Du bist mein Licht

Мир не станет прежним больше никогда, Будет все иначе, потому что ты со мной, Мы нужны друг другу словно воздух и вода...

      — Что же, Фридрих, — спросила Анхен и широко улыбнулась. — Нравится тебе у нас? А как тебе показался наш вчерашний вечер?       — Благодарю вас, — помедлив секунду, ответил юноша, осторожно подбирая слова. — Да, нравится. У вас так... красиво, столько новых вещей. Должно быть, это счастье — жить в таком большом доме, где есть все и у каждого своя комната, у нас только квартира и она гораздо меньше, чем ваш дом. А вчера вы прекрасно приняли нас, вечер был очень... запоминающийся и прошел хорошо. Только он был бы еще лучше, если бы вы занимались не только гостями и все обхаживали меня, но не игнорировали бы сына и уделили ему хоть немного внимания.       — Замечательно. Ну завтракайте, что же вы застыли, — прощебетала женщина.       — Cпасибо, Анхен, — повторил Фридрих. Юноша взял аппетитный золотистый и мягкий абрикосовый кекс, разломил его и тщательно с энтузиазмом стал размазывать по нему маленький кусочек масла, который он осторожно взял из масленки на кончике ножа.       — Фридрих, это что такое? — тотчас же спросила Анхен. — Эти кексы очень мягкие, и так он еще раскрошится у тебя в руке. Зачем нужен такой тонкий слой масла?       — Простите, просто... у нас дома не принято много есть. — Фридрих вспомнил, как Ваймеры сидели по утрам за столом, осторожно беря масло из масленки и нанося его на тонкие ломти хлеба, которые как раз в основном и были их завтраком, отец всегда говорил, что нужно экономить. Но Штайнам, видно, вообще было чуждо такое и пища на их столе не переводилась.       — Фридрих, ты ведь не у себя дома, где, должно быть, вам... приходилось экономить, — с легким оттенком иронии добавила Анхен. — Не стесняйся, у нас дома пищи хватит на всех, и на нас, и на гостей. И ешь сколько тебе хочется.       — Не стесняйся, — повторил и Альбрехт.       — Хорошо, — Фридрих благодарно улыбнулся обоим, еще раз с воодушевлением посмотрев на все, что было на столе.       — А это что такое? — он увидел во фруктовой вазе, среди яблок, груш, мандаринов и винограда нечто странное. Больше всего ранее не виденный предмет, который гордо возвышался над всеми остальными фруктами, напоминал огромную сосновую шишку продолговатой формы, на одном конце которой росли узкие острые зеленые листочки, он был гораздо крупнее всех остальных фруктов. Фридрих заметил его еще вчера вечером и с интересом поглядывал на фруктовую вазу. — Вот это, похожее на шишку с листьями?       — Это ананас, — ответила женщина. — Плод из Африки, из жарких стран, где гораздо теплее, чем у нас. Никогда не пробовал его?       — Нет, никогда. И даже не видел. Он очень необычно выглядит. А его можно есть?       — Ну конечно, его едят, — Анхен в очередной раз улыбнулась непосредственности юноши. — Да, он действительно выглядит необычно и на вкус он не как наши фрукты. Кстати, ананасы растут на кустах, а не на деревьях.       — Чего только не бывает, — Фридрих был явно удивлен.       — Хочешь попробовать его?       — Не откажусь, интересно, какой он на вкус. Фрау Штайн тотчас же подозвала одну из прислуживающих девушек, велела ей очистить и нарезать ананас и подать на стол. Заморский фрукт был быстро вынут из вазы и унесен на кухню, а Анхен, не переставая улыбаться — улыбалась она часто — снова обратилась к гостю.       — Я уже заметила, Фридрих, как ты любишь поесть. Кстати, я велела испечь к вечернему чаю любимый пирог Альбрехта — с грушами и шафранным кремом.       — С чем, простите?       — Шафран — это особенная приправа, ее делают из собранных вручную тычинок цветов крокуса. Придает блюдам незабываемый вкус и аромат, а также яркий золотистый цвет. Кто раз попробовал блюдо, приправленное шафраном, никогда не забудет его вкус.       — Спасибо, Анхен, — Фридрих снова был удивлен и несколько сконфужен тем, сколько он, как оказалось, еще не знает. — Мама использовала как приправу только молотый перец и немного зелени — иногда. Не стоит так беспокоиться из-за меня.       — Ну что ты, какое беспокойство, ты же наш самый дорогой гость, — ответила Анхен. — Только посмотри, как счастлив наш Альбрехт. Он никогда так не сиял. Почему бы и мне не порадовать тебя?       Фридрих посмотрел на счастливое личико любимого и перевел взгляд на безмятежное и холеное лицо его матери, которая изящными движениями подносила к губам тонкую фарфоровую чашку и отщипывала ягоды от кисти янтарного винограда. Если бы она знала, что они полностью отдались во власть своих чувств, сохранила бы она привычную безмятежность? Тут в гостиную заглянула девушка-служанка.       — Фрау Штайн, вас к телефону, вам звонит фрау Меллер.       — Хорошо, иду, — Анхен легко встала и упорхнула, а тут с кухни был принесен кусочек льда, завернутый в салфетку, а также нарезанный на кусочки и красиво разложенный на фарфоровом блюде таинственный заморский фрукт. Девушка поставила блюдо на стол перед воодушевленными юношами.       — Простите, у вас будут еще какие-то распоряжения? — вежливо спросила она.       — Нет, спасибо, вы можете идти, — ответил Альбрехт. — Мама позовет вас, если ей что-то понадобится.       — Можете отдохнуть, — добавил Фридрих, которому было в новинку, что ему прислуживают. Неужели и у него после окончания академии появится шанс жить в большом красивом доме, и чтобы вежливая и симпатичная девушка с улыбкой накрывала на стол и ставила перед ним вкусные блюда, чтобы он мог часто носить белые рубашки? Перспектива была заманчивой, однако все это совсем не прельщало Фридриха, если бы он остался один, без его Альбрехта. Теперь он понял это окончательно. Юноша взял лед и осторожно приложил его к скуле друга, стараясь не нажимать сильно на место удара.       — Вот так, если регулярно прикладывать лед, то сосуды сужаются и синяки проходят быстрее.       — Спасибо, мне уже лучше, потому что ты рядом со мной.       В эту минуту своей легкой летящей походкой вернулась Анхен. Фридрих ощутил легкое разочарование — так хотелось побыть наедине. Но слова матери Альбрехта заставили его просиять.       — Мальчики, мне звонила подруга и попросила приехать к ней, провести время вместе. К обеду вернусь. Альбрехт, только не води Фридриха в библиотеку, а то знаю я тебя, ты можешь зависнуть там на несколько часов. Лучше погуляйте. Какая прекрасная погода сегодня!       — Хорошо, мама. — Анхен села за стол, быстро закончила свой завтрак и ушла, а юные влюбленные остались в счастливом уединении. Взгляд Фридриха упал на необычный фрукт, очень хотелось попробовать, какой он на вкус.       — Ты уже пробовал этот... как он называется?       — Ананас. Пробовал, он немного кисловатый, но если зрелый, то он сладкий. Попробуй и ты, — Альбрехт поднес к губам друга золотистый кусочек фрукта, — попробуй.       Ананас оказался сочным и действительно необычным на вкус.       — Ну как? — спросил Альбрехт. — Он нравится тебе? Не чувствуется кислинка?       — Он сладкий, — ответил Фридрих. — Должно быть, из твоих рук мне покажется вкусным все, — он в свою очередь взял кусочек ананаса и поднес его к любимым губам.       — Мне очень жаль, что я не могу пригласить тебя к себе, — вздохнул Фридрих. — Я же провожу время в твоем доме, сижу за твоим столом, а я не могу пригласить тебя к нам, потому что я ушел из дома. Но не жалею. — Фридрих подумал о том, что Альбрехта, должно быть, шокировало бы то, как они живут... и что едят.       — Забудь об этом сейчас, прошу тебя. Завтракай спокойно.       — Хорошо, — и больше они не говорили, только обмениваясь улыбками и сияющими взглядами.       Вот прекрасный завтрак закончился, и настало время досуга.       — Что будем делать? — спросил Альбрехт.       — Что угодно, рядом с тобой я готов даже провести несколько часов в библиотеке, хотя у меня, признаюсь, никогда не было такого интереса к книгам, как у тебя. Я читать научился только в школе, а ты?       — Я научился читать раньше. Начал читать с трех лет и понял, как мне нравятся книги.       — Я больше любил гулять на улице, — немного сконфуженно ответил Фридрих. — Ради тебя я готов прочесть хоть сотню книг.       — Ну что ты, я вовсе не прошу от тебя этого, тем более в такой день, хотя и считал всегда, что знания и книги — это прекрасно. Нам действительно лучше сейчас выйти на улицу и погулять.       Этот день действительно был прекрасен, невероятно теплый и солнечный для середины октября, словно лето не желало уходить и вернулось обратно. О том, что наступила осень, напоминали только иногда слетающие с деревьев золотистые и красноватые листья. В ярко-голубом небе пробегали только тонкие маленькие облачка, воздух был пропитан запахом прогретой солнцем травы и хвои, а лица обдувал легкий ветерок. Юноши закатали рукава, они не пожалели, что надели сегодня белые рубашки, а не зеленовато-коричневатые, которые полагались к повседневной школьной форме. Счастливые, они прошли несколько раз по залитым солнцем аллеям, осознавая, что это одни из самых замечательных мгновений в жизни обоих и что они запомнят их навсегда, что бы ни случилось и куда бы ни забросила их жизнь. Фридрих и Альбрехт остановились в конце самой дальней аллеи парка и замерли, пристально глядя другу другу в глаза.       — Так хорошо, — выдохнул Альбрехт. — Такое ощущение, словно...       — Словно нет и никогда не было войны, — подхватил Фридрих, догадавшись о мыслях любимого. — Не думай сейчас об этом, мой дорогой. Пожалуйста. Ты счастлив?       — Так счастлив, что сердце взрывается. Никогда не думал, что так бывает. Фридрих был вполне согласен.       — Прошу, давай не будем говорить об этом. Сейчас есть только мы. Мое счастье омрачает сейчас только то, что я осознаю, что действительно не могу пригласить тебя к себе в гости. Мама, конечно, обрадовалась бы тебе, хотя и не смогла бы предложить столько, как твоя. А вот мой отец...       — Что? — спросил посерьезневший Альбрехт.       — Такое впечатление, что он так и не смог простить мне, что я ушел из дома и поступил в академию без его согласия... но я не жалею, потому что я тогда не встретил бы тебя. Так и не смог понять меня, сейчас я словно не существую для него. Он ни разу не написал мне ни строчки и даже не спросил, как я себя чувствую. А если бы мы приехали ко мне домой, он захлопнул бы перед нами дверь и даже не стал бы слушать нас. А если бы он узнал, что мы полюбили друг друга, он вообще спустил бы нас с лестницы, сказав, что нам обоим в его дом путь заказан. Мама могла бы понять нас, она очень чуткая, а вот отец... он бы никогда не понял.       — Мой точно убил бы меня, если бы узнал, а тебя...       — Тсс, тише, родной. Никто не узнает. И в любом случае я не дам никому тронуть тебя. Ничего не бойся, — Фридрих ободряюще улыбнулся, и вокруг словно стало еще ярче и светлее.       — Рядом с тобой я ничего не боюсь. Хорошо, не нужно сейчас об этом, — Альбрехт не мог не улыбнуться в ответ на такую улыбку. — Давай сейчас поиграем в бадминтон... ты умеешь играть в бадминтон?       — Никогда не пробовал. Мы играли в основном только в мяч. Научи.       — Хорошо. Мы иногда играли с мамой в ясные солнечные дни. Идеальная погода для бадминтона — когда нет ветра, или он совсем легкий, как сейчас. А если сильный ветер, то волан улетает не туда, куда нужно, ищи его потом везде. Если сильный ветер, тогда нужно играть в помещении, — Фридрих был заинтригован, и Альбрехт объяснил правила игры, пока юноши шли обратно к дому.       — Эта игра, должно быть, очень развивает концентрацию и координацию движений, — заметил Фридрих.       — Да, очень. Тебе понравится бадминтон.       — Рядом с тобой мне понравится любое занятие.