Contra spem spero

      Если б только Рейна могла перестать думать, ей стало бы легче. Мысли — вот от чего особенно муторно. Они ещё хуже, чем ослабевающая плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус. И когда ведьма захотела хоть что-то понять, оказалась с этим «что-то» лицом к лицу, совсем одна, без помощи. Не сказать, что она к этому не привыкла — быть одной не просто девиз или жизненное кредо, а сама её суть. Рейны или жизни — решать только мимо проходящему.       У неё всего капелька, размером с мамонтово дерево, проблем в жизни.       Она постепенно умирает, уже пошел четвертый месяц как она никак не может найти свою сферу, пляшет под дудку «великого» Альбуса Дамблдора, кажется, помогает темному волшебнику под прикрытием, привела в Хогвартс анимага, ненароком втягивает за собой тихую и грустную ведьмочку и ещё одна.       Тот, кто все это время бегал за ней хвостиком, резко перестал это делать.       Джордж Уизли начал её избегать.       По-настоящему задуматься об этом ей помогло только то, что спустя пару дней после оглашения такого торжественного события, как Святочный бал, он не попытался её пригласить. Рейна, почему-то, была более чем уверена в том, что рыжеволосый болван первым выкинет что-то подобное. Что он будет первым, а не незнакомец с Дурмстранга. Что он подойдет вторым, а не какой-то неизвестный ей семикурсник с Когтеврана.       Четыре месяца, которые она прожила в этой неуютной оболочке собственного тела, изнуряли больше, чем все её скитания до возвращения в школу. Её сфера… проклятая сфера. Вандербум чувствовала, что время бежит быстрее, чем она успевает сделать хоть что-то стоящее.       Поиски не помогали.       Грюм молчал.       С каждым днём внутри что-то словно угасало.       И, опять же:       Джордж Уизли начал её избегать.       Рейна, сидя в самом конце гриффиндорского стола, неторопливо ковырялась в своей тарелке с овсянкой. Её аппетит был примерно таким же, как и настроение: минимальным. Большой зал гудел разговорами, смехом и тихим звоном ложек о тарелки. Атмосфера была лёгкой, радостной, наполненной предвкушением праздника и каникул. Все, кажется, жили в ожидании бала, кроме неё.       Свинцовый, ещё тяжелее, чем обычно, взгляд, скользнул по залу. За столом Когтеврана кто-то громко рассмеялся, в центре пуффендуйцев уже оживлённо обсуждали наряды, отвлекаясь от сдачи долгов за семестр, скользкие змеёныши тоже не остались в стороне, но особого трепета те к балам не питали.       И Рейне на секунду захотелось оказаться за слизеринским столом вновь. Наплевав на решение Шляпы пересесть прямо сейчас, дать какому-то неопознанному бунту выйти наружу. Иногда, время от времени, её всё же посещала вполне одна разумная мысль: «Почему Шляпа изменила свое решение?». Кто её попросил, заколдовал, кто сумел изувечить негласный закон основателей школы?       Её взор перевелся на собственный, теперь уж, факультетский стол, где неподалёку сидели братья Уизли. Они смеялись, что-то обсуждая с Ли Джорданом. Джордж выглядел, как обычно: улыбка, дерзкий, но смягченный взгляд, непроницаемый тревожностью и полностью покрытый веснушками нос.       Первого декабря, а это около девяти дней назад, (как же быстро летит время!), сдавая зачёт по полётам, Вандербум уже была готова сказать Уизли спасибо. Если бы не это шило в одном месте, ведьма действительно довела бы мадам Трюк до истерики. Если бы не настойчивость Джорджа и его желание помочь, Рейна бы позорно… нет, не завалила бы экзамен. Она бы его сдала, с огромной вероятностью, на отлично, просто нечестным путем. Рейна позорно не переступила бы через себя, преодолев свой один из самых главных страхов. И Вандербум, да, действительно хотела поблагодарить, пусть даже неохотно, но…       Когда ведьма только успела сказать «Спасибо…» и продолжить, Джордж оборвал её быстрым, но спокойным кивком, как будто всё, что происходило, было совершенно обыденным. Никаких шуток, никакого привычного огонька в глазах. Он удалился так же быстро, как проходил мимо неё в коридорах, словно и вовсе говорить не хотел. О том дне или в принципе с ней — Рейна не понимала.       Она вообще теперь ничего не понимала.       Смутило её это до глубины души, но та промолчала.       Теперь, наблюдая за ним в зале, Вандербум снова почувствовала ту же странную пустоту.       Почему это так задевает? Отворачиваясь и пытаясь сосредоточиться на чём-то другом, Рейне было крайне неспокойно.       Взгляд зацепился за фигуру Эребуса, который в этот момент вежливо, но незамысловато отказывал старшекурснице со Слизерина. Это уже не первый раз за последнюю неделю. Сколько раз его приглашали? Пять? Шесть? И он отказал всем.       Сидевшая рядом Эленора тихо читала толстенную книжку с, Рейна взглянула краем глаза, старыми сказками. Её тарелка с овсянкой уже наполовину опустела, но вечно меланхоличный взгляд девушки оставался прикованным к странице.       — И что ты там такого вычитываешь? — тихо пробормотала Рейна, скорее самой себе. Та ещё раз глянула на книгу, дополнив уже мысленно: «Там ты про Неё ничего не найдешь».       — Просто вспомнила, что мне говорила иногда мама, — тихо ответила Мунбрук, слегка улыбнувшись краем рта. — Однажды ты станешь настолько взрослой, что снова начнешь читать сказки.       — Мне кажется, что она говорила не про шестнадцатилетний возраст, — поджала губы Вандербум, закатив глаза.       — Ну… Тут да, — хмыкнула Эленора, глянув на ведьму. — Я просто… отвлекаюсь. Профессор Грюм скинул на меня целую кучу дополнительной работы…       Внутренне Рейна, конечно, ликовала такой новости, но и места себе найти не могла. Не-Грюм, он же самозванец, ответную просьбу всё никак не озвучивал, хоть уже и приступил к выполнению её собственной. Означало это только одно — не важно, чего тот попросит, выбора у Вандербум не будет.       А попросить тот может всякое. Вопрос лишь в том, стоит ли это того?       Рейна глянула на Эленору всего на секунду, но тут же получила в ответ легкую улыбку и дрожащие блики в голубых глазах.       Определенно стоит.       Рейна чуть усмехнулась, но улыбка тут же превратилась в тонкую линию губ, когда напротив неё, нагло раздвинув других студентов, сел Эребус. Его манеры, как всегда, были излишне демонстративными. Но этим он и показывал, кем был на самом деле — самым настоящим Рэгдоллом. Бурей, хаосом и криком.       — Уже выбрала, с кем пойдёшь на бал? — нагло и с лёгкой улыбкой спросил Эребус, прервав её размышления. — А то слышал, претендентов оказалось немало.       Та медленно подняла взгляд: холодные глаза встретились с яркими и вызывающими.       — Тем, кто приглашал, я отказала, — ответила спокойно ведьма, делая глоток кофе.       Вандербум краем глаза заметила, как Джордж, сидящий с братом и однокурсниками, мимолётно бросил взгляд в их сторону. Короткий миг, теперь застрявший в сознании. Джордж быстро взглянул на них, на неё, и… вновь вернулся к разговору, закусывая внутреннюю часть щеки.       И чего он себе там надумывает? Что скрывает этот непредсказуемый разум?       — Ханжа, — беззлобно протянул Эребус, прищурившись. — Умрешь старой девой.       — Бабник, — спокойно отрезала Рейна, не отрываясь от своей кружки. — Сколько юбок уже перед твоим носом прошмыгнуло?       — Почему только юбок? — хмыкнул Рэгдолл. — Обладателям штанов я тоже сердца поразбивал.       Эленора поперхнулась чаем, прикрыв рот рукой, что заставило Эребуса на секунду усмехнуться, сместив всё внимание на обладательницу кучерявых светлых волос. Но парень мигом вернулся опять к Рейне.       — А со мной? — Эребус вдруг широко улыбнулся и, не давая ей времени на ответ, добавил: — Со мной пойдёшь?       Его голос прозвучал громче, чем он, возможно, рассчитывал, мгновенно привлекая внимание окружающих. Несколько студентов за столом Гриффиндора замерли, не скрывая интереса. Рейна заметила, как Джордж снова кинул взгляд в их сторону, на этот раз уже продолжительнее. Жилки на юношеских скулах заиграли от напряжения.       Рейна медленно поставила кружку на стол, встретив взгляд Рэгдолла с равнодушием:       — Нет.       И ответ был настолько быстрым и уверенным, что смех раздался даже среди сидящих рядом студентов.       — Почему? — спросил Эребус с притворно обиженным видом.       — Потому что я не собираюсь идти, — отрезала та, делая вид, что вся эта ситуация её не трогает.       Пока студенты, начиная с четвертого курса, вместе с преподавателями будут «куролесить» в Рождество на Святочном балу, она лучше побродит по школе в одиночестве, продолжая поиски. На подоконнике посидит. В библиотеке книжки почитает. Сольется со своим одиночеством воедино и утонет в спокойствии. А если будет можно, свинтит во время рождественских каникул с белой кошкой в припрыжку в Лондон, к Гипносу. Но что-то ей подсказывает, что её отсюда не выпустят. Значит, у Вандербум останется лишь один вариант, озвученный ранее.       — Какая скука, — вздохнул Рэгдолл обречённо и тут же переключил своё внимание на Эленору, которая вся ушла в книгу, стараясь не глазеть на происходящее. — А ты, блондиночка? С кем пойдёшь?       Эленора медленно подняла глаза, как будто собиралась что-то сказать, но замешкалась. Быстро глянула в сторону пуффендуйского стола, но так же быстро и развернулась обратно.       — Меня никто не приглашал, — тихо ответила Мунбрук, снова уткнувшись в книгу.       Эребус нахмурился:       — Невозможно.       — Тот, о ком я думала, уже пригласил другую, — нехотя добавила та, не отрываясь от страниц.       — Вот те на… Так пошли со мной, — вдруг предложил Эребус, ухмыляясь своей дьявольской улыбкой. — Утрем нос этому твоему идиоту. Ну, раз уж идиоту Рейны не можем…       Эленора замерла, глаза её расширились, а на щеках появился лёгкий румянец. Замерла и Рейна. Замер и Джордж, подслушивающий одним ухом. Но Вандербум, наблюдая за этим, невозмутимо отпила из своей кружки, сделав вид, что пропустила последнюю фразу мимо ушей.       — Шутишь, да? — прошептала Эленора, её голос был полон недоверия.       — Никак нет, — кивнул Рэгдолл и вдруг встал, громко прочистив горло, чем привлёк внимание ещё большего количества студентов.       Эребус театрально поклонился, словно перед аристократической особой королевских кровей, и протянул руку к Эленоре:       — Мисс Эленора, окажите мне честь быть моей партнёршей на Святочном балу?       Смех и шёпот пронеслись по столам. Слизеринка, что минутами ранее приглашала Эребуса, вскипела от злости. Конечно, один из главных красавчиков Шармбатона не оставлял равнодушной любую, заглядывавшуюся на него волшебницу. Или волшебника. Эленора не знала, куда себя деть: то ли смутиться, то ли возмутиться, а то ли просто убежать.       Рейна лишь приподняла бровь, продолжая прикрывать улыбку чашкой с кофе, делая вид, что та ещё его не выпила. Лицо, благодаря этому, оставалось неподвижным, но в глубине души она покорно благодарила Эребуса, надеясь, что он прислушался к её просьбе и тоже решил отвлечь Мунбрук от собственного расследования, несмотря на все возмущения.       — Ну… э-э-э… Хорошо? — сдалась Эленора, с трудом выдавливая из себя ответ.       — Вот и прекрасно! — провозгласил Рэгдолл, выпрямившись. — Ты уж эту подбей, ладно? — подмигнул, огибая стол и вновь поклонился. — До встречи, дамы.       Эребус театрально развернулся и пошёл прочь, оставляя за собой шлейф любопытных взглядов.       Рейна наконец позволила себе усмехнуться без прикрывающей рот чашки, поставив ту на блюдце, но быстро вернулась к привычной невозмутимости, замечая, как Джордж бросил ещё один взгляд в её сторону, прежде чем окончательно сосредоточиться на разговоре с братом.       Да почему ты смотришь? Почему больше ничего не говоришь? Почему Рейну это терзает настолько, что аппетит пропадает ещё стремительнее? Разве Вандербум не хотелось, чтобы он отстал? Хотелось, ещё как хотелось. А теперь-то что случилось?       Ей казалось, она разбирается в подростковой психологии. В их поведении. Двоих же воспитала! Но тут дело точно в другом и ведьма никак не может осознать, в чем.       Вандербум задумчиво водила пальцем по краю чашки, ощущая, как остатки кофе оседают внутри. Мысли словно клубились в пустоте, бесцельно мечась в поисках ответа, который ускользал от неё или растворялся, как солнечные лучики в зимнем утреннем тумане.       Подростки… Такие хаотичные, непостоянные, срывающиеся на громкий смех или внезапные обиды. Она думала, что знает их нрав. Сама ведь была подростком! Да ещё каким, Мерлин, помоги… Воспитывать троих младших сестёр в этом возрасте научило её быть терпеливой и замечать тонкие перемены в настроении. Воспитывать Гипноса и Никкею так тем более! Помогло вспомнить. Она могла предугадать, когда кто-то был готов разразиться слезами, а когда — злостью. Знала, почему Эленору называют «странненькой», а почему Эребус приковывает к себе сотни взглядов. Но теперь…       Теперь всё оказалось сложнее.       Джордж. Его лёгкая, почти беззаботная настойчивость вдруг сменилась на отстранённое молчание. Его живой взгляд, вот этих огромных и ярких карих очей, который так раздражал Рейну своим постоянным вниманием, вдруг стал избегать её. И что хуже всего — теперь, когда он молчал, ей этого не хватало.       Фред, вечно шутливый и находчивый, выдумывающий, как их с Джорджем заставить пересечься, хитрюжный лис, ищущий в этом непонятную выгоду, тоже особо на Вандербум внимания не обращал.       Она что-то пропустила? Что-то сделала? Что-то сказала?       Да нет же. Ничего.       Эти мысли сопровождали её повсюду.       На уроках, где она ассистировала Грюму, она ловила себя на том, что не слышала ни слов профессора, ни ворчания слизеринцев.       Во время обеда еда теряла вкус, а в её голове словно крутилась пластинка, застрявшая на одной, воющей ноте.       Даже к вечеру, когда коридоры замолкали, а студенты начинали разбредаться по своим делам, кто куда, она всё ещё пыталась разобраться.       Ей не давала покоя перемена в поведении Джорджа. Он ведь ничего не сказал. Никаких обвинений, упрёков, намёков. Он просто замолчал. Резко. На следующий же день после их тренировки. Казалось бы, Рейна должна была вздохнуть с облегчением. Неужели не этого она хотела? Чтобы он отстал?       Как-то непривычно пусто стало. Словно… Словно только ощутив отсутствие рыжеволосого под боком, Вандербум осознала его… ценность.       Шаги Рейны эхом отдавались по пустому коридору. Вечерняя темнота за окнами давала иллюзию бесконечности пространства коридора, но всё вокруг сужалось до её размышлений. Вандербум напряглась и вспомнила каждую их встречу, каждую фразу, каждый взгляд. Джордж всегда был уверен в себе, всегда знал, как вывести её из равновесия. А теперь он словно исчез.       Спустя целых непрерывных два дня размышлений Рейна поняла… что ничего не поняла. Ни одной гипотезы, теории, догадки или предположения.       И вдруг, за поворотом, её размышления были прерваны.       — Добрый вечер, мисс Вандербум, — раздался спокойный голос, способный одним тоном вселить и трепет, и умиротворение.       Рейна остановилась, кивнув. Перед ней стоял Профессор Дамблдор, его ярко-голубые глаза смотрели на неё с мягким интересом. Она задумчиво хмыкнула — Альбус всегда появлялся перед ней в нужный момент. Но таков ли этот? И как её размышления относятся к настоящей причине её прибывания здесь?       — Вы выглядите задумчивой, ещё более, чем обычно, конечно же, — заметил он с лёгкой улыбкой. — Может быть, ночная прогулка поможет развеять туман мыслей? Или, возможно, вы не оставили свою затею?       Рейна растерялась на мгновение, но быстро взяла себя в руки. «Затея» — ещё одно новое название. То «безделушка», то «херня», но никак не способ продлить себе существование и не умереть. Как интересно получается.       — Нет, сэр, — ответила Вандербум ровно, без всяких колебаний. — Просто размышляю.       Дамблдор кивнул, но его взгляд, как и прежде, оставался проницательным.       — Тогда позвольте дать вам совет, — продолжил он. — Размышления — это прекрасно, но иногда ответы находятся не в логике, а в чувствах. Особенно когда дело касается людей. Молодых, к примеру.       — Я же не настолько старуха, чтобы этого не понять, — фыркнула Рейна, тут же отбросив куда-то на затворки разума так называемые «чувства». Подростками только они и руководят, ей ли не знать.       — И всё же, будучи постарше, вы отбрасываете истинные, — Альбус довольно улыбнулся. — Может, в силу моего возраста, я понимаю этих молодых людей куда лучше вас.       Подавив смешок, ведьма прикрыла глаза.       Рейна наблюдала за тем, как Дамблдор постепенно удаляется вдоль коридора, его фигура растворялась в мягком свете факелов, оставляя после себя эхо его странных слов. Она медленно сделала шаг, затем ещё один, но мысли, словно густой туман, не желали рассеиваться.       Дамблдор умел как никто загонять её в угол своим обыденным тоном и простыми вопросами, которые били, порой, по самому уязвимому.       Какие чувства? Причём тут чувства? Да, Вандербум не любит эмоции, они мешают думать, принимать решения, действовать. Ещё с давних времён она решила, что только холодный расчёт способен сохранить её жизнь. Но теперь…       Образ Джорджа вновь всплыл в её сознании. Его взгляд, странно сосредоточенный, напряжённые жилки на скулах, когда он следил за ней и Эребусом. Его молчание, которое резало по ушам громче любой проделки.       Рейна фыркнула, но в груди что-то неприятно заныло.       Её размышления прервал голос Дамблдора, который вдруг раздался за её спиной:       — Уже нашли себе пару на Святочный бал?       Рейна вздрогнула, обернулась и наткнулась на уж слишком спокойный взгляд.       — Я не думаю, что мне это нужно, — ответила Вандербум, пожав плечами.       Дамблдор несколько секунд молчал, проницательные глаза словно искали что-то в её душе, или в том, что заменяло душу. А потом, как будто соглашаясь с собственными мыслями, он кивнул, теперь уже твёрже.       — Нужно, — сказал он строго.       И прежде чем Рейна смогла что-либо ответить, он улыбнулся ей напоследок и исчез за углом, оставив её стоять в полном замешательстве.       Ведьма снова зашагала вперёд, но теперь мысли были ещё более хаотичны.       Класс, спасибо, дедуль.       Каждый шаг отзывался в женском сознании новым вопросом, на который она не могла найти ответ. Она не хотела идти на бал. Это было бессмысленно. Но теперь уж, с ненужным благословением великого и могучего, придется! Фыркнув сама себе, почему-то полностью утратив контроль над своими мыслями и разумом, Вандербум твердо решила, что если и пойдет на поганый бал, то только с одним.       И только если этот «один», именуемый себя Джорджем, мать его, Уизли, её пригласит.       Сердце от внезапной тревоги забилось чуть быстрее, но ведьма быстро выдохнула, стараясь подавить этот отклик. Нет же, это глупо. Это всего лишь остаток раздражения, который она не может побороть.       Рейна остановилась перед портретом Полной Дамы.       — Чепуха, — произнесла та, глядя на портрет.       Но Дама, вечно сонная и слегка раздражённая, подняла бровь.       — Ах, нет, моя дорогая, пароль поменяли, — с улыбкой сообщила она.       Рейна устало прикрыла глаза, чувствуя, как раздражение накатывает волной.       — Тогда скажите новый, — процедила та сквозь зубы.       — Я бы с радостью, но это, увы, запрещено, — с лёгким смехом ответила Полная Дама, откидываясь на свою подушку.       Рейна тяжело вздохнула. Сегодня явно не её день. Она настолько погрузилась в свои мысли, что наверняка прослушала пароль ещё за завтраком.       Ой, да пошло оно всё в…

***

      Все мысли, хаотичные, нецелесообразные, пляшущие в разные стороны соединяются только в одной конкретной точке. И Джорджа это начинает раздражать так сильно, что он уже который день ворочается в кровати, без возможности уснуть и не давая спать остальным, за что по ночам в него иногда начинают прилетать в ответ тапки Джордана. А если младшему близнецу Уизли и удается провалиться в сон после напряженного учебного дня, где приходится отрабатывать все зевки на предыдущих уроках, то и во снах он видит то, от чего пытается сбежать.       Ему снятся черные, слегка вьющиеся, длинные волосы. Серые, одновременно пустые, а одновременно наполненные вселенским смыслом, глаза, смотрят на него из темноты. Джордж видит тонкое белое покрывало снега, усыпающее поле для квиддича, холодные женские руки рядом со своими, держащие древко изношенной метлы. Мягкость её плеча под его подбородком. Маленькие, аккуратные ушные раковины, в которые он шепчет подколки, выводя их обладательницу из равновесия вместе с метлой.       Но сюжет, кочующий из сна в сон, всегда принимает новые, совершенно неожиданные продолжения. Он переворачивался с боку на бок, одеяло сбивалось в ком, подушка становилась слишком мягкой или слишком твёрдой, или твердым в моменте становилось то, что не должно было. Это не останавливало поток образов, крутящихся в голове. После некоторых таких снов в глаза виновницы стало смотреть куда неудобнее.       И если днём он хоть как-то мог отвлечься — занятия, близнец рядом, постоянное движение и шутки спасали от навязчивых мыслей, — то ночью всё было иначе. Тишина, темнота и это странное ощущение, будто кто-то невидимый тихо подтягивает за невидимую верёвочку, не давая ему расслабиться, пока Джордж забывал, что вообще можно представлять кого-то настолько долго. Это было ненормально.       И это бесило.       Особенно когда он просыпался, чувствуя жар по всему телу, и, сжимая одеяло, злился на самого себя за то, что не может это остановить. Всё ведь просто, правда? Если он не хочет думать о ней, то почему не может перестать?       Все ведь началось с какой-то глупости. С первого момента, когда Рейна Вандербум появилась в его жизни, Джордж не мог даже точно сказать, что именно стало отправной точкой, но с каждым днем её присутствие, её слова, её взгляд — всё это накладывалось друг на друга, постепенно, слой за слоем, что теперь непонятным стал сам Уизли, а не Вандербум.       Сначала он смеялся. Она была странной, не такой, как другие, и это развлекало его. Холодная, бесчувственная, всегда с ровным тоном и выражением лица, которое ничего не выдавало и не излучало. Джордж обожал провоцировать её, вытаскивать хотя бы каплю эмоций, ломать эту непроницаемую маску, дробить лёд. Ему казалось, что он сможет её разгадать, как головоломку.       Но, кажется, он ошибся.       Во снах она всегда была другой. Там её лицо, обычно холодное, становилось мягче. Её голос, ровный и безразличный, звучал теплее. В этих снах она смеялась чаще, чем дважды за месяц. Улыбалась. Иногда даже смотрела на него так, будто видела что-то большее, чем просто однокурсника, вечно следующего за ней хвостиком. Но просыпаясь, он понимал: не она. Это он, его сознание, издевается над ним, подсовывая то, чего никогда не будет. И это, вопреки всем противоречиям, тянуло его, как магнитом, обратно к ней. К её образу. К Рейне. И не важно: Рейне во снах или Рейне наяву.       Джордж пытался понять её, хоть немного, хоть на шаг приблизиться к разгадке. И каждый раз терпел неудачу. Всё, что он знал о людях, всё, как он привык их понимать, как привык взаимодействовать с ними, с Рейной не работало. Её реакция была непредсказуемой. Она могла промолчать, когда он ожидал вспышки. Улыбнуться, когда он рассчитывал на раздражение. Или вообще проигнорировать его, словно он был никем, пустым местом.       Он сравнивал её с собой, бессознательно, но снова и снова. «Я бы так не сделал», «Я бы ответил по-другому», «Я бы хоть как-то проявил эмоции», — но она не проявляла. Она словно жила по совершенно другим законам, и от этого становилась ещё более непонятной.       И когда она смотрела на него… Там, на поле.       Эти глаза.       Джордж чувствовал, как при вспоминании внутри поднимается что-то непонятное, что-то жаркое и жгучее, что невозможно контролировать. После таких моментов он не находил себе места.       Пошатнулась его уверенность в себе после того, как у него даже идеи не возникло, чтобы пригласить ведьму на Святочный бал, ибо накрутил себя так, что мог с уверенностью предсказывать будущее и без кофейной гущи — откажет. Но и никого другого Джордж не хотел приглашать.       Он пытался избегать её. Несколько дней подряд, которые после перекочевали уже в целые полторы недели. Молча сидел на завтраках, не шутил, не трогал её. Фред первым же заметил перемену, что уж говорить про остальных.       Но это не помогало.       Он видел её на уроках, слышал её голос, ловил её профиль, мелькающий в толпе. И чем больше он пытался сбежать от этого, тем сильнее это накатывало. Её отсутствие рядом только усиливало его увлечение. Он начинал искать её взгляд в толпе. Слушать её голос даже в шуме Большого зала.       Почему так?       Джордж ощущал, как весь его мир постепенно выходит из-под контроля. Привычные планы и цели, всегда такие чёткие, вдруг начали терять резкость, размываться, уступая место чему-то необъяснимому, чему-то, что он старался игнорировать, но от чего не мог убежать.       Он пытался сосредоточиться на том, что всегда было важным: на шутках, на их с Фредом будущей лавке, на том, чтобы доказать семье, в особенности маме и самому себе, что их мечта не пустая трата времени. Его жизнь всегда вращалась вокруг двух вещей: шуток и амбиций. Магазинчик с волшебными изобретениями — идея, которая родилась у них с Фредом ещё в детстве, — стал для него не просто мечтой, но и целью всей жизни. Каждый день он был полон планов, идей и экспериментов. Уроки? Что ж, они были второстепенными. Главное — это придумывать что-то новое, необычное, то, что рассмешит или удивит весь магический мир.       Но с каждым днём это становилось всё сложнее. Магазинчик, который всегда был для него символом свободы и независимости, начал казаться чем-то отдалённым, будто сам младший близнец Уизли больше не принадлежал этой цели.       Фред заметил это первым. Конечно, заметил. С самого первого колебания почувствовал, что что-то не так. Нет, он почувствовал ещё раньше. Джордж больше не сыпал шутками на уроках, больше не придумывал новые формулы для их шалостей, больше не обсуждал с энтузиазмом очередную идею, которая могла бы свести с ума половину Хогвартса. Он стал рассеянным, словно его мысли витали где-то далеко. Фред сначала подшучивал над этим, потом ворчал, а теперь просто молчал, глядя на него с раздражённым непониманием.       И Джордж злился. На себя. На Рейну. На весь мир.       Она забирала всё его внимание, даже если не пыталась, а та уж точно не пыталась. На уроках он ловил себя на том, что смотрит на её профиль, на прямую осанку, вместо того чтобы слушать преподавателя за соседним от неё столом.       Он бесился. Страшно. Жутко.       Каждый раз, когда кто-то из парней, набравшись смелости, подходил к ней с приглашением на Святочный бал, Джордж внутренне напрягался. У него внутри будто всё кипело, когда он видел, как кто-то говорит с ней, улыбается ей, пытается добиться её внимания. Он внимательно следил за каждым её движением, за выражением лица. Сердце замирало, когда она слушала, а потом резко билось сильнее, лишь для того, чтобы после тот мог выдохнуть с облегчением, когда Вандербум холодно отказывала.       Но это не приносило облегчения. Напротив, это только усиливало его раздражение. Она отказывала им всем, но это не значило, что ждёт Рейна кого-то особого.       И всё же он продолжал избегать её. Даже в своей голове. Он не хотел думать о том, что происходит. Не хотел признавать, что его тянет к ней так сильно, что даже их с Фредом мечта, цель всей их жизни, начала отходить на второй план.       Он пробовал сосредоточиться. На уроках, на шутках, на их планах. Но стоило ему остаться наедине с самим собой, как мысли тут же возвращались к ней. Почему она? Почему он не может просто игнорировать её или относится просто посредственно, как делает это с десятками других людей?       Джордж ответов не находил. И это пугало его. Сейчас он даже не мог понять, что происходит с ним, и уж тем более не мог справиться с этим.       Но одно он знал точно. Как бы он ни старался убежать, как бы ни пытался отрицать то, что чувствует, — это только усиливало возникшее чувство, а какое, уже не так важно. Она стала его хаосом, его тишиной, его вопросом без ответа. И, что самое ужасное, Джордж уже не был уверен, хочет ли он найти этот ответ.       В Большом зале царила привычная атмосфера обеда — шумная, оживлённая, с перезвоном столовых приборов, смехом и обрывками разговоров. Гриффиндорский стол, как обычно, был эпицентром хаоса: кто-то оживлённо всё ещё обсуждал чемпионат мира по квиддичу, кто-то спорил о домашнем задании по Зельеварению, кто-то наговаривал на Грозного Глаза Грюма, что тот, видите ли, уж сильно загрузил их перед началом каникул, а кто-то просто делился слухами, подхваченными в коридорах.       Джордж, сидя рядом с Фредом, машинально ковырял в тарелке с картофельным пюре, изредка вставляя пару слов в разговор брата с Ли Джорданом. Но даже этот привычный ритм, который всегда приносил ему чувство уюта, теперь казался странно далёким. Его мысли снова скользнули туда, куда он старательно пытался не смотреть.       За самым краем стола, немного отстранённые от всеобщего веселья, Рейна о чём-то тихо говорила с Эленорой. Джордж украдкой скосил глаза в их сторону. Что-то в её позе, в мягком наклоне головы, в том, как прядь её тёмных волос упала на плечо, заставляло его замереть на мгновение. Но он тут же отвернулся, пытаясь сосредоточиться на шутке, которую как раз рассказывал Фред.       Это не помогало. Даже когда Уизли смотрел прямо перед собой, он чувствовал её присутствие, как если бы между ними была какая-то невидимая связь, тонкая ниточка, волшебная, которую даже Атропос, последняя из мойр судьбы, перерезать не в силах. Джордж до сих пор не понимал, почему.       И не придумал ли он себе эту ниточку?       Его размышления прервал внезапный голос.       — Мистеры Уизли, мистер Джордан, — раздался строгий, но негромкий глас профессора МакГонаггал, которая подошла к их столу с необычной поспешностью.       Фред и Ли тут же выпрямились, будто их поймали на месте преступления. Джордж тоже поднял голову, бросив быстрый взгляд на Рейну — её внимание переключилось на профессора, как и внимание всех остальных.       — Я вынуждена отвлечь вас, — продолжила МакГонаггал, оглядев всех гриффиндорцев со своей обычной строгостью. — В четыре часа вечера у всех студентов четвёртого курса и старше будет важный урок в зале на третьем этаже. Не опаздывайте.       В зале на мгновение стало тише — внимание присутствующих переключилось на её слова.       — Урок? — послышался голос из толпы, кто-то из гриффиндорцев явно решился задать вопрос. — Какой урок, профессор?       МакГонаггал чуть приподняла подбородок, словно оценивая, стоит ли отвечать.       — Урок танцев, конечно же, — ответила она с оттенком терпения, будто это было очевидно.       Зал взорвался реакцией. Разговоры, возгласы и смешки тут же вернулись с новой силой.       — Танцев? — переспросил Фред, глядя на Джорджа с выражением явного недоумения, смешанного с лёгким ужасом. — Ты слышал, Джордж? Танцы! Встанешь со мной в пару? Все ноги тебе отдавлю.       Джордж лишь машинально кивнул, но его мысли снова унеслись к Рейне. Танцы? Её холодный образ в его не соображающей голове с трудом сочетался с подобной идеей, и он вдруг поймал себя на мысли, что всё же хотел бы на это взглянуть одним глазком. Даже в паре с ним. За этим и последовала следующая мысль: может, всё же стоит Вандербум пригласить? Но тут же отогнал дурную и по его мнению, глупую мысль прочь, словно боялся сам себе в этом признаться.       Пока вокруг них обсуждения становились всё громче, Джордж вновь украдкой глянул на Вандербум. Она сидела спокойно, с непроницаемым выражением лица, пока Эленора что-то тихо говорила ей, поглядывая на стол пуффендуйцев, а после перемещала взгляд на стол когтевранцев, за которым сидели ученики Шармбатона. Казалось, танцы Рейну не волновали.       Но Джорджа почему-то волновали.       И тут взгляд карих глаз вновь сместился на Мунбрук. И впервые, за полторы недели скитаний в собственных неразборчивых мыслях, одна его всё же осенила.       Когда через пару часов коридоры Хогвартса заполнились студентами, движущимися к залу, где должен был начаться долгожданный — или для некоторых устрашающий — урок танцев. Смех и оживлённые голоса разливались эхом по каменным стенам. Джордж, слегка отстав от остальных, скользил взглядом по толпе, выискивая нужное лицо.       Рейны нигде не было видно. Джордж уже знал, что она появится в последний момент — это так на неё похоже. А пока его взгляд зацепился за Эленору Мунбрук, которая шла вдоль стены, слегка наклонив голову, будто пыталась остаться незамеченной.       — Эй, Мунбрук, — Джордж окликнул её, ступая вперёд и жестом приглашая её в сторону.       Эленора подняла на него взгляд, светлые брови удивлённо приподнялись:       — Уизли?       Джордж быстро оглядел коридор, словно проверяя, слышит ли их кто-то, и шагнул чуть ближе:       — Есть пару секунд?       — Допустим, — ответила Эленора, с подозрением глядя на него.       — По поводу Рейны… — он ненадолго замолчал, будто обдумывая, как лучше сформулировать вопрос. — Она ничего не говорила? Ну, про меня?       Эленора недоумённо захлопала глазами, искренне не понимая, к чему он клонит.       — Не знаю, — медленно ответила она, пожимая плечами. — В последнее время она только парой фраз перекидывается со мной, а в комнате бывает в стену часами смотрит, о чем-то думая.       И Мунбрук, будто специально, многозначительно глянула на Уизли в этот же момент. Джордж нахмурился.       — Вы что, не общаетесь? — фыркнул тот, по-видимому, намёка не осознав. — Ну, может, ты всё-таки спросишь? Про меня… что-то.       Эленора замялась. Она явно не была в восторге от этой идеи, но в конце концов кивнула, хоть и неохотно:       — Ладно, попробую, если это так важно.       Она собралась было уходить, но тут же обернулась, взглянув на Джорджа с некоторым интересом.       — А она тебе ничего не говорила?       — Про тебя? — переспросил Уизли с лёгким смешком.       — Нет, — Эленора закатила глаза и тут же Джордж понял, что эту привычку та переняла у Вандербум. — Ну, про магию может или про какой-то дар…?       Джордж слегка нахмурился, припоминая.       — У её той бабульки был какой-то дар, — наконец сказал он, понизив голос. — Она мне рассказывала, когда показывала её фотографию в зале кубков.       — В школе есть её фотография? — вдруг оживилась Эленора, а глаза загорелись интересом.       — А тебе зачем? — Джордж прищурился, явно недоумевая.       Эленора прикусила губу, но вместо ответа на вопрос выдала:       — А тебе зачем знать, что про тебя думает Рейна?       Он открыл рот, чтобы ответить, но осёкся. Вопрос застал его врасплох, и он не успел ничего сказать, как их разговор прервал звук шагов.       Рейна, как он и предполагал, появилась в последний момент. Её уверенный шаг, слегка сардонический взгляд, оглядевший коридор, и абсолютное спокойствие выделяли её из толпы. Да, танцы ей уж точно были не нужны.       Джордж тут же выпрямился, будто отдал честь, и, не сказав больше ни слова, мгновенно ретировался в сторону зала. Едва оказавшись внутри, он тут же встал рядом с Фредом, и облокотился о стену, пытаясь выглядеть непринуждённо.       Фред бросил на него взгляд, подняв бровь.       — Что ты делал? — спросил тот, но Джордж лишь отмахнулся, не желая обсуждать происходящее. — Ой, какой важный, как ху…       — Итак, — произнесла Профессор МакГонаггал, зайдя в зал последней, заставив двери за собой мгновенно закрыться. Она медленно оглядела всех присутствующих. — Все здесь, отлично. Можем начинать.       Минерва МакГонагалл оглядела заполненный зал с каменным полом и высокими потолками, где свет от пламенных факелов мягко отражался от отполированных поверхностей. Студенты стояли в ожидании, кто с интересом, кто с откровенной скукой, но молчали, понимая, что декан их факультета не терпит непослушания.       — Сегодняшний урок, — начала она с характерной серьёзностью в голосе, — посвящён важнейшей традиции, связанной со Святочным балом.       Среди толпы кто-то тихо вздохнул, кто-то начал перешёптываться. Минерва моментально пристально посмотрела в ту сторону, и ропот мгновенно стих.       — Святочный бал — не простое развлечение, а часть нашего культурного наследия, — продолжила Профессор, выпрямившись ещё больше, чем обычно. — Это возможность показать не только ваше умение танцевать, но и воспитанность, манеры, уважение к традициям.       Она обвела зал строгим взглядом, словно проверяя, понимают ли они всю серьёзность момента. Вряд ли хоть кто-то понимал, если честно.       — Вы представляете не только себя, но и весь факультет, — скрепив руки за спиной, МакГонаггал требовательно склонила голову на бок. — И, смею вас заверить, упасть в грязь лицом перед остальными школами и факультетами я не позволю.       Кто-то в толпе прыснул от сдерживаемого смеха, но, заметив, как профессор резко повернула голову в их сторону, поспешно закашлялся, прикрывая рот.       Рейна стояла неподалёку от Эленоры и, как обычно, сохраняла нейтральное выражение лица. Танцы. Что же, она выросла в семье, хоть и не чистокровной, но соблюдающей аристократическое целомудрие по отношению к другим. Репутацию отца осквернять было позволено только во время школьных проделок, а потому, за свои небольшие грешки, балов ей пришлось пройти не мало. Эленора же, стоящая рядом, выглядела куда менее уверенно: она нервно перебирала подол мантии, отчего Вандербум лишь слегка приподняла бровь, но ничего не сказала.       — Мистер Филч, будьте добры, поставьте первую пластинку, — обратилась Минерва к стоящему в углу завхозу, который, ворча, подошёл к старому граммофону.       Старая пластинка заскрипела, и спустя мгновение зал заполнил мелодичный звук вальса. Минерва вновь повернулась к собравшимся.       — Итак, начнём с демонстрации.       Зал напрягся, когда взгляд МакГонагалл стал обшаривать толпу в поисках «добровольца».       — Мистер Уизли! — голос её прозвучал с лёгкой ноткой удовлетворения.       Рон, стоявший в центре толпы, до этого переговаривающийся с Поттером, замер как статуя, даже лицо побелело.       — Я? — выдавил он, указывая на себя, будто пытался убедить и Профессора, и самого себя, и остальных в том, что это недоразумение.       — Да, вы, мистер Уизли. Выйдите сюда.       Гарри, стоящий рядом, едва сдерживал смех, а где-то сбоку послышалось подавленное хихиканье. Джордж, стоящий у стены вместе с Фредом, тихо прошептал что-то брату, и оба одновременно прыснули, спрятав лица за руками.       Рон, нехотя передвигая ноги, подошёл к Минерве, которая уже ждала его на середине зала.       — Не волнуйтесь, мистер Уизли, — сдержанно сказала она, протянув ему руку. — Ещё никто от танцев не умирал. Если не брать во внимание, конечно, танцевальную чуму, произошедшую несколько веков назад. Но вас, — Минерва оглядела зажатого Рона с ног до головы, — это не коснется.       Зал вспыхнул приглушённым смехом, но мгновенно затих, когда Минерва подняла взгляд, полный строгого предупреждения.       Движения Рона были неловкими, он то и дело почти наступал МакГонагалл на ноги, а она терпеливо продолжала показывать основные шаги, даже если вместо талии тот держал свою руку скорее на спине, и ни разу не поднимал взгляда.       — Видите? Это совсем не сложно, — произнесла она, когда музыка подошла к концу, наконец отпустив Рона восвояси. — А теперь, все встаньте друг напротив друга и распределитесь по парам.       Зал зашумел, когда женская половина курса быстро выстроилась в шеренгу, явно не желая вызывать гнев профессора МакГонагалл. Мужская половина, напротив, замялась, переглядываясь и топчась на месте. Минерва, прищурившись, начала что-то причитать о недостатке инициативы и ответственности, пока кто-то из ребят не решился нарушить напряжённую паузу.       Это оказался Невилл Лонгботтом. Он поднялся с места, и пусть мальчишеское лицо горело, но он твёрдо направился к одной из девушек — и та, хоть и удивлённо, но кивнула ему. Минерва удовлетворённо склонила голову, словно подмечая, что хоть кто-то из её студентов достоин своего факультета.       Следом за ним оживились остальные. Толпа мальчишек, то сдержанно, то шутливо, начала разбредаться по залу, занимая свои места напротив девушек. Фред, естественно, направился к Анжелине, и та встретила его с лёгкой улыбкой, будто заранее знала, что это произойдёт. Вскоре по залу начали формироваться пары.       Джордж, стоявший у стены, медленно оторвался от неё, делая несколько неуверенных, таких не свойственных для него, шагов. Его взгляд, почти безотрывно, был прикован к Рейне. Она стояла чуть в стороне, скрестив руки на груди, вся кричащая о том, как ей неинтересно, а взгляд скользил по толпе с едва заметным обречением.       Уизли замер на мгновение, решая, стоит ли подойти. В голове словно боролись два голоса: один кричал, чтобы он наконец набрался смелости и сделал шаг, а второй настойчиво убеждал, что это только вызовет её раздражение. Но прежде чем Джордж успел что-то предпринять, перед Рейной остановился высокий старшекурсник. Это был Эван Торнхилл, семикурсник, один из верных друзей Седрика Диггори и, как иногда казалось Джорджу, напыщенный индюк. Или так начало казаться только сейчас? Его манеры всегда были подчёркнуто вежливыми, и он, слегка наклонив голову, спросил у Рейны, не хочет ли она составить ему компанию.       Сила ожиданий, оказывается, может быть разрушительна.       Рейна посмотрела на него с явным равнодушием, но всё же кивнула, слегка пожав плечами, будто ей было совершенно всё равно, кто перед ней стоит. Джорджу это почему-то неприятно резануло по сердцу, и он замер на месте, поджав губы.       Анджелина спросила у Фреда, что это с братом такое, но в ответ получила лишь немногословный фырк, и кивок в сторону Вандербум. Толпа вокруг начала стремительно сокращаться, пары становились друг напротив друга. Джордж, поглощённый своими мыслями, осознал, что всё ещё стоит в стороне, только когда рядом осталась всего пара человек. Эленора Мунбрук, ещё более нерешительная, замерла, оглядываясь по сторонам. Их взгляды на мгновение встретились, и стало ясно: выбора у них не осталось.       Они оба одновременно шагнули друг к другу, почти синхронно. Эленора выглядела растерянной, но слегка наклонила голову, будто пытаясь скрыть смущение. Джордж попытался улыбнуться в ответ, но это вышло как-то неловко. Он украдкой посмотрел в сторону Рейны, которая уже стояла напротив Эвана с всё тем же скучающим выражением лица.       Эван оказался высоким, не слишком плечистым, с мягкими чертами лица, контрастирующими с грубым очертанием носа. Вандербум глядела на него лицо в лицо впервые, но по его домашним работам или эссе, могла сказать, что мальчишка мог оказаться далеко не глупым.       — Танцевать умеешь? — в пол тона спросила ведьма, опуская скрещенные руки.       — Немного, — честно ответил Торнхилл, пожав плечами. — Я чистокровный, часто по всяким приемам таскают. А ты?       — Почти, — немногословно произнесла Вандербум. — Тут два закрытых квадрата, два открытых, поддержка и опять та же комбинация до конца.       — Легко, — самодовольно прыснул Эван.       Джордж опустил руку, приглашая Мунбрук начать, но заметил, как она едва заметно вздрогнула от прикосновения. Его брови слегка поднялись, и он тут же убрал руку, делая шаг назад.       — Извини, — быстро произнесла Эленора, опустив взгляд. — Я просто… не привыкла.       — Всё в порядке, — хмыкнул Джордж, стараясь звучать мягко. — Я не буду сильно держать.       Она подняла глаза и впервые за всё это время улыбнулась — слабой, но благодарной улыбкой.       — Спасибо, — тихо ответила та. — Не умею я танцевать, — добавила Эленора, смущённо глядя куда-то в сторону.       — Отлично, — подмигнул Джордж. — Я тоже не мастер. Просто будем кружиться, чтобы МакГонаггалл не сожрала нас заживо.       Мунбрук хихикнула, и они сделали первые осторожные шаги, стараясь повторить за теми, кто уже начал двигаться. Джордж придерживал её за талию, едва касаясь, а Эленора почти неловко пыталась не сбиться с шага.       — Да и с таким партнером на Святочном балу, — дополнил Джордж, вспоминая шармбатонца. — Не пропадешь.       — Ты хочешь пригласить Рейну, да? — шепотом спросила Мунбрук. — Вы… почему-то стали меньше общаться.       — Правда? — наигранно удивился Джордж, проигнорировав заданный вопрос. — Не заметил как-то.       Между тем, по залу начали распространяться звуки плавного вальса. Сначала музыка звучала негромко, но затем набирала силу, заполняя помещение мягкими переливами. Пары начали медленно кружиться, неуклюже, с частыми ошибками, но никто особенно не торопился.       Джордж заметил, как внимание некоторых пар внезапно переключилось на одну конкретную точку. Он, нахмурившись, перевёл взгляд туда же, и тут же остановился, тем самым позволяя Мунбрук в него врезаться.       — Что случилось? — спросила Эленора, потерев затылок, но, проследив за его взглядом, сама увидела то, что привлекло внимание других.       Рейна и Эван.       Они двигались с какой-то непостижимой лёгкостью, будто музыка управляла их движениями. Эван держал Рейну за талию, его спина была прямая, а движения точные. Рейна, слегка опустив подбородок, сдержанно смотрела прямо перед собой, а длинные пряди волос грациозно струились за каждым её движением.       Они начинали медленно, почти незаметно раскачиваясь в ритме музыки, словно проверяя друг друга на синхронность. Шаг, ещё шаг. Подъём на полупальцы. Смена направления. Движения Эвана были уверенными и стабильными, а Рейна, со своей почти нечеловеческой грацией, неплохо под него подстраивалась.       Джордж не мог оторвать взгляд.       Эленора молчала, тоже заворожённая сценой.       Вандербум делала размашистые шаги, то приближаясь к партнёру, то отдаляясь от него. Школьная длинная юбка вздымалось лёгкими волнами, подчёркивая каждое движение, а Эван держался столь спокойно, что казалось, будто они вдвоем, где-то между тесных и темных коридоров, репетировали этот танец уже много раз.       Музыка становилась всё громче, ритм усиливался, заставляя танцующих ускоряться. Рейна и Эван, затанцевавшись, начали делать чуть более рискованные шаги — поддержка, плавный поворот, подъём. Всё выглядело настолько профессионально, что присутствующие в зале, на пару с Профессором и завхозом, казалось, на миг забыли дышать.       Пластинка остановилась, и в помещении воцарилась тишина.       — Прекрасно, — громко объявила Минерва, хлопнув в ладоши. — Вот, на кого вам всем нужно равняться.       Она жестом указала на Рейну и Эвана, и на лицах нескольких студентов тут же отразилось смущение. Вандербум, впрочем, выглядела абсолютно спокойной, лишь слегка пригладила волосы, когда отпустила руку Эвана. Тот, сдержанно кивнув ей, сделал шаг назад.       Джорджу показалось, что Рейна мельком посмотрела на него, но её взгляд тут же вернулся к Эвану, который сказал ей что-то тихое, отчего она коротко улыбнулась.       Улыбнулась.       Она ему улыбнулась.       — С таким мастерством, как у вас, — раздался голос Минервы, вырвав его из раздумий, — занятия вам больше не нужны.       На лицах многих студентов отразилось облегчение, некоторые же — в частности Рейна — остались совершенно невозмутимы. Но стоило паре сделать шаг назад, чтобы освободить место, как Минерва резко подняла руку, останавливая их.       — Где вы так научились танцевать? — поинтересовалась она, взгляд её был пристальным и цепким.       Ведьма чуть приподняла бровь, явно собираясь уйти от ответа, но Эван оказался быстрее:       — На балах, профессор.       — Ага, — вторила Рейна, скрестив руки на груди.       Минерва, нахмурившись, прошлась вдоль ряда, скрестив руки за спиной.       — А Энчантерский круг вы знаете?       Эван хмыкнул, а Вандербум замерла, слегка сузив глаза. Наконец, оба синхронно кивнули.       — Великолепно! — воскликнула Минерва, а лицо озарилось почти детским энтузиазмом. — Это именно то, что нужно!       — Простите, что? — Рейна впервые за долгое время подала голос отчетливо и ясно.       — Энчантерский круг, — повторила профессор с явным восторгом. — Я как раз хотела предложить директору добавить его в программу Святочного бала. Под него, как говорится, танцевал сам Мерлин! Попрошу вас продемонстрировать его остальным.       — А? — почти одновременно произнесли Рейна и Эван, их голоса прозвучали куда более синхронно, чем хотелось бы, вызвав по залу тихие смешки.       — Не волнуйтесь, — добавила Минерва, словно это должно было стать утешением, — после этого я отпущу вас с занятия и больше не потревожу.       Это, наконец, подействовало. Рейна выпрямилась, поправила манжеты на рукавах и, как по струнке, сделала шаг вперёд. Одна лишь мысль о том, чтобы покинуть этот зал и прекратить быть всеобщим центром внимания подействовали практически моментально. Эван ухмыльнулся и, следуя её примеру, шутливо склонился в низком поклоне.       — Вот и хорошо, — одобрила Минерва, повернувшись к Филчу. — Филч, будьте добры, смените пластинку.       Филч с ворчанием подошёл к граммофону, и спустя несколько мгновений в воздухе начала звучать торжественная, но спокойная мелодия.       — Энчантерский круг, — громко начала Минерва, повернувшись к остальным ученикам, что пытались слушать её, выстроившись в полукруг. — Это не совсем обычный танец, как, я надеюсь, многим из вас известно. Дама в этом танце представляет собой поток магии, чистый и неукротимый. А её партнёр — волшебника, который пытается этот поток обуздать и направить. Сама процессия происходит в одном общем круге, но так как у нас всего одна пара, то можем обойтись и без этого. Я очень надеюсь, что к торжеству мы соберем достаточно учащихся для демонстрации. И, мистер Поттер, — МакГонаггалл уставилась на Гарри. — Чемпионы будут обязаны поучаствовать. Так что, смотрите внимательнее.       Но внимательнее начал смотреть Джордж.       Голос МакГонаггалл звучал глубоко и торжественно, и, несмотря на лёгкие смешки из толпы, большинство студентов слушали её внимательно.       Рейна и Эван заняли место в центре зала. Оба слегка поклонились друг другу, но в их жестах читалась шутливая насмешка, что не укрылось от глаз остальных.       Или одного единственного.       Или ему показалось.       — Готова? — тихо спросил Эван, небрежно протягивая руку.       — Нет, — сдержанно ответила Рейна, касаясь его ладони.       Минерва шагнула в сторону, и первые аккорды более быстрой мелодии наполнили воздух, обещая захватывающее или же, наоборот, жалкое зрелище.       Джордж, буквально не моргая эти несколько минут, глубоко вздохнул. Ему хотелось улыбаться от того, что Рейна опять нехотя вылезает из своей зоны комфорта, но смотря на Торнхилла рядом… И откуда ты вылез такой?       Первые звуки мелодии заполнили помещение, и все, кто стоял в полукруге, невольно задержали дыхание. Музыка была словно из другого времени — её ритм, вначале спокойный и мерный, постепенно уносил всех мыслями в эпоху величественных замков, древних обрядов, правлению друидов и… тех, кого сейчас принято обзывать культистами.       Вот, откуда Вандербум знала этот танец. На балах и званых ужинах такое не танцуют, если конечно организаторы не являются поклонниками всего старинного и затихшего. Но на собраниях Ковена, в садах под Критом или в доме Рэгдоллов — ещё как.       Рейна и Эван начали двигаться, описывая небольшой круг вокруг друг друга. Их шаги были медленными, почти церемонными, но с каждым тактом музыка добавляла энергии, а движения становились всё более уверенными. Вандербум держалась прямо, с горделивой осанкой, от которой уже побаливала спина, стараясь не сильно вникать в происходящее. Ей оно не нравилось. Торнхилл двигался грациозно, но осторожно, явно стремясь не только соответствовать ритму, но и не отставать от ведьмы.       Толпа следила за ними в полной тишине. Даже самые разговорчивые вдруг умолкли, их внимание было приковано к паре в центре зала.       — А чего Вандербум не умеет делать? — тихо прошептал Фред, обращаясь к Джорджу, который, казалось, не слышал брата из-за писка в ушах.       Эленора, стоявшая неподалёку, сцепила в ладони в замок, улыбаясь и покачиваясь в такт.       Эван первым протянул руку вперёд, предлагая соединить пальцы. Рейна, словно сомневаясь, на миг замерла, но, услышав ускоряющийся ритм, сделала шаг навстречу. Их руки встретились, а затем быстро разъединились, словно неприятная и режущая кожу вспышка молнии, после чего они одновременно отступили назад. Начали меняться местами, плавно обходя друг друга, а их руки теперь то соединялись, то расходились.       Фред, стоявший рядом с братом, повернулся к Анджелине и фыркнул.       — Интересно, сколько раз Эван репетировал перед зеркалом, чтобы выглядеть таким уверенным.       — Я бы не сказала, что он единственный, кто выглядит уверенно, — заметила Анжелина, кивнув на Рейну, а после медленно переведя взгляд на Джорджа.       Фред этому намеку кивнул, не очень-то уж и тихо прошептав:       — А кому-то тут этого явно не хватает, да?       Рейна чуть приподняла юбку, делая лёгкий поворот, и на мгновение показалось, будто её движения начали напоминать поток воды. Эван поймал её руку в нужный момент, и они вместе закружились, теперь уже словно ветры, охватывающие друг друга.       Минерва, сложив руки на груди, не скрывала довольной улыбки. Её глаза блестели, словно она вернулась в своё далёкое детство, где сама когда-то могла видеть этот танец.       Музыка ускорялась, и вместе с ней пара начала двигаться резче, энергичнее. Их шаги перекликались с яркими нотами, движения становились всё более синхронными. Вандербум делала резкие повороты, почти обрывая контакт, но Торнхилл каждый раз возвращал её к себе с чётким, уверенным жестом, словно действительно пытался «обуздать» поток магии.       Гермиона тихо ахнула, когда Эван поддержал ведьму за талию, и та, оттолкнувшись от пола, сделала лёгкий прыжок, который выглядел как возвышенное завершение одного из сложных переходов мелодии.       И вот, под самый пик мелодии, они резко остановились друг напротив друга, их руки соединились в точном синхроне. Кисть к кисти, пальцы слегка переплелись, и вдруг между ними пробежали искры.       Не те искры, вы не подумайте.       Магические искры, золотистые, как закатное солнце, мягко осветили их лица, словно подтверждая, что танец завершился хорошо. При идеальной гармонии между партнерами искры могут становиться настолько масштабными и зрелищными, заставляя других на мгновение слепнуть. Зрители тихо зашептались, кто-то даже невольно зааплодировал, но тишина всё ещё витала в воздухе.       Музыка смолкла, и пара отпустила друг друга. Рейна слегка поклонилась, а Эван, усмехнувшись, ответил ей шутливым реверансом.       — Великолепно! — громко объявила Минерва, снова хлопнув в ладоши. — Это было именно то, что я хотела увидеть.       Она обвела зал взглядом.       — Учитесь, — продолжила она, делая акцент на каждом слове. — Если кто-то сможет повторить хотя бы часть того, что показали мистер Торнхилл и мисс Вандербум, я буду считать урок успешным.       Затем, махнув рукой, Минерва добавила:       — Можете быть свободны.       Рейна и Эван, не говоря ни слова, поклонились ей и направились к выходу. Джордж проводил их взглядом, чувствуя странное, тяжёлое ощущение в груди, которое он никак не мог объяснить.       А когда Уизли заметил, что «парочка» остановилась и начала болтать в дверях, то в тот же миг того накрыло огромной волной.       Он, что, трус какой-то? Когда это Джордж вообще так себя вел и чувствовал? Почему резко и неожиданно словно перестал быть собой?       Джордж ощущал, как его сердце сжимается всё сильнее, пока он смотрел на фигуры Рейны и Эвана, стоящих у двери. Они о чём-то разговаривали — просто разговаривали, но от этого у него внутри будто что-то разрывалось. Почему это так злило его? Почему казалось, будто он упускает что-то важное?       Горло пересохло. Джордж сжал кулаки, стараясь взять себя в руки, но всё, что видел перед глазами, — это её лёгкий поворот головы в сторону Торнхилла, то, как она спокойно слушала, а потом коротко ответила. Она не улыбалась, но её лицо выглядело таким непринуждённым. Таким спокойным. Оно было таким, когда она разговаривала с ним?       Джорджу стало тошно. Это было нелепо. Он сам всё усложнил. Все эти недели, он, думая, что держит дистанцию, делал только хуже. Убегал, игнорировал её, потому что её присутствие заставляло его чувствовать себя странно — не таким, каким он привык быть. Он любил быть собой — лёгким, шутливым, раскованным.       Или с ней он всё же был собой и только из-за самого себя перестал им быть?       Близнец взглянул на Фреда, который стоял рядом и наблюдал за происходящим с непроницаемым выражением лица. Но стоило Джорджу двинуться к нему, как Фред, будто почувствовав, что брат вот-вот сорвётся, кивнул, даже не спрашивая ничего.       — Прикрой меня, — бросил Джордж тихо.       Фред только ухмыльнулся, (а казалось, что готов запищать от радости), но в его глазах мелькнула тень облегчения, словно он ждал, когда брата наконец попустит. На его памяти это был первый такой затяжной случай самокопания. Да, из них двоих именно Джордж любил себя накрутить время от времени, задуматься о чем-то глубоком, погрузиться в чувства и закрыться на пару часов. Часов. Не дней. Не полторы недели.       Фред скрестил пальцы, надеясь только на самый лучший исход событий. И не важно, какой для кого будет лучшим.       Рейна и Эван уже почти покинули зал, и Джордж ускорился, стараясь двигаться бесшумно. Он не мог позволить себе ещё и смущение.       Но стоило ему приблизиться, как он услышал, что Торнхилл заговорил снова:       — Так что, Вандербум, пойдём на бал вместе?       Прозвучало, словно гром. Джордж замер, спрятавшись за выступом стены. Он не мог заставить себя вмешаться, не мог даже двигаться. Сердце бешено колотилось в груди. Это уже третий. Третий. А ты даже не попробовал за всё это время. Даже не подумал.       Рейна молчала. Она стояла неподвижно, явно раздумывая над предложением.       — М-м-м-м, — наконец протянула та, и Джордж чуть ли не задержал дыхание. — Думаю, нет.       Облегчение обрушилось на него, как волна, но ненадолго.       — Почему? — спросил Эван. В его голосе звучала лёгкая насмешка, но Джордж услышал в ней и укол уязвлённого самолюбия.       Рейна медленно повернулась к нему, и её тон стал холодным, словно лёд:       — Потому что я не хочу.       Эван усмехнулся, но не отступил. Он сделал шаг ближе, и их голоса стали тише, превращаясь в ритмичный обмен колкостями, которые Джордж едва различал.       Эван наклонился чуть ближе к Рейне, едва заметно прищурившись.       — Серьёзно, считаешь, что можешь обойтись без компании на балу?       Она скрестила руки на груди, глядя на него снизу вверх:       — Какой у тебя странный интерес к моему досугу, Торнхилл. А знакомы всего полчаса, кажется.       Эван коротко рассмеялся, будто ведьмины слова показались ему забавными.       — Просто подумал, что тебе стоит напомнить, — парень выпрямился, засунув руки в карманы. — Что может лучше перестать быть мышкой и согласиться? Знаешь, как на нас смотрели?       Рейна фыркнула, не скрывая презрения:       — Знаешь, под большим эго обычно скрывается… Ну, — ведьма скривилась, глянув на Торнхилла. — Ты знаешь, да.       Джордж прикрыл рот рукой, чтобы не прыснуть.       Эван не выдержал и слегка наклонился к Вандербум, юношеский голос стал тише, но в нём сквозила дерзость:       — Я проявил великодушие, что подошел к такой, как ты. Тебя все курсы стороной обходят, не замечала? А знаешь, почему?       — Удиви? — Вандербум фыркнула, изогнув брови.       Эван ухмыльнулся и, делая ещё один шаг ближе, прошептал:       — Да потому что думают, что ты либо зажимаешься с этим старым и мерзким Грюмом в кабинете, либо просто редкостная сука, по-видимому, ещё и недотра…       Но прежде чем Эван успел договорить и Рейна успела ответить или вытянуть лицо в полнейшем ужасе, из-за угла раздался твёрдый, резкий голос:       — Повтори?       Рейна тут же закатила глаза, обернувшись на звук. Санта-Барбара, серия сотая, ей Богу.       Но несмотря на сказанные ранее ей в лицо довольно мерзкие слова, тепло, от появления Джорджа, разлилось по телу. Ведьма даже проморгалась, думая, что ей уже привиделось. Уизли подошел! Впервые! За полторы недели!!!       Эван повернулся к Джорджу, как раз подошедшему поближе.       — А, Уизли, не обращай внимания, — насмешливо бросил Торнхилл, скрестив руки. — Провожу воспитательную беседу и ставлю змейку на место.       Джордж шагнул ближе. Спокойно, насколько мог. Но из-за того, что последние дни его прям и переполняли эмоции, а теперь появился ещё и отличный повод начистить кому-то личико, держался плоховато.       — Что-что ты ей сказал, Эван?       Эван лишь усмехнулся, но в его глазах сверкнула тень раздражения.       — Джо, ты братика по пути потерял, что ошиваешься коридорами? — засмеялся Торнхилл, думая, что Уизли всё же окажется на его стороне. Но всё же, Эван был быстрее своих мыслей. — О, неужели ты не видел? Я пытался проявить дружелюбие, но, кажется, кто-то слишком высокого мнения о себе. Хотя чему тут удивляться? Ты сам ведь из тех, кто привык довольствоваться малым. Твоя семья — лучший тому пример.       Джордж ощутил, как внутри всё закипает. Точно, поэтому он и его компания не водились с Торнхиллом — кроме того, что тот был другом Седрика, так он ещё, вопреки гриффиндорской вышивке на мантии и галстуке, часто проводил время со слизеринцами.       — Осторожнее выбирай слова, Торнхилл, — процедил он, сжимая кулаки.       — Почему? Боишься, что правда заденет? — Эван наклонился чуть ближе, ухмыляясь. — Или ты настолько привык к жалким подачкам, что не можешь выдержать, когда кто-то указывает на очевидное?       Но прежде чем Джордж успел что-то ответить, голос Рейны раздался так резко и властно, что Эван буквально вздрогнул.       — Тебе колени переломать или сразу Круциатусом запустить?       Ледяной. Угрожающий. И полностью серьезный тон. Эван отступил на шаг, лицо побледнело, и он застыл, выпучив глаза.       Рейна медленно повернулась к нему:       — Выбирай, — Вандербум, не раскрещивая рук, а наоборот, сильнее сжав пальцами предплечья, сделала шаг вперед. — Я же сука редкостная. Если ты сейчас же не замолчишь, Торнхилл, я лично позабочусь о том, чтобы ты на этом балу оказался не с партнёршей, а в больничном крыле. Ты меня понял?       Эван сглотнул, отвёл взгляд и, едва заметно нахмурившись, развернулся, чтобы уйти.       — Идиот, — тихо бросила Рейна ему вслед, прежде чем повернулась к Джорджу. — А ты, — она смерила его холодным взглядом, — что здесь делаешь?       Джордж только открыл рот, чтобы ответить, но Рейна, подняв руку, быстро добавила:       — Знаешь, что? Даже не отвечай, — сделала паузу, видимо, чтобы поубавить накативший гнев, но со следующей фразой можно было понять, что не особо то и получилось: — Как и полторы чертовы недели до этого.       И, развернувшись, она спокойно направилась прочь, оставляя Джорджа стоять в полном замешательстве.       Фред стоял рядом с Эленорой, оба буквально замерли за углом, не проронив ни слова во время напряжённой сцены между Рейной, Джорджем и Эваном. Когда Джордж покинул зал, Мунбрук пришлось сменить партнера и тот сбил её с ног так, что Профессор тут же направила девушку в больничное крыло, а Фред вызвался проводить, чтобы после нагнать брата. Но тут же, услышав перепалку за поворотом, они решили никуда не идти. Когда Торнхилл наконец отступил и Рейна с ледяной уверенностью двинулась прочь, Фред тихо, но от души выругался.       — Иногда мне кажется, что он приемный, — прошептал он себе под нос, глядя на брата, который так и остался на месте, будто врос в пол. — Ну, это в шутку конечно.       Эленора покосилась на Уизли, слабо качнув головой:       — Знаешь, это не в первый раз, когда я вижу Рейну такой злой. Привыкаешь.       Фред повернул к ней голову, удивлённо приподняв брови.       — Неужели? — протянул он, скрестив руки на груди.       Эленора смущенно хихикнула:       — Если не заметил, мы соседки по комнате. От неё многого наслушаться можно.       Фред задумался, потёр подбородок, а потом с явным любопытством спросил:       — А ты случайно ничего странного… не замечала? — а потом добавил, не выпуская из головы свою гипотезу. — С её кошкой?       Эленора моргнула, не понимая, куда он клонит.       — Кошкой? — повторила Мунбрук, нахмурившись. — А что с её кошкой?       Фред махнул рукой, явно осознавая, что затронул тему, которая, похоже, не имела для неё смысла.       — Забудь, — пробормотал он, делая шаг в сторону, словно собирался дать Джорджу пинка за его бездействие. — Ещё чуть-чуть, и она уйдёт, а этот болван так и останется стоять тут, как гоблин на перепутье.       Но прежде чем он успел двинуться, Джордж, до этого неподвижно стоявший в коридоре, резко выдохнул, будто собираясь с духом, и направился следом за Рейной.       — О, хвала Мерлину и всем святым в этом мире, — выдохнул Фред, наблюдая за ним.       Эленора покачала головой, замяв пальцами край мантии:       — Думаешь, это хорошая идея?       Фред ухмыльнулся, склонив голову к плечу.       — Да отличная, — он с лёгким смешком пожал плечами. — Уже надоело видеть, как мой брат уже больше недели нормально не спит, не ест, постоянно витает в своих мыслях, но решает упорно игнорировать причину.       — Просто Рейна, ну… — вздохнула Мунбрук. — Тоже какая-то не такая в последнюю неделю. Постоянно в своих мыслях, ходит по комнате кругами, чертыхается, и, думаю, отказывает всем из-за…       Уизли и Мунбрук одновременно взглянули на друг дружку, словно их осенило в тот же миг.       Эленора отмерла первой:       — Оу…       — Ну, если с Джорджиком для меня и так всё было понятно, то вот Вандербум… — Фред задумался, а потом резко прыснул. — О, Боги, у него получилось.       — Получилось что? — непонимающе переспросила Мунбрук.       — Растопить лёд, — Уизли улыбнулся во все зубы, вздохнув полной грудью. — О, точно, больничное крыло. Пойдем-ка.       Рейна шагала по коридору, не оглядываясь. Каждый шаг звучал в тишине, словно отголоски былой решимости. Но в груди ведьминой всё равно было тяжело, несмотря на усилия скрыть это. Она старалась не думать о Джордже, о том, что он сейчас, возможно, идет за ней, и вообще — что она должна чувствовать по поводу этого всего. Хотела лишь поскорее скрыться в тени своих мыслей и вернуть себе ту бескомпромиссную дистанцию, которая так уверенно отделяла её от всех остальных.       Но как только она прошла несколько шагов, знакомый голос произнёс её имя.       — Рейна, подожди.       Она не остановилась. Это было просто невыносимо. Почему он снова решил появиться и поговорить, после затишья? Что теперь ему нужно, спрашивала себя Вандербум, ощущая, как от всего этого закипает в ней раздражение. Она ускорила шаг, но голос Джорджа опять прозвучал за спиной — на этот раз решительно и даже немного настойчиво:       — Я хочу поговорить с тобой.       Рейна, не останавливаясь, лишь пожала плечами, ускорив шаг. Так легко игнорировать его, когда всё в ней словно протестует. Вандербум не понимала, что всё это значило. Ведь он сам её игнорировал, а теперь тут опять… Защитник, блин, нашелся. Он ещё и подслушивал!       — Ну дождик!       Нет. Нет-нет-нет, иди вперед. Ускоряй шаг. Рейна. Опять беги от решения проблем, как ты и делала до этого. Это же намного проще, да?       Собственный голос в голове заставил сделать ту обратное — замедлиться. Джордж, не отставший, накрыл её плечо рукой, заставив Рейну полностью остановиться.       — Извини, — произнес Уизли, но в голосе его не было обычной лёгкости. Там был какой-то налёт тяжести, какой-то совершенно новый тон, которого Рейна не ожидала.       Она резко обернулась, почти застыв от удивления.       — Что? — Вандербум была спокойна, но в глазах — знакомая искорка, свинцовая, полная раздражения. — За что «извини»?       Он замялся на мгновение, как будто не знал, с чего начать.       — За то, что игнорировал тебя, — уверенно ответил Джордж, отдаваясь на растерзание то ли зверю дикому, то ли совести собственной. — Ну, если ты, конечно, заметила, что я тебе игнорировал… Мне нужно было немного времени, чтобы…       — Если я, конечно, заметила? — без злости, с одном лишь неприятным холодком переспросила ведьма. — О, я заметила.       — Прости, пожалуйста, — выдохнул Джордж, прикрывая глаза. — Надо было побыть одному.       Вандербум лишь глубоко, даже слишком, вздохнула:       — Иногда я забываю, что вам тут всем по шестнадцать лет и у вас нет мозгов.       — Говоришь так, словно в восемнадцать что-то меняется, — хмыкнул Джордж, наконец позволив себе долгожданную и легкую, привычную улыбку.       — А ты стрелки не переводи, — фыркнула Рейна, едва не потеряв самообладание. — Я тоже люблю себя посамодрочевать.       — Ухты, слово какое интересное, — слегка опешил Уизли, но тут же пожалел.       Вандербум моментально взглядом прожгла в нем дыру.       — Я неделю ходила, думала, что что-то сделала или сказала не то, — призналась честно та, заставив Джорджа неподдельно удивиться. — И что, теперь ты хочешь, чтобы я просто такая: «О, всё в порядке, Джордж, ничего страшного»?       Конечно, Вандербум не собиралась договаривать о том, что месяцем ранее мечтала, чтобы тот от неё отстал, а теперь резко передумала. Не хотелось выглядеть глупее него самого. Джордж слушал её, внимательно, переваривая каждое слово. Его взгляд на миг стал мягче, как будто он сам только сейчас осознал, что не обратил должного внимания. Ибо он даже и не думал о том, что это могло её задеть. Ему казалось, что та только и рада будет или как минимум ничего не заметит.       И всё же, не было там никакого льда. Джордж внезапно понял, что Рейна, может быть, и головоломка, но не такая уж и недосягаемая. Она ведь точно такая же, как и он сам.       И он обычный подросток со своими чувствами и гормонами, (о которых, понятное дело, говорить он не собирался), и она — обычный подросток, ну, может просто чуточку рациональнее.       Джордж протянул ей мизинец, улыбнувшись.       — Мирись, мирись, мирись и больше не дерись?       — Ты издеваешься? — фыркнула Вандербум, привычно закатив глаза.       Но спустя пару секунд всё-таки протянула и свой мизинец, скрепив пальцы вместе.       — Пойдешь со мной на бал? — прервав затянувшуюся паузу, первым заговорил Джордж, взглянув девушке в глаза.       Рейна взглянула на него так, словно собиралась убить. Задушить просто руками. Между ей и всем остальным миром — огромная пропасть. Такая широкая, что чувствам её не пересечь. Крики глохнут, и той стороны достигают лишь стоны и мычание. Но Вандербум вздохнула, разжав мизинцы.       — Я подумаю, — по привычке ведьма закатила глаза, вздыхая. — Два приглашения за один час это уже слишком.       И теперь, разворачиваясь, её уже никто не останавливал.       «Я подумаю».       Ну, а что? «Я страдала, и ты пострадай!».       Спустя пару шагов Вандербум замедлилась.       Стоп.       Какое страдала? Какое пострадай? Тебе сто с приличным хвостиком лет, а ты всю неделю пробегала только с одной конкретной мыслью и только с одним именем в голове.       Рейна, ау, прием.       Что происходит?       Что с тобой происходит? Что происходит с твоим мозгом?       И почему ты идешь, думая об этом всём и улыбаешься, пока никто не видит?       Рейне кажется, что она сходит с ума.