Холодные Чёрные воды

В следующем году Хэ Сюаня будит стук. Почти неслышимый, он громом проносится по тишине глубоководных покоев. Князь демонов не спит — безразлично пялится в потолок — и оттого не пугается. Звук напоминает тот, с которым закрывается единственная ведущая прямо на поверхность дверь. Но присутствия Хуа Чэна, которому одному доступен этот путь, в чертогах не ощущается, и Хэ Сюань снова проваливается в небытие. А очнувшись несколько дней спустя, находит в спальне призрачный огонёк. Тот, видимо соскучившись в тишине, то вылетает из чаши с золотым огнём, то снова ныряет в неё. Не замечает, что хозяин проснулся. А Хэ Сюань, растёкшись уже не только по постели, но и по полу вокруг неё, безмолвно наблюдает за бесстрашным — безумным — огоньком, повадившимся резвиться в его чертогах. В какой-то момент даже находит это забавным. Подумывает поймать наглеца в фонарик и оставить себе в качестве зверушки, раз уж ему так нравится компания Демона Чёрных Вод. Даже тянет к беспечному огоньку часть себя, но засыпает, засмотревшись на его мельтешение. Последнее, что видит: всполох, ускользающий к дальней стене. *** Новое пробуждение — судя по гвалту на Небесах, перед самым мартом — получается странным. Что-то щекочет край, стёкший с кровати, и Хэ Сюань, не до конца проснувшись, это что-то хватает. Подтянув наверх, сонно хмурится: в хватке сгустившейся тёмной воды мерцает давешний огонёк. И не пытается вырваться. Совсем страх потерял? Плевать. Ищет смерти — Хэ Сюаню не жалко. Он разевает огромную пасть, полную острых рыбьих зубов, и тянется сожрать обнаглевшую мелочь. Но тяжёлая дурнота прокатывается по тёмной воде мелкой рябью, крутит желудок и напрочь отбивает аппетит. Пасть захлопывается с костяным стуком в нескольких цунях от дрожащего огонька. Хэ Сюань раздражённо рычит, раздумывая, как поступить. И замечает изящный стеклянный фонарь, в котором горит золотое пламя. Мысль кажется настолько прекрасной, что Демон Чёрных Вод даже собирает себя почти целиком. Не потрудившись одеться, неуклюже встаёт и, дохромав до каменной скамьи, вытряхивает из стеклянной клетки духовный огонь. Затолкнув на его место нарушителя, удовлетворённо возвращается в постель. — Раз тебе так нравится моя компания, будешь теперь вместо светильника, — шипит Хэ Сюань и подвешивает фонарь в изголовье. Ложится, надеясь доспать до весны, но сон не идёт. Зеленоватое свечение почти гаснет. Пару раз с хрустальным звоном ударившись о стенки, огонёк медленно опускается на стеклянное дно. Становится совсем маленьким, перестаёт светить: еле тлеет, смирившись с участью узника. Хэ Сюань недовольно стучит по стеклу когтём и слегка встряхивает фонарь, вынуждая огонёк безвольно болтаться от стенки к стенке. Покорность удивляет — и невыносимо бесит. Так сильно, что сводит челюсть, а внезапный голодный спазм скручивает морским узлом. Душит липкой тошнотой и болью — фантомной, но от того не менее мучительной и злой. Демон Чёрных Вод понятия не имеет, как долго лежит согнувшись — минуту, час, год? Слышит тихий хрустальный звон. Ждёт, пока мучительный голод уляжется сосущей пустотой под рёбрами и позволит сесть. Утирает чёрную кровь, натёкшую из прокушенной губы и с необъяснимой ненавистью — жалостью? — смотрит на тускло мерцающий призрачный огонёк. И открывает стеклянную дверцу. Оказавшись на свободе, огонёк благодарно льнёт к когтистой руке, ластится — а спустя пару мгновений испуганно отлетает подальше. Опускается на скамью так, чтобы не задевать снова брошенный туда халат. Хэ Сюань провожает своего странного гостя долгим немигающим взглядом и встаёт. Нависает над дрожащим огоньком: впервые разглядывает его так близко и так внимательно. Но не находит ничего необычного. — Бестолочь. И что только тут забыл, — хрипло ворчит он и одевается. А потом разворачивается и, опираясь ладонью о стену, идёт навестить семью. В этом году непозволительно рано. *** Высунувшись на поверхность, Хэ Сюань поминает беспокойный огонёк, затерявшийся где-то в чертогах, недобрым словом. Мокрые волосы покрываются инеем, с неба сыплется снег: зима ещё не до конца отступила. Люди ещё экономят запасы, и у них нормально поесть не получится. Раздражённо рыкнув, Хэ Сюань ныряет вновь, подбирает со дна несколько утонувших сокровищ и несёт себя через подземные воды к реке, что течёт у стен омерзительно шумного города. Всплыв, щурится от слишком яркого света и медленно бредёт в сторону Дома Блаженства, не особо заботясь о лужах, которые остаются следом. Голод, жгучий и едкий, кислотой разъедает нутро, и встречную мелочь спасает только давний договор между двумя Непревзойдёнными. Для Хэ Сюаня Призрачный город неприкосновенен так же, как для Хуа Чэна — солёные воды. Сгрузив покрытые водорослями и ракушками сокровища в руки старшему слуге, Демон Чёрных Вод отмахивается от провожающих. Поднимается в банкетную залу, пропускает мимо ушей насмешливое: «Брат Черновод, ты как раз успел к ужину», и усаживается за свой — первый по правую руку — стол. Вечно пустующее место напротив в этот раз оказывается занятым: в посуде — остатки трапезы, от чашки с чаем поднимается пар. Вот только гость, похоже, не собирается возвращаться: служанки уже убираются. Хэ Сюаню плевать. Он не видит ничего, кроме мисок и блюд, которые спешно расставляют перед ним служащие. И ест, ест, ест, пытаясь утолить неутолимое чувство. Краем уха слышит встревоженный голос Его Высочества, тихие объяснения Искателя Цветов — чужие обсуждения гладят против чешуи, и Хэ Сюань не рычит только потому, что здесь его кормят. Всё равно облегчённо прикрывает глаза, когда тема меняется. Кто-то из служанок спрашивает, куда так быстро ушёл Ледяной Господин и как скоро вернётся — Хэ Сюань больше не вслушивается. Сытость камнем оседает в желудке, тянет ко дну. Хорошо. *** Теперь Хэ Сюань так много времени проводит на дне, среди костяных питомцев и гниющих остовов кораблей, что совсем теряет счёт времени. Единственные ориентиры, которые не дают ему окончательно смешаться с водами своих владений — это Цинмин, праздник в Призрачном городе и... дата собственной смерти. Цинмин означает, что нужно вставать. Что наступила весна — и время поминовения усопших. Что скоро проснётся выматывающий невыносимый голод, всегда приходящий вместе с теплом и светом. И что скоро поплывут богатые торговые корабли, которые так приятно топить — но почти всегда лень. Праздник в Призрачном городе означает, что лето пошло на спад. Что ночи станут темнее и дольше, а погода всё капризнее. Что близится осень — время долгой охоты. Дата смерти не означает ничего. Раньше, до того как Хэ Сюань свершил свою месть, он мрачно пил сливовое вино с Искателем Цветов и фантазировал об уготованной Повелителям Воды и Ветра участи. Мечтал, в красках представлял, как насладится своим триумфом. Теперь же — просто пьёт. Сидит на своей могиле, скрывшись от глаз смертных и бессмертных. Пьёт рисовое вино и с тупым безразличием думает, что почти забыл собственный день рождения. А позже, несколько недель спустя, в тишине собственной спальни пялится в потолок, блуждая мутным взглядом по переплетению мхов и ощущая только блаженную сытость. Не замечая, как новое покрывало колется грубым золотом вышивки и тяжело давит на грудь. Ему всё равно. *** Проснувшись однажды от ощущения чьего-то присутствия, слишком близкого, Хэ Сюань вскидывается. Обнаруживает призрачный огонёк, нахально устроившийся на соседней подушке, рычит — тот боязливо вспархивает, но не улетает далеко. Словно чего-то ждёт. Раздражённый слишком ранним пробуждением, Хэ Сюань отворачивается от наглеца и поворачивается на другой бок. Снова засыпает. А вынырнув из своего забытья вечность спустя, не находит огонёк рядом. Оглядывает спальню — замечает тусклую искру на каменной скамье. Хмурится: неужели у глупой мелочи так мало сил? — Эй, — хрипло зовёт Хэ Сюань, восстановив горло. — Лети сюда. Тот медленно, словно устало поднимается со скамьи и опасливо приближается. Мерцает, пытаясь разгореться поярче. И отшатывается, стоит Хэ Сюаню протянуть руку и начать отдавать ци. Тут же понимает, радостно взвивается к потолку — доверчиво опускается на ладонь. А получив своё, ласково трётся о щёку: так, будто призрачное пламя способно согреть холодную кожу. Демон Чёрных Вод сам не замечает, как улыбается — и, оставив глупый огонёк на кровати, утопает во сне.