Маленький цветочек

Погода, видимо, никак не могла определиться: продолжать ей лето или уже начинать осень. Вчера Мило замёрз, даже не выходя на улицу. А сегодня, хотя и ближе к середине дня, спокойно прогуливался по саду и наслаждался теплом, которое дарило внезапно вышедшее солнце. Многие, особенно представители старшего поколения, верили, что небо справедливо воздаёт людям по делам их. Что обильные ливни или засуха, трескучие морозы или щадящие зимы, нестерпимая жара или приятная прохлада и многое другое – заслуженное землёй послание сверху. Однако Ригор когда-то давно пытался объяснить, что это совсем не так. Мило улыбнулся от этой мысли. Ведь и правда, они с мужем прожили вместе достаточно долгий период. И он по праву мог думать о том, что что-то у них было "недавно", а что-то "давно". Такое осознание согревало не хуже солнышка. И приятные размышления захотелось продолжить. Итак, тогда в объяснении причин образования погодных условий омежка практически ничего не понял. А переспросить побоялся, да и не счёл нужным разбираться в такой заумной теме. Зато вдоволь насмотрелся в прекрасные серые глаза и даже углядел небольшое затемнение сбоку от правого зрачка. И с тех пор он полюбил рассматривать лицо и тело альфы, находить детали, которые делали его уникальным. Кончики длинных волос чуть загибались, образуя красивые завитки, особо заметные, когда старший распускал свою густую шевелюру. А прямо в середине могучей спины располагалось крохотное коричневое пятнышко, похожее на капельку, если внимательно приглядываться (что Мило и делал, когда просыпался раньше супруга, а тот лежал на животе или на боку в их огромной кровати). На внутренней стороне одного из предплечий расплывалось пятно побольше, белое, оставшееся от ожога... Оставалось несколько неприметных следов от глубоких царапин, порезов и укусов, которые вовремя не были обработаны. Но было кое-что... Младший почти всегда краснел, когда вспоминал об этом... Член у Рига был обычного цвета, как и остальная кожа, может быть чуть темнее, но не весь... Пока он находился в относительно спокойном состоянии, головка, венчающая ствол внушительных размеров, розовела. Но стоило возбуждению тронуть чувствительный орган, как она наливалась, алела, становилась такой превосходно-багровой... Очень красивый вид... Мило, будучи омегой в самом стереотипном смысле, при мысли о том, что он знает, как доставить своему альфе удовольствие, испытывал какое-то особое трепетное чувство. Хотя, скорее всего, в возможности ощущения этого трепета самую первую роль играл тот факт, что альфа у него был замечательный, любящий и любимый. А ощущать мурашки от радости при осознании того, что ты знаешь, что нравится любимому человеку и можешь это для него организовать — совсем не то же самое, что под гнётом общества благоговеть перед мужем только потому, что он сильнее по половому признаку в физическом и социальном смысле. За то время, пока они были вместе, младший сумел сформировать мнение относительно интимной близости, понять, что это не страшно... Почти всё... В любом случае, понять, что с Ригом не страшно абсолютно ничего в любых проявлениях. А также он потихоньку начал разбираться, по крайней мере, в тех областях, которые они опробовали, что нравится не только мужу, но и ему самому. Вот это было поистине чем-то новым. Раньше ему не только не рассказывали о том, что думать о себе нужно, но и не позволяли этого делать. А теперь альфа буквально вытребовал у стеснённых обязательствами чувств вырваться наружу. И Мило узнал, что, оказывается, ему очень приятно наблюдать за тем, как Риг ведёт себя, когда берёт его через рот. Создавалось ощущение, что это омежка его брал. Потому что бледные губки обхватывали горячий член, а умелый язычок путешествовал по выпирающим венкам прямо к головке, тонкие фарфоровые пальчики перебегали от ствола к яичкам и обратно, меняясь местами с тёплым ротиком. Альфа же в это время разваливался в кресле или кровати, обмякал, что-то неразборчиво шептал, стонал, иногда даже поскуливал, не знал, куда деть руки и глаза, и когда их взгляды, озорно-невинный и расфокусированно-довольный, встречались, у младшего складывалось полное впечатление, что он абсолютно счастлив. Однако это совершенно не значило, что у хрупкого омежки имелись доминантные замашки. От учителя он слышал об "особо строптивых" людях слабого пола, которые с трудом переносили руководительские инстинкты своих старших мужей. Мило себя к этой группе ни коем образом не относил. По крайней мере, сейчас, когда у него появился реальный супруг, а не навязанный абстрактный образ. Во-первых, альфа не стремился властвовать и распоряжаться ни в одном из случаев взаимодействия с младшим. Во-вторых, когда дело доходило до секса, действовал настолько осторожно и мягко, что, опять же, создавалось впечатление, что главный здесь исключительно омежка. Чаще всего Ригор выбирал время, место, позы, и, собственно, "степень проявления любви" (в учебных книгах их выделялось около шести, от поцелуев до сцепки). Но именно Мило определял, как далеко они зайдут, сколько всё будет длится, дойдёт ли Риг до "звериного" состояния, когда он вне себя от инстинктов чуть царапал клыками нежную кожу шейки или в исступлении заставлял мужа по несколько раз повторять, что он только его. Такое проявление безудержного собственичества не пугало, оно, наоборот, успокаивало, а в некоторых случаях и возбуждало. Ведь даже когда этот альфа буквально превращался в один большой доминантный феромон, от него веяло надёжностью, желанием защитить, сделать своим только для того, чтобы никогда не выпускать из своих "господствующих" объятий. А возможно, Мило просто уродился с тем самым "омежьим" характером. И все его предпочтения объяснялись инстинктами, будь то желание слышать, какой он хороший и послушный, ощущать, что его запястья удерживает сильная мягкая ладонь, подставлять шею, чтобы альфа вылизывал и покусывал заветное местечко... Тут омега совсем раскраснелся и заметил, что дыхание немного сбилось. Пришлось сбавить шаг. Он взглянул вверх. Солнце проглядывало сквозь перистые облака, которые, словно белые чернила, разлились по небу насколько хватало взора. Мило поднял ручку максимально высоко и растопырил пальчики... Сам не понимая, зачем. Вдруг на душе стало так радостно, как в самом раннем детстве, когда крошка-омежка верил в великанов из сказки, прочитанной старым нянем. По ночам они воровали звёзды с небосвода, чтобы обогреть свои огромные каменные дворцы, днём прятались от людей за скалами. А нянь не давал его в обиду другим членам семьи, умело ограничивая общение с родителями и Рандольфом... Остальные братья тогда ещё были слишком малы... Мило закрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь сосредоточиться и не провалиться в вихрь пугающих ощущений. За сегодняшнее утро мысли о прошлом привычно пытались атаковать разум уже не один раз. Подкрадывались так же незаметно, исподтишка, рождались в ответ на слово, действие и даже виток размышления, как это случилось сейчас. Но он соблюдал вчерашние рекомендации Ральда. И ни одной залётной мыслишке не удалось завладеть им, по крайней мере на том уровне, который омега невольно позволял им раньше. Однако всё утро рядом с ним был Ригор. Стараясь продолжать контролировать дыхание, парень огляделся. Он помнил всё: обратить внимание на физические признаки, "схватить" эмоцию, осознать её, но не дать ей взять верх над собой, и рассказать кому-нибудь, что произошло – что он почувствовал, что ощущало тело. Теперь же рядом не оказалось никого, кто мог бы помочь с последним пунктом. Точнее, поблизости не наблюдалось ни мужа, ни тестя... Никому другому Мило на данный момент не смог бы довериться столь же хорошо. Через минуту к дыханию добавилось ещё и частое сердцебиение. Омеге это показалось странным, ведь он почти не думал о прошлой семье, а решал, как справиться с кошмарным состоянием, ставшим обыденностью. Видимо, тяжёлые думы воздействовали так же сильно даже тогда, когда не занимали основное место в мыслительной цепочке. На секунду проскочила идея управиться самостоятельно. А что? Вчера Ральд несколько раз буквально вытягивал его, показывая путь к освобождению от плена помыслов. Сегодня они с Ригом вместе провернули то же самое уже не один раз. Так что же мешало теперь попробовать проделать те же действия, не обременяя других... Для того, чтобы ничего не пропустить и не запутаться окончательно, Мило прикрыл ладошками виски и крепко зажмурился. В таком состоянии его застал проходящий мимо слуга. — Господин, Вам плохо? Вызвать лекаря? Или, может быть, проводить Вас? — забеспокоился мужчина, опуская на ближайшую скамейку свою ношу – полупустую корзину. Омежка приоткрыл глаза и приподнял голову. — Вы что-то сказали? — осведомился он. Начинающаяся внутри буря заглушала всё вокруг. — Вам нездоровится, господин? — повторил прислужник менее суетливо и отрывисто. — Нет... Нет, — тихо проговорил парень. Сделав усилие над своими амбициями, он немного подышал и спросил у застывшего от неопределённости беты, — Не знаете ли Вы, где сейчас господин Режинальд? — Знаю, господин! Только что видел его у конюшен. Младший супруг наследника отнял руки от головы, изобразил подобие непренуждённой улыбки и сказал: — Спасибо! Не беспокойтесь, ступайте по своим делам, я сам... Вспышка. Картинка. Он, ещё совсем маленький, стоит на коленях перед отцом и в слезах просит прощения. Потому что это правильно – когда омега извиняется перед альфой на коленях. Смесь самых разных чувств волной захлестнула попытки контроля. Мило мгновенно побледнел и не смог устоять на ногах, но положение спас достаточно крепкий слуга, который перенаправил вектор падения хрупкого тельца на скамейку. Сквозь толщу наброшенной на сознание пелены до омеги донёсся крик, словно отдалённый от него большим расстоянием: — Господин, что же с Вами? Я позову господина Режинальда. Сейчас! Он слышал собственное дыхание. Хрипловатое, неравномерное. Ощущал сердечный ритм, походивший на стрёкот ткацкого станка: "туктуктуктуктуктуктук" без всякого перерыва. Ароматы сада, кухни, еле доносящийся из города и собственный смешались в безобразный негармоничный запах, и он начал будто давить на плечи. Омегу согнуло попалам. Удалось удержать локти на коленях и уронить каменную голову в ладони. Если бы сейчас были задействованы ещё и глаза, его, наверное, разорвало бы от разнообразия усилившихся ощущений. Сначала появилась рука. Откуда-то сверху. Погладила по голове и плечам, спустилась к спине. Потом возникла вторая. Затем голос: — Мило, детка, ты меня слышишь? Мило слышал. Но ответить хотя бы жестом было выше всех моральных сил – стук сердца и дыхание всё ещё перегоняли друг друга, запахи мешались в кучу и не хотели раскладываться, что-то усиленно давило... И даже прикосновения тёплых рук не ощущались комфортными и не успокаивали. — Дорогой, давай дышать вместе, — продолжил уговаривать Режинальд, — Давай попробуем. Он начал медленно считать, прислушиваясь к реакции парня. Тому этот способ был уже знаком. Однако сейчас провернуть это оказалось куда сложнее. — Не торопись, детка. Слушай меня, — пожилой омега крепко, но бережно держал зятя за плечи и через каждый счётный круг говорил что-нибудь в роде: — Вот так, молодец. Наконец у Мило получилось сосредоточиться только на указаниях Ральда. Через пару минут он смог дышать сам. Поразительно, но восстановление дыхания поспособствовало общему улучшению: постепенно тяжесть спала, запахи перестали бить в нос отвратительной смесью, сердце ещё подрагивало, но уже не рвалось из груди, как взбешённая собака с цепи. — Не спеши, — посоветовал Режинальд, — Постарайся тихонечко распрямить спинку. Только аккуратно! Только когда будешь готов. Оказалось, что ладони всё это время слишком сильно давили на глазницы. И почти срослись с ними. Слушая мерную речь, Мило старался выверять свои действия. Буквально по одному пальцу отлепил руки от лица, приоткрыл глаза... Свет больновато ударил по отвыкшим от него зрачкам. — Осторожно, милый, — так же спокойно, но более настороженно попросил Ральд, — Дай себе больше времени. Но больше времени не хотелось. Хотелось наоборот закончить эту пытку. На счастье обоих сейчас омежка не думал о том, сколько волнений доставил тестю и как он сейчас будет всё случившееся объяснять. Или почти не думал... Он легонько покрутил плечами, расправляя затёкшее тело. И, приосанившись, уселся так, как полагалось сидеть венценосным особам. В любых ситуациях. — Ещё подышим? Или, может быть, водички? — осведомился мужчина. Мило почему-то не решался взглянуть на него. Дело было не в стыде или смущении. Просто сейчас, после всего, что выдал его разум в ответ на одну единственную мысль, он стал опасаться любого внешнего раздражителя. Даже такого хорошего, как доброе светлое лицо, чуть тронутое морщинами. Вчера неудержимо хотелось разреветься всякий раз, когда он улавливал тихую грусть и безразмерное сочувствие, которое выражало это лицо, а особенно взгляд. — Мило, детка, пожалуйста, — не отступал Режинальд, — Говори со мной. Скажи, как ты? Говорить ужасно не хотелось. Ни чего-то конкретного, ни вообще... Посидеть бы так ещё хоть несколько минут, чтобы всё окончательно успокоилось. Хотя нет... Не совсем так... — Можно я сяду ближе к В... К тебе? — тихо произнёс младший омега. — Конечно, дорогой, — разрешил Ральд, — Мне убрать руки? Прости, я не знал, что именно может тебе помочь... — Нет, нет... Ничего, — собраться с мыслями для того, чтобы не просто спокойно существовать, но и говорить, оказалось сложнее, — Обними меня, пожалуйста. Это не было похоже на объятия с Ригором. Альфа или сжимал крепко-крепко, одновременно усиливая свой аромат, или нежно обвивал большими тёплыми руками, или становился сзади и прижимал к себе, или... Вариантов было множество. Ральд же просто приобнял за предплечье и позволил приблизиться настолько, насколько Мило было нужно. В книгах подобное называлось "по-дружески". Через минуты блаженного спокойствия омежка ощутил больше сил и решился на продолжение диалога. Он приподнял голову и сказал: — Спасибо Ва... То есть, тебе. — Тебе-тебе, — усмехнулся мужчина, — Именно, что "тебе". — Думаю, я буду путаться ещё... Какое-то время. — И это нормально. К любым изменениям не привыкаешь за минуту, — уверил Ральд и сменил тон на более серьёзный, — Как ты себя чувствуешь? Мило остановил привычное в таких ситуациях движение: безразличное подёргивание плечом. Он несколько раз вдохнул, выдохнул, а потом поделился: — Сейчас спокойно. Я чувствую расслабление и... что всё в порядке. И Режинальд, и Ригор не ругали его за "косноязычие", вызванное невозможностью грамотно распознать свои внутренние ощущения и назвать их. Более того, они хвалили и благодарили за каждую реплику по означенному вопросу. Так случилось и сейчас. — Ты молодец, детка. Небо сменило краски: добавило сероватый оттенок. И, оказывается, на кусте, расположенном у поворота дорожки, задержался поздний розовый цветок. Омежка поймал себя на этих размышлениях и подумал, что это здо́рово. Перестать витать в своём внутреннем мире, копаться в прошлом, неправильно и слишком натужно осмыслять настоящее, придумывать страшное будущее. Он как будто открылся миру со вчерашнего вечера. Ральд указал парню на то, что он многого не замечает вокруг себя. И Мило начал очень стараться выходить за пределы своего несовершенного внутреннего мира. В высокой траве закопошилась маленькая птица. Видимо, присела туда отдохнуть, а сейчас проснулась. Или свила гнездо... — Детка, ты хочешь рассказать мне, что произошло? — внезапно спросил пожилой омега. Его голос не был резким или громким, поэтому ни капли не испугал. Пальцы изредка мерно поглаживали предплечье. — Наверное, да... — сомнение в голосе проскочило не из-за отсутствия желания посвящать тестя в подробности, а из-за того, что эти подробности казались слишком громоздкими, длинными, утомляющими. Но Режинальд не умел читать мысли, а поэтому напомнил: — Если ты не хочешь, то можешь не говорить. Голова вдруг опять показалась такой тяжёлой. Но по-хорошему. Как будто приятная усталость посетила... Не всё тело, а только голову. И она сама собой опустилась на плечо тестя. Ох, какие же странные порой бывали эти чувства... А мужчина продолжал рассуждать: — К тому же, ты только что... У тебя случилось... Не знаю, как сказать. Состояние, когда тебе было плохо. Вот. Поэтому, возможно, тебе сейчас вообще лучше прилечь. — Возможно, — подтвердил Мило после небольшой паузы. Ему нравилась неспешность их разговора. Шальная мысль потребовала убедиться в том, что собеседника также всё устраивает, — Вы... Ты. Никуда не торопился, когда был вынужден ко мне прийти? Я тебя не отвлёк? — Что за выражение такое "вынужден"? — ласково пожурил Ральд, — Меня никто не вынуждал. Слуга поймал меня на выходе из стойла, сообщил, что тебе здесь нездоровится. Так что ты следующий после больного коня, кому я помог за сегодняшнее... Утро и день. На свой вопрос прямого ответа парень так и не получил. Переспрашивать второй раз посчитал неприличным. Но мысль, словно надоедливая муха, вертелась вокруг и нарушала достигнутое с таким трудом спокойствие. Поэтому пришлось решиться: — Прости, Ральд, если я... Придираюсь... Но ты не ответил на мой вопрос. О том, не задерживаю ли я тебя. Он не видел лица мужчины. И очень надеялся, что там не отразилось недовольство. Но следующая фраза развеяла все опасения: — Точно. Это ты меня прости. Я иногда отвлекаюсь от основной темы и начинаю рассуждать о совершенно посторонних вещах. Поэтому мои научные труды при последних редакциях приходится нещадно сокращать. Помолчав немного, видимо, что-то припоминая, он спохватился: — Ну вот опять. Видишь? Ничего не поделаешь, — пожилой омега всплеснул свободной рукой, — Нет, детка, нет. Никуда не спешу. Побуду с тобой столько, сколько тебе будет нужно. Хорошо? — Спасибо, — ответил Мило и внутренне выдохнул. Они посидели ещё немного почти в полной тишине. Ближе к замку перекликались слуги. Со скотного двора лёгкий ветерок доносил редкие звуки животного мира. Омежка несколько раз бывал там. Но сейчас не смог вспомнить, какие именно звери содержались при замке. Вот что значит столько времени провести в себе и своих переживаниях... — Знаешь, ты и правда большой молодец, — заявил Режинальд, — И делаешь значительные успехи. Ведь вчера из тебя слова было не вытянуть. А сейчас ты сам из меня вытягивал то, что хотел узнать. В его прошлой жизни это скорее считалось плохим тоном, признаком развязного поведения и жёстко пресекалось. Омега не должен быть навязчивым... — Ты сам вчера... И Ригор до этого... Вы вместе постоянно говорите мне о том, чтобы я говорил, чего хочу. Вот я и... — он посчитал необязательным заканчивать неумелую, но понятную фразу. — Это очень правильно. Я горжусь тобой, дорогой, — чуть тише произнёс Ральд и слегка сжал тонкое предплечье, — Делай так почаще. Нам с Ригги будет... Легче. Я не к тому, что сейчас нам с тобой сложно. Просто иногда ты наотрез отказываешься от помощи. И не только ты. Есть тут поблизости один юный альфа, который никак не может признать, что ему нужна поддержка... Оба вздохнули. Мужчина потому, что вспомнил недавний разговор с сыном. Парень из-за очередного осознания того, сколько же всего он "пропустил". Однако сейчас это осознание не несло в себе чувства вины. Даже удивительно стало от такого ощущения. — У Рига что-то случилось? — Он очень переживает за тебя. Точнее из-за того, что с тобой происходит в последнее время. А все его переживания – страшная сила. Как и твои. Вы, кстати, оба у меня закрываетесь, как раковины, и вас не достать. Над головой раздался протяжный клич. Мило посмотрел вверх. Небольшой косяк птиц, взмывших слишком высоко, двигался в сторону моря. — Поэтому всем нам будет проще, если вы оба будете рассказывать, чего хотите. И чего не хотите, кстати, тоже. — Я буду очень стараться, правда! — почему-то захотелось, чтобы заботливый тесть действительно в это поверил. Потребовалось срочно показать, что его старания не пропадут даром. Что он благодарен и готов исправляться. — Ты уже это делаешь, дорогой мой, — у Режинальда возникла мысль попросить научить тому же неприступного сына, но он сдержался. Пока рановато. Пусть у омежки закрепится положительный результат, без всяких дополнительных задач. Внезапно Мило подумал, что ему очень бы хотелось поделиться ходом ситуации, которая привела сюда пожилого омегу. Ему нужно было получить ответы на некоторые вопросы. — Можно я расскажу, что со мной было? — попросил он из вежливости. Он предполагал, что уже знает ответ на свой вопрос. — Конечно, детка, — обрадовался Ральд. Но только парень собрался описать начало эпизода борьбы с разумом, их позвали обедать. — Ничего, расскажешь после. Мы можем вернуться сюда или пойти куда захочешь, — мужчина как будто боялся, что перерыв в разговоре спугнёт ценное желание зятя. Тот лишь коротко кивнул. Войдя в трапезную, омеги обнаружили там накрытый на две персоны стол, прислужников, заканчивающих приготовления и, наоборот, не обнаружили своих мужей. — Героз, где же наши августейшие альфы? — поинтересовался Режинальд, присаживаясь на отодвинутый для него стул. — Господину Осберту приказано подать обед в рабочий кабинет, а господин Ригор от еды отказался. — Это почему же? — Не могу знать, господин. Я занимался здесь, не знаю, кто ходил его приглашать. Послать за господином Ригором ещё раз? — Нет, не нужно. Раз отказался, значит, причины были. Спасибо, Героз, забирайте всех своих и идите тоже обедать. Мы потом сами атакуем нашего уважаемого наследника. Мило сел на самый краешек стула и не притронулся к салфетке и приборам. Он задумчиво изучал край скатерти. — Детка, раз уж мы остались одни, можем продолжить наш разговор, — осторожно заметил Ральд. Прежде чем что-то ответить, омежка подождал, пока единственный оставшийся слуга разольёт неизвестный красноватый напиток и отойдёт к дверям. — Думаете, Ригор опять сильно заработался? — новые тревоги затуманили недавнее желание и парень сказал не то, что продумывал по пути сюда. Пожилой омега красноречиво кивнул. Он попробовал похлёбку и многозначительно произнёс: — Полёт воображения, творческий процесс. Сам понимаешь, не до еды, — Мило снова мог наблюдать за мимикой доброжелательного лица, на котором сейчас отобразилась весёлая усмешка. — Я тогда позже пойду к нему. Напомню... — задумчивость сменила небольшую тревожность и всё равно не позволила приняться за пищу. — Но до этого самому неплохо бы подкрепиться, — рассудил мужчина, — А Ригги, быть может, и сам к нам присоединиться. Если же нет – то действительно пойдём его выковыривать из общественной жизни. — Да, конечно. Такое уже случалось. Не часто, но достаточно для того, чтобы Мило запомнил: иногда его Риг пропадает в государственных делах. Его захватывает интерес и ему сложно прерваться. Вмешиваться было нельзя – это же Риг, наверняка что-то гениальное обдумывает. Но и позволять ему слишком долго задерживаться тоже было нельзя. А то совсем про себя забудет. Правда, о таких случаях тотального помешательства на работе омежка пока только слышал. На его памяти альфа всегда сам останавливался и только немного опаздывал на обед, перерыв или подготовку ко сну. Медленность беседы перетекла в неторопливую трапезу. Они наслаждались вкусной едой и отсутствием всякого напряжения. Пока омежка не вспомнил, что мысли о Ригоре прервали их планы: — Так я расскажу... Про себя? — осведомился он. Вдруг ему показалось, что такую серьёзную тему за столом обсуждать не очень удобно... И на мгновение даже захотелось, чтобы Ральд передумал или решил пообедать в тишине... — Рассказывай. Я тебя внимательно слушаю, — ответил Режинальд и дождался, пока их взгляды встретятся, — Детка, пойми вот что. Нам совсем не обязательно каждый раз, когда мы видимся, так глубоко погружаться в твои проблемы. Как мы делали вчера. Мило потупился. Ну конечно. Не всё же должно вертеться вокруг него... — Нет, дорогой, посмотри на меня, — мягко потребовал пожилой омега и даже отложил ложку, — Я хочу, чтобы ты понял, что я имею в виду. Ты меня слушаешь? — Да, я слушаю. И, наверное, понимаю, — парень решил обозначить свою позицию в надежде, что она окажется неправильной или не совсем правильной, — Я понимаю, что мы не можем постоянно разговаривать только обо мне... И я надеюсь, что не слишком утомил тебя и Рига... Собой... Он не смог дольше смотреть на тестя и отвёл взгляд. — Мило, — чуть громче проговорил тот, — Ты действительно так считаешь? — Это появилось несколько минут назад... Обычно такое заседает в моей голове надолго. Но я не хочу в это верить. Я... Чувствую, что ли, что это не так, неправильно. Но не могу объяснить, почему так чувствую. А ты вчера сказал, что никакие мысли и эмоции нельзя отгонять, запрещать... Сегодня его поведение удивляло кардинальной переменой. Он стал рассказывать всё, что раньше спрятал бы поглубже и не вынул бы никогда. — Да, правильно, — подтвердил Ральд, — А что ещё я сказал? По поводу тебя и твоих мыслей. — Что я и мои мысли – не единое целое. Вчера эту фразу пришлось повторить не единожды, прежде чем омежка её услышал, понял и запомнил. — Умница. А теперь начни кушать, и одновременно с этим постарайся ещё раз ответить на мой вопрос о том, думаешь ли ты, что обременяешь меня и Ригора ситуацией, которая произошла. Возможно, это только показалось... Но несколько ложек ещё горячей еды придали сил и уверенности. — Нет, — через некоторое время заявил Мило, — Мне кажется, что моя вина в этом есть. Но она только в том, что я вовремя не обратился за помощью. И думал, что со всем справлюсь сам. И даже когда понял, что не справлюсь, всё ещё думал, что как-нибудь всё наладится. А во всём остальном... Всё остальное я не мог ни остановить, ни даже контролировать. Режинальд смотрел на него очень внимательно. — Я благодарен тебе и Ригу. Безмерно благодарен. Но я не считаю, что... То, что вы меня поддерживаете и помогаете мне, это не плохо. Я имею в виду, я не сделал и делаю чего-то плохого. Нам просто вместе нужно это решить. Но ты прав, вы с ним не обязаны делать это всё время, — тут парень нахмурился, — Вот ту твою мысль я так и не понял. Что ты имел в виду? Что нам иногда надо отвлекаться на другие темы? — У тебя очень хорошо получается рассуждать, — похвалил мужчина, — Мне радостно, что мы начали только вчера, а ты уже так хорошо... Чувствуешь себя. Он отпил из чаши, взглядом указал на тарелку и предложил: — Давай теперь ты будешь есть, а я говорить, — дождавшись, пока зять начнёт исполнять рекомендацию, продолжил, — То, чем мы с тобой занимались вчера – это тяжёлый труд. Мило удивлённо приподнял брови. — Да-да. Обсуждать то, что тебя беспокоит, тревожит, пугает, осознавать, как с этим справиться и пробовать это делать – всё это очень хорошо. Но требует огромных сил. Ты разве вчера не устал от нашего долгого плотного разговора? — Устал. На самом деле, даже очень... — Ну вот, видишь... Дело совсем не в том, что ты нам надоел. К тому же, это неправда. И не в том, что нам нужно говорить на другие темы. А в том, что постоянно разгребать трудности просто невозможно. Проводить серьёзную мыслительную работу обязательно нужно с перерывами. С минуту они молчали. Обдумывали сказанное и услышанное. Режинальд покосился на мясо, придвинул к себе второе блюдо и отрезал себе кусочек. — Поэтому то, что произошло с тобой утром, мы можем подробно обсудить при следующей нашей встрече. Такой, как вчера. Мы же с тобой договорились, что будем ещё такие собрания устраивать? Омежка медленно кивнул. — Не обязательно выяснять абсолютно всё и сразу, дорогой, устраивай себе перерывы, — мужчина улыбнулся, глядя на то, как Мило приловчился и слушать, и думать, и говорить, и есть, — Однако если есть что-то, чем ты хочешь поделиться прямо сейчас, то я готов тебя выслушать. Он ласково взглянул на парня, и предполагая, что тот продолжит беседу, когда ему станет комфортно, снова принялся за еду. А Мило всё хорошенько обдумал. Затем запил размышления тёплым напитком. Пару раз взглянул на дверь, гадая, не войдёт ли сейчас Ригор. Но потом решил довести дело до конца и сказал: — Я правильно тебя понял, что когда мы общаемся на наших встречах, то нам нужно понять, как всё происходит у меня в голове, и для этого мы очень подробно всё разбираем. А если мы не на нашей встрече, то специально углубляться и настолько всё... исследовать... В общем, раскладывать всё по названным тобой пунктам... Не нужно, получается? Ральд утвердительно склонил голову, вытер подбородок салфеткой и слегка поправил: — Пока у нас с тобой задача научиться не попадать во власть эмоций и мыслей из прошлого. Не теряться в себе и прошлом, сохранять связь с реальностью, но одновременно с этим не прогонять, не отталкивать то, что приходит в голову. Для этого надо... Помнишь, что я называл? Понять, что чувствует твоё тело, что думает и ощущает твой разум. — И рассказать об этом кому-нибудь. — Точно. Это должно помогать тебе успокоиться в моменте. А дальше, для того, чтобы эти моменты обсуждать, мы и будем устраивать подобные встречи. Сначала будем говорить обо всём, потом постепенно перейдём на самые яркие или сложные ситуации, а там, глядишь, твои... Плохие мысли, картины и воспоминания и... То, что тебя мучает... Прекратятся. И всё окончательно наладится. У Мило возникло впечатление, что он в последний час воспарил над своим телом и головой. То, о чём они говорили, относилось к нему. Но он как будто смотрел на ситуацию со стороны. При этом осознавая, что он – главный участник этой ситуации. Он понимал, что в любую секунду его спокойствие и рассудительность нарушит эмоциональная буря. Но он понимал также, что она закончится, что он будет понимать, как действовать, что его поддержат, наконец. И страх перед дальнейшим, неизвестным и непредсказуемым постепенно улетучивался. Потому что они с Режинальдом вчера превратили это в известное и предсказуемое. Наверное, вчерашний омежка не смог бы так. Неужели перемены от одного разговора столь разительны? — Итак, — пожилой омега сложил приборы на опустевшую тарелку и улыбнулся, — Попробуем в третий раз? Расскажешь про то, что случилось в саду? Или прибережём на потом? Мило тоже окончил трапезу, промакнул губы и решил: — Думаю, мне нужно это сейчас. Буквально несколько деталей. — Я всё ещё никуда не тороплюсь, — заверил Ральд и налил себе из кувшина ещё одну порцию питья. Слуги, вероятно, не увидя за столом альф, расслабились и решили не утруждать себя обслуживанием при приёме пищи венценосными особами. А омеги и не были против. Обеденное время прошло с небывалой ранее пользой: состоялось не только физическое, но и душевное насыщение. — Началось это так, как обычно начинается в таких случаях, — Мило старался подбирать слова, чтобы точнее и понятнее всё описать, — Меня только немного смутило, что на этот раз воспоминания стали атаковать не при произнесённом слове или увиденной картине. А от мысли. Одной. Моей. — Когда ты понял это? — насторожился мужчина. — Почти сразу. Меня это даже немного испугало. — Почему? — Потому что раньше такого не случалось. — Понятно. А что было потом? — Потом я... Я подумал, — Мило понимал, что снова придётся сказать не совсем приятную вещь. Но он вдохнул, выдохнул и поведал, — Я решил попытаться справиться один. Ты столько возился со мной вчера, Риг – утром, и я подумал, что теперь смогу сам. А когда понял, что не смогу, стало слишком поздно. Начали возникать новые воспоминания и зримые образы, я... Наверное, потерял связь с реальностью. Точно. Как будто проиграл своим мыслям. Режинальд прищурился и уложил обе руки на стол. Стал ближе. — А когда я или твой альфа были рядом, ты выигрывал? — спросил он. — Да. Определённо, это так. — Тебе не кажется, что пока лучше ничего не менять в нашем с тобой способе? — аккуратно поинтересовался Ральд, и, пока Мило ничего нового себе не придумал, пояснил, — Ты только вчера начал этим заниматься. То, что ты делаешь, работает. В скором времени, я уверен, ты действительно сможешь стать самостоятельным в этом вопросе. Но пока... Пожалуйста, не отказывайся от нашей помощи. Не спеши, дорогой. Парень помолчал. Он решил пока больше не думать и не рассуждать. Все животрепещущие вопросы разрешились, "копаться" в себе дальше было, конечно, интересно... Но Ральд прав. Это утомляет. Надо отдыхать от серьёзного. Поэтому он чуть улыбнулся и пообещал: — Хорошо, не буду. Не буду спешить и отказываться. Потом ещё немного подождал, наслаждаясь долгожданной и непривычной пустотой в голове, и добавил: — Спасибо тебе. Режинальд тоже украсил своё прекрасное лицо улыбкой. — Обычно после завершения таких разговоров Ригги просит, чтобы я его обнял, — уловив новый виток задумчивости в изменившемся выражении парня, он поспешил добавить, — Я просто так сказал. Может быть, тебе тоже это нужно? Мило вспомнил о Ригоре. Не то чтобы он о нём забывал... Просто до этого главным было то, что обсуждали, теперь они закончили это делать, и следующему событию дня следовало явиться на сцене. Этим событием суждено было стать до сих пор ненакормленному старшему мужу. Омежка решил, что сейчас культурно завершит разговор и пойдёт к нему. — Я не чувствую такой необходимости... Только если... Тебе бы этого хотелось. Я бы не был против! — сказал он. И снова уголки губ потянулись вверх. Даже удивительно, как его менял сегодняшний день. Хотелось бы, чтобы к лучшему. Режинальд встал и потянулся. — Пожалуй, я попрошу тебя о другом, — задумчиво проговорил он, — Проводи меня в мои покои. Мне почему-то хочется, чтобы ты это сделал для меня. — Конечно, с удовольствием! — Мило был рад быть в силах сделать что-то, чего Ральду хотелось. Совершенно не потому, что он должен был или так предполагала вежливость. Он пока не разобрался в своих чувствах и их причинах. Но понимал, что просто был очень рад. И решил пока на этом остановиться. По пути Режинальд спохватился: — Так, а что же с нашим альфой, которого пленили государственные заботы? — Я всё управлю, — заверил его Мило, — Он меня послушается. Несколько мгновений Ральд сомневался. И даже спросил: — Детка, ты уверен? Всё-таки твой... Твоё состояние в саду. И наш недолгий, но серьёзный разговор... — Всё в порядке, — поспешил успокоить омежка, — Мне наоборот нужно какое-то время подумать не о себе. А то опять погрязну... И, чтобы подкрепить свои доводы, улыбнулся ещё раз. Пожилой омега смерил его чересчур осмысленным, но ни капли не осуждающим и даже не оценивающим взглядом. — Ну хорошо... — протянул мужчина. А потом коротко засмеялся и продолжил резвее, — Чего это я? Мне предлагают за меня что-то сделать, а я отказываюсь? Ну, нет. Пойду. Пока ты не передумал. Мне сегодня хватило одного упрямого коня, второго, наверное, я всё-таки предоставлю тебе. — Благодарю за оказанную честь! — Мило тоже развеселился. — Правда, спасибо тебе, — Режинальд посерзьёнел, — Если говорить без шуток... Спасибо. Парень всё понял. Кивнул. Самую чуточку склонился и произнёс: — Вам тоже. Ой... Тебе, конечно же! Затуманенное серьёзностью лицо расцвело снова. Ральд махнул рукой и отпер дверь в свою комнату. Раззадорившись, он даже позволил себе процитировать популярное слащавое стихотворение на их общую злободневную тему: — "Больше "Вы" ты мне не говори, Потому что всё меж нами ясно, След от брачного укуса красный.. — Пламенем любви моей... Не горит!" — закончил за него Мило, изменив последнюю строчку так, чтобы подходила к их обстоятельствам. Беззаботное веселье не позволило им заметить стремительно приближающегося прислужника. — Господин Мило! — воскликнул он, не дойдя до смеющихся омег двадцати шагов, — Вас господин наследник немедленно требует к себе! Игривое настроение вмиг улетучилось. — Что случилось? — первым нашёлся Режинальд. — Господин, пойдёмте, пожалуйста, — начал уговаривать прислужник, — Ваш супруг... Он сердит, требует именно Вас и очень срочно! Мужчина и парень переглянулись. — Если что, я сразу же пошлю за Вами, — заглядывая в глаза тестя, пообщал Мило, надеясь, что угадал. Ральд прерывисто вздохнул, но потом прикрыл глаза и несколько раз коротко кивнул. Он действительно верил в омежку. Но, проводив взглядом две удаляющиеся по лестнице фигуры и, наконец, уединившись у себя, ещё долгое время не мог перестать размышлять.