By the way

      – Шинпачи-кун, почему это снова происходит? – спрашивает Ямадзаки дрожащим голосом. Шинпачи пожимает плечами с тем обреченным выражением, с которым привык наблюдать за происходящим.       – Не знаю, но я это каждый день вижу, – отвечает он практически шепотом, потому что часть его беспокоится, что поток раздражения польется на него. Не то чтобы Шинпачи к этому не привык, однако… он готов, как самурай должен быть готов встречать трудности с поднятой головой, он думает, что готов. Но не уверен, что это всё правда.       – И как ты с этим справляешься? – спрашивает Ямадзаки, будто бы совета хочет получить. Шинпачи не уверен, что достаточно квалифицирован, чтобы давать подобные ответы.       – Стараюсь делать вид, что их не существует, – отвечает он. – Хотя это никогда не помогает. А вы, Ямадзаки-сан?       – У нас большое здание, – пожимает плечами тот.       – Завидую. Хотя я мог бы остаться у сестры, – размышляет Шинпачи. – Но тогда они разнесут весь дом, когда я вернусь… Нет-нет, это не вариант!       Раздается металлический лязг – это меч Окиты попадает по зонтику Кагуры. Затем слышится звук затвора – это Кагура готовится стрелять. На фоне продолжается бессмысленная брань, которую Шинпачи пропускает между ушей, он вздыхает, поглядывая на невозмутимого Ямадзаки.       – Мы здесь надолго, – подытоживает Шинпачи и резко отпрыгивает в сторону. Лезвие меча втыкается между плитками прямо возле него и какое-то время покачивается по инерции. Меч принадлежит не Оките, меч принадлежит Хиджикате. Потому что у босса Йородзуи самоконтроля тоже кот наплакал.       – Прекратите уже, придурки! – кричит Шинпачи и ловит на себе четыре пары недовольных глаз, готовых разорвать его на части. У них у всех с контролем явные проблемы. Ямадзаки хлопает его по плечу:       – Просто оставь их. Закончатся силы, и они успокоятся.       – Я еще понимаю Кагуру-чан, – причитает Шинпачи, – все эти подростковые дерганья за косички, гормоны и все такое. Не то чтобы я пытаюсь сказать, что я в чем-то лучше, и не то чтобы я им завидую, но… с чего я вообще оправдываюсь?! Но Гин-сан!       Гинтоки как раз играет в честного и благородного самурая, квоту на которого еще не растратил в этом месяце, воткнув свой бокуто в клумбу, раз Хиджиката лишился меча, и их драка больше походит на детский сад.       Ямадзаки наблюдает за ними, пожимает плечами и выносит свой вердикт:       – Может, это их вариант дерганья за косички.       Вердикт Шинпачи не нравится.       – Ну нет, чтобы Гин-сан, он просто ненавидит власти и полицию, и… наверное, людей со стабильной работой?       – И с прямым волосами, – кивает Ямадзаки.       – Вы-то откуда знаете?!       – Я шпион, Шинпачи-кун.       – Что тогда, почему Хиджиката-сан ненавидит Гин-сана?       – Потому что его победили? Потому что данна постоянно к нему цепляется?       – Хотите сказать все из-за Гин-сана?       – Чтобы так искренне кого-то ненавидеть, нужно обращать на человека повышенное внимание. А ещё лучше банально завидовать. Мне кажется, это у них обоюдное.       Шинпачи не уверен, что понимает, но видит некоторые параллели. И эти параллели ему не нравятся.       – Допустим, зависть я понимаю, но косички… это за гранью возможного!       Ямадзаки только беспечно пожимает плечами. Шинпачи снова смотрит на идиотскую драку посреди улицы, которую он почти готов простить им всем, списывая на характер, однако… косички он пытается из уравнения вычесть у всех, ведь, если он думает об этом в одной ситуации, уже не может не переводить выводы на другую сторону. И вряд ли хоть кто-то из сумасшедшей четверки его выводы оценит.