Второй мой Архонт

      Вечер.

      — Чужеземец, связанный с этой землёй крепкими узами, вернулся. На этот раз один?

      Капитано непреднамеренно засмотрелся на одну из фей, неспеша проплывающую мимо постамента.       — Сила, с помощью которой Пиро Архонт Мавуика сразила Бездну, исходит от Повелительницы Смерти. Насколько я знаю, Повелительница Смерти обязательно затребует свою цену, и ценой будет смерть. Таково её правило.

      — Откуда ты знаешь?

      Но голос затих на некоторое время; Владыка Ночи, к которой обращались, задумалась.

— …Ясно. Значит, Повелительница Смерти отправила тебя в долгое странствие.

      — Натлан ждёт последний, решающий бой. И мне придётся сразиться с последним врагом. Ради бесчисленных душ, что не могут вернуться домой… И ради будущего Натлана я прошу твоей помощи.       Владыка Ночи некоторое время снова молчала, но всё же ответила ему.       Решение было принято.       Капитано развернулся, чтобы покинуть пещеру, но почти сразу остановился. Неясно почему, но образ Архонта всплыл в его памяти, терзая своим обликом и вынуждая вновь задуматься над тем, о чём он думал ранее.       И это ранее…       Стоя в стороне, Капитано проследил за тем, как Путешественница завершила разговор с Архонтом и направилась со своей летающей спутницей к другим героям Натлана.       Лицо Мавуики… просветлело после разговора с чужеземками — пусть она и стояла до диалога спиной к людям, всё же, когда она повернулась к подошедшим, то встретила их и вовсе с потерянным выражением лица.       С момента, когда Бездна была вновь изгнана под землю, прошло чуть больше двух суток — люди смогли с облегчением выдохнуть, раненым помогали, погибших провожали… На горе подле стадиона возвели алтарь, посвящённый тем, кто не увидел ясного неба над Натланом, но кто внёс свой неоценимый вклад — свою борьбу и душу — за то, чтобы то самое ясное небо воссияло хотя бы для дюжины выживших героев.       Погибших было свыше нескольких тысяч: кто-то вернулся из Царства Ночи благодаря оде воскресения, что воцарилась после поднятия печати над небом.       Наблюдая, как чужеземки уходят, Мавуика выдохнула, закрыла глаза и поморщилась, поддаваясь тяжким размышлениям, которые старалась гнать хотя бы во время праздничного пира.       И будто бы луч света, коснувшийся её лица, тут же меркнет, стоит только остаться наедине с собой; Мавуика смотрит вверх и вновь закрывает глаза, будто пытаясь сдержать что-то.       Капитано видел, что, несмотря на победу, её всё равно тяготило произошедшее, а точнее — принесённый ущерб её стране. Каждый раз, когда она открывала глаза, она смотрела на окружающих её людей — живых и счастливых, — потому становилась счастливее и сама, глядя на них, ибо понимала, ради чего они сражались и для чего будет сражаться она; на губах было хотя бы подобие улыбки, пусть она и не перекрывала всей печали на её лице. Но как только она задумывалась о чём-то другом, то сразу закрывала глаза, поджимая губы.       В конечном итоге она просто отвернулась к стойке, больше не поворачиваясь к не замечающим её людям.       Он так и не решился подойти к ней тогда, хотя, возможно, стоило бы.       Желание что-то сказать для того, чтобы тот луч света вновь промелькнул на её лице, — хотя, признаться, этого он делать не умел; теряться и падать духом не стоило, и не потому, что Капитано хотелось требовать от неё того, чтобы та шла на верную погибель, нет.       Она и так пойдёт, как её ни отговаривай.       Увы, Предвестник так и не подошёл тогда — он не не решился, а скорее понял, что мешать не стоило.       И это было то самое решение, приняв которое, ты понимаешь, что лучше бы выбрал другой вариант, ведь теперь неправильность выбора гложет и без того израненную душу.       — И ещё, если позволишь. — Мужчина развернулся, смотря на строение и устройство, испускающий еле видимую пелену света. — Мне бы хотелось поговорить с Архонтом.

      — Ты вправе это сделать без моего ведома, разве нет?

      Предвестник не ответил.

      — Хм, ты о чём-то догадываешься, я знаю. Каждый Пиро Архонт связан со мной, а я, Владыка Ночи, управляю Царством Ночи, что хранит в себе души, память и легенды.

      Владыка замолчала, послушался звучный выдох.

— Мавуика часто посещает это место, хоть и не напрямую.

      Капитано и правда догадывался о чём-то подобном — видимо, то было некое влияние Повелительницы Смерти.       Владыка Ночи же решила, что расскажет ему то, что Мавуика так берегла от любого человеческого взора, ибо не видела предстоящей угрозы от Предвестника.

      — Транс и медитация позволяют ей соприкоснуться с частичкой царства душ, чтобы услышать тех, кто так или иначе отдал жизни за борьбу в войне с Бездной. Их молитвы, их обращения, их пожелания. Это даёт ей шанс увидеть тех, кого забрало время, даёт некоторый стимул идти дальше, хотя наш Архонт никогда не отступит и не посмеет задуматься над этим. Нет, не она. Ты хочешь посмотреть, что там происходит?

      — Нет.

      — Тогда чего ты хочешь? Истинная причина мне неведома.

      — Я хочу отговорить. Моё предложение всё ещё в силе.

      — Но вы уже встали на этот путь. Вместе. Первую его половину вы уже прошли. Ей нужно дать закончить то, что уже начато.

      — Верно. Но что Натлан без своего Архонта? Он будет обречён, если останется без лидера.

      — Большие победы требуют больших жертв. Предвестник, даже ты не можешь заглянуть за завесу будущего. У меня нет желания спорить с кем-то или ссориться, да и сил на это у меня не хватит, я лишь хочу, чтобы Натлан жил.

      — Как и я.

      — Но пути наши расходятся. Я вижу спасение Натлана в своём самопожертвовании. Ты — в использовании Сердца Бога. Но лишь Пиро Архонт может решать, что делать. И она выбрала план — свой. Тот, который был создан несколько сотен лет назад. Сделка первого Пиро Архонта была заключена с той, кто даровал ему силу. Ты знаешь Ронову. Решение за Мавуикой, но, как видишь, она смогла переубедить нас с тобой, хоть я и не спорила. Мавуика знает цену за спасение Натлана, она не противится и не будет. Дай ей закончить то, что, как я уже сказала, было начато.

      Капитано задумался.

      — Но… Я думаю, я дам тебе возможность поговорить с ней там, где ты желаешь. Я смогу соединить ваши сознания во сне.

Нужно ли порой взывать к человеку?!

Чтобы сломать у него столь шаткую веру?

Нужно ли порой взывать к человеку?

А вдруг откликнется, оставив былую химеру?

Нужно ли порой взывать к человеку?..

Но непоколебимо и жестко его хотенье. Особенно когда за тебя так решили…

И тебе твои же мысли и нравы грозили:

«Не отступит Архонт! Лишь один выход — она!»

Так нужно ли вызывать, чтобы зов твой внимание привлёк?

— Но та закончит поединок навеки!

Цена… Узнав о ней, любой ли будет повинен в побеге?

И та не уйдёт. И смешно… Это даже будет ей невдомёк.

…Останется одна на поле брани.

Она — будто взрыв на проснувшемся вулкане!

И в полумраке сияет стекло на чёрном обсидиане.

И добьётся она признания своего!

И планы на жизнь её столь страшны и губительны.

Так нужно ли взывать, чтобы помочь?..

И настрои ваши решительны.

Она — всё для народа своего, для тебя же… И ведь не ничего?..

Ответь себе сам на этот вопрос.

Знай, что выбор у тебя не изобилен.

И обращаюсь я к тебе — ты нестабилен, Пиро Правитель.

И ты не всесилен.

Ведь ты — человек, хоть и великий Архонт.

─── ∘◦ ☾ ◦∘ ───

      Капитано открыл глаза, оглядывая незнакомое место.       Под ногами была твёрдая поверхность круглой площади; он стоял на одной из трёх колонн, располагающихся в большом пространстве — ущелье. Вдалеке, в тумане, виднелась ещё одна башня, на которой воссияла та самая печать, когда Мавуика поднялась в небо над стадионом — и столько яркое зрелище вынудило вновь окунуться в воспоминания о дне войны.       Смотря на неё, мужчина приблизился к краю площадки, коротко взглянув вниз, но не увидел и намёка на дно. Ярко горящее око вернуло его в события давности двух дней. Поселения племён практически не пострадали, но сгорело несколько маленьких деревень, из которых удалось вовремя вывести людей. Гарнизон Капитано заметно поредел, многие Фатуи отдали свои жизни за спасение Натлана и во благо того, чтобы Бездна не вторглась в остальные уголки Тейвата.       Слева от Предвестника раскинулся полупрозрачный мост, ведущий к следующей колонне. Оставив размышления о минувшем, он, приблизившись и аккуратно ступив на дорогу, направился вперёд к возвышающейся башне.       Уже на подходе к колонне Капитано услышал еле различимый всхлип, и, прежде чем усомниться, следом расслышал второй.       Почти добравшись до площадки, он замедлил шаг, смотря на одинокую сидящую фигуру: на лавке, вокруг которой было несколько стоек с оружием, сидела Мавуика, склонившись и закрыв лицо руками.

Слёзы твои падают на каменную плиту под ногами твердыни.

Пламя тушится ручьями слезными…

Догорает душа, подобно поленьям в камине.

Нужно помочь… Оказать поддержку,

Ведь пока с тобой мы едины.

Я человек, и ты — живая, ценная душа.

И ценность её вовсе не в силе.

Не в самопожертвовании, о огненная госпожа.

И возможно ли сохранить её, потери избежав?

Ведь ты человек так горячо всеми любимый.

Человек. И ты столь же непреклонный, сколь и сила твоя.

      Как только нога коснулась колонны, Архонт, услышав шаги, резко посмотрела в сторону звука.       — Ты?..       Предвестник не ответил, но остановился.       В лишь одном источнике света — печати — он смог даже издалека разглядеть смазанные тени под глазами и еле заметные чёрные дорожки на щеках — видимо, от тех же теней или туши. Сидящая не выровнялась и не торопилась делать вид, будто пришедшему показалось — стоило признать, это было не тем, чего хоть кто-то ожидал от Архонта. Даже он.       Но это не осуждение, это… замешательство. Не то, когда не знаешь, что делать, но то, когда просто не ожидаешь подобного от человека.       На лавке сидела Архонт войны, буквально привыкшая к ней, а сейчас же предстала перед ним в слезах, не пытаясь спрятать такую… человеческую реакцию.       Н-да, наверное, этим и отличались люди от божеств. Мавуика была Архонтом, но никогда — божеством.       — Зачем… Как ты здесь оказался? — Растерянность в привычном стойком голосе вынудила удивиться почти вслух.       Но и опять не ответить.       — Ха, неужели ты пришёл снова меня отговаривать? — Голос наполнился наигранной решительностью; Мавуика поднялась на ослабленные ноги. — Если так, то можешь сразу уходить. Вряд ли кто-то сможет переубедить меня. — Но почти сразу тон голоса вновь сник — потух, когда она тихо добавила, опустив плечи: — Уходи. Не мешай мне.       Архонт вновь опустилась на лавку, склонив голову и запустив пальцы в волосы; даже сейчас она не пыталась выжать из себя наигранную стойкость. В любой другой ситуации это было бы показателем некоторой слабости, но сейчас же вызывало лишь уважение — не меняться в таких ситуациях было сильным решением.       Мысль о том, что его идея увенчается успехом, начала рассыпаться, подобно сухой краске. Капитано и правда стоило уйти, этот замысел изначально был провальным.       Вопреки тому, что Мавуика была в своих мыслях, она почувствовала, как лавка под ней чуть прогнулась; реакции на то, что пришедший не ушёл, более того — решил остаться, — не последовало.       Некоторое время ничего не предпринимая, Капитано посмотрел на сгорбившуюся фигуру около себя.       Больше удивляло то, как сейчас выглядела Архонт — опять-таки как человек, почти полностью лишившийся хоть каких-то сил. Было ясно, что совершённое ею вымотало её как морально, так и физически, лишив присущей грациозности; даже спустя два дня она, судя по всему, не оправилась до конца.       Планы поменялись, ибо он не ожидал, что увидит её такой. Сейчас не хотелось вновь спорить, он знал, что ей было это не нужно. Тогда что?       Стоило задаться одним уместным вопросом, задумавшись над которым, Капитано понял, что вряд ли умел поддерживать, пусть и сам являлся человеком. Не было дано, а может, с не самыми приятными годами своей жизни разучился.       Да и что можно было сказать? Что-то можно было, но он не знал, что.       Всё же Владыка Ночи была права — Мавуика уже запустила череду событий, которые вели к её гибели, — уже было совершено то, что было обговорено, но за что не было заплачено.       И Ронова потребует назначенную цену — Капитано это знал.       А что, если что-то изменится? Что, если Повелительница Смерти отступит от условий?       Почему-то хотелось верить. Ради Натлана, которому подарили жизнь те, кто за него сражался, и та, кто внесла неоценимый вклад в эту победу.       Народ, точно так же, как и их Архонт, заслуживали того, чтобы вторая жила. Как и она.       — Ты можешь рассказать, что тревожит тебя, — наконец сказал Предвестник спустя продолжительное время тишины. — Всё же это сон.       — Ну да, учитывая то, что каким-то образом сюда проник ты, это точно вышло за грани моего транса. — Несмотря на некоторый саркастический тон, Мавуика рассеяла мысли о том, что ей стало легче, вытерев бесшумно лившиеся слёзы и прочистив заложенный нос.       После этого она замолчала.       Капитано же словил себя на мысли, что испытывал тот же «барьер» перед нахождением сейчас с ней, как и тогда на празднике. Тогда он не подошёл к ней лишь потому, что решил не мешать, — он думал, что мог бы сделать своим разговором для неё лучше, — стоило признать: это хотелось сделать хотя бы для того, чтобы она не пребывала в унынии. И вот он понял, что в данную минуту было будто бы тоже неуместно нарушать ту атмосферу, которую Мавуика создала для себя, — одиночество, которое ей сейчас было нужно.       Или не нужно? А он? Капитано решил остаться лишь потому, что не остался тогда, на празднике? Вряд ли. Очень вряд ли.       — Итак? — напомнил он ей, на что та усмехнулась.       — Даже не верится, что о чём-то подобном спрашиваешь меня ты. Это так… — Но она не договорила, оборвав прежнюю мысль. — Но меня не покидает та мысль, — начала она, — что слишком много было отдано за эту победу. Победу ли? Это ведь лишь передышка, и ослабевшая Бездна просто изгнана на время под землю, в Царство Ночи. Очевидно, она вернется вновь.       «Это что, сомнения?» — подумал Капитано, но тут же мысль была смахнута следующими словами Мавуики:       — Нет, не нужно думать, что я засомневалась в своём выборе и что сейчас уязвима для споров. Этого ты от меня не дождёшься. — Она горько засмеялась, но тут же всхлипнула. — Много отдано… Жизней. Обычных. Людских. Каждый день я слышу, как они взывают ко мне. Они напоминают мне, для чего отдали свои жизни. За Натлан. За мир, к которому все мы шли пятьсот лет. Меня терзает то, что это может быть напрасно. Именно поэтому я даже не смотрю в сторону твоего плана и плана Владыки Ночи. Нет, это слишком жестоко. Сколько всего будет забыто? Имён, легенд, подвигов, самой истории нашего региона. Сколько будет утеряно того, что записывалось так долго…       — Бездна — коварный противник. Ты это знаешь.       — Мы оба это знаем.       — Потому и плата за эту победу должна быть большой.       — Она и так уже превышает всё мыслимое и немыслимое. — Она сдавленно выдохнула. — Да, я жалуюсь. Это тоже ты не должен воспринимать как хотя бы какой-то намёк на отказ от моего плана. Упоминаю я это снова лишь потому, что не хочу спорить. Не сейчас. Поэтому просто высказываю свои мысли. Ты ведь для этого остался.       Капитано знал, что на это она имела полное право, и точно знал, что сейчас и правда было не лучшее время для споров. И остался потому, что хотел сделать хоть что-то, пусть и мало чего мог сделать в этой ситуации.       — Жизни погибших я ценю более всего. Это — именно та неподъёмная плата.       Предвестник озвучил то, о чём думал:       — А твоя?       Его поражало, что о своей жизни она не думала — она её не упоминала.       — Моя важна, но лишь как путь к миру. Бесповоротному и окончательному.       Впервые за их разговор Мавуика выровнялась, выглядывая из-за волос на Капитана, будто пытаясь удостовериться в чём-то и принимала решение о дальнейшем доверии к нему; думала, вверять ли ему свои следующие слова. Из-за прорезей маски было неясно, куда он смотрел, но она знала, что на неё.       Были свои плюсы в столь закрытом облике Предвестника: скрытие своих глаз и их направления от чужого взора очень помогало и избавляло от непонимания — пусть и внешний вид его сам по себе вызвал замешательство.       Белки больших глаз были красными, почти сливаясь с большими карминовыми радужками, ресницы слиплись, напоминая паучьи лапки, а чёрные тени смазались, придавая изнурённому выражению лица и вовсе больной вид. Она смотрела, ожидая чего-то, а может, думала, что сейчас он всё-таки предпримет попытку вновь отговорить её.       Это было недоверие? Нет, ибо тогда она бы не стала и вовсе с ним разговаривать. Скорее, то были навязчивые мысли, которые она хотела, чтобы не подтверждались.       Капитано же думал, стоило ли вообще что-то говорить. Не воспримет ли она его попытку что-то сказать как ту самую предпосылку для спора? Тогда не стоило говорить?       — Ты хоть и ценишь свою жизнь, — всё же начал он, — но лишь как инструмент. Но ведь человеческая жизнь намного важнее.       — Верно. Поэтому ради жизней нужно пожертвовать одной.       Предвестник понял, что, чтобы он ни сказал, всё сводилось лишь к одному, тому самому.       Мавуика тоже поняла это.       — Неужели ты и правда будешь уговаривать меня принять другое решение? Неужели ты пришёл СЮДА за этим?       — Признаю, причина… Навестить тебя здесь именно эта. Но…       «Но что?»       Казалось, вопрос, актуальный для обоих, повис в воздухе.       Мавуика ждала, а это вынуждало додумывать ответ.       Или не додумывать.       Может, всё-таки стоит откровенно?       — Но, увидев тебя в таком плачевном состоянии, я понял, что не стану.       Мавуика усмехнулась так, что слипшиеся ресницы верхних и нижних век разомкнулись, — знала бы она, чего для него стоило сказать это.       Реакция была доброй и отчасти весёлой — видимо, услышанное её позабавило.       — Вот как? Тебя это удивило?       — Да, удивило. — Он хотел на этом закончить, но, заметив, как Архонт ожидала от него последующих слов, Предвестник продолжил: — Ты человечнее, чем я думал. Всё же даже твой титул не смог изменить тебя. Человека, как личность, из лидера не уберёшь, но сохранить человечность сможет далеко не каждый.       И более говорить он не собирался, хотя даже той крупицей сказанного он смог удивить рядом сидящую — глаза распахнулись шире, а игравшая на губах улыбка из-за удивления померкла.       — Это… Восхищение? — изумлённо спросила Мавуика, не сразу решившись выразиться именно так.       — Можно и так. Для себя я оставлю другое определение — уважение. Почтительность к тому, кто без лишних слов сразу ринулся в бой при виде Фатуи, защищая себя, своё имя и своих людей.       Капитано вспомнил то, что было тогда на стадионе, когда он пришёл лишь с одной целью — забрать Сердце Бога. И сила Пиро Архонта его поразила: он знал, что ступил на порог к Архонту войны, — чего ещё стоило ожидать, — но не думал, что она сразу нападёт, хоть и первым обнажил меч.       Можно было сделать неудачное сравнение и вспомнить Сёгуна Райдэн — Электро Архонта, которая почти точно так же лишила Снежную восьмого Предвестника Фатуи.       Сравнение потому, что точно так же убила без слов, а неудачное из-за всё той же человечности, которой одна изобиловала, а вторая же была её практически лишена из-за долгих войн и потерь.       Именно практически — Капитано был уверен, что сидящая внутри клинка куклы Райдэн Эи таила в себе хоть каплю гуманности, не вложив её в свою марионетку, а в случае с Синьорой сыграли её методы, которые он, как коллега, не одобрял, и принадлежность к врагу, что появился на пороге её твердыни точно с такой же прихотью, что и Капитано перед Пиро Архонтом.       Мавуика ничего не ответила, отвернувшись.       Некоторое время смотря на неё, Капитано вновь напомнил:       — Ты можешь продолжить. Ты ведь сказала не всё.       Далеко не всё и не так, как хотелось бы.       — Я помню то, что было. — На удивление, она начала практически сразу. — Я скажу то, что сказала Путешественнице тогда на празднике: когда я была наверху, я увидела весь Натлан как на ладони. Передо мной раскинулись его красоты и виды… Все захваченные Бездной. Но главное, я увидела, как сражаются люди — с какой отвагой и решимостью. Да, многим было страшно, многие если и не знали, то догадывались, что могли умереть, но они шли лишь вперёд, несмотря ни на что, не оборачиваясь, чтобы посмотреть на прошлое, смотря только на настоящее, и идя лишь к тому, чтобы вершить светлое будущее своего дома. И тогда мне вдруг стало страшно. За них, за мой народ.       Мавуика помнила.       Архонт взмывает вверх, поднятый обретённой силой и смотрит на озарившее полнеба вражеское око. Она объявляет о возобновлении оды воскресения, — чтобы защитила та всё живое, покуда не закончится война.       И Пиро Архонт, чувствуя оглушающий ветер на высоте, смотрит на Натлан, что простирается под ней богатым расписным полем. Полем боя в день войны.       Мощь согревает нутро, буквально вынуждая плавиться его от огня обретённой силы Архонта.       Она слышит каждого воина, протягивая каждому руку помощи, помогая и направляя.       — М-Мавуика?..       Пиро Архонт слышит, как её зовёт знакомый тоненький голосок маленькой чужеземки, наполненный дрожью и страхом.       — Да, Паймон? Ты что-то хотела?       — Нет… Просто хотелось услышать твой голос.       Мавуика улыбается.       — Хорошо.       Архонт и печать его воли в небе давали надежды, стремления и поднятого духа всем, кто сражался за Натлан. Мавуика знала, как подобное было важно людям — знание и осознание, что за тобой блюдёт такая личность, как она, понимание и принятие, что ты не один, что ты под защитой своего Архонта.       Хаборим наблюдает за землёй, на которой шли бои, — слушая гул, исходящий от воинов, звуки падающих и пролетающих мимо неё ядер Бездны, выпущенных на земли оком.       Обстановка будоражит кожу и сознание, вызывая холод и дрожь по телу.       Решительный настрой меняется, когда она видит смерти и кровь. Меняется, когда она видит обратную сторону войны — сторону гибели и убийств.       Сердце сжимается, когда жизнь за жизнью угасает на твоих глазах. Когда Бездна одерживает вверх, продвигаясь дальше.

Мне страшно и больно видеть то, что творится.

Каждый ли рядом с нами здесь своевольно?

Вероятнее, что нет.

И терзает меня желание в угол пятый забиться.

      Мавуика видит, как люди наступают, невзирая на превосходящие силы противника. И она радуется, когда у них получается, и она чувствует, как по щеке скатывается слеза, когда чья-то жизнь покидает тело.

Земля дышит, извергая смрад тьмы.

Бездна пускает свои когти в самое сердце нашей страны.

Нам не по силам убежать от чумы.

И шанса на удачу мы, увы, лишены.

      И она видит, как человека окружают несколько монстров, как он озирается по сторонам, ища тот самый шанс, когда можно улизнуть.

Но есть главное в нас!

Способны мы на решительность и отвагу!

Потому отдаём мы жизни,

Во благо нашей земли!

      Кулаки сжимаются, когда противник притесняет воина, уже готового напасть. Но вот воин поднимает копье над головой, будто знамя.       — За Натлан! — кричит он, ринувшись в бой.

И чувство счастья, и горечь, и отрада,

Готовы наполнить мою душу и тело.

Для нас и Натлана.

Для дальнейшей борьбы.

      Секундный страх меркнет, а кулаки сжимаются лишь крепче, когда к воину присоединяются ещё люди, помогая одолеть врага.

Избавлю я нашу страну от того, что перекрывает собой небосвод.

Возможно, не лишит тебя это невзгод.

Буду вынуждена я оставить тебя.

Мой бедный Натлан. Мой бедный народ.

      И вместе у них получается. Мавуика про себя ликует, устремляя свой взор дальше, продолжая диалоги с отдельными воинами.       — Я видела, как они сражаются. — Мавуика вышла из воспоминаний. — Каждый уголок Натлана ожил, и за каждый его участок кто-то воевал.       Капитано понимал её. Он видел, как люди готовы сражаться за свою родину, несмотря ни на что. Они видели кровь, они чувствовали запах смерти, что источала Бездна, они видели смерти своих товарищей, друзей, близких…       Но они продолжали бороться за свой дом, рискуя собой и зная, что победа нужна любой ценой.       Даже стоящий раненный смотрел в лицо смерти с бесстрашием и сжимал оружие в своей руке лишь крепче, помня, что на его земле сейчас сражаются такие же люди, как и он, готовые отдать свои жизни.       А ещё всегда мысль о том, что за победу было отдано много жизней людей Натлана, которые на протяжении пяти веков сражались с Бездной, дабы в одночасье обеспечить своему региону мир.       Капитано вспомнил свой дом — Каэнри’ах; своих родных, друзей… людей. Они точно так же сражались за свой дом — беда была лишь в том, что у Каэнри’ах не было шансов на спасение.       А Натлан? Как бы радостно ни звучало, у региона Пиро Архонта был не один путь, ведущий к победе. И все вели к неподъёмным потерям, вернее, победа в любом из случаев вела к одному исходу — когда не знаешь, радоваться или оплакивать.       Капитано помнил.       Ярость кипит в оставшихся участках тела, подобно плавящемуся флогистону, но тут же подавляется. Нужно сохранять трезвость разума, не нужно поддаваться этим, пусть и нужным эмоциям.       Расправившись с очередным монстром, стоя на горе подле стадиона, Предвестник поднимает взор на сиявшую печать в небе — воистину это великолепное зрелище.       Где-то внутри он понимает, что у Пиро Архонта всё получится, что победа в этой войне теперь лишь вопрос времени — печать в небе придавала уверенности воинам и говорила лишь об одном.       — Мавуика, ты меня слышишь?       — Да, — почти сразу отвечает она ему. — Тебе что-то нужно? Я вижу тебя.       Капитано продолжает смотреть на печать, разглядывая еле различимые очертания человека.       — Ты знаешь, сколько тебе ещё нужно времени? — Мужчина находит глазами мелькающий ярко-жёлтым цветом силуэт Шилонен, что сражалась у подножья стадиона, — враг наступает к ней, но она не сдаёт позиции; на холме вдалеке виднеется фигура Муалани, что объята голубым пламенем. — Не хочу отвлекать тебя, но время уходит.       — Я знаю. Мне нужно ещё немного…       Предвестник соглашается, оглядывая пространство вокруг себя.       Рядом с Муалани он видит Качину, помогающую первой, а рядом с Шилонен оказывается Оророн, охваченный фиолетовой аурой.       Трёх других героев, избранных Вайобами племён Натлана, он не видит — видимо, те были в других местах; у моста, ведущего к стадиону, также была чужеземка, яро защищающая путь.       Капитано поднимает взор на наверх.       — Ну же, Мавуика… — будто взывая, тянет он.       В тот момент он осознал, насколько ему — видевшему весь ужас и беспощадность Бездны — было важно, чтобы этого не повторилось.       — Капитан, сюда! — зовёт его солдат, на что мужчина, не глядя на взывающего, сходит с мёртвой точки, но тут же останавливается — земля под ногами начинает трястись, будто из самих её недр готово что-то вырваться.       Капитано вновь поднимает глаза вверх, понимая, что сейчас будет.       Звезда над Натланом засветилась ярче, привлекая на себя внимание людей — все, будто по одному объявленному зову для всех, забывают о враге, замирают и смотрят вверх, ожидая долгожданного чуда.       — Должно же произойти то, чего не видела моя страна…

Воссияла яркая печать над твердыней пламени и света.

И тогда я понял смысл твоего мне ответа.

      Силуэт в центре печати загорается огнём, Мавуика вбирает в свою руку силу и выплёскивает её в сторону ока.

Песня столь кошмарного противника — Бездны — допета.

И будет новая песнь грядущими веками воспета!

      Установленный оком барьер под натиском силы трескается, и то взрывается, тут же расчищая небо от туч.

И видит взор мой то, чего не было над домом моим, — чистый голубой небосвод.

И закончен для тебя, Натлан, твой плачевный эпизод.

Как и для Архонта твоего — для человека, что любит свой народ.

      — Я понимаю тебя, — сказал Капитано, выйдя из раздумий. — Ведь видел это, пусть и не с высоты твоего взора.       Сказав это, Капитано посмотрел на Мавуику, которая вновь склонилась, закрыв лицо руками; он осознал, что лучше ей всё равно не стало.       — Мне так жаль… — прошептала она, быстро мотая головой, словно в тике.

— Мне так жаль, что умерло столько людей…

Что я не смогла сделать так, чтобы обошлось без потерь.

И знаю я, что это было просто невозможно, но просто не могу с этим смириться.

Думаю, может, могла я хоть как-то изловчиться…

— Но ведь и мир в дальнейшем воцарится.

      Мавуика ответила не сразу.       — Да, я знаю, — тихо молвила она, задумываясь на некоторое время. — Именно поэтому я придерживаюсь именно своего пути. Н-но… Я была на алтаре, возведённом в честь тех, кто отдал свои жизни за будущее Натлана. А ведь сколько осталось тех, кто потерял в войне своих близких. Я видела девочку, взывающую к матери, чтобы та рассказала ей, где её отец, ведь та обещала, что здесь они с ним встретятся. Мать ей ничего не ответила, только молча обняла её. Тогда я поняла, что и ребёнок понял, в чём дело, ведь она тоже обняла её, начиная плакать. Кто-то потерял своих детей… Я не представляю, каково это — похоронить того, кого ты растил, хотя это также работает и в обратную сторону — каково это потерять родителя? Я не видела смерти своих родителей, точно так же, как и они моей. Может, это даже и к лучшему. — По мере своей монологической речи Мавуика вновь запустила пальцы в волосы, сбавляя звучность голоса. — Но моя мать приходила ко мне здесь в виде воспоминания, сказав, что поддержит меня, что они всегда будут меня любить. То же самое она сказала мне, когда мы прощались. И моя маленькая Хини, моя сестра. Она сказала, что отыщет меня, что найдёт способ встретиться со мной спустя пятьсот лет. Я так и не знаю, нашла ли она его… В моей комнате, где хранились дорогие мне вещи и то, что дарили мне воины, был портрет моей семьи, который мне пришлось отдать ради вызволения героев из Царства Ночи. Эта вещь была одной из самых дорогих для меня… Я хоть и не умею рисовать, но попробовала скопировать портрет на новый холст, который теперь лежит у меня на столе. Я не жалею, что стольких вещей теперь нет, ведь для этого они и были нужны, это спасло несколько жизней, но всё же я рада, что хотя бы что-то смогла воссоздать, хоть и не так качественно.       Всё это время слушая и смотря на неё, Капитано медленно повернулся, чтобы что-то сказать, но не нашёл слов. Вместо этого он посмотрел на свою ладонь и аккуратно положил её на плечо Архонта, зная, что порой такой жест мог помочь человеку.       — Мне жаль, — добавил он, хоть и холодным тоном голоса, и чуть сжал её плечо.       — Ради этого и стоит сражаться… Ради этого и стоит помнить о своих близких. Ради этого и стоит жертвовать. — Сказав это, она, не удержавшись, разрыдалась громче. — Я хочу, чтобы Натлан жил. Я хочу, чтобы люди радовались и помнили легенды, истории и радостные моменты со своими близкими, ибо это очень важно. Э-это… очень и очень важно…       Понимая, что ситуация выходила из-под контроля, Капитано подсел ближе и чуть оттянул плечо, вынуждая выровняться.       — Иди сюда.       Он аккуратно приобнял её, на что Мавуика, не противясь, прислонилась к нему, продолжая всхлипывать.       — Мне понятны твои чувства, и я разделяю их. — Капитано посмотрел на сияющую над ущельем печать. — Даже мы не в силах сделать так, чтобы война обошлась без потерь. Всё, что остаётся сделать выжившим, — это смириться и идти дальше, ведь именно ради этого и были отданы жизни. — Посмотрев на неё, он дал себе волю чуть погладить её по предплечью, сжимая его. — Это пройдёт, поверь мне.       Через некоторое время Мавуика проснётся и обнаружит, что уснула в своей комнате на столе, на котором в свете восхода солнца лежал единственный предмет в опустевшей комнате — семейный портрет.

Мне жаль тебя, о великий Архонт.

И зардеет над домом твоим горизонт.

Сделала ты то, чем гордится нация твоя.

И начнётся у Натлана его новая история.

Увы, нечем мне унять тебя.

И останется мне вскоре одно — думать, о душе твоей скорбя.

Ты заслуживаешь уважения. Как ждущий одного часа летий пятьсот.

Ты — человек. Ты — второй мой Архонт.