Холодные Чёрные воды

В Небесной столице время будто течёт иначе. Медленнее, ленивее, словно кто-то накинул заклинание стазиса. Хэ Сюань мысленно шутит: «Чтобы гниющая рыба окончательно не разложилась». Но даже мрачный юмор слабо помогает: чёрная меланхолия, глубокая как Чёрные Воды, заполняет всё его существо. Топит в кошмарных видениях, заменивших сны в короткой усталой дремоте. Душит тошнотой и противным голодом, зудящим под рёбрами. Но не тем, который можно задушить бессмысленным обжорством. Голодом тактильным, слишком новым и слишком мучительным. И Хэ Сюань прячется от него в работе Повелителя Штормов. В книгах, в еде, в коротких обморочных снах, слишком поверхностных для отдыха. Караулит Ши Цинсюаня в библиотеке, изредка подсовывает ему книги со своими комментариями на полях. Осторожно пытается разговаривать. Единожды снова просит прощения… Ши Цинсюань молча кивает и возвращается к чтению. А Хэ Сюань стискивает зубы и больше не пытается, теряя надежду быстрее, чем облетают осенью листья. Снова впадает в бессмысленную цикличность бытия: короткий сон, молитвы, библиотечные встречи, короткий сон… Однажды его будит шум, доносящийся из дворца Повелителя Холода. Выглянув в окно, Хэ Сюань видит, как суетятся слуги, но не понимает до тех пор, пока не приносят послания. Среди молитв, отобранных для него младшими служащими, выделяется серо-зелёный конверт, на котором золотом отпечатан иероглиф «Холод». Конечно же, Хэ Сюань вскрывает его в первую очередь — и долго смотрит на короткое, но очень официальное приглашение. «Повелитель Холода будет безмерно рад видеть достопочтенного Повелителя Штормов на Празднике Весны и Будущего Урожая». Перечитав несколько раз, Хэ Сюань вспоминает. И удивлённо вскидывает брови: неужели уже…? Он, вроде, не спал, но всё пропустил? В разговорах с ним Ши Цинсюань звал это мероприятие просто «Праздник Весны». Проводил с тех пор, как укрепил положение Повелителя Холода — каждый год, как только у людей кончались посевные работы. Когда у смертных наступала передышка в несколько дней, двери храмов Холода и Штормов открывались во всю ширь и начинался праздник для всех. Самая дурная и бессмысленная его часть проходила на Небесах. Хэ Сюань отправлял туда главного небесного двойника — большего и не требовалось. А Ши Цинсюань — хозяин приёма — каждый раз возвращался уставшим и долго жаловался на потоки бессмысленной лести, прошений, попыток подкупить и… Хэ Сюань раскрывал объятия и просто слушал. Не в этом году. В этом году Повелитель Холода будет один. И никто не встретит его дома после. Не окутает заботой и теплом, не разберёт сложную причёску… Хотя у Цинсюаня наверняка есть для последнего слуги. Идти на это безумное сборище небесных бездельников, даже организованное Ши Цинсюанем, совсем не хочется. Ни двойником, ни самим собой. Хотя переполох был бы знатный, явись он на Праздник Весны собственной персоной. Правда, хозяин вряд ли оценил бы подобный «подарок». Впрочем, упускать возможность увидеться с Ши Цинсюанем, пусть даже на расстоянии, тоже не хочется. За долгие месяцы разлуки Хэ Сюань невозможно соскучился и готов цепляться за каждую возможность просто побыть рядом. Ощутить запах волос. Поймать взгляд — болезненно-безразличный, холодный как самый суровый мороз, но… Хэ Сюань кажется, что в глубине малахитовых льдинок теплится что-то, похожее на грусть. И, возможно, любовь и надежда, недобитая злыми обидами. Мучаясь выбором, Хэ Сюань мечется по малой гостиной раненым тигром. И почти две палочки благовоний спустя решает, наконец. Двойник отправится как обычно, а сам он осторожно подглядит его глазами. И будь что будет. *** Дворцовый сад цветёт и благоухает, полнится музыкой и пением зачарованных птиц. Разодетых гостей в нём — больше, чем людей зимой в храмах у Ши Цинсюаня. Двойник играючи скользит сквозь толпу, останавливается, чтобы поздороваться и обменяться парой фраз — Хэ Сюань ему не мешает. Понимая, что к хозяину праздника сейчас не прорваться, смотрит вполглаза, заранее устав от количества бездельников. Дремлет — просыпается, только когда дают сигнал к обеду. Столы расставлены тут же, в саду. Возведён помост для почётных гостей, расставлены знаки главных божеств, стоит наготове армия слуг… Настоящее тело Хэ Сюаня, отвыкшего от подобного пышного официоза, брезгливо кривится. Двойник почти улыбается каким-то очередным гостям. Когда они уходят, Хэ Сюань на пару мгновений перехватывает контроль и осматривается. Замечает на помосте нового Небесного Владыку — очень сложно не смеяться — Пэй Мина, Повелительницу Дождя, Его Высочество и… Хэ Сюань стремительно возвращается в настоящее тело и всё-таки искренне ржёт. Потому что отголосок тщательно спрятанной ци, исходящей от «слуги» за спиной Се Ляня, он бы не перепутал ни с чем. — Хорошо выглядишь, брат. Помолодел, — бросает Хэ Сюань в духовную сеть и возвращается подсматривать. — Не могу того же сказать об этом твоём лице, — отзывается Хуа Чэн, а «слуга» подмигивает двойнику. Правым глазом. Всё ещё смеясь, Хэ Сюань прячется на самом краю восприятия, не желая выдавать личное присутствие кому-то ещё. Размышляет, не найдя среди столов места, подходящего по статусу Повелителю Штормов. Почти чувствует приступ тревоги. А вот у двойника с этим не возникает проблем. Он уверенно поднимается на помост, кланяется всем почётным гостям и садится… за хозяйский стол. Рядом с местом, на которое вскоре опускается Ши Цинсюань. Радостное удивление, поднявшееся в душе, опадает морской пеной, стоит только вспомнить, что место это предназначено не для него. Для двойника, для куклы, призванной изображать Повелителя Штормов — его старшего «служащего». Потому что ему самому на Небесах места нет и никогда не было. Ни сейчас, ни в прошлом. Эта мысль горечью оседает на язык, и настоящий Хэ Сюань кривится, пока его двойник обменивается вежливыми приветствиями и ничего не значащими фразами с окружающими его небожителями. Хэ Сюань почти не слышит речь, которую произносит Повелитель Холода. Только глядит на него и не может заставить себя отвернуться. Любуется, словно луной — прекрасной и недосягаемой. А Праздник Весны продолжается. *** К третьей перемене блюд Хэ Сюаню безумно хочется спать. Не от усталости даже — от скуки. За десятилетия он успел отвыкнуть от бессмысленного церемониала. Сбежал бы давно, если бы не Ши Цинсюань, сидящий так близко. Но Ши Цинсюань здесь, улыбается и играет роль одного из сильнейших небожителей. Не пытается всем понравиться, как раньше — ведёт беседы с почётными гостями, принимает подарки. Выглядит как истинный небожитель. Благородный, божественно-прекрасный и спокойный, как горное озеро. Забывшись, Хэ Сюань почти полностью занимает сознание двойника. Молча ест, отдавая должное очень простым — и не менее вкусным — блюдам. Чувствует себя почти довольным… И тут в поле зрения появляются чужие палочки: Ши Цинсюань подкладывает ему в тарелку пару вкусных кусочков. Опомнившись Хэ Сюань отпускает контроль, надеясь, что двойник поступит как надо, но… Тот растерянно замирает, не зная, что делать дальше. В его памяти не находится ни единого подобного случая. Проклятье. Вернувшись в двойника целиком, Хэ Сюань поднимает взгляд. Чувствует, как тает лёд, за мгновение сковавший душу. Потому что Ши Цинсюань сейчас улыбается ему самому. — Привет. Оставайся, — то ли разрешает, то ли просит Повелитель Холода. Говорит тихо-тихо, чтобы никто другой не услышал. Не испугался, не заметил, что Демон Чёрных Вод заявился на Небеса лично. Эта маленькая тайна приятно греет внутри. — Как ты…? — Только ты так смотришь и столько молчишь. — Я ненадолго. Хотел увидеть тебя и не хотел портить праздник. — Оставайся, — повторяет Ши Цинсюань. Отворачивается к Повелительнице Дождя, чтобы не разговаривать со «служащим» дольше положенного. — Это твоё место, не могу же я тебя прогонять, — продолжение раздаётся в голове, и кажется, что улыбается Повелитель Холода этому, а не своей собеседнице. — А если кто-то что-то поймёт, это их проблемы. Хозяин решил лично наведаться на свой праздник, что в этом такого? — Что ж. Тогда спасибо за приглашение. — Хэ Сюань доверяется реакциям тела двойника: едва заметно склоняет голову, изображая вежливый поклон. Ровно настолько, чтобы со стороны было незаметно, но сидящий рядом Ши Цинсюань понял. А после — замолкает, но больше не ест, напрочь теряя аппетит. Только через силу запихивает в себя «подаренные» Ши Цинсюанем кусочки мяса и отодвигает тарелку. Почти не скрывает скуку — непривычное тело привычно опирается локтями о стол, подпирает голову ладонью и с вежливым безразличием созерцает ревущий праздник. Всё это так сильно напоминает прошлое, что Хэ Сюань почти ждёт весёлого: «Мин-сюн, ты чего такой кислый? Выпей со мной!». Но точно знает: так больше не будет. — Даже жаль, что тебе не стоит показываться, — весёлый голос Ши Цинсюаня снова появляется в мыслях, когда он сам заканчивает разговор и отвлекается на еду. — Почему ты так думаешь? — Только многовековой опыт маскировки и актёрской игры позволяет Хэ Сюаню не дёрнуться от неожиданности. Слышать такой голос Ши Цинсюаня он отвык настолько, что сейчас это звучит слишком подозрительно. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Они очень любят про нас шептаться. Раньше было больше, но я осадил самых громких и тех, кто поминал имя брата. — Ши Цинсюань отправляет в рот лакомства, как всегда непостижимым образом умудряясь ещё и улыбаться. — И что про нас теперь говорят? — О, тебе понравится! Говорят, что я сплю одновременно с тобой и с этим твоим двойником. Знали бы они, насколько близки к правде… — Повелитель Холода коротко смотрит на Хэ Сюаня и откровенно веселится. А вот в голосе его чудится что-то мечтательное. — Можешь показать мне оставшихся, и шептаться перестанут совсем, — ворчит Хэ Сюань и окидывает неодобрительным взглядом собравшихся небожителей. Готовится отдать приказ своим шпионам в чужих дворцах, но ждёт. Почти уверен: Ши Цинсюань вряд ли оценит кровавую месть за простые слухи. — Не покажу. Пусть болтают, им надо чем-то занимать рты. А эта болтовня хотя бы мне нравится. Хэ Сюань ничего не отвечает. Только хмыкает вслух и отворачивается. Не знает, что ответить на это, чтобы не испортить хрупкую почти дружескую атмосферу. Старательно отгоняет воспоминания о прошлом, когда Ши Цинсюань действительно стонал и плавился в руках самого Хэ Сюаня и двух его двойников. И мысль, что Ши Цинсюаню нравятся слухи про них. *** — Давай сбежим отсюда? — шепчет ближе к концу приёма Ши Цинсюань, наклонившись близко-близко. Горячее дыхание щекочет щёку. Он пьян, но немного, и наверняка очень устал. Отчаянно хочется обнять его и спрятать от бесполезного шума. — Давай. — Только не с этим тобой. —Тогда встречаемся в библиотеке, — хмыкает Хэ Сюань и покидает двойника, бросая его в самом сердце бушующего Праздника Весны. Перебирается из своего дворца в пустой и тёмный библиотечный зал, дожидаясь Ши Цинсюаня за книгой. Не успевает — да и не может — прочитать и пары страниц. Повелитель Холода появляется очень скоро, приветствует насмешливым поклоном — торопится к двери, ведущей на землю. — Куда бы отправиться… — Остановившись напротив неё, Ши Цинсюань задумчиво трёт подбородок. Хэ Сюань молчит, стоя на расстоянии вытянутой руки и не решаясь приближаться. Снова чувствует себя Мин-сюном, но теперь всё наоборот. Теперь не он сторонится весёлого и влюблённого Ши Цинсюаня, а тот избегает молчаливого и отчаянно любящего Демона Чёрных Вод. — Придумал! Сделай как я. Взгляд Ши Цинсюаня сияет. Праздничные одежды сменяются недорогими, прячется божественно-демоническая сущность. Внешность теряет небесный лоск и немного меняется: так, чтобы не походила на статую в главных храмах. Повелителя Холода теперь можно принять за умудрённого опытом, но не потерявшего вкус к жизни торговца. Хэ Сюань кивает. Избирает образ учёного мужа в самом расцвете лет. Извечные чёрные одеяния, расшитые скелетами рыб, обращаются в сдержанные, но добротные одежды служащего. Мрачно ухмыляется собственной злой шутке — так он мог бы выглядеть, если бы вознёсся богом литературы. Или, по крайней мере, если бы смог получить должность учёного. За дверью их встречают ранний вечер и раскинувшийся совсем недалеко городок. Не большой и не маленький, но прибрежный: торговый и шумный. Он светится огнями и гремит праздником, у ворот гостей приветствуют ряженые — и флажки расписанные сразу и «Штормом», и «Холодом». — А теперь мы с тобой будем пить вино и отдыхать! — важно заявляет Ши Цинсюань и ныряет в толпу. У первого же лотка покупает кувшин — всего один — срывает крышку и делает первый глоток. Улыбаясь, протягивает Хэ Сюаню… В грудь будто ледяные шипы вонзаются: слишком сильно это напоминает все предыдущие годы. Но Демон Чёрных Вод хорошо помнит наставления Искателя Цветов: не спешит обольщаться внезапной милостью и вниманием. Лишь чуть-чуть позволяет себе сократить почтительную дистанцию до дружеской. И принимает кувшин, мимолётно касаясь пальцами руки Ши Цинсюаня. Делает короткий глоток, не чувствуя вкуса, и возвращает сосуд обратно, вновь задевая тёплую кисть. Во взгляде спутника что-то, кажется, вспыхивает, и он отворачивается, чтобы сделать глоток. И ещё один. И ещё. Ши Цинсюань пьёт, а вокруг них гремит праздник. Слышится музыка, летят тосты и хвалы Повелителям Холода и Штормов — благодарности за пережитую зиму, за благодатную весну. Отовсюду доносится запах еды. Хэ Сюань, поддавшись привычке, отвлекается на самый ароматный из ближайших прилавков и покупает две бамбуковых палочки с жареным мясом. — Это ты здорово придумал, учёный брат! — Ши Цинсюань тут же выхватывает одну, возвращает наполовину опустевший кувшин. С ухмылкой вгрызается в мясо, совсем не боясь испачкаться в соусе. Всё кажется таким привычным, будто ссоры никогда не случалось. Но это самое «но» висит между ними словно злая метель. Шагни ближе, протяни руку, и острые снежинки исцарапают в кровь, а ураганный ветер оттолкнёт на три шага дальше, чем было. Потому Хэ Сюань держится скованно и напряжённо, даже когда ест. Внимательно следит за дистанцией, за собственным выражением лица, даже за позой следит так, как не следил за собой в роли Мин И. Только принимая кувшин, вновь позволяет себе коснуться тёплых пальцев чуть дольше, чем стоило бы. А Ши Цинсюань не отталкивает. Будто сам тоже хочет задержать руку, потянуться навстречу — вспомнив о чём-то, отворачивается и скользит сквозь толпу, наслаждаясь едой и музыкой, уличными представлениями. Только его улыбка отчего-то кажется тёмной трещиной на озёрном льду. — Я заметил красивую крышу с видом на площадь. Может… сбежим из толпы? — предлагает Хэ Сюань, когда второй винный кувшин показывает дно. Не чувствует себя пьяным, в отличие от спутника. Всё ещё опасается. — Давай! — Ши Цинсюань останавливается и разворачивается так быстро, что Хэ Сюань только чудом в него не врезается. В грудь укоризненно упирается палец. — Но только если ты, учёный брат, наконец перестанешь жульничать и начнёшь пьянеть! И вкусностей наберём… — Как скажешь, брат, — отзывается Хэ Сюань и перехватывает у Ши Цинсюаня кувшин. Делает несколько больших глотков, закусывает мясом. Повелитель Холода довольно улыбается — и спешит дальше по улице, почти на ходу закупая еду и вино. Хэ Сюаню только и остаётся, что складывать их в корзину — а когда надоедает, он позволяет себе пьяную вольность. Берёт спутника за руку — за рукав, не касаясь кожи — и тянет за собой, в темноту переулков: — Идём. — Идём, — легко соглашается Ши Цинсюань. Добравшись до нужного дома через дворы и переулки, Хэ Сюань останавливается. Дожидается чуть отставшего Ши Цинсюаня: у кувшинов с вином отвязалась лента и только божественная ловкость позволила им обоим не лишиться выпивки. Ухмыляется, очень натурально играя опьянение, и спрашивает: — Полезем, как обычные люди, или всё же воспользуемся преимуществом? — Не знаю как ты, Сюань-эр, а я сейчас не залезу даже на забор, — оказавшись наедине, Ши Цинсюань зовёт его по имени, и от этого становится мучительно приятно. — Только спрячь нас. — Как пожелаешь, Сюань-эр, — с ухмылкой отзывается Хэ Сюань и в пару пассов скрывает их от мира людей. Подумав, на всякий случай и от двух остальных миров тоже, не желая прерывать маленький сабантуй из-за всякой ерунды. — Готово. — Отлично! — Ши Цинсюань, совсем радостный после того, как прозвучало ответное имя, хватает его за руку — ладонью в ладонь — и легко поднимает обоих на крышу. И усаживается так, чтобы видеть площадь с артистами. Открывает вино как ни в чем ни бывало, тянется за закусками… Хэ Сюань окончательно перестаёт его понимать. И делает то единственное, что приходит в голову в этот момент. Мысленно обращается к другу, привычно прячась от разговоров за едой и вином. — Брат. Прости, что отвлекаю от праздника… или уже от чего-то другого, но мне нужна твоя помощь. Это срочно. — Дай угадаю: это связано с тем, что он исчез со своего же праздника, который ты впервые сам решил посетить? — Хуа Чэн звучит расслабленно и довольно. Даже не издевается почти. Наверняка где-то отдыхает со своим Высочеством. Хэ Сюань ему сейчас очень завидует. — Ты почти угадал. Он исчез с праздника. Со мной. Я не понимаю его. — Я тоже не пойму, если ты не расскажешь подробнее. — Он утащил меня гулять, сидит рядом, улыбается, радуется. Ведёт себя так, словно мы друзья. А я… Я понятия не имею, как на это реагировать. И как не испортить всё окончательно. — Ты его лучше знаешь. Как думаешь, чего он сейчас хочет? — Знаешь, мне кажется, что я не знаю его совсем. А даже если бы и знал — не решился бы угадывать сейчас. Слишком страшно разрушить то… — Притормози, — перебивает Хуа Чэн, и даже по духовной сети доносится его тяжёлый вздох. — Хорошо, РАНЬШЕ он бы чего захотел? Когда считал тебя другом. — Настолько раньше? — Хэ Сюань задумчиво косится в сторону Ши Цинсюаня, заворожённо наблюдающего за представлением на площади и что-то жующего. — Кажется, я тебя понял. И надеюсь, ты прав. Потому что ещё раз заново начинать я уже не стану. — А теперь расскажи мне, что ты там понял. — Обнять его собираюсь. По-дружески. В прошлом срабатывало. — Ни гуля ты не понял. Ещё раз: что он хочет делать? Зачем тебя с собой потащил? — Если бы я знал, чего он хочет — я бы с тобой не связался! — мысленно огрызается Хэ Сюань и едва не перекусывает бамбуковую палочку от злости. Чудом сдерживается, не желая привлекать внимание. — Сказал — отдыхать и пить вино. Всё. — А говоришь, что не знаешь. — Мне-то что с этим делать теперь? И с тем, как он себя ведёт при этом. — Отдыхать, пить вино и не делать глупостей. Обнимать его не советую. Только если сам потянется или попросит. Слушай то, что он просит. — Ненавижу эти сложности и тупые чувства. Ничего не понятно и давно не интересно, но я почему-то всё ещё этим занимаюсь, — ворчит Хэ Сюань и отключается от духовной сети, не попрощавшись. Задумчиво смотрит на площадь, на Ши Цинсюаня и с усталым вздохом просто ложится на тёплую черепицу, глядя в ночное небо. Ухмыляется глупой мысли, что окончательно избавиться от долга Искателю Цветов ему, похоже, не суждено. А потом представление заканчивается, и внимание Ши Цинсюаня снова возвращается к Хэ Сюаню. И к вину: Повелитель Холода пьёт залпом, хотя лицо его уже раскраснелось, а в глазах поселился шальной блеск. — Почему ты не пьёшь, Сюань-эр? Выпей со мной! — надувает губы Ши Цинсюань и неверной рукой протягивает кувшин. Целое мгновение, может даже два, Хэ Сюань думает отказаться. Что толку пить вино, если оно не греет ни кровь, ни душу, а в голове всё так же теснятся тяжёлые мысли? Но совет друга всё ещё свеж в памяти, и только поэтому он изображает улыбку, принимая кувшин. Делает пару больших глотков, не поднимаясь — почти обливается, когда возвращает наполовину опустевший сосуд Ши Цинсюаню. И не говорит ни слова, задумчиво глядя на разрумянившееся лицо на фоне полной луны. Вот только Повелитель Холода кувшин не забирает. И укоризненно тычет Хэ Сюаню пальцем в лицо, касаясь кончика носа. С наигранной обидой обвиняет, почти смеясь: — Ты слишком трезвый! — А ты бы хотел, чтобы я был пьяный? — Да! — Зачем? Мне и так хорошо, а захмелеть по-настоящему я всё равно не смогу. Так зачем изображать то, чего нет? — Ну и пожалуйста! — Ши Цинсюань делает то, чему Хэ Сюань не мог сопротивляться ещё в бытность Мин И: обиженно отворачивается, подтягивает к себе ноги и обнимает колени. Смотрит только на площадь, на которой продолжается праздник. Хэ Сюань трёт переносицу, тяжело вздыхает и садится. Тянется, чтобы привычно обнять, извиниться тихим шёпотом на ухо, коснуться губами шеи… Одёргивает себя в последний момент. — Прости, — говорит он, осторожно касаясь плеча кончиками пальцев. — Я выпью с тобой, если тебе так хочется. И действительно берёт кувшин, допивая остатки вина. Старательно пьянеет, раз Ши Цинсюаню это настолько важно сейчас. Тот только фыркает и делает вид, что не слышит. Но выпускает колени, опирается руками о крышу: верный признак того, что капризный гнев почти сменился на милость. Дожидаясь, пока Ши Цинсюань остынет, Хэ Сюань открывает новый кувшин. Пьёт осторожнее, но действительно пытается. Не понимает, что задумал его спутник, но по совету Искателя Цветов рискует. Вдруг удача передаётся даже по духовной сети? Алкогольный туман затягивает мысли, когда Ши Цинсюань, наконец, оборачивается. Забирает кувшин. Делая глоток, внимательно рассматривает Хэ Сюаня… кивает, удовлетворённый. — Что? — Демон Чёрных Вод не выдерживает. Буквально чувствует, как заплетается язык, а Ши Цинсюань от этого почему-то улыбается. И, аккуратно отставив кувшин, наклоняется ближе. Опаляет щёку дыханием, тревожит интимностью тона: — Спасибо за вечер. — …я не понимаю тебя всё больше, — с пьяной откровенностью бормочет Хэ Сюань, осторожно касаясь кончиками пальцев горячей щеки. Тут же отдёргивает руку, словно обжёгшись. — И не надо, — ласково улыбается Ши Цинсюань, ведёт ладонью по щеке Хэ Сюаня и вдруг седлает его бёдра. Шепчет, прижимаясь губами к уху. — Просто я немного смелее, когда ты тоже пьяный. — Цинь-ц-сюань… Ты… Аргх. — Хэ Сюань почти трезвеет от неожиданности. Прикладывается затылком о черепицу, пытаясь развеять пьяный сон, если всё-таки умудрился в него провалиться, но к удивлению, ничего не меняется. Цинсюань не тает мутной дымкой, не исчезает горячая тяжесть с бёдер, даже вездесущие кошмары не просачиваются в ожившую мечту последних месяцев. Всё остаётся по-прежнему неожиданно и слишком хорошо, чтобы быть правдой. Хэ Сюань, всё ещё не до конца веря, касается ладонями крепких бёдер, мягко поглаживает до колена и обратно. Смотрит в пьяную зелень глаз, едва не забывая дышать. — Ты против? — Я боюсь всё испортить. — Сюань… эр. — Пьяная серьёзность заставляет Ши Цинсюаня нахмуриться, и это выглядит комично. Как и всегда. — Ты против? —Я за, если ты потом не пожалеешь об этом. — Не пожалею. — Ши Цинсюань наклоняется ниже, обхватывает ладонями лицо. И тихо, будто боясь услышать ответ, спрашивает. — Ты меня ещё любишь? — Люблю, — признаётся Хэ Сюань, вспоминая слова Искателя Цветов про то, что «честность — лучшая тактика». — Больше жизни. — Я тебя тоже. — Ши Цинсюань так близко, что два дыхания смешиваются. Хэ Сюань чувствует, как он кусает губы, решаясь. — Ты… был с кем-нибудь? — Во всех трёх мирах нет никого, кого я бы захотел, кроме тебя. — Это значит? — Это значит нет. Не был. — Я тоже, — гораздо увереннее говорит Ши Цинсюань. И целует, так и не убрав рук, а в голове мгновением позже раздаётся: — Это не значит, что я тебя совсем простил. Но я просто соскучился. Очень-очень. — Я тоже. Очень-очень, — мысленно отзывается Хэ Сюань, бесстрашно обнимая Цинсюаня за пояс и целуя так, как хотелось все эти месяцы. Долго, глубоко и чувственно. Вкладывая в этот поцелуй всю свою тоску, всю бездонную нежность и бесконечную любовь. Ладони исчезают с щёк, Ши Цинсюань доверчиво закрывает глаза, прижимается всем телом — целует отчаянно и рвано, будто пытаясь насытиться. Он пьян и — очень хочется верить — понимает, что делает. Его возбуждение чувствуется сквозь слои одежды, слышится в просящем стоне. — Пожалуйста, скажи мне, что ты знаешь, что делаешь, и не пожалеешь об этом позже, — почти умоляет Хэ Сюань, сдерживая собственное желание из последних сил. Отчаянно обнимая и целуя (не)своего прекрасного бога. — Уже сказал. Не пожалею. Сюань-эр, пожалуйста… — Со стоном Ши Цинсюань двигает бёдрами, трётся бесстыдно. Хэ Сюань разрывает поцелуй, хрипло стонет и переворачивается, раскладывая Ши Цинсюаня на не успевшей ещё остыть черепице. Целует жадно в открытую шею, цепляет пальцами пояс, ловя вибрацию стона. Заглядывает в глаза, остановившись в середине движения. — Здесь? Или ты хочешь что-то более…? — Сейчас. Здесь. Ши Цинсюань путается пальцами в его поясе, смотрит отчаянно, обнимает ногами, словно боясь отпускать. И Хэ Сюань окончательно сдаётся на милость этого безумца. Отпускает себя и остатки контроля, чудом продержавшегося так долго. Наощупь распускает пояс, распахивает верхние одежды, открывая бледную грудь — целует шею и плечи, несдержанно пятнает нежную кожу засосами ниже ключиц. Ласкает ладонями бока и бёдра, совершенно не думая о себе. Наслаждается моментом и такой долгожданной близостью, даря удовольствие отчаянно-радостному Ши Цинсюаню. Нетерпеливые руки распускают его собственный пояс, стягивают штаны — загрубевшие пальцы нежно обхватывают член. Так знакомо, так привычно ласкают, а Повелитель Холода тянется поцеловать в шею, кусается, наверняка тоже оставляет засосы. Пытается быть сразу везде, обжигает собой. Хэ Сюань стонет хрипло и отвечает взаимностью: стягивает с Цинсюаня остатки одежды, прижимается стоящим членом к члену. Направляя горячую ладонь Повелителя Холода, вторит её движениям, обхватив сразу оба. Задыхается от удовольствия, пьянящего сильнее любого вина. — Люблю тебя. Бесконечно люблю, — шепчет в искусанные губы, прежде чем поймать их в очередной головокружительный поцелуй. — Сюань… Я… — Ши Цинсюань стонет, отвечая кусаче. Не останавливается. — Давай. Вместе, — отрывисто отзывается Хэ Сюань и ускоряет движения своей и чужой руки. Подгоняет их обоих и в пару движений толкает за край оглушающего удовольствия. Ши Цинсюань выгибается под ним и впивается зубами в плечо. Стонет рычаще, жмётся всем телом — изливается в руку и падает обратно на черепицу. Дышит тяжело, так, что Хэ Сюань чувствует, как вздымается его грудь. Сам упирается взмокшим лбом в острое плечо. Томительную вечность просто вдыхает терпкий запах кожи и пота, целует за ухом, мягко кусается, не оставляя следов. И только потом отстраняется. Очищает свою ладонь от следов недавней страсти, а после ловит запястье Ши Цинсюаня и со всей тщательностью вылизывает каждый палец. Смотрит только в глаза, отвечая на восхищённый пьяно-радостный взгляд. Несколько мгновений любуется им, а после склоняется и вылизывает живот (всё ещё не)своего бога, обхватывает губами полуопавший член и ласкает его, собирая остатки спермы. Ласковые пальцы нежно вплетаются в волосы, щекочут ногтями кожу. — Я хотел сказать не про это… — выдыхает Ши Цинсюань полусмущённо. — Хотел попросить тебя, чтобы… — Он запинается. Подняв взгляд, Хэ Сюань натыкается на смущение. Медленно, со вкусом проводит языком по всей длине и поднимается, нависая сверху и глядя в глаза. Молча ждёт продолжения фразы, не сбивая и не мешая. Ши Цинсюань кусает губу. — Хочу тебя. Внутри. — Всё, что захочешь, — хрипло отзывается Хэ Сюань совсем как раньше и влажно целует в шею, касается губами уха. — Здесь? — Боюсь, все кровати в городе заняты, — хихикает Ши Цинсюань, подставляя шею. Вместе с его смехом будто разом возвращаются звуки праздника. — Здесь однозначно есть наш храм. Или мы можем вернуться во дворец и дать, наконец, всем небесным сплетникам основание для их дурацких сплетен. — Только не это. — Если я найду нам комнату, согласишься притвориться прекрасной девой? Или женский облик могу принять я, но договариваться про комнату будешь сам. Ши Цинсюань фыркает. Осознав, что это не шутка, задумчиво кусает губу. — А здесь тебе очень не нравится? — Я хочу, чтобы тебе было удобно. Впрочем, если ты против, я придумал один вариант… — Так и быть. — Повелитель Холода смеётся, оставляя несколько чувствительных поцелуев на шее — наверняка пятная её. — Притворюсь ненадолго прекрасной госпожой, которую ты коварно споил. Очертания его тела плывут, перестают быть угловатыми, становятся мягче и нежнее. Проходит совсем немного времени, и в объятиях Хэ Сюаня оказывается женщина чуть моложе той, облик которой он принимал когда-то в лесу. Совершенно обнажённая: одежда, словно в насмешку, так и остаётся валяться по крыше. — Тогда мою прекрасную госпожу нужно как можно скорее одеть и унести на мягкие перины, — ухмыляется Хэ Сюань, привычно присваивая Ши Цинсюаня словами. И прикусывает язык, опасаясь реакции. Но не замирает — торопится завернуть прекрасное тело в мужские одежды, оставшиеся лежать лужами хлопка и шёлка на черепице. Не замечает нахмуренных бровей. Пятнает нежную — ещё более нежную — кожу засосами. Не упускает возможность приласкать налитую упругую грудь, прежде чем скрыть её под ханьфу и затянуть пояс. И лёгким пассом руки обратить всё это в удобное простое платье сдержанных цветов. — Для маскировки, — объясняет свой манёвр Хэ Сюань и помогает Ши Цинсюаню подняться. А тот обвивает его шею руками, целует коротко и кусаче. И прямо так, вместе с ним, легко спрыгивает с крыши, останавливая падение только у самой земли.