Холодные Чёрные воды

Ши Цинсюань сияет ярче, чем закатное солнце. Глаза его вспыхивают зеркалами-озёрами, когда он встаёт. Протягивает руку совершенно бездумно — Хэ Сюань легко хватается за неё. — Ты прав. Не пристало нам валяться в грязи, господин Чёрных Вод. Небеса и недра, как же хочется сцеловать эту улыбку, забрать себе, спрятать — вечно хранить только для себя. И не только её. — Именно. — Вот только... — Что? — Не уверен, что хочу продолжать у тебя, да и ты вряд ли захочешь. А я могу предложить только дворец в Небесных чертогах, но... фу. — Ши Цинсюань морщится, доставая из рукава лист бумаги и уголь. Хэ Сюань согласно хмыкает: на Небеса с такой целью он бы не сунулся, даже отчаявшись. Размышляет, впрочем, недолго. — Давай сюда свою бумажку. Получив в руки заготовку для Пути в тысячу ли, Демон Чёрных Вод завершает схему — выводит полузабытый рисунок. Лепит прямо на дерево — оказывается вжат лопатками в ствол. Согревшиеся — вытертые от крови — губы вовлекают в новый поцелуй. Руки блуждают по плечам и шее, Хэ Сюань не остаётся в долгу: крепко-крепко обнимает за пояс, прижимает к себе. Вклинивает колено между бёдер, с удовольствием ловит просящий стон. — Прости, не смог удержаться, — улыбается Ши Цинсюань, оторвавшись, и очевидно, что ему совершенно не стыдно. Хэ Сюань вовсе не против. Но он хочет попробовать основное блюдо, поэтому отпускает Повелителя Холода. Открывает дверь и первым шагает в неё. Борется с желанием схватить Щи Цинсюаня и не отпускать: даже лучшее заведение в Призрачном городе кишит всяческими отбросами. Полумрак кажется слишком тёмным после закатного солнца. Смесь демонической — совсем не убийственной — ци, благовоний, музыки и голосов оглушает, но Хэ Сюань всё равно слышит, как за спиной Ши Цинсюань тихо выдыхает: — Проклятье... — Никогда не был в доме удовольствий? — Обернувшись, князь демонов насмешливо скалится. Замечает, что Повелитель Холода скрыл шею высоким воротником. И совсем не удивлён, напротив... — Господин Черновод! — завидев гостей, рядом материализуется старшая демоница, имя которой Хэ Сюань за несколько веков не запомнил. Кланяется почтительно, подзывает кого-то. — Давно, давно не видели вас и очень рады! О, и... Ледяной Господин, вы тоже почтили нас вашим присутствием! Мы скучали! Такая честь, такая честь, два самых любимых гостя — и в один день! Хэ Сюань медленно, очень медленно переводит взгляд с управляющей на своего спутника. Ши Цинсюань совсем не выглядит смущённым. Наоборот: приветливо и сдержанно улыбается, элегантно возвращает поклон. Тёмная голодная ярость тихо рычит внутри, Хэ Сюань успокаивает её с трудом. Вспоминает, что рядом с ним — не только божество, но и демон. Свирепый только потому, что у небожителей классификация такая же убогая, как и всё остальное. — Сейчас же прикажу отпереть лучшие покои. Господа желают раздельные? — Всех благ тебе, Ци Линь. Покои одни. И поставьте печати от шума. Нам с Демоном Чёрных Вод нужно обсудить дела. Без лишних глаз и ушей. — От холода с которым Ши Цинсюань это произносит, чешутся шипы на хребте. — Хорошо, господин. Вам как обычно или желаете что-то ещё? А вам, господин Черновод? — Только вина и еды, — первым выплёвывает Хэ Сюань. Не хочет, чтобы Ши Цинсюань знал о его «как обычно». — Как обычно. Но никого не зовите, — спокойный голос разбивается о рёбра весенней капелью. — И забейте самое слабое зелье. Тихий Покой мне сегодня не нужен. ...Тихий Покой? Задумавшись о том, что в «обычно» Ши Цинсюаня входит самая сильная — дарующая безжизненный сон наяву — смесь для курения, Демон Чёрных Вод позволяет проводить себя до покоев. Путь получается долгим: среди демонов Повелитель Холода — Ледяной Господин? Вечный Скиталец? — не носит маску и спокойно хромает. Хэ Сюань смотрит в прямую спину. Осознаёт, как много ещё не знает о повелителе собственных мыслей. *** Первое, что им приносят — вино, воду, чашу с розжигом и поднос, на котором выложена дюжина длинных курительных трубок. Ши Цинсюань подхватывает одну сразу же, привычно раскуривает её угольком. Рукава его одеяния сползают вниз, и Хэ Сюань впервые замечает: кость на запястье левой руки слишком сильно — неестественно — выпирает. Да и пальцы держат трубку странно, неправильно, немного подрагивают... Взгляд невольно смещается дальше, на бледные губы. На то, как они смыкаются на мундштуке — выпускают причудливо переливчатый дым. Мимо снуют демоницы, Повелитель Холода курит и безразлично смотрит куда-то в сторону. Демон Чёрных Вод откидывается на подушки и закрывает глаза. Дремлет до тех пор, пока дверь не закрывается в последний раз и не наступает оглушительно прекрасная тишина. Снова посмотрев на Ши Цинсюаня, Хэ Сюань видит в его пальцах новую трубку. И странную, немного нервную улыбку на лице. — Ты тоже думаешь, что этот перерыв был немного лишним? — Да. Демон Чёрных Вод не торопится вставать. Безумное желание, кипевшее под кожей там, на траве, успело улечься. Вернулась способность мыслить здраво и трезво. А вместе с ней и сомнения: стоит ли вообще пытаться? Ши Цинсюань выпускает новое облако дыма и двигается ближе. Так, чтобы касаться бедром. — Не думаю, что стоит продолжать. — Хэ Сюань садится. Горбится, упираясь локтями в колени и смотрит тяжело, исподлобья. — Я могу понять, зачем тебе зелья, но не понимаю, зачем тогда я. Я вообще не понимаю, зачем тебе я, но это разговор не для этих стен. Тихий смех царапает кожу крохотными кристаллами льда. Раздражает. — Ревнуешь меня к зельям? Зря. Эта смесь такая слабая, что действует только на смертных и всякую мелочь. Мог и не брать, но не хотел отступать от ритуала. Наше появление и так получилось достаточно... шумным. А ещё она мне просто нравится. Это вкусно, попробуй! — Ши Цинсюань неловко поворачивает трубку, предлагая мундштук. — Может и ревную. Ещё не знаю.— Внезапная искренность даётся слишком легко и неприятно удивляет. Хэ Сюань поджимает губы и забирает трубку, намеренно касаясь пальцами изуродованного запястья. Почти чувствует, как когда-то давно с хрустом ломались тонкие кости. Злится. На неизвестного злодея и на себя. И затягивается, гася хриплый рык, вибрирующий в горле. Во вкусе дыма мешаются горечь трав и терпкость сливового вина, тяжёлая свежесть весенней росы. И ничего за этим не следует: ни дурмана, ни опьянения. — А что до второго... — Ши Цинсюань склоняется к самому уху и тихо шепчет. Почти торопится отстраниться. — Ты на лёд посмотри, что в сердце твоём уже виден. — Что? — Мой пароль от духовной сети. — Он улыбается, будто и не было только что дразнящей близости. — Вслух произносить не обязательно. В висках поселяется тяжесть — Демон Чёрных Вод нечеловечески устал не понимать. Устал сам от себя, от сомнений, от ненависти и подозрений. Устал так сильно, что только сейчас осознал где находится и для чего привёл с собой Ши Цинсюаня. Который, к тому же, ни местом, ни таким поворотом событий вовсе не удивлён. Хэ Сюань давит на точку между бровями и вдыхает терпкий дым. Смотрит куда-то сквозь Ши Цинсюаня, пробуя на вкус слова пароля. Безжалостно укрощает вскинувшуюся паранойю — слишком двусмысленно звучат выбранные Повелителем Холода строчки. Слишком многозначительно и почти обвиняюще. Томительную вечность молчания Хэ Сюань обрывает хриплым выдохом: остатки дыма взмывают к потолку бледным облачком. Мысленно повторяет пароль, до тех пор пока не чувствует свербящую пустоту в голове. Там, где только что бесновался шторм из сомнений — наступает мёртвый штиль. И собственный голос в нём звучит до невозможности чуждо: — Я слушаю. — Признаться честно, я думал, что будет проще. — Ши Цинсюань берёт с подноса новую трубку, раскуривает её. Подбирает слова: затруднение, когда-то немыслимое для него. Или так думал только сам Хэ Сюань? — Не будет. Я подожду. — Мы все только и делаем, что чего-то ждём. — Ши Цинсюань грустно улыбается и выдыхает переливчатый дым. Такой же горько-сладкий, как весь их разговор. Как надтреснутый даже мысленно голос. — Я устал ждать. Очень устал. Не хочу. Даже если ты будешь со мной всего один раз, мне... Наверное, мне этого хватит. Но я всё ещё тебя ни о чём не прошу. Вот. Можешь сказать, что я — идиот. «Всего один раз» гулко отражается в рёбрах. Спорит с гордым «не прошу», режет хуже самых острых клинков. — Идиот. — Хэ Сюань лепит ярлык не то на Ши Цинсюаня, не то на себя, не то сразу на обоих. Видит только, как дрожит трубка в когда-то давно покалеченных пальцах и Повелитель Холода привычно перехватывает её здоровой рукой. Демон Чёрных Вод задумчиво молчит, глядя на то как обхватывают мундштук едва заметно порозовевшие от поцелуев — и медленно согревающей мёртвое тело крови — губы. Смотрит в глаза, замечая бескрайнее море тоскливой обречённости в закатном золоте. — Ты не ответил. Зачем тебе Я. Зачем приходил огоньком, хотя знал, что я могу сожрать тебя и даже не вспомнить об этом к весне. Зачем так рвался прийти в Новый Год? Зачем провоцировал, зачем согласился? Зачем, Цинсюань? Хэ Сюань придвигается ближе, ловит чужое лицо в ладони — ледяные пальцы совсем по-человечески дрожат — не позволяя отвести взгляд. Гонит прочь опасные мысли о том, как тонка и хрупка шея Повелителя Холода. И смотрит так пристально, словно надеется найти ответ на дне гипнотических глаз. Не скрывает собственного смятения и отчаянного непонимания. — Поймал, — говорит Ши Цинсюань вслух и улыбается. Не сопротивляется совсем, а в уголках глаз блестят слёзы. Продолжает мысленно: — Я тогда был уверен, что мне нечего больше терять. Я и сейчас уверен. Мне же даже умереть не позволено. Холодные пальцы скользят по щеке, накрывают губы. Подушечки загрубели, но всё равно касаются нежно-нежно. Ши Цинсюань просит ещё немного помолчать, и Хэ Сюань подчиняется, слушает. Предчувствие бури остро щекочет под рёбрами. — Я приходил, потому что не хотел, чтобы ты был один. Потому что хотел быть с тобой, а ты не прогонял. И потому что... — Губы движутся, беззвучно повторяя то, что звучит в мыслях. — Я люблю тебя, Хэ Сюань. — Ты не можешь... — ошарашенно выдыхает Демон Чёрных Вод и отшатывается, вскакивает с постели, мечется по покоям, и рукава его ханьфу хлопают крыльями испуганной чайки. Ши Цинсюань молчит. Застывает, будто все силы ушли на духовную связь. — Этого не могло случиться. Это ложь! — Хэ Сюань хватает его за плечи, встряхивает и, глядя в глаза, хрипит. — Ты не должен... Зачем?! Духовная сеть гудит от напряжения и непонимания, охватившего демона: речь устная мешается с мысленной, дублируется и эхом отдаётся в голове. Мёртвое лицо кажется серым от ужаса, лихорадочный нервный румянец проступает трупными пятнами на скулах, а тонкие губы дрожат. Ши Цинсюань устало трёт висок. — Я тебе когда-нибудь лгал? — Лучше бы ты солгал, — голос Хэ Сюаня звучит ломко, как первый лёд. Осыпается звонкими осколками. И вслед за ними Демон Чёрных Вод обессиленно оседает на пол. Вцепляется в худые колени, укрытые полами одеяний, прячет в складках тяжёлой ткани перекошенное лицо. Хрипло сдавленно душераздирающе воет, как будто от боли. Ши Цинсюань осторожно, невесомо почти гладит его по волосам. — Если хочешь, я могу просто уйти. — Должен хотеть. Я должен... — Чуть слышно скулит Хэ Сюань, но только крепче обхватывает чужие колени и не поднимает головы. — Но не хочу. — Хорошо, — падает и разбивается тающим льдом, шелестит первой весенней травой. Пальцы становятся немного смелее. — Тогда не уйду. — Обещаешь? — Хэ Сюань вскидывается и на бледных щеках видны мокрые полосы. Серые, как разбавленная тушь.— Если ты сейчас пообещаешь, я не отпущу тебя. Даже если ты передумаешь. Никогда. В духовной сети голос Хэ Сюаня звучит всё увереннее с каждым словом. Дрожит от нездорового возбуждения, а во взгляде светится неприкрытая угроза с оттенком безумия. Демоническая жажда обладать накрывает с головой, топит в голодной одержимости, путает мысли. Требует присвоить, подчинить, забрать на дно Чёрных Вод и запереть в безымянных чертогах навечно. Как самое дорогое сокровище оберегать того, кто решился полюбить его. От всего мира защищать, до последней капли крови, до последней крупицы праха. В горле вибрирует тихий-тихий рык. — Драгоценный мой... — Если бы Ши Цинсюань дышал, то точно вздохнул бы. Вместо этого он ведёт пальцами по щеке, удивлённо вытирая остатки слёз. Совсем не боится угроз. — ...тебе ли не знать, что нет ничего вечного? Сейчас — не уйду. Через сто лет — кто знает? Может, будем счастливы. Может, надоедим друг другу. Снова пожив человеком, я перестал загадывать так далеко. — Ты не понял... Никогда не отпущу. Ни теперь. Ни потом. Хоть через сто, хоть через тысячу лет. До тех пор, пока мой прах цел — не отпущу. — Хэ Сюань скалится, смотрит снизу вверх, цепляет когтями подол одеяний. Ткань трещит и рвётся. В висках стучит оглушительное: «Я не хочу проходить через это снова. Не хочу терять никогда больше. Не хочу. Не позволю. МОЙ. НАВСЕГДА.» — Я понял. — Грустная улыбка напоминает тусклый луч солнца, пробивающийся сквозь толщу воды. — Ты меня тоже пойми. Я больше не даю обещаний, если есть даже маленький шанс их не выполнить. Но я _правда_ не собираюсь никуда уходить. Ни завтра, ни через тысячу лет. Хэ Сюань мотает головой, и растрепавшиеся волосы хлещут по плечам и лицу. На мгновение упирается лбом в острое колено, борется с невыносимым желанием укусить, отметить, присвоить. Сожрать. Отстраняется нехотя. Бездумно целует пальцы, скользящие по щеке. Встаёт, чувствуя себя словно после долгого сна: уставшим, разбитым, голодным. Молчит, не зная как донести до Ши Цинсюаня то, что рвёт мёртвое сердце на части. Напряжённо думает, как объяснить ему, что снова поверить кому-то, пустить в свою нежизнь и потом потерять — страшнее, чем Медная Печь горы Тунлу. Страшнее, чем уничтоженный прах. Страшнее, чем всё, что могло бы напугать Непревзойдённого демона. Мечется по покоям, хмурится, взрыкивает, словно попавший в западню хищник. Не может найти подходящих слов, чтобы выразить то, что чувствует. Чтобы передать всё то, что вырвалось из топкой трясины застарелой ненависти и отчуждённости. Устав смотреть на него, Повелитель Холода откладывает давно потухшую трубку. И медленно встаёт, тяжело опираясь на посох. — Давай полежим немного? Я устал, а с тобой так спокойно просто лежать. Хэ Сюань замирает на середине движения. Заторможено кивает, осознавая. Спокойно? Ши Цинсюаню с ним — спокойно? Дурная радость обжигает грудь, бурлит и... И опадает грязной пеной. Хэ Сюань безумно устал от бушующего внутри шторма. Снова кивает и бездумно — рывком — распускает пояс. Скидывает верхние одеяния прямо на пол, совершенно не заботясь о их виде. В несколько шагов оказывается возле Ши Цинсюаня: сгребает в объятия, смыкает руки на поясе кольцом. Утыкается носом за ухо, вдыхая запах благовоний и зимнего холода. — Можно? — с трудом заставляет себя дождаться разрешения, из последних сил сдерживаясь. Не хочет пугать. — Можно. Хэ Сюань выдыхает с облегчением. Отказ принять было бы... невозможно. Урчит, коротко лижет нежную кожу под челюстью и забирает посох, отставляя его к стене. Ловит сброшенное с плеч верхнее одеяние — откладывает на подушки. И подхватывает на руки Повелителя Холода и Штормов, живущих в сердце Чёрного Бедствия. Доносит до постели, укладывая на алые простыни, словно драгоценную жемчужину на шёлковый веер. И ложится рядом. Смотрит, не моргая. Боится, что всё это окажется кошмарным сном, навеянным голодом. Ши Цинсюань вместо того, чтобы привычно уткнуться в подушку, поворачивается лицом. Двигается ближе, упирается лбом в плечо — замирает, больше не притворяясь живым. Подумав немного, Хэ Сюань теряет очертания тела, растекается — обнимает Ши Цинсюаня собой, заворачивает в чернильный кокон. Убеждается в его реальности, ощущая его тело каждым цунем. Хотя бы так присваивает себе, пусть и временно. Слышит в мыслях тихое: — Как же с тобой хорошо.