Холодные Чёрные воды

Пока Ши Цинсюань расправляется с овощами и мясом, всё идёт как обычно. Сожрав свою порцию первым, Хэ Сюань привычно ждёт. Любуется длинными пальцами, губами, изредка мелькающими клыками, тонким запястьем, острыми ключицами, пятнами засосов... Не стесняясь, встречается с довольным — самую малость насмешливым — взглядом. А потом Повелитель Холода выбирает спелый — наверняка очень сладкий — ютао и откусывает чуть ли не половину. Сок брызжет в стороны, течёт по пальцам, ладони. Ши Цинсюань, не обращая внимания ни на что, слизывает его. И снова смыкает зубы с тихим урчанием, пачкаясь в сладости, позволяет ей течь по руке и по подбородку. Ест с таким искренним удовольствием, что Хэ Сюань чувствует странное оцепенение, мешающееся с возбуждением и голодом. Таким же острым и неутолимым, как обычно, но совсем не злым. И вместо едкой желчи на языке оживает сладкий привкус самого Цинсюаня. Молчит и смотрит. Пожирает голодным взглядом зацелованные губы, влажные и липкие от сока. Следит за сладкими каплями, пачкающими бледную кожу, стекающими по подбородку и шее, по тонким пальцам. Цинсюань тянется за новым персиком, замечает чужой интерес — вопросительно вскидывает брови. — Что ты делаешь? — Хэ Сюань недовольно хмурится, облизывается, но не может отвести взгляд, буквально прилипший к перепачканным губам. — Персики ем. — Ши Цинсюань непонимающе хлопает ресницами и откусывает половину румяного бока. Пачкается ещё больше — а Хэ Сюань невольно вспоминает, что Повелитель Ветра всегда любил персики. Только раньше ему подавали их резаными, и ел их Цинсюань осторожно, как и положено воспитанному господину. А сейчас, жадно вгрызаясь в спелую мякоть, он снова будит в Хэ Сюане воспоминания о том, как эти клыки рвали его — двойника — горло. От этого зверское демоническое желание обжигает мёртвое сердце, заставляя биться всё сильнее. И тело отзывается, откровенно желая большего. Демон Чёрных Вод приподнимается из-за стола, ловит испачканную руку за запястье. Откладывает обратно на блюдо надкушенный персик и скользит языком вверх от локтя, собирая сладкие капли с нежной кожи. Вылизывает промежутки между пальцами, щекочет ладонь. Вбирает в рот каждый палец по очереди, умело лаская губами и языком. Смотрит в глаза. — Что ты делаешь? — возвращает вопрос Ши Цинсюань и невольно облизывается. Щёки у него раскраснелись, а стук сердца слышен так явно, будто оно бьётся снаружи, а не в груди. — Персики ем. — Отзывается Хэ Сюань в духовную сеть. Прикусывает край ладони и принимается за тыл кисти. Сцеловывает подтёки сока с костяшек, скользит языком между напряжёнными, отчётливо проступившими под кожей жилками. Оставляет засос на выступающей косточке запястья. И медленно спускается обратно к локтю. — Как вкусно ты их ешь, А-Сюань. — Ухмыляется Ши Цинсюань и свободной рукой подхватывает надкушенный ютао. Кусает сам, а потом подносит истекающий соком фрукт к губам Хэ Сюаня. Совершенно не замечает, что снова испачкался. Зато Демон Чёрных Вод замечает. И вместо того, чтобы укусить — отводит от лица персик. Тянется через стол и целует Ши Цинсюаня в губы. Жадно вылизывает рот, ловит просящий стон, буквально отбирает ещё не проглоченный кусочек, и только тогда отстраняется. Облизывается, отодвигает в сторону мешающий стол и садится почти вплотную. — Ты вкуснее. — Ты... — Цинсюань выглядит так, будто выпил полтора кувшина вина. И перебирается на колени, оказывается близко-близко... Вместо поцелуя откусывает от персика новый кусочек и замирает, держа его во рту. Приглашает. — Я. — Хэ Сюань клыкасто улыбается в ответ. Обнимает за пояс, прижимает к себе так тесно, чтобы стоящие члены соприкасались — глухо стонет, слизывая сладкие капли с шеи и подбородка. Всё ближе поднимается к приоткрытым губам. Ведёт по нижней кончиком языка, касается гладких клыков и только тогда целует, принимая нежную мякоть ютао. Едва ли чувствует его вкус, сосредоточившись на самом вкусном лакомстве в своей нежизни. — А-Сюань, — Цинсюань мысленно почти стонет его имя, не отрываясь от поцелуев. Двигает бёдрами, прижимаясь ещё теснее. И просит: — Отпусти меня, А-Сюань. Тебе понравится то, что я хочу предложить. — Мне и так всё нравится, — отзывается Хэ Сюань и не торопится отстраняться. Не убирает ладоней с поясницы и задницы, не прекращает целовать: почти жалеет об отсутствии дополнительной пары рук. Недовольно сопит, когда Цинсюань разрывает поцелуй. — Жаль. А я думал, ты захочешь попробовать меня по-другому, — говорит он вслух, но улыбается совершенно не так, будто о чём-то жалеет. И, выбросив косточку, отправляет в рот оставшийся персик, сильнее пачкая руку. — Это как же? — Хэ Сюань провожает остатки лакомства взглядом, но сдерживается. Только перехватывает испачканную руку и не спеша вылизывает липкие от сока пальцы, в ожидании. — А вот отпусти — и узнаешь. — Сам залез, а теперь «отпусти», — Хэ Сюань ворчит, больно прикусывает край ладони ойкнувшего Ши Цинсюаня, но объятия размыкает. С явной неохотой и совсем не скрывая своего недовольства. — Когда я залезал, я этого ещё не придумал! — Повелитель Непостоянства смешно хмурится и берёт новый персик. Откидывается на локоть, давая рассмотреть себя. — Рассказывай. — Я лучше покажу. Мгновенно отросшие когти протыкают ютао, и вся рука снова становится сладкой. Вернув ей человеческий вид и отложив персик, Цинсюань медленно обхватывает свой член. Ведёт ладонью, пачкает соком от головки до основания — капли остаются на животе — и убирает руку. Снова приглашает. Хэ Сюань смотрит с таким сложным выражением лица, что Ши Цинсюаню на мгновение кажется: перегнул, поторопился. Он сглатывает, собираясь объясниться, но... Демон Чёрных Вод совсем не нежно толкает в плечо, роняет в рассыпанные вокруг стола подушки и склоняется над ним. Целует зло, резко и голодно, а оторвавшись, выдыхает: — Пощады не жди. — И не надеялся. Цинсюань растекается по подушкам, подставляется под ласки — почти светится от удовольствия. От того, как Хэ Сюань не медлит ни мгновения, как он осыпает кусачими поцелуями грудь, собирает случайные брызги сока с испятнанной засосами кожи. Под откровенно просящие громкие вздохи стремительно спускается к животу и подрагивающему в нетерпении члену, но только кружит у самого основания длинным языком. Щекочет, гладит, влажно лижет напряжённые мышцы от паха к бедру. — Так и знал, что тебе понравится. — Ши Цинсюань закидывает руки под голову, любуется своим голодным демоном. Веселится, впервые за долгие годы чувствует себя по-настоящему свободным в желаниях. Хэ Сюань делает вид, что не слышит. Обхватывает член у основания, поглаживает большим пальцем над самыми яйцами и скользит кончиком языка вверх. Медленно, едва касаясь — цунь за цунем собирая размазанный по коже сок. Цинсюань кусает губы — хочет целовать, но вместо этого может только смотреть. Только отдаваться щекотной ласке, на которую сам напросился — и поджимать пальцы на ногах, пытаясь не застонать раньше времени. Уже знает: в этом случае его безжалостный демон растянет бесконечно приятную пытку на невозможную вечность. Не возражает — хочет узнать и о других возможных исходах. Громко стонет, когда Хэ Сюань, наконец, берёт в рот: резко и глубоко, плотно сжав губы у основания и обвив ствол языком. Сглатывает несколько раз и начинает двигаться. Быстро, жёстко, почти болезненно. Не лаская — наказывая мучительно ярким удовольствием. Цинсюань выгибается на полу, почти кричит — задыхается, скребёт когтями по дереву. — А-ах-Сюань! — громко разносится по спальне, звучит совсем не мольбой — приказом. Ши Цинсюань опускает ладони на затылок своего князя, заставляет взять глубоко — и содрогается в коротком остром оргазме. Убирает руки не сразу: бездумно путается пальцами в волосах, почёсывает когтями... Восторженно раскидывается на полу, приходя в себя. А Хэ Сюань, оставив болезненный укус на внутренней стороне бедра, садится. — Доволен, чудовище? — ворчливо спрашивает он, облизывая губы и поправляя взъерошенные волосы... Цепляется взглядом за раздавленный персик и без раздумий закидывает его в рот. Только косточку сплёвывает мгновением позже. — Доволен, — улыбается Ши Цинсюань, щурясь от солнца. — А теперь... Отнесёшь меня в купальню, А-Сюань? Я так уста-а-ал. — Устал — лежи, — фыркает Хэ Сюань и снова пожирает обнажённое тело своего бога взглядом. Медленно, касаясь нежной кожи пальцами, скользит по изящным ступням. Двигается вверх, вдоль выступающих косточек на изящных лодыжках — особое внимание уделяет искалеченной. С трепетом гладит уродливые грубые шрамы, касается каждого из них по-очереди, поднимаясь к колену. Щекочет чувствительную кожу в сгибе, ладонями обнимает костлявые бёдра. Любуется, как затонувшим сокровищем. — Но я хочу в воду! — Цинсюань поджимает губы, изображая то, что капризничает. Сам же смеётся, потягивается. Напоминает почему-то матёрого уличного кота, которого взяли домой, и этот дом теперь принадлежит ему. — Могу это устроить прямо здесь, — ухмыляется Хэ Сюань и целует острую коленку. — Если у тебя тут нет купальни, так бы и сказал! — Ши Цинсюань насмешливо щурится. — А если есть, то... потом можешь устроить, что захочешь. — Я запомню. — Демон Чёрных Вод ухмыляется и неохотно поднимается из подушечного гнезда. Чёрный шёлк халата выплёскивается на плечи прямо из воздуха, пояс завязывается сам собой. Сильные руки легко поднимают Ши Цинсюаня, держат крепко и бережно — так же, как накануне вечером. А Повелитель Холода, совсем домашний и тёплый, гораздо увереннее теперь обнимает за шею. Целует в плечо — и любопытно вертит головой, когда Хэ Сюань шагает за дверь. Коридоры снова сплетаются лабиринтом, пугают и путают. Цинсюань всматривается в них, но уже на третьей фальшивой стене не выдерживает: — А-Сюань, у тебя голова не кружится от этого мельтешения? — Ты о чём? — Хэ Сюань понимает не сразу. Для него дом уже много веков выглядит совершенно обычным. — Ну, коридоры. Они меняются постоянно, и это очень... утомляет. А без тебя я здесь вообще потеряюсь... Цинсюань не успевает смутиться. Демон Чёрных Вод хмурится, останавливается — оглядывается по сторонам, вспоминая, что особняк, вообще-то, защищён ото всех, кроме хозяина. — Забыл. Извини. Дай руку. Ши Цинсюань тут же доверчиво тянет ладонь. Вот же бестолочь. — Ничего плохого делать не собираюсь. Но будет неприятно, — ворчливо объясняет Хэ Сюань, отращивая из плеча третью руку. Даже сейчас не хочет отпускать Цинсюаня. И, дождавшись кивка, протыкает когтями собственную ладонь — чужую только глубоко царапает. И прижимает обе к стене, смешивая кровь. Закрывает глаза, прислушивается к голосу дома. Уговаривает принять второго хозяина — раздражённо фыркает, когда древний особняк нарекает Цинсюаня его супругом. Обжигается об это слово, ранится — отбрасывает как можно дальше. Не собирается сейчас признавать, не хочет чувствовать даже тень мысли о том, что это приятно. Опасается. Открывает глаза, когда мягкие губы касаются подбородка. Цинсюань, не слышавший ничего, улыбается. Светится. — Спасибо, А-Сюань. Так гораздо лучше! А что ты сделал? — Объяснил дому, что он теперь ещё и твой, — Хэ Сюань прячет смущение за ворчанием и тащит свою добычу в купальню. В конце концов, они и так уже потратили слишком много времени, которое можно было провести с пользой.