Холодные Чёрные воды

В безымянных чертогах непривычно светло и живо. Малый зал кажется почти жилым: на стенах почти не видно плесневых пятен, а с каменного потолка не капает вода. Повсюду горят золотые огни, теплятся угли в позеленевших медных жаровнях, разгоняя сырость и холод. В воздухе висит горьковато-сладкий дым. Хэ Сюань полулежит в куче подушек и курит, мрачно заедая глубокие затяжки — и переживания — крабовым мясом. Почти с ненавистью смотрит на ухмыляющегося с соседней кушетки Искателя Цветов под Кровавым Дождём. — Перестань ржать, одноглазый гуй! — Хэ Сюань раздражённо хмурится, борясь с совершенно неблагоразумным, но очень острым желанием набить нахальную морду. — Ну прости, брат Черновод. Я не виноват, что ты, имея два глаза, не видишь очевидного. — Я тебе вопрос задал, а не издеваться просил. — Хэ Сюань зло щурится, и острые когти отвратительно-громко скребут по блюду. — Ну-ну. Не бурли. Я сам знаю немногим больше твоего, и только потому, что тво... кхм, потому что Ши Цинсюань часто заходит к гэгэ на чай. О чём они там беседуют, я не знаю. Мою единственную попытку подслушать гэгэ заметил почти сразу и потом был очень недоволен. — Искатель Цветов повёл плечами, словно ему стало неуютно от этих воспоминаний. — Так что сам понимаешь. Информации немного. Но если сложить её и то, что видит даже слепой... Он влюблён в тебя. Причём лет триста уже, если не больше. — Врёшь! — Рявкает Хэ Сюань, роняя трубку на опустевшее блюдо. И чуть тише добавляет: — Быть такого не может. Абсурд. — Дело твоё. Ты спросил — я ответил. А если тебе так нравится прятаться в своей раковине — мешать не стану. Но и отговаривать этого идиота не лезть к тебе в гости тоже не буду. Сам разбирайся. — Тоже мне, друг. — Друг. И только поэтому до сих пор терплю твою хамскую морду. Кстати, напомнить, кто ещё её терпит? Хэ Сюань скалится и шипит, словно дикий зверь, загнанный в угол. — Ну-ну, брат Черновод. Я верю: рано или поздно, даже до тебя дойдёт. И тогда вы оба, наконец-то, займётесь друг другом и оставите меня и гэгэ в покое, — «утешающе» насмехается Искатель Цветов. На прощание хлопает по плечу, да так что у Хэ Сюаня звенит в ушах. И уходит, бесшумно прикрыв за собой дверь. Бренчание его цепочек ещё долго эхом отдаётся в каменных коридорах безымянных чертогов. Но это последнее, что волнует Демона Чёрных Вод. Больше всего его беспокоит то, что после беседы с Искателем Цветов вопросов не становится меньше. Хэ Сюань прикрывает глаза ладонью и не находит в себе сил чтобы встать. Так и остаётся лежать в гнезде из подушек, бездумно глядя в пустой зал, напоминающий склеп. Только вместо алтаря — кушетка, вместо подношений — пустое блюдо, а вместо трупа — Демон Чёрных Вод, увязший в собственных мыслях. Невыносимая усталость — не физическая, но моральная — наваливается дохлой медузой. Склизко обнимает ядовитыми щупальцами, расползается по всему телу и больно жалит. Сомнениями, отголосками изжившей себя ненависти, незнакомыми острыми чувствами, впивающимися в душу глубже всего. Хэ Сюань стонет, трёт лицо и сбегает сам от себя в спасительное забытьё: проваливается в сон, как в болото. Внезапно, мгновенно и с головой. Темнота обнимает утомлённый разум, баюкает его в тёплых ладонях и шепчет что-то успокаивающее, очень нежное. И её голос странно похож на голос Ши Цинсюаня. *** В спальне Демона Чёрных Вод непривычно светло. Сотни золотых огоньков трепещут в чашах, с хрустальным звоном бьются о стенки стеклянных фонариков. Заливают пространство мягким сиянием, отражающимся от полированных камней. Освещают хрупкое тело, распластанное на гнилых покрывалах и поросших плесенью подушках. Холодное золото очерчивает плавную линию ключиц, слишком явно проступающие рёбра, широко разведённые острые колени, дрожащие от напряжения. Тонкие, словно веточки, руки отчаянно цепляются за истлевшую ткань, рассыпающуюся под пальцами. Бьются в плену тяжёлых цепей, сковавших нежные запястья. Мертвенно бледная кожа смотрится на фоне чёрного камня кровати потрясающе. И кровоподтёки, распускающиеся на ней цветами от ярко-алого до багряно-чёрного, выглядят драгоценными украшениями. Идеально сочетаются со следами зубов и запёкшимися корками крови на шее, плечах и бёдрах. Прекрасные шёлковые волосы спутались неопрятной паклей, некогда красивое лицо опухло от слёз. Мягкие губы лопнули, словно спелые вишни, но всё равно продолжают отчаянно шептать: «пожалуйста», «остановись», «хватит». Ослабший, осипший от криков и стонов, почти исчезнувший голос так мелодично звучит в сочетании с лязгом цепей и хрустальным трепетом огоньков, что это напоминает музыку. Божественно кошмарную и восхитительную одновременно. Демон Чёрных Вод наслаждается каждым звуком. Каждой слезой, каждой каплей крови. И, не останавливаясь, безжалостно трахает бывшего Повелителя Ветра. Жёстко, грубо и глубоко. Так, чтобы дать прочувствовать всю суть Непревзойдённого демона. Так, чтобы выбить из слабого тельца последние крупицы сил, а вместе с ними и саму жизнь. Звериное тёмное наслаждение судорогой прошивает все тело, скручивает мышцы жгучим напряжением и... Хэ Сюань просыпается от острого приступа тошноты и тягучего, едкого голода. Желудок дрожит и сжимается в спазмах, а тело бьёт крупная дрожь. Нереализованное — давно забытое и похороненное — желание ядом растекается по мёртвому телу. Напоминает о том, что Чёрное Бедствие, помимо прочего — ещё и мужчина. Требует утолить и этот голод тоже. Против воли вспоминается, что в борделе Призрачного города всё ещё оплачены лучшие покои и всё, что к ним прилагается. Кто, если точнее. Демон Чёрных Вод стирает с лица липкое воспоминание о сне и встаёт. Собирает волосы, переодевается из домашних одежд: ловит себя на мысли, что выбирает, что лучше. Зло хватает первое, что попадается под руку и, не давая себе времени передумать, покидает чертоги. Идёт охотиться — а потом разыскивать того, кто поселился в мыслях и снах. Хэ Сюаню нужны ответы. А всё остальное может подождать.