум воды, вырывающейся из труб, создавал толстую пробковую ширму, отрезающую парк от города за его пределами. Каф неотрываясь смотрела на свои пальцы. Овальное пятно на плече, с которого сегодня утром девушка сняла очередную чешуйку, неприятно задевала нижняя рубаха. Каф расжала ладонь, открывая горстку белёсой пыли. Затем девушка наклонилась и сдула лёгкие частички с руки. И исподлобья взглянула на публику. Дело было сделано. Оказывается переступить черту, проведённую между обычным человеком и преступником, проще простого. Мнимый барьер, заставляющий мучиться от осознания собственной никчёмности и вечного стыда за гнев, лопнул, как тончайшее стекло. Дело было сделано. Каф выпрямилась, чувствуя, что какая-то плотная оболочка из заскорузлой кожи, которую она прежде не замечала, исчезла. Дышать стало легче. Деревья, тропинки, людей словно бы обмыли чем-то, освежающим, придающим глянцевый блеск. Каф расслабленно улыбнулась. Вирус достиг цели. В толпе, будто затесавшись незванным гостем, раздался кашель робкий и удивлённый. Он быстро распространялся, отражаясь в лёгких, и, усиливаясь в унисон с биением сердец, создавал сумбурный удушливый фон. - Что вы сделали? - один из зрителей бросился к Каф, но Шедар без особых усилий повалил его на землю. - Бежим!.. Но ожидаемая паника так и не заявила о себе. Крики тонули в хрипах, слезящиеся глаза мешали ориентироваться в пространстве, боль в теле и озноб не давали двигаться. Надо было уходить оттуда, спасаться всеми возможными силами, но силы таяли с каждой секундой, с каждым неудавшимся вдохом потому, что болезнь прочно укоренилась в инфецированных организмах... И прогрессировала с невероятной скоростью. На асфальт брызнула первая кровь. Каф наизусть знала симптомы, словно бы запомнила их в детстве, как пустяковую считалочку. Девушка сделала шаг вперёд и, медленно, соблюдая церемониальную сдержанность, двинулась сквозь агонизирующую вакханалию. Маленькая девочка прямо у ног Каф билась в судорогах. Мужчина с посиневшими руками и лицом стоял возле неё на коленях и пытался неуклюже успокоить хрупкое тельце. Он что-то говорил, что-то успокаивающее или молящее, но его речь походила на вязкое бульканье. Изо рта женщины по другую сторону от них рваными толчками выходили сгустки крови. Мертвый парень застыл лёжа на спине, так и не убрав от шеи напряжённые пальцы. Девушка в шортах ещё пыталась сохранить свою жизнь, ползком направляясь в сторону газонов. Но это было бесполезно. Сейчас все, собравшиеся посмотреть на фееричное представление, принадлежали Каф. Она была источником их боли, их страданий, и, наблюдая за действием вируса, наконец-то восстанавливала справедливость. Свою справедливость. Наконец-то жертвой была не она. Наконец-то она была главной. Наконец-то ей принадлежала мощь и право решать, кто достоин жизни, а кто нет. Наконец-то она твёрдо стояла на ногах... На пьедестале из стенающих смертников и остывающих трупов. И ощущала мощь, высасываемую её душой из их мучений. Шедар расставил широко ноги и согнул их в коленях. Приняв устойчивую позу, парень очертил крутую дугу и, будто выхватив что-то из воздуха, притянул руку к себе. Медленно провёл её поперёк живота и повторил движение. Полы халата всколыхнул лёгкий ветер, словно поднявшийся от земли. Шедар снова и снова запускал пальцы в пространство перед собой и, раскачивая воздушную массу, свободной рукой формировал вихрь. Порывы ветра становились настойчивее. Упрямо сворачиваясь широкими кольцами, они захватывали произошедшую трагедию в тиски и, словно бушуя в стакане, стояли в ушах тугим белым шумом. Ветер дёргал пострадавших за волосы и одежду, врезался в струи фонтана, вдавливался в кроны деревьев, впивался в кожу кошачьими когтями. От тела и волос Каф отрывались незаметные частички, которые смешивались со стихией, и, неся в себе отравленные зачатки, готовились отправиться на поиски плодородного пристанища. Шедар резко выпрямился и развёл руки. Ветер в парке стих, расходясь по городу искарёженной природной аномалией. - Ты счастлива? Каф со светлой улыбкой повернулась к напарнику: - Мне намного лучше, - ответила девушка.