Холодные Чёрные воды

Осень снова наступает внезапно. Застаёт Хэ Сюаня врасплох, загоняет под рёбра острый кинжал голода. Нежная зелень листвы осыпается ломким пеплом в одно мгновение, не везде успевает даже порыжеть. Осевший на глубине и потерявший счёт времени, Демон Чёрных Вод едва успевает заметить подступающие холода. Поднимается на поверхность, когда заморозки уже вовсю свирепствуют, выжигая льдом саму жизнь — слишком, слишком рано. Скрывшись от глаз смертных, Хэ Сюань устало тащится в Богучжэнь и наблюдает за празднеством в свою честь. Люди, притворяющиеся мертвецами, шествуют по улицам и стенают, поют и смеются. Отдают дань уважения сошедшему с ума студенту Хэ. Празднуют с таким размахом, словно Новый Год наступил одновременно с Серединой Года. Хэ Сюань садится на свой надгробный камень и в одиночестве пьёт. Рисовое вино не приносит мёртвому телу ни облегчения, ни опьянения. Немного согревает промёрзшее нутро, но толку от этого — чуть, да и только. Демону Чёрных Вод всё равно. Он празднует день своей смерти так, как праздновал бы день рождения, если бы помнил, когда он. Празднует до тех пор, пока солнце не начинает плавить иней, осевший на могильных камнях. А после — отправляется на охоту, всё острее ощущая голодную слабость под рёбрами. Погружается в кровавый азарт: отлавливает зловредных тварей и демонов, свободно шастающих в ничейных землях. Скользит по рекам, не замечая холодов, стряхивает иней с трав, хрустит ледяной коркой, слишком рано сковавшей рисовые поля. Пожирает мелкую дрянь, не запоминая имён и морд. Не брезгует придорожными трактирами и городскими ресторанами. Следуя новой привычке, по дороге заглядывает в храмы Повелителя Холода. Подношений больше не оставляет: не находит ни времени, ни свободного места. Столы и так ломятся от даров — таблички с просьбами, бумажные цветы, бусы... Благовоний так много, что воздух кажется густым и вязким, зловещим. Хэ Сюань не придаёт этому значения. После короткой передышки в тепле вновь забывается в безумии охоты. До тех пор, пока однажды поистине нечеловеческий холод — несвойственный для середины октября — не сковывает рёбра и расползается по хребту. Князь демонов сплёвывает чёрную кровь в жухлую траву и неспешно бредёт по осеннему лесу. Охота удалась, и сытая тяжесть клонит в сон. Мёртвая плоть не способна желать, но с радостью предаёт, тянет в кровать. Почувствовав на коже слишком ранний снег, Хэ Сюань задумчиво пялится вверх, ловит снежинки лицом. И едва не спотыкается о ноги тела, сидящего у придорожного дерева. В серо-зеленых одеждах, испачканных, промокших и кое-где рваных, покрытых инеем, Ши Цинсюань всё равно выглядел бы хорошо. Но он не выглядит: сам по цвету напоминает замёрзшую грязь у дороги. От божественной красоты и хищной решительности ничего не осталось. Даже нежданная встреча не вызывает в нём проблеска жизни. Почему-то вспоминаются груды даров в его храмах. И лёд на полях. — Давай руку, бестолочь. — Хэ Сюань поджимает губы, протягивает руку и чуть-чуть наклоняется, чтобы помочь подняться. Удивлённо хмурится, услышав ответ. — Я тебя ни о чём не просил. — Ши Цинсюань невидяще смотрит на предложенную руку, и глаза у него тусклые, как последний весенний лёд. — Я делаю это не потому что ты попросил. Хэ Сюань даже сейчас не собирается с ним церемониться. Хватает за покрытые инеем плечи и поднимает, потому что смотреть на сидящую на земле немощь решительно невозможно. Ши Цинсюань, пошатнувшись, чуть не валится обратно. Прислоняется спиной к дереву, почти висит на руках. — Бестолочь, — бросает Хэ Сюань, вливая через ладони духовные силы. — Ты тоже считаешь, что я свою смерть ещё не заслужил? — Ши Цинсюань нервно хихикает. На пару мгновений кажется бесконечно уставшим — немного безумным. — Ш-што ты несёшь? — шипит Демон Чёрных Вод и отдёргивает руки, словно обжёгшись. Его старый враг снова смеётся невпопад, неловко разминая околевшие пальцы. Голубовато-белая кожа кажется тонкой, как свежий лёд. — Если ты пришёл съесть меня... — Ши Цинсюань, похоже, не слышит. — ...то, пожалуйста, подожди немного. Позволь мне сначала помочь людям собрать урожай. Если я не справлюсь, их так много погибнет... «Я не ем падаль», — слова ядом жгут язык, но Хэ Сюань не хочет причинять новую боль. Не хочет уподобляться Зелёному Фонарю, пиная больных и слабых. Вместо этого повторяет вопрос: — Что ты несёшь? — Представляешь... — Помутневшие глаза смотрят куда-то сквозь Хэ Сюаня, хриплый голос то звучит тихо-тихо, то срывается. — ...так глупо... Все, кто может помочь, просят так много, что мне не хватит на содержание приютов зимой. А ведь я так много потратил на восстановление тех глупых статуй... Если бы знал раньше... — У тебя же полные храмы заслуг. — Видит Небо, Хэ Сюань не хочет вмешивается в дела небожителей, но многовековая привычка берёт своё. — Ага. — Ши Цинсюань чешет в затылке и улыбается растерянно, глупо... Нет, устало и сломано. — Они про это тоже знают. И, представляешь, совсем не верят, что я никогда не притронусь к твоей половине. Хотя, они ведь даже не знают, что это — твоё... Раздражённый рык вибрирует в горле. Что-то внутри подло шепчет: ты тоже приложил к этому руку. Ты сам его до такого довёл. — Не верю, что Его Высочество Наследный Принц отказал тебе в помощи. — Я... не просил его. И так уже достаточно пользовался его добротой. Вот идиот. Хозяин Чёрных Вод думает недолго, решение для него очевидно. И выплёвывает: — Забирай всё. Ши Цинсюань качает головой, взгляд его проясняется, давит тяжестью декабрьских холодов. — Нет. Это твоё. — Если моё, значит мне и решать, в какую канаву всё выбросить. — Мне не нужны твои подачки. — Ши Цинсюань гордо вскидывает подбородок. Раздражает упёртостью. — Это не подачка. — Я тебя ни о чём не прошу. Да что вообще происходит? Хэ Сюаню же плевать на людей, плевать на этого бесстрашного идиота — на всё плевать. Так почему он продолжает настаивать? Может же бросить Ши Цинсюаня прямо здесь и продолжить охоту. Наесться, уснуть на всю зиму в пустых чертогах, а весной... Демону Чёрных Вод совсем не хочется думать, какие вести могут встретить его весной. И уйти он не может. — Возьми их и спасай своих людишек. Или я лично утоплю храмы каждого, кто посмел тебе отказать из-за того, что не получит моих заслуг. И сожру. В глазах Ши Цинсюаня вспыхивает что-то кровожадное и голодное. Тени на лице становятся острее, из-под верхней губы показываются клыки, выдавая затаённую злость. Всего на несколько мгновений кажется, что Повелитель Холода с радостью присоединится к расправе над небесными идиотами... А потом в нём снова не остаётся ничего, кроме печальной усталости. — Делай, что хочешь. — Ши Цинсюань обнимает себя за плечо и... дрожит? — Врезать бы тебе, да что толку, — бормочет Хэ Сюань, впервые не зная, как поступить. Подхватывает вновь пытающегося завалиться придурка, приобнимает — чтобы не дать сползти на стылую землю — за пояс. Проклятье, какой же он ледяной. Против воли принюхивается, улавливая призрак запаха: свирепая суть отчаянно борется за жизнь в истощённом теле не совсем небожителя. Сопротивляется, пытается удержать те крохи сил, что ещё остались в опустевших меридианах. Вернуть так бескорыстно растраченное. Хэ Сюаню отчетливо видится тусклый, едва теплящийся призрачный огонёк, обречённо зависший в углу его спальни. Угасающий так же, как Ши Цинсюань в его руках посреди осеннего леса. — Ну уж нет, — сам себе шепчет Демон Чёрных Вод. Прижимает тощее тело к себе, обхватывает ладонью затылок и накрывает губами покрытые колючим инеем губы. Вливает духовные силы в пустоту обессиленного тела. Делится щедро, без оглядки отдавая всё, что успел сожрать за несколько недель охоты. Чувствует, как сладкая талая вода стекает по подбородку и шее. Ши Цинсюань не сопротивляется. Стоит, раздражает своей неподвижностью... Всё меньше напоминает статую изо льда. Потускневшие глаза снова светятся, бликуют, напоминая о голодных волках в темноте. Кончик демонически-острого уха щекочет запястье — Хэ Сюань не спешит убирать руку с волос, пересыпаных сединой. И чуть не давится собственной силой, когда слышит, как Ши Цинсюань... довольно урчит? Отстраняется, смутно ощущая его сытость. А Повелитель Холода поднимает руку. Разглядывает отросшие когти, словно в первый раз видит. Двигает пальцами — легко распарывает ладонь. И смотрит, как медленно течёт по коже густая тёмная кровь. Не сдержавшись, Хэ Сюань собирает её языком. — Спасибо. — Голос Ши Цинсюаня звучит спокойнее, ниже. Острые волчьи клыки, только с помощью магии уместившиеся в человеческом рту, совсем не мешают. — За то, что снова напомнил мне, кто я такой. — Идиот ты, — ворчит Хэ Сюань, но как-то совсем беззлобно. И не торопится отпускать: задумчиво путается пальцами в мягких волосах, стараясь не поранить когтями, рассматривает вблизи знакомо-незнакомое лицо и тихо бормочет, забывшись. — Скульптор, кажется, всё-таки был безруким. Ши Цинсюань этого будто не замечает. Зато легко соглашается с первым, расплываясь в улыбке. Клыки её нисколько не портят: наоборот, делают менее приторно-глупой. — Конечно, я — идиот. Давно не чувствовал чистую тёмную ци, совсем в небесного чиновника превратился. Правда, спасибо! Хэ Сюань молчит. Сдерживает привычную грубость: почему-то совсем не хочет, чтобы золотой солнечный свет снова погас в глазах Ши Цинсюаня. Вдыхает усилившийся запах, убеждается, что больше не нужен. И отступает, нехотя выпуская его из объятий, напоследок цепляя кончиками пальцев нежную кожу за ухом. Ши Цинсюань легко вздрагивает. — Тебя ждут твои человечки, — напоминает Хэ Сюань и прячет руки в рукава, закрывается, словно потревоженный моллюск. С иллюзорным грохотом захлопываются створки раковины, скрывая мягкое и ранимое нутро. Под рёбрами тянет от вновь очнувшегося голода — Хэ Сюань хмурится, почти жалея о своей расточительной щедрости. Но клыкастая улыбка Ши Цинсюаня почему-то кажется достаточной компенсацией за две недели утомительной — теперь бессмысленной — охоты. Повелитель Холода, которому всё-таки идёт его новое имя, качает головой. Прячет руки в рукавах — кажется, что он безотчётно повторяет жест Хэ Сюаня, но вместо этого достаёт листок со знакомым рисунком. Путешествие в тысячу ли. — Не человечки. Хочу напомнить некоторым небож-ш-шителям, что помогать людям — их обязс-саность, а не спос-соб наж-ш-шитьс-с-ся, — злая позёмка шелестит по сверкающему на солнце льду, а потом Ши Цинсюань весело, будто в трактир зовёт, предлагает: — Хочешь со мной? Хэ Сюань хочет. Очень хочет посмотреть, как Повелитель Холода задаст Небесам жару. Но усталое безразличие гасит слабый огонёк интереса быстрее, чем он успевает разгореться. — Нет. Разбирайся сам. Ваш небесный гадюшник меня не касается. — Хэ Сюань качает головой, глядя в волчьи глаза и отступает ещё на шаг, собираясь уйти. — Хорошо. Ши Цинсюань не выглядит расстроенным. В руке у него появляется посох, с лица будто стекает лишнее, человеческое: пропадают даже косые шрамы на лбу и на подбородке. Тает седина в чернеющих волосах. Не исчезают только клыки. Став моложе — божественнее — Повелитель Холода легко поднимает из ближайшей лужи дверь, созданную из тонкого льда. Лепит на неё бумагу и, перед тем как уйти, оборачивается: — Спасибо, друг. Хэ Сюань не успевает ответить. Привычное: «Мы — не друзья» осыпается вместе с осколками ненужной больше двери.