Холодные Чёрные воды

А потом снова наступает ноябрь, и Хэ Сюань, насидевшись в трактирах и нагулявшись по полям с Повелителем Холода, опускается в Чёрные воды. Навещает питомцев, ныряет глубже: возвращается в полузабытые за несколько недель потайные чертоги.  Заглядывает к родным. После — тратит немного сил на то, чтобы смахнуть самую наглую плесень и застелить каменную кровать периной и новыми покрывалами. Поярче разжигает огни: Ши Цинсюань обещал прийти, и когда это случится, ему будет тепло.  И Хэ Сюаню тоже станет теплее.  Он распластывается по кровати, прикрывает глаза — погружается в полусонное забытьё, но сам сон не идёт. Время течёт до странного медленно, и даже ноябрь никак не кончается.  А потом открывается вторая — новая — дверь, ведущая на поверхность, и в спальню врываются холод и свежесть. Ши Цинсюань, улыбаясь, вешает накидку — иней, сверкая, падает с неё и с волос. Скидывает с плеч тяжёлые одежды и ложится рядом. — Здравствуй, любовь моя! — голос звенит, как первый лёд, и совсем не раздражает.  Хэ Сюань обнимает Повелителя Холода, заворачивает в покрывало — и в чёрную воду.  А когда несколько дней спустя Ши Цинсюань уходит, засыпает наконец.  Ненадолго. *** Наверху бурями бушует декабрь, а Хэ Сюань пялится в потолок и думает, в чём же так провинился. Сон не идёт, но вставать нет никаких сил. Ни голода, ни даже его отголосков не слышно. Только пустота. Только сырость — другое здесь не задерживается.  Демон Чёрных Вод смотрит на Небеса. Двойники торопятся по делам, наблюдают — ни один из них давно не встречал Повелителя Холода. Смотрит глазами того, которого оставил ухаживать за домом у моря — видит повсюду следы жизни. Находит в памяти двойника, как Ши Цинсюань заглядывал, уставший, а потом убегал снова. Не замечая, сам с собой говорил и переживал, что нет времени спуститься под воду. И Хэ Сюань, наконец, понимает, чего ему стало так не хватать в безымянных чертогах. Кого.  Он собирает то немногое, что растеклось по кровати, возвращает себе цельное тело. Одевается — и впервые за долгие годы по собственной воле зимой поднимается на поверхность. Сразу шагает в их новый дом.  Сначала думает занять спальню, но там слишком светло и просторно. Слишком сухо — и Хэ Сюань уходит в купальню. Разжигает жаровни, погружается с головой в тёплую воду — смешивается с ней и поглощает, заполняет всю каменную чашу собой.  Наконец, просто спит. *** Присутствие Ши Цинсюаня становится ощутимым, как только он пересекает границы владений. Хэ Сюань выныривает из дрёмы, вселяется в двойника — сам встречает Повелителя Холода. Снимает с его плеч обледеневшую накидку, помогает стянуть промокшие — тоже обледеневшие — сапоги.  Ши Цинсюань так устал, что не замечает личного присутствия. Смотрит мимо двойника, благодарно кивает. Хэ Сюань забирает четырёхъярусный короб с едой.  — Это для А-Сюаня, поставь где-нибудь и не открывай. А то чары разрушатся и всё испортится и остынет. Отнесу ему потом, когда отогреюсь. — Посиневшие от холода губы двигаются с трудом — но всё равно улыбаются.  Избавившись от верхнего халата, хрусткого и заледеневшего от подола до пояса, Ши Цинсюань уходит вглубь дома. Держится за стену вместо посоха. Хэ Сюань оставляет двойника заниматься делами и возвращается в себя. Хочет собрать тело, долго стягивает черноту, расползшуюся по всему бассейну. Успевает только отделить себя от воды, когда в купель, даже не раздевшись до конца, устало опускается Цинсюань.  Огни под каменным дном разгораются сильнее, а Хэ Сюань обнимает Повелителя Холода, торопясь согреть. Снимает с него нижние одеяния, откладывает на бортик. Гладит — собирается в себя, потому что кошмарно хочет обнять руками. Утягивает на дно бассейна: туда, где теплее и тише.  — Здравствуй, любовь моя, — звучит в голове, и Цинсюань улыбается, обхватывает за шею. Глаза загораются ярче, под водой напоминают дымчатый кварц. — Я думал, ты спишь. — Мне не спалось. Отдыхай.  — Как ты догадался, что я очень устал?  — Для этого хватило просто подняться на поверхность, — фыркает Хэ Сюань и даже не врёт. Почти.  Едва касаясь, гладит висок. Распускает оттаявшие волосы, забранные в хвост — они растекаются в воде, красиво блестят сединой. Цинсюань тянется за поцелуем, ведёт ладонями по спине, очерчивает пальцами позвонки. А внутри у него — голодно и пусто. Не настолько, чтобы это стало опасным, но Хэ Сюань, не задумываясь, всё равно делится силой.  Удивлённо вскидывает брови, чувствуя, как часть её возвращается через ладони Ши Цинсюаня, замершие на бёдрах. Согревающие мёртвое тело.  — Ты же говорил, что очень устал.  — Для тебя? Не настолько. — Цинсюань отстраняется и улыбается игриво, давит клыком на губу. — Только не заставляй меня много двигаться.  — Дурень. Люблю.  Цинсюань беззвучно смеётся — клыки поблёскивают в искажённом водой свете золотых огней — и путается пальцами в волосах, одурительно-приятно почёсывает когтями затылок. Хэ Сюань, не желая ни размышлять, ни лишний раз утруждаться, перестраивает только что собранное тело. Растекается густой тьмой от пояса и ниже — рукой обхватывает уже окрепший член Цинсюаня. Поглаживает, почти дразнит когтями — обещает.  Стон потрясающе вибрирует под водой.  Но этого мало. Хочется, чтобы Цинсюань согрелся, забылся — больше не думал о том, чтобы уходить в эту проклятую зиму. Чтобы остался.  Хэ Сюань размыкает руку. Несколько ударов сердца смотрит, почти заставляет просить — не дождавшись, обволакивает бёдра Цинсюаня чёрной водой. Сгущается, заново собирает себя прямо так — глубоко приняв в себя крепко стоящий член. Хватает воду клыками, рычит — от остроты ощущений, от чувства целостности, от холода, обжёгшего изнутри. Всё больше переходящего в жар.  — Хор-ох-шо быть Чёрной Водой, — даже в мыслях голос Цинсюаня срывается, а когти царапают бёдра.  — Тебе нравится, — Хэ Сюань не спрашивает: знает все желания своего бога. Двигается, упираясь ладонями в гладкие камни бассейна, уверенно и жёстко трахая Цинсюаня собой. — Да-а... — звучит в голове, вибрирует между приоткрытых губ. — Не останавливайся. Хэ Сюань хочет ответить, что и не собирался, хочет пошутить, поддразнить... Молча ускоряется, двигаясь резко и рвано. Каждый раз насаживаясь так глубоко, насколько позволяет несовершенное человеческое тело. До болезненно-яркого удовольствия, до огненных всполохов за закрытыми веками.  Когти сильнее царапают бёдра, тёмная кровь мешается с водой, боль вспыхивает ярче. Хэ Сюань наклоняется, впивается зубами в плечо — Цинсюань под ним выгибается, стонет. Пытается проникнуть ещё глубже — рычит, тоже чувствуя вкус крови в бурлящей воде. Дерёт когтями плечи, загривок — Хэ Сюань собирается ответить ему новым укусом... ...забывает о мести, когда ладонь Цинсюаня, горячая и ласковая, обхватывает член. Не двигается, но этого и не надо: Хэ Сюань сам вбивается в неё. Воды купальни штормят: волны вздымаются до самого потолка и опадают крупными тяжёлыми каплями в такт движениям Демона Чёрных Вод. И с каждым всплеском — с каждым рыком — каменная чаша мелеет всё больше.  Но Хэ Сюаня это заботит настолько мало, что замечает он, лишь когда воды остаётся едва ли по пояс.  Лицо Цинсюаня совсем не видно за бурлящими волнами. Зато слышны его стоны — Демон Чёрных Вод чувствует их. Чувствует, как одурительно-приятно сжимаются пальцы на члене. Как Повелитель Холода резко толкается вверх, пытаясь быть ещё глубже. — Люблю тебя-а-рх, — рычит Цинсюань в мыслях, и замирает, оставаясь глубоко-глубоко.  И Хэ Сюань следует за ним, отстав всего на пару мощных движений. Тяжело оседает в объятия своего кошмарного бога, а мгновением позже утихает маленький шторм.  На долгое время в купальне наступает штиль. Ни ряби на воде, ни движения усталых тел. Только медленно-медленно длинные пальцы скользят по бледной спине, по памяти соединяют невидимыми линиями родинки. — Ты же не хотел двигаться, — даже в духовной сети слышно, как тяжело даются Хэ Сюаню эти несколько слов. Как довольно и устало звучит его голос.  — Я и не двигался. Почти. Ты так хорошо обо мне позаботился, А-Сюань! — Цинсюань фыркает куда-то в шею, туда же целует. Снова замирает в блаженной дрёме.  — Плут, — ворчит Хэ Сюань. — Люблю. — Тебе нравится. — Ещё один поцелуй остаётся на шее темнеющим следом. — Мой невозможно любимый. *** Оказавшись в спальне, Ши Цинсюань прячется в гнездо из подушек, с головой кутается в несколько одеял. Сверкая глазами, наблюдает, как Хэ Сюань разжигает ярче огни. Как проверяет ставни, в которые бьётся завывающий ветер.  И широким жестом поднимает одеяла, приглашая в тепло.  Хэ Сюань не отказывается: почти затекает внутрь. Довольно фыркает, когда Цинсюань доверчиво сворачивается под боком.  — С тобой так уютно, Сюань, — сонно бормочет Повелитель Холода, придвигаясь ещё ближе. Прячется под одеялом и на груди у Демона Чёрных Вод. Так, будто боится снежных бурь, а не управляет ими. — Останешься? — Хэ Сюань невольно крепче сжимает объятия. Почти мирится с внезапной щемящей нежностью. — С тобой? Хоть на целую вечность, — уже засыпая, бормочет Цинсюань и сонно целует в плечо. — Только на молитвы буду отвечать... и сразу домой. К тебе, мой... И Ши Цинсюань проваливается в сон окончательно. Оставляет Хэ Сюаня гадать, каким словом его на этот раз обласкали. *** Весной Хэ Сюань знакомит Щи Цинсюаня со своими владениями. Опускается с ним в Чёрные воды, велит им оберегать Повелителя Холода. Всё равно не погружается слишком глубоко — туда, где давление начинает раскалывать тонкие кости призрачных рыб.  Бережёт. Ши Цинсюаню хватает и этого: он знакомится с каждым питомцем, чешет лобастые бошки драконов и совсем не сердится, когда рыбы путаются в его волосах. С удовольствием перебирает сокровища — Хэ Сюань щедро дарит ему лучшие — и наслаждается косыми лучами солнца, пробивающимися сквозь толщу воды. Восторгается остовам затонувших кораблей, не смолкает ни на минуту — пока не зависает на краю рифа. Прямо перед обрывом в тёмную бездну, такую притягательно-страшную. Вот же самоубийственный дурень. — Скажи честно, это там твои чертоги? — спрашивает Ши Цинсюань мысленно, и его голос восхищённо дрожит. — Может и там. — Хэ Сюань подплывает к нему со спины, обнимает за пояс, уже привычно устраивает голову на плече. Хмурится, мягко оттаскивает от края. — Но тебе туда нельзя вплавь. Опасно. Ши Цинсюань кивает — всё равно с любопытством смотрит в манящую бездну. Нырнул бы наверняка, если бы не объятия. Сжимая их крепче, Хэ Сюань думает, что надо бы добавить Повелителю Холода водных сил. *** Лето наступает медленно-медленно, травы растут всё быстрее, а Хэ Сюань... почти не замечает скорой жары. Увлечённо следует за своим богом, с весны таким свободным и радостным, что невозможно не веселиться вместе с ним.  Искренне — впервые за несколько сотен лет. — ...кто теперь дохлая рыбина? — мысленно спрашивает Хэ Сюань в начале июля, выныривая из очередного озера. Шипит от яркого солнца и жара в воздухе, спешит отплыть в тень и погружается в воду с головой. — Ты! — смеётся Ши Цинсюань, туманной дымкой зависая над озером. Он, конечно, отстал в их небольших догонялках, но нисколько не расстроен. — Прямо гравюра: прекрасная мёртвая рыба прячется в тени кувшинок. Хэ Сюань беззлобно брызгает водой в облако, подрагивающее от смеха. И раскрывает объятия. Ши Цинсюань материализуется в воздухе и падает в них, подняв тучу брызг.  — Теперь в тени кувшинок две мёртвых рыбы, — довольно констатирует Демон Чёрных Вод, крепко сомкнув руки, и тащит небожителя под воду.  — А-Сюань! — Ши Цинсюань возмущается, но легко позволяет утянуть себя глубже.  Тяжёлые одежды исчезают, остаются только нижние, и Хэ Сюань, недовольно рыкнув, накрывает озеро чарами, сквозь которые никто ничего не увидит. И не услышит. И вообще... Задумавшись, растворяет собственное ханьфу и отдаёт приказ двойникам. Ещё подумав, понимает, что сыт, и совершенно не хочет сейчас ничего другого — только быть рядом. Может быть, даже вдохнуть немного летней жары. Будто угадав его мысли, Повелитель Холода всплывает и раскидывает руки, устраиваясь лежать на поверхности. Греется на солнце, совсем не оправдывая собственный титул.  Хэ Сюань выныривает следом. Несколько мгновений смотрит на то, как мягко покачивается на поверхности воды Ши Цинсюань. Нефритово-бледный, изящный, словно упавший лепесток вишни. Такой же неподвижный — влекомый лишь слабым течением и лёгкими касаниями летнего ветерка. Налюбовавшись всласть, подхватывает на руки. Бесцеремонно уносит на берег, в рваную полутень. И укладывает на сухое покрывало, расстеленное поверх молодой травы.  — Эй! — Ши Цинсюань возмущается для вида, но совершенно не спорит. Наоборот: раскрывает объятия. — Так удобнее, — ворчит Демон Чёрных Вод и ложится рядом. Прикрывает глаза — отвлекается на двойников, заканчивающих отводящие чары вокруг этой части леса. Дремлет, пока хищно-угловатые изгибы под рукой не становятся плавными, а в бок не упирается что-то мягкое. — Что ты делаешь? — спрашивает Хэ Сюань, открывая глаза. И тихо кашляет, обнаружив у себя в руках Повелите... льницу Холода.  Женщина из Цинсюаня снова получилась красивая. Гораздо лучше прошлой: старше, благороднее, холоднее. Такая, что любого — кроме самого Хэ Сюаня — могла бы заставить кланяться в ноги.  Вот только малахитовые глаза совсем не изменились — смотрят весело и с хитринкой. И улыбка шальная.  — Интересно стало, не забыл ли я, как это делается. Лет тридцать не пробовал. — Ши Цинсюань зевает и потягивается, откровенно демонстрируя тело, обтянутое мокрой нижней одеждой. — Ну, что скажешь? Нравится?  Хэ Сюань спускается рукой с округлого плеча на талию, гладит бедро — мысленно отмечает, что почти не чувствует угла косточки, — и останавливается на заднице. Свободной ладонью ведёт по животу, сминает мягкую грудь — смотрит всё это время Цинсюаню в глаза. И, наконец, резюмирует: — Мне всё равно, как ты выглядишь.  Не сразу понимает, что это могло прозвучать обидно, но... Повелительница Холода улыбается. Угадал.  — Ну и хорошо. А то мне самому сразу же вспомнилось... всякое. Не хочу больше возвращаться к женскому облику. Да и сил он больше не прибавляет... Улыбка тает, и Ши Цинсюань, снова зевнув, распластывается на расстеленном покрывале. Щурясь, смотрит на солнце, пробивающееся сквозь листву. Думает о чём-то своем и не знает, что на тронутом годами благородно-жёстком женском лице печать опыта стала гораздо заметнее.  Хэ Сюань решает подумать про это потом. Притягивает к себе непривычно мягкое тело — Цинсюань привычно утыкается в шею, — и гладит по шёлковым волосам, по округлым плечам. Выдыхает, когда чувствует под руками знакомую угловатость. И совершенно искренне признаётся:  — Знаешь, мне ты всё-таки больше нравишься собой настоящим.