Холодные Чёрные воды

— ...сюань! Цинсюань! — Обеспокоенный голос Се Ляня звучит так громко, что хочется спрятаться под подушку. — Что? — испуганно спрашивает вслух Ши Цинсюань и распахивает глаза. Удивлённо пялится на край алого балдахина, на полузнакомую мебель. Вспоминает, как здесь оказался — и почему так тепло. — Цинсюань! — Снова звучит в голове. Точно. Духовная сеть. — Я здесь, — мысленно отвечает Ши Цинсюань. — Слава Небесам. Ты в порядке? — Радость Его Высочества слышна даже так. — Более чем, — губы сами складываются в улыбку. — Что, вам уже про всё доложили? Ши Цинсюань переворачивается на спину и подносит руку к лицу. Чернота обнимает её всю, поблёскивает в свете огней. Красиво. И ощущается везде, кроме лица. — Какой же ты собственник, — шепчет он чёрному глянцу. И осторожно касается поцелуем собственного запястья — демона, плотно его обхватившего. Хэ Сюань что-то неразборчиво ворчит неизвестно откуда. И обнимает крепче. — Конечно, — Се Лянь в мыслях смеётся. — Ци Линь бросила заведение и сама к нам явилась! Говорит, что Чёрное Бедствие и Ледяной Господин закрылись в лучших покоях, никого и ничего не заказывают. И даже не услышать ничего: печати тишины она снять не осмелилась. Первое время не волновалась, а как неделя прошла... — Между прочим, гэгэ хотел тебя сразу спасать. Еле отговорил. — В мыслях возникает новый голос: Искатель Цветов. — Неделя?! — Ши Цинсюань удивлённо вскидывает брови. — Ох... У нас... У нас правда всё хорошо. Гораздо лучше, чем могло показаться. Хэ Сюань, снова забурлив, материализует на соседней подушке голову и вопросительно смотрит. Это было бы жутко, если бы не множество зим, проведённых совместно. — С кем ты... — хрипит он и, видимо поленившись собрать нормальное горло, переходит на мысленную речь — Ты с кем там болтаешь? — С Его Высочеством. Он за меня беспокоится. — Эта дохлая рыбина тебя там что, в плену держит? — Хуа Чэн веселится. — Ты скажи, я приду, он даже плавник отрастить не успеет. Окончательно запутавшись в голосах, Ши Цинсюань понимает, что спросонок случайно объединил всех разом, и все слышат друг друга. Смеётся и, забывшись, тянет руку к затылку. Наткнувшись на слой чёрной воды, тут же ласково чешет её. Хэ Сюань довольно прикрывает глаза. — Да правда всё хорошо! Мы просто... спали. — Спали, — Хуа Чэн звучит так, что подумать о чём-то целомудренном решительно невозможно. Но Ши Цинсюань, привыкший к его шуткам, спокойно отвечает: — Да. Шесть дней развлекались, а потом спали. Хэ Сюань смотрит на него ошарашенно, а Искатель Цветов в мыслях хохочет. Се Лянь вмешивается, звучит очень смущённо: — Ладно, главное, что у тебя всё хорошо. Мы... не будем мешать. Саньлан. — Хорошо, хорошо. Заглядывайте в гости. И наступает тишина. — Я когда-нибудь его прибью за «дохлую рыбину», — беззлобно ворчит Хэ Сюань, медленно возвращая себе плотное тело. Выглядит при этом так по-домашнему, что невозможно не улыбаться. Как и поцеловать его в нахмуренный лоб. — Конечно, прибьёшь, — упав обратно на спину, Ши Цинсюань очень старается шутить, а сам вспоминает всё, случившееся накануне. Долгий разговор камнями падает в душу, гулко отдаётся внутри. Тепло исчезает вместе с объятиями вечно и бессмысленно любимого демона. Оставляет только беспорядочные обрывки надежды. Хэ Сюань вчера — неделю назад — не разозлился и не прогнал. Не ушёл сам, даже пытался получить невыполнимое обещание. Метался раненым тигром, хватал слишком крепко. Пытался... присвоить, как в тот раз, когда поймал в стеклянный фонарик? Ши Цинсюань невидяще пялится в потолок, размышляя, что это вообще было. Жажда владеть? Желание удержать старого врага? Что-то другое? Хэ Сюань не сказал ни слова о важном — за него это сделали жадные взгляды и жесты. Глупый, глупый Цинсюань, сам спровоцировал непойми что. Поддавшись неизлечимым чувствам, почти согласился стать просто игрушкой. Так не пойдёт. Сердце ноет хуже, чем ноют в самую страшную бурю кости, переломанные полвека назад. Страх, что всё снова пойдёт не так, течёт липким ядом, сдавливает горло. Очень хочется уйти сейчас, до того, как всё опять рухнет. До того, как Хэ Сюань заметит слёзы, против воли бегущие по щекам. Но Хэ Сюань замечает. Хмурится. — Я сделал тебе больно? — Демон Чёрных Вод говорит вслух: скрипуче, хрипло, но внятно. И в его голосе совсем не слышно тех эмоций, что бурлили и выплёскивались наружу накануне. Сейчас там только плесневелое безразличие. — И да, и нет. — Ши Цинсюань прячет глаза за рукой. Сквозь щель между пальцами глядит в потолок. Не хочет ничего объяснять. — Тогда почему ты плачешь? — Хэ Сюань приподнимается на локте и заглядывает в лицо. Стирает мокрые дорожки с бледных щёк, выжидающе смотрит. — Потому что даже мёртвое тело иногда делает то, что ему больше нравится. Это скоро пройдёт. — Жалеешь о... том, что случилось? — Хэ Сюань понимает по своему. Отстраняется и садится на другой край постели. — Или о том, чего не случилось? — Нет. — Тогда что?! — Демон Чёрных Вод неожиданно рявкает, скалится, но не приближается больше. Как будто сам себе не доверяет. — Испугался? Передумал? Осознал кто я!? Ши Цинсюань устало вздыхает. Трёт лицо, прогоняя остатки сонного оцепенения, и садится. Хочет смеяться и плакать одновременно, спрятаться за рукой, за упавшими волосами. Но не прячется — только улыбается, потому что не может больше говорить с этим глубоководным ребёнком серьёзно. — Дурак ты, вот что. Тебе что, правда так хочется, чтобы я испугался? — Не хочется, — ворчит Хэ Сюань. Смотрит исподлобья, агрессивно жуёт засохшую насмерть баоцзы из тех, на которых выдохлись чары свежести. И лишь когда блюдо пустеет наполовину, мрачно добавляет. — Я не понимаю тебя. Только благодаря нечеловечески острому слуху, Ши Цинсюань разбирает, как он бормочет, едва шевеля губами: — Ничего уже не понимаю. Ещё один усталый вздох теряется под вычурным балдахином. Можно было бы просто задать прямой вопрос — но Ши Цинсюань не доверяет. Не хочет подсказывать бывшему другу слишком верный способ себя обмануть. И так уже сам был бы рад обмануться. — Я тебе объяснил. Попытался. А ты мне? Хэ Сюань молчит слишком долго. Кажется, что он снова уснул. Что вот-вот растает чёрной водой, словно ледяная фигура. Глаза прикрыты, пальцы сцеплены в замок, распущенные волосы стекают на лицо шёлковым водопадом, скрывая острые скулы и жёсткие линии сведённых бровей. Насмотревшись на него, Ши Цинсюань встаёт. Чтобы не отрывать от раздумий, приподнимается над полом — летит к столу и тихо садится. Находит среди подсохших и всё ещё свежих блюд кувшин с водой и новую трубку. Пьёт, закуривает — за привычными действиями прячет нервозность. И на всякий случай кладёт рядом посох. Спустя бесконечность тишины, в мыслях возникает Хэ Сюань. Звучит сухо и выпотрошенно, словно все эмоции на ближайшую сотню лет выплеснулись вчера. — Ты хочешь объяснений и имеешь на них право. Но то, что я скажу, вряд ли тебе понравится. — Голос Хэ Сюаня в голове стихает, зато его обладатель смотрит так, словно готов сожрать. Шевельнись — и набросится. Обыденно. Неправильно, но очень привычно. Ши Цинсюань запрещает себе сомневаться и качает трубкой, прося продолжать. — Все, кого я когда-то _любил_, умерли страшной унизительной смертью. Родители, сестра, единственная женщина в моей _жизни_. И это было так давно, что сейчас я даже не вспомню, каково это было: целовать её, быть с ней. Любить её. Я даже не помню, что это значит — «любить». Но я знаю, что это совсем не похоже на чувства, которые будишь во мне ты. Сначала Ши Цинсюань собирается пошутить, что он тоже умер. Потом — стискивает зубы, пытаясь заставить себя остаться на месте. Выглядеть нормально. Потому что то, каким тоном невозможно далёкий демон говорит о любимых, делает больно. Очень больно — и забирается в самое сердце. Хэ Сюань снова замолкает. Ши Цинсюань отчётливо слышит гул в ушах, не уходит только потому, что не может встать. Думает: «Вот и всё. Рухнуло». А Хэ Сюань заговаривает опять. Огнём проходится по свежим и старым ранам. — Ты — солнце. Слепишь, жжёшься, раздражаешь. От тебя хочется спрятаться на глубине, переждать. Проводить взглядом. Хочется поймать в фонарь и утащить с собой. Спрятать от мира, присвоить. Тебя хочется. Злить, радовать. Сожрать — потому что иначе не выразить всё это. — Так странно... — шепчет Ши Цинсюань, путаясь в противоречиях. Вспоминая, что перед ним — демон, прошедший через кошмары горы Тунлу. Что это не могло не оставить свой след. Се Лянь ведь предупреждал. Что... Что теперь делать? — Мне слишком много тебя, — продолжает говорить Хэ Сюань. — Слишком сложно, непонятно, невыносимо. Но сама мысль о том, чтобы _отпустить_ тебя, вызывает ярость и острое чувство несправедливости. Такое же, каким я захлёбывался перед смертью, глотая морскую воду. Больше мне нечего добавить. — Хэ Сюань трёт виски и отключается от духовной сети. Встаёт. Поднимает измятое верхнее одеяние и снова прячется в броню своих чёрных одежд. Слой за слоем, пока последняя створка «раковины» не захлопывается с иллюзорным лязгом. Только тогда Ши Цинсюань вспоминает, что так ничего ему и не ответил. Впрочем, а был ли вопрос? Размышляя об этом, Повелитель Холода откладывает трубку. Берёт пиалу с водой — на поверхности и стенках распускается иней, пальцы дрожат. Отставив её — сделав всего полглотка — Ши Цинсюань смотрит снизу вверх. Знает, наконец, что нужно сказать. — Я тебя понял. И, знаешь, то, что ты описал, очень напоминает любовь. Кроме желания посадить в клетку или сожрать. Я примирился с теми воспоминаниями, но всё ещё считаю одними из худших. — Тогда держись от меня подальше. Ничем хорошим это не кончится, — звучит так, будто Хэ Сюань сам себя опасается. Или собственных чувств? — Ты серьёзно в этом уверен? — Да. «Ну и дурак», — мысленно улыбается Ши Цинсюань. Знает, что сам тоже делает глупость, но... не может иначе. Никак. — Жаль. Я был бы готов рискнуть. Если бы мы договорились о правилах и пообещали бы друг другу их соблюдать. — А я не готов рисковать тобой! — Хэ Сюань почти рычит, снова злится, хищно скалится. Запоздало понимает что сказал. Медленно осознаёт услышанное: Ши Цинсюань со странным удовольствием наблюдает, как меняется выражение у него на лице. От неосторожно брошенных слов становится тепло и легко. — Скажи ещё раз, что не помнишь, что такое любовь. Вместо ответа Хэ Сюань — Демон Чёрных Вод — издаёт нечленораздельный вой и вылетает за дверь. Хлопает ей так, что петли вырывает из стен, а одна из створок валится на пол. С той стороны доносятся перепуганные визги демониц, отборная брань и грохот. Ши Цинсюань хохочет, чувствуя как страх не просто разжимает цепкие лапы — исчезает совсем. Хэ Сюань всё-таки в чём-то ещё человек. В покои заглядывает хозяйка дома удовольствий, спрашивает с плохо скрываемым беспокойством: — Ледяной Господин? В-вы в порядке? — Всё хорошо. Мой друг проиграл мне один спор и слишком расчувствовался. Я всё возмещу. Ши Цинсюань, ещё смеясь, вытирает невольные слёзы. А когда Ци Линь уходит, тянет руку к виску. — Цинсюань? — Голос Его Высочества всё ещё кажется немного смущённым. — Лао Се, ты не против, если я загляну к тебе на... сколько там времени? — Вечереет. — Значит, на ужин. — Один? — Один. Заодно расскажу.