Contra spem spero

      Два дня подряд Рейна ощущала себя полностью никакущей. Она просыпалась от кошмаров, вытирала слезы, пила одолженную у соседки настойку и потом весь день ходила помятая, как не накрахмаленное одеяло. Близнецы Уизли на этих выходных позволили ей немного выдохнуть и та даже не представляла, что они могут быть такими более или менее спокойными и располагающими. Скорее всего, они даже не подозревали, как их слова смогли успокоить, пусть даже они и думали, что Вандербум всё это время переживала из-за слухов или слизеринцев. Переживала она не из-за этого, но оказанную поддержку оценила и смягчилась.       Но вот в понедельник ей приснилась тройная луна, и Вандербум резко подскочила на кровати, распахивая серые глазища. Между лопатками, чуть ниже шеи, малоприятно припекло.       Черт. Черт, черт, черт…       Только не это. Только не Ты.       Нежданно-негаданно, но такой звоночек был для Рейны значительнее любой другой проблемы, нависающей над ведьмой. Та устало потерла руками лицо, краем глаза подмечая, что соседка и сегодня не спит, сидя над книжками допоздна. Эленора, оторвавшись от чтива, разглядывала Вандербум предельно осторожно, с какой-то собственной только ей печалью во взгляде.       Но ко всем чертям Эленору и её напуганный взгляд! Вандербум готова была подорваться прямо сейчас, стремительно направившись в кабинет к Директору, высказывая тут же пришедшие в голову опасения. Старый хрен! Чертов колдун! Знал же, о, он прекрасно знал! Знал и знает, по каким ещё причинам Рейне не следовало возвращаться. Лихое дело, ещё же двух месяцев не прошло, как прошлое уже бегло наступает той на пятки. И вот это, в отличие от каких-то детских нападок, тупых слухов и прочей дребедени, действительно её беспокоит. Пугает. Страшит.       Долбанная школа, долбанный лес, долбанная статуя.       Вандербум сделала глубокий вдох. Сейчас глубокая ночь. Куда она побежит? А что скажет, если поймают? «Извините, понимаете, мне сто с хвостиком лет, я тут в вашей школе спрятала одну из своих сфер с древней магией, властительница которой уже дышит мне в спину и махает приветственно ручкой во снах, и, наверное, поэтому мне нельзя было возвращаться сюда надолго, но ваш Директор запихнул меня на учебу, кстати, обо всём наверняка зная, и, кстати, я иду к нему!» — вот так? Идиотизм в скорой прогрессии.       Рейна вновь потерла лицо руками. Интересно, представляла ли её соседка, всё ещё вытаращиваясь на ведьму, как много мыслей пронеслось у Вандербум в голове, прежде чем та убрала руки от лица, медленно вставая с кровати? О скольких вещах за всю свою жизнь Рейна успела пожалеть?       Всё ещё под сопровождением взгляда голубых очей, Рейна выудила из чемодана пергамент, перо и чернильницу. Оперевшись на тот же чемодан, девушка макнула заточенный кончик пера в чернила и начала размашистым почерком выводить:

«Г. Р.

Книжный магазин «Арканум».”

      — Что ты делаешь? — зазвучал встревоженный голос Мунбрук где-то над ухом.       Вандербум резко развернулась, одаривая соседку не самым приятным, леденящим душу взглядом.       — Пишу письмо, — однобоко ответила ведьма, возвращаясь к пергаменту.       — Кому? — продолжала Эленора.       — Другу, — холодно ответила Рейна, закусив губу.       Блондинка проморгалась, оглядев соседку по комнате ещё раз. Аккуратно положив раскрытую книжку на пол, та придвинулась к Вандербум, закутываясь в вязаный кардиган сильнее.       — Ночью? Подрываясь от кошмара? — не успокаивалась Мунбрук, заламывая пальцы. — Рейна, у тебя всё хорошо? Может, стоит обратиться за помощью? К Дамблдо…       — Эленора, — практически рявкнула на неё Рейна. — Я превращу тебя не в таракана, а в росточек мандрагоры, посажу в Запретном лесу и тебя никто не найдет, если ты сейчас же не отстанешь со своими тупыми вопросами и не уткнёшься в свою конченую книжку.       Когда Мунбрук тут же замолчала, Рейна выдохнула, вновь опуская кончик пера в чернильницу. Помедлила, прежде чем перо коснулось пергамента и та порывисто и быстро выводила дальше: «Поиски сферы пока не увенчались успехом. Теперь мне кажется, что времени мало. Я слышала шепот. Я нашла то заброшенное место. Я видела статую. И в скором времени, если не уже, она найдет и меня. В этой школе и до этого невозможно было спокойно продолжать поиски, но теперь, как и можно было предположить, всё обернулось куда хуже. Есть предположение, что меня решили загнать в угол. Эта школа как была ненормальной, так и осталась. Не знаю, почему ты решил прислать ко мне Никки, но если ты думал, что мне нужна лишняя пара ушей и глаз, то очень сильно ошибался. Без сферы я продержусь ещё год, в лучшем случае — полтора. При таком раскладе ещё немного и я смирюсь с исчезновением. В ковене говорили, что четырнадцать лет назад родилась новая хранительница. Это точно, ведь в ночи светилась тройная луна. Пусть эта сука взывает к ней, а не ко мне. Я хочу продолжить существовать, но уж лучше обратиться пылью, чем пасть от мстительной руки Матери. По сравнению с ней, иссыхание — благодать. Или, как вариант, можно отыскать ту новую хранительницу и прибить, забрав силу. Жду твоего мнения.

От материи к звездам,

Твоя Р. В.»

      Вандербум, поставив точку, выдохнула с неимоверным облегчением. Пробежалась по написанному ещё раз — ну и выдала! Записки помешанной и сумасшедшей. На самом деле, так много хотелось изложить для «Г.Р.», рассказать обо всем, о каждой минуте, но паника захлестнула с головой, не оставляя пространства в голове для размышлений. Он бы понял. Он бы забрал её отсюда и они все вместе придумали бы новенький план, где не было бы никакого шепота, таинственной тропинки в лесу и… что там ещё было? Всё, везде и сразу!       Девушка сглотнула. Нет, вот тут она перестаралась точно. Чертыхнувшись себе под нос, Вандербум разорвала пергамент на маленькие кусочки, и вытащив палочку, сожгла их с помощью инсендио.              Ну и дура. Боягузка. Слабачка.       Рейна наблюдала, как обугленные кусочки пергамента плавно осыпались на пол. Огненная вспышка иссякла, оставив после себя лишь едва заметный след пепла. Её сердце все ещё колотилось, и она ощущала, как по телу прокатывается дрожь. Только сейчас, когда пергамент сжёгся, она осознала, насколько глубоко её охватил страх.       Но почему? Почему теперь? Ведь луна уже являлась к ней во снах. Шепот звучал уже не раз, и, хоть и приносил беспокойство, ничего ведь по-настоящему после этого не происходило. Усталость удваивала панику стократно. И головная боль, эта чёртова головная боль, — возможно, именно она и виновата. А может, и сама Рейна виновата, и никто другой не виноват.       Вандербум закрыла глаза, провела руками по лицу, потом зажала виски, пытаясь избавиться от резкой вспышки боли, прочно засевшей в голове. Нужно было успокоиться. Всё не так уж страшно, если взглянуть трезво. Письмо было глупостью. Глупостью, которую не стоило писать, а уж тем более отправлять. У «Г.Р.» и свои проблемы есть.       Устала. Ведьма просто устала. Все её попытки вернуть утраченные силы, все эти поиски, которые не увенчались успехом, — всё это истощило её гораздо сильнее, чем та хотела бы признать. Да и мысли о том, что она снова медленно угасает, оказались ещё более изнуряющими. Но сдаться Вандербум не могла.       Хотела. Не могла.       Но у неё тоже есть право хоть раз-два-три-сто почувствовать себя слабой. Рейна имеет полное право впасть в истощающую хандру. Она не выбирала этот дар, не хотела становиться хранительницей, не хотела заиметь на спине клеймо. Её просто угораздило родиться в свету тройной луны.       Даже спустя столько лет — она всё ещё человек, живой человек, испытывающий море эмоций и чувств. Мудрость приходит с опытом и со временем, которое та удачно просопела, а спокойствие приходит только под руку с одиночеством.       И несмотря на приличную гору лет за своей спиной, ведьме ещё предстоит наверстать упущенные ужасы жизни. Ну, хотя, почему только ужасы?       Пока Рейна пыталась собраться с мыслями, услышав шорох за спиной, обернулась. Эленора всё ещё не уходила. Не сдвинулась с того места, где стояла перед этим. И, более того, она всё наблюдала за ней, тихо, как мышка.       — Рейна… — тихий голос Мунбрук нарушил тишину комнаты. — Может… надо что-то?       Мунбрук, даже прислушиваться к тону не пришлось, действительно была обеспокоена. Смотрела она на Рейну с каким-то глубоким, неподдельным сочувствием. Её мягкий голос и светлые глаза, немного тревожные, но сами по себе меланхоличные, неожиданно задели что-то внутри ведьмы.       Что-то такое, уже давно притрушенное добротным слоем пыли.       Устало вздохнув, Рейна кивнула, не отрывая взгляда от места, где только что лежал сожжённый пергамент.       — Всё в порядке, — произнесла та, хотя даже не верила собственным словам.       Но Мунбрук не отступила. Она сделала несколько шагов к ней, села с края чемодана на пол и, укрыв плечи своим кардиганом, словно успокаивая саму себя, аккуратно заговорила:       — Ты не должна всё держать в себе, знаешь? Если тебе плохо, то… ну, можно ведь поговорить. Или хотя бы попробовать.       Рейна взглянула на неё практически обессилено. И свинцовый взгляд её уже не таким ледяным и отстранённым, как обычно.       — Поговорить? — переспросила Вандербум. Голос дрогнул.       И прежде, чем соседка успела подумать, что брюнетка сможет упасть лицом в пол навзрыд, Рейна… залилась хохотом. Практически истеричным. Будто весь накопленный ужас и напряжение вырвались наружу в форме неожиданного хохота. Эленора слегка отшатнулась, не зная, что делать: смеяться вместе с ней или пытаться утихомирить. Хоть они живут в одной комнате не так долго, однако у Мунбрук выражение «Несмеяна» для Рейны уже укоренилось в голове. Но, услышав, как смех соседки переходит в кашель, та всё же осторожно приблизилась.       — Рейна, — мягко сказала она, дотрагиваясь до её плеча. — Я не хотела тебя задеть или… Я просто…       — Я диву даюсь, — перебила её Вандербум, утирая слёзы. — Поговорить.       Вандербум резко выдохнула, ощущая, как остатки истерики покидают её, оставляя после себя пустоту. Но в этой пустоте было и нечто другое — какая-то странная лёгкость. Если бы все её проблемы решались одним только смехом, ладно, истерикой, то она бы уже давным-давно набилась к братьям Уизли в лучшие друзья.       О, что-то новенькое появилось и тут, практически моментально — близнецы перестали ассоциироваться лишь с раздражением. Мимолетно о них вспомнив, Вандербум даже приободрилась.       Неуверенно наклонившись к Рейне ещё ближе, Эленора зашептала:       — Иногда просто сказать вслух — уже помогает. Мама мне часто так говорила.       Рейна нахмурилась, чувствуя, как слова соседки медленно, но верно продалбливают в каменной стене дыру. Долбят прямо в грудную клетку, переламывая ребра, оголяя легкие, а за ними то, что давно отсырело и засохло — сердце. Вандербум хотела ответить колкостью. Но сил не было. Была только усталость. И эта тишина, что заполняла комнату, неожиданно перестала быть такой мучительной.       Спокойствие нагнало.       Но оно же приходит только с одиночеством…       — Я знаю, — наконец произнесла Рейна, хрипло и честно. — О таком не говорят.       Эленора чуть улыбнулась. Казалось, и этого той было достаточно. Мунбрук, набравшись смелости, робко продолжила:       — Не хочешь поспать вместе? — и тут же соседка быстро замахала руками. — Не подумай! Это просто успокаивает. Можем спиной к спине или… ну… Не вечно же тебе сопли кошачьим хвостом вытирать?       Никки, видимо, только пробудившаяся, мяукнула из угла комнаты.       Рейна глянула крайне удивленно, приподняв брови. Это что за способ успокоения такой новый? Вандербум устало вздохнула, прикрыв глаза всего на секунду.       Видит Мерлин или Бог, она застряла. Не знает, что лучше для самой себя, а о других и речи не идет, хотя есть, кого оберегать. Даже мимолетной поддержки или успокоения может хватить на первое время, но всё равно будет недостаточно. Да и где её брать? Рейна хочет содрать с себя свою физическую оболочку, стать сгустком энергии, не имея возраста, не имея пола. Быть везде, знать всё, быть обитателем чужого разума, но только не своего собственного.       — Поспать вместе? — бормочет Вандербум себе под нос, не понятно для чего уточняя.       — Да, — кивнула Эленора, легко улыбнувшись. — Просто чтобы ты знала, что рядом кто-то есть.       Рейна вздохнула, ощущая, как внутри растекается что-то тёплое и немного непривычное. Ведьма не знала, что сказать. Всё это было странным, неуместным, но в какой-то мере… правильным? Желанным? Нет. Подходящим.       — Ладно, — свинцовые глаза открылись. — Но если ты захрапишь, — Вандербум пригрозила указательным пальцем: — Росток мандрагоры.       Эленора хихикнула, прикрыв рот ладонью, боясь спугнуть момент. Кивнула.       — Обещаю, буду тихой, — прошептала та, вставая.       Пересаживаясь на кровать, Рейна немного отодвинулась, освобождая место возле, и с какой-то неловкой осторожностью Эленора легла рядом. Вандербум в который раз вздохнула, выпрямилась и отвернулась, поджав ноги к себе. Спины легко соприкоснулись и тепло соседского тела было неожиданно успокаивающим. Нечто совершенно иное, чем одиночество, такое привычное, практически родное.       Рейна может поклясться самой себе, что когда-то давно, она с младшими сестрами: Скай, Солиной и Ауреей, делала точно так же.       Да, у родителей точно был явный странный вкус на имена.       Ведьма закрыла глаза, позволив себе расслабиться, хотя бы на мгновение. Пусть если тревога и паника были ещё где-то поблизости, а тройная луна уже больше никогда уж точно не покинет её голову, Вандербум позволила себе расслабиться. Чуть-чуть.       Странно, оказывается, это может быть приятно.       — Спасибо, — прошептала Рейна, едва слышно, словно сама себе.       — Всегда пожалуйста, — так же тихо ответила Эленора, улыбаясь темноте.       И небо осветила молния, за которой последовал раскат грома. Опять ливень, опять гроза. Осень. С боку подушки свисает пушистый хвост, за спиной волшебница с возможным синдромом спасателя и очень грустными глазами. Тепло.       Но кто же ты такая, Эленора Мунбрук?

***

      — Эй, недо-слизеринка! — в который раз закричали со стороны слизеринского стола за завтраком. — А ты такая же с приветом, как бабуля?       Рейна пережевывала яичницу. Ученики, осмелившиеся её задевать, не догадывались, насколько поверхностными были их попытки пробудить в ней хоть тень беспокойства. Максимализм, где эмоции бурлят на поверхности, где суждения резки и непреклонны, но далеки от истины. Они, не научившиеся взвешивать свои слова и действия, жили в черно-белом мире, где всё, что выходило за рамки их узкого восприятия, вызывало страх и неприязнь. Они атаковали не Вандербум, а свои собственные страхи и непонимания, не осознавая этого.       Эти временные вспышки — они проходили так же быстро, как возникали, оставляя за собой пустоту. И эта пустота была безвкусной, лишённой глубины. Стоило ли реагировать на тех, чьи слова и поступки рождались не из истинного понимания, а из чувства собственной неполноценности и страха перед неизвестным? Ведьма видела, как действительные искусы приходили не в виде злых насмешек или резких слов, а в тишине глубоких потерь, в тяжести одиночества, в бессмысленной смерти близких и разрушении мира вокруг.       Мир магов наполнен драмой, соперничеством и попытками доказать свою значимость. Рейна видела в этих вспышках не жестокость, а страх. Страх быть отвергнутыми, непонятыми, проиграть или остаться невидимыми. Поэтому Рейна выбирала молчание.       Сама. Такой. Была.       Но и за другими приноровилась наблюдать, каждый день проверяя сотни пергаментов, слушая разговоры рядом или хотя бы обращая внимание на обстановку вокруг.       Люди… Нет… Дети искусства. Они не спят ночами. Они плачут. А некоторые даже, обращаясь к друг другу, дискутируют: «Был ли прав Заратустра?», при чем зная, кто это! Они пишут в рефератах смыслы слезами одиозные. И эти дети бытуют, проживая сейчас всё самое суровое и грозное. Таких поэм и смыслов не напишет тепличное дитя, лелеянное, столичное.       Все они тут, от первого по седьмой курс, это краски на белый холст — они пишут красный мост, с которого прыгнули бы в море. Они проходят и будут проходить по самым темным улицам мира. Они познают все виды скуки. Они шагают через все виды преград.       Такие дети лишаются жизни. Такие дети с каждым днем крепнут. Такие дети сходят с ума и вновь восстают из пепла.       А Рейна что? А Рейна так… глядя на всё это, совершает променад. Туда-сюда, от теплиц после Травологии к кабинету Профессора Грюма. От спален в Большой зал, от него к коридорам, от коридоров к…       — Та стопка книг, — внезапно вырывает ту из самопознания Эленора, придвинувшаяся ближе. — Ты уже всё прочитала?       — А? — Вандербум оборачивается, проглатывая пережеванный белок. — А, да. Надо отнести обратно в библиотеку.       — Можно с тобой? — Мунбрук легко улыбается, но тут же с опаской отодвигается. — Не подумай, я не навязываюсь, просто мне по пути, надо взять одну книгу, и я решила, что если туда идешь ты… то могу и я… я не специально.       — Можно, — отвечает Рейна, пожимая плечами. Спустя секунду, понизив тон, добавляет: — Тебя так сильно заботит то, что о тебе подумают?       — Я… — Мунбрук подняла на однокурсницу глаза, разинув рот. — Нет, просто…       — Да мне не интересно, — вздыхает Рейна, вставая из-за стола. — Это тебе так, акт взаимопомощи. Подумай на досуге.       Эленора смотрела на неё с лёгким недоумением в глазах — то ли удивление, то ли внутреннее напряжение, пока через пару учеников, совсем недалеко, двое рыжих близнецов обменялись взглядами. Фред Уизли, склонившись над тарелкой с овсянкой, украдкой кивнул в сторону девушек.       — Ого, — пробормотал тот, не скрывая своего удивления. — Две чудаковатые сдружились?       Джордж, сидевший напротив, бросил на брата быстрый взгляд, но не стал отвечать сразу. Ему не хотелось обсуждать Рейну. После последнего неловкого инцидента, хотя Фред уверял его, что это было слишком круто, Джордж всеми силами старался избегать мыслей и разговоров. С ней. О ней. Про неё. Проблема была не в Вандербум, а в реакции на неё — реакции, которую тот не понимал и которая раздражала.       — Без понятия, — коротко ответил Джордж, слегка нахмурившись, стараясь сосредоточиться на жареной сосиске в тарелке.       — Ты всё ещё переживаешь? — с усмешкой переспросил Фред, скрестив руки на груди. — Мерлинова борода, ещё чуть-чуть, и ты превратишься в… Перси? О нет, тьфу-тьфу-тьфу, только в самых страшных ночных кошмарах.       — Брось, — легко вздохнул Джордж, пожимая плечами. — Ты же знаешь, что мне… — последнее он выдавил с трудом для самого себя. — Неловко.       Фред смерил близнеца крайне задумчивым взглядом. И хорошо, что Джордж всё продолжал буравить сосиску взглядом.       Иначе бы точно заметил во взгляде брата внезапно возникшую и пришедшую на ум, очевидно, гениальную идею.       — Мне, конечно, очень нравится то, что ты умеешь это признавать, дорогой мой клон, — Фред хмыкнул. — Но с решением этой проблемы тоже нужно что-то делать.       Тем временем Рейна, сделав пару шагов, замедлилась, глянув на Эленору, которая всё ещё сидела на месте.       — Ну, ты идёшь? — бросила Рейна через плечо.       Эленора быстро вскочила, пробормотав что-то вроде «да-да, конечно», и, торопливо подхватив свои вещи, двинулась следом за ней. Девушки вместе покинув зал, направившись к лестницам, с целью пройти в спальни и забрать учебники перед тем, как отправиться в библиотеку.       — Близнецы Уизли с тебя взглядов не сводят, — решает разбавить тишину Эленора, спускаясь за Вандербум.       Держа в руках стопку из шести книг в противовес одной пошарпанной книжке Мунбрук, Рейна закатывает глаза.       — Да черти шебутные они, вот кто, — язвит ведьма, сдувая со лба непослушную вьющуюся от влажности прядь волос.       Молча шагая в тишине несколько минут, Эленора, чувствуя, как тишь становится слишком тягостной, снова решила заговорить, но, похоже, на этот раз более открыто:       — А почему ты так на них реагируешь? — спросила она, слегка прищурившись. — Они ведь вроде… ну, просто дружелюбные?       — Дружелюбные? — переспросила та саркастично. — Ну, да, возможно. — Вандербум на секунду замедлилась, как будто взвешивая свои слова, а затем добавила с холодным презрением: — Просто я дружелюбием не отличаюсь.       Эленора угукнула, мысленно соглашаясь. Огладив корешок потрепанного томика, как позже разглядела Рейна, истории магии, Мунбрук решила больше эту тему не поднимать.       — Почему ты всё время извиняешься? — неожиданно спросила Рейна. — Кто-то из наших тебя тоже достает?       И не понятно, кого Вандербум сейчас величала «нашими» — гриффиндорцев или слизеринцев.       Эленора чуть замедлила шаг, а голубые меланхоличные глаза на мгновение расширились от непредвиденности вопроса. Соседка, как казалось Мунбрук, не была из тех, кто проявлял сочувствие или хотя бы интерес к другим людям, и уж тем более не задавала подобных вопросов.       — Нет… — тихо ответила Эленора, нервно потирая край книжки. — А что? Почему ты спросила?       Рейна бросила на неё взгляд, полный сарказма, и качнула головой.       — Уж очень хочется кому-то набить морду, — мрачно иронизировала ведьма.       — Кому-то конкретному? — осторожно спросила Мунбрук.       Рейна не ответила сразу. Задумалась.       Дамблдору, Грюму, отражению в зеркале…       — Пока нет, — бросила та после небольшой паузы. — Но не волнуйся, ты в списке не значишься.       — Пока не захраплю? — неловко хихикнула Эленора.       — А ты, смотрю, схватываешь налету, — слегка хмыкнула Рейна, толкая дверь в библиотеку от себя.       За ними сразу закрылось мягкое эхо скрипучих дверей, и тишина Хогвартской библиотеки окутала их, как плотное, вековое одеяло. Пространство между высокими стеллажами, заполненными пыльными томами, было наполнено лёгким шорохом страниц и едва слышными шепотами нескольких студентов, которые пришли сюда до начала занятий. Лампа где-то над их головами качнулась, отбрасывая тень между стеллажами. Рейна инстинктивно замедлила шаг, а взгляд блуждал по рядам книг. На мгновение ей показалось, что в одном из дальних проходов мелькнула рыжая макушка — и в голове тут же вспыхнула мысль о близнецах. Но их то в библиотеке та встретить точно не могла — не их полетов территория.       — Погоди, я распишусь, — тихо проговорила Эленора, указывая на стол, где сидела библиотекарша мадам Пинс.       Пока Мунбрук аккуратно заполняла читательский лист, Рейна не спеша оглядывалась, ожидая свой очереди. Её взгляд заскользил по высоким полкам, вдоль которых дремали старинные фолианты, некоторые даже наверняка кусачие. Взгляд Рейны задержался на дальнем конце библиотеки, где виднелась тяжёлая цепь, отделяющая запретную секцию.       Интересно, могла ли она, как ассистент преподавателя, получить доступ туда? Теоретически — да. Там, между полок, есть специальный отсек, скрывающий одну интересную дверь. А за этой дверью есть ещё более увлекательная секция. А если там ещё и портал сохранился, то Вандербум даже с удовольствием бы направилась исследовать залы, возведенные тысячи лет назад. Интересно, как много учеников и преподавателей знают, что под собой скрывает эта школа?       Интересно, интересно, интересно… Как необычно выходит. Пару месяцев назад Вандербум было вообще ни черта неинтересно.       — Я всё, — тронула её за плечо Эленора, демонстрируя ещё более старый и ветхий томик… опять по истории магии?       Вандербум кивнула, проходя к столу библиотекарши. Мадам Пинс смирила её недовольным взглядом:       — Имя?       — Рейна Вандербум, — ответила та, складывая книги на стол.       — А, ты, — хмыкнула Пинс, поджимая губы. — Какая из?       — Извините? — ведьма нахмурилась, заглянув библиотекарше в глаза.       Женщина хмыкнула, притягивая книги к себе, протягивая Рейне почему-то два читательских листа. Вандербум медленно опустила взгляд. Две абсолютно идентичные анкеты, вплоть до завитков, соединяющих буквы:

Рейна Вандербум, 3 февраля 1875 года.

Рейна Вандербум, 3 февраля 1976 года.

      Да… неловко получилось. Можно было и додуматься, что в архивах сохраняются все документы и данные, оставленные прошлыми учениками. О, если мыслить в этом направлении и припомнить, то где-то в Зале Кубков должен стоять кубок по квидичу и висеть колдография слизеринской команды тысяча восемьсот девяностого года, где Рейна Вандербум примостилась рядом с Себастьяном и Морриганом, трепля им шевелюры.       Но сейчас проблема в другом, и Рейна вздергивает бровью, словно старая анкета какой-то тёзки не её рук дело.       — Моя прапрапрабабушка училась в Хогвартсе, — объясняет Вандербум, пожимая плечами. — Родители назвали в её честь. Думаю, это её.       — И родились вы в один день? — недоверчиво кривится мадам Пинс.       — Поэтому и назвали, — отвечает Рейна.       Мадам Пинс, ещё на пару секунд держа руку в воздухе, всё же поверила, спрятав неугодный и подлый листок обратно в ящик. Или сделала вид, что поверила.       — Что будешь брать? — библиотекарша скрестила руки на груди, окончательно проверив состояние всех одолженных книг, пока Вандербум расписывалась за каждую.       — Ничего, пока что, — кивнула Рейна, протягивая читательский лист обратно.       Рейна с Эленорой вышли из полутемной тишины библиотеки, ступая по каменным плитам, где утренний свет скользил по стенам, отражаясь в оконных арках. На двоих у них была лишь одна потрепанная книжка и заметный контраст: Мунбрук болтала о каком-то старом учебнике, который якобы содержал «ошеломляюще глупую» ошибку, а Рейна молчала, с каждым шагом уходя все глубже в свои мысли.       — У меня есть шоколадка. Делить на двоих? — практически весело предложила Эленора, подбрасывая в руках плитку.       — Ешь сама, — безразлично ответила Рейна, проверяя в магическом кармане наличие магической палочки, непроверенных работ первокурсников и легкий перекус.       Но не успели они сделать и несколько шагов, как позади раздалось:       — Эй, Вандербум! Стой-ка!       Узнав по голосу одного из близнецов, Вандербум на выдохе обернулась. Фред Уизли несся в их сторону, пружинистыми шагами сокращая дистанцию. И без брата. Эленора уже готова была что-то сказать, но, перехватив взгляд Рейны, она лишь опустила глаза и отступила на пару шагов в сторону.       — Нам нужно поговорить, — сказал Фред, поравнявшись с ними.       — У меня через десять минут Снейп, — холодно заметила Рейна, сводя руки на груди. — Давай потом?       Фред с сожалением улыбнулся, но во взгляде промелькнуло что-то более решительное. Серьезное. Личное. Неотложное и срочное.       — С глазу на глаз, — добавил Уизли и коротко кивнул на Эленору. Та замерла на месте, приподняв брови, но, получив легкий кивок от Рейны, не стала спорить.       — Я найду тебя позже, — бросила Эленора и, пожав плечами, направилась в сторону лестниц.       Рейна пристально посмотрела на Фреда, как будто оценивала, стоит ли вообще слушать, что он скажет. Но… бежал же не просто так?       — Ну? — наконец бросила она, скрестив руки.       Фред сунул руки в карманы мантии, наклонив голову чуть вбок и изобразив на лице самую дружелюбную улыбку, на которую был способен. Хотя, каждая из его улыбок всегда была крайне дружелюбной.       — Слушай, а что, если мы всё-таки продолжим наши тренировки на метлах? — с невинным видом предложил тот. — Мы с Джорджем тебе поможем. Пару занятий — и ты точно научишься.       Рейна недовольно вздохнула и покачала головой — предлагают что-то заведомо бесполезное.       — Не-а, — сухо отрезала Рейна, едва заметно поморщившись. — С метлами мы закончили.       Фред не сдался.       — А если только Джордж? — предложил он, как бы невзначай.       Рейна прищурилась, пытаясь понять, что уже задумал близнец Уизли. С ними нужно быть на чеку, что с одним, что с другим, если уж вместе они бомба замедленного действия.       — И с чего это вдруг? — спросила она, с трудом скрывая лёгкую волну подозрений.       Фред пожал плечами, словно это было очевидно:       — А может это я тебя смущаю?       Рейна закатила глаза, но в уголках губ мелькнула тень усмешки, которую та быстро прогнала.       — В данный момент даже пугаешь, — бросила Вандербум с нескрываемым сарказмом. — Но — нет.       Уизли лишь сделал вид, что слегка расстроился — на самом деле, учить Вандербум уже себе дороже, если честно. Пришел он сюда не за этим. Решив сменить тактику, Фред сделал вид, что задумался.       — А знаешь, — медленно заговорил Фред, будто раздумывал, стоит ли ему это говорить. — Джордж уже давно хочет подтянуть свои знания по Защите от тёмных искусств, но он… ну, не знает, как подойти к тебе. Говорит, что чувствует себя немного неловко. После дождя, помнишь? Когда ты в наглую стояла у него за спиной и слушала.       Рейна недоверчиво вскинула брови, но в свинцовом проблеске промелькнул интерес.       — А что я такого сказала? — проговорила ведьма с сарказмом, поджав губы. — Неловко?       — Даже с ним это случается, знаешь ли, — серьёзно кивнул Фред. — Он бы сам попросил, но, видимо, боится, что ты откажешь.       Рейна задумчиво закусила губу, размышляя. Дело пахнет жаренным. Чем-то другим.       — Фред Уизли, — Вандербум скрестила руки на груди.       — Да? — улыбчиво ответил тот.       — Я проверяю ваши домашки, — Рейна хмыкнула. Почти победно.       — Ага, — кивнул Фред, заинтересованно склонив голову на бок.       — И судя по ним, это тебе надо подтянуть материал, — поджав губы, девушка хмыкнула. — Последнее сочинение-рассуждение было отвратительным.       — О! — Фред притворился, что хватается за сердце. — Ну зачем так больно?       — В чем тогда дело? — Вандербум фыркнула, прищурившись.       Уизли тут же выпрямился, заканчивая разыгрывать комедию.       — Ну не будь жестокой, я же искренне помочь хочу, — Уизли легко поправил пряди у лица. — Не всегда же мне быть лучшим близнецом, да? Позанимайся с ним, а?       Вандербум только хотела фыркнуть во второй раз, спросив, откуда у этого наглеца и подлеца такое самомнение, но звон колокола оповестил об начале уроков. Хоть и Профессор Снейп относился к ней нейтрально, что нельзя было сказать о других гриффиндорцах, попавших к нему на курс в этом году, то опоздания даже от своих любимчиков не терпел. А потому, нужно было быстренько бежать на урок, чтобы продолжать пытаться удерживать образ тихони-заучки на плаву.       — Ладно, — наконец кивнула та, глядя на Фреда едва обреченно. — В четверг после обеда. В Большом зале. Но если он хоть на минуту опоздает, считай, урока не будет.       Фред расплылся в широкой улыбке, явно довольствуясь ответом.       — Договорились, мисс Вандербум, — с шутливой учтивостью сказал он и, развернувшись, легко зашагал прочь.       Рейна осталась на месте, проводив его взглядом. Что это сейчас было? Для чего?       Колокол ударил во второй раз и Рейна сорвалась с места, оставив размышления на урок Зельеварения. Странная у неё жизнь и люди в ней. Теория — это когда все известно, но ничего не работает. Практика — это когда все работает, но никто не знает почему. Её же судьба объединяет теорию и практику: ничего не работает… и никто не знает почему.       «Минус пять очков Гриффиндору” — за опоздание она всё же получила.

***

      Начало четверга выдалось серым и тихим. В воздухе витал лёгкий запах сырости от прошедшего дождя, а слабый свет пробивался через пыльные окна кабинета профессора Грюма. Рейна сидела за низким дубовым столом, привычно окружённая стопками пергаментов и учебников.       На её коленях лежал старый свиток, и она лениво скользила по нему взглядом, отмечая ошибки в работе какого-то пятиклассника. На другом конце стола сидел Грюм, низко опустив голову над бумагами. Его магический глаз мерно вращался, следя за происходящим в кабинете и, казалось, за пределами его стен.       Вандербум всё никак не могла сложить о Профессоре мнения. Не могла увидеть отчетливой картинки, кто перед ней сидит и с кем она делит одно пространство минимум пять часов в день. Человек загадка. Не самая приятная. Та, которую разгадывать не хочется, или та, которая звучит как: «Кто под проливным дождем не намочит волосы? Лысый».       На столе между двумя затихшими особами стояла пара чашек с тёплым чаем. Рейна автоматически поднесла свою чашку к губам, не слишком задумываясь о том, что снова пьёт этот странный, приторный чай с привкусом трав. Что там точно было? Ромашка, мята, липа… А, вот что так горчило на языке!       — Две ошибки в одной строке, — пробормотала она себе под нос, лениво склонившись над пергаментом. — Это даже для Невилла перебор.       Грюм хмыкнул, не поднимая головы:       — Говорил им: если хочешь списать, делай это с умом. Но разве они слушают?       Рейна молча согласилась, скручивая край пергамента пальцами. С этими утренними проверками было странное дело: ей не нравилось проводить столько времени в обществе Грюма, но за эти недели их совместные занятия превратились в рутину, которая почему-то приносила ей покой. Тишина между ними больше не казалась угрожающей, и даже язвительные замечания Грюма уже не выбивали её из равновесия.       Он оторвался от очередного свитка и в который раз пододвинул к ней чашку:       — Пей.       — Пью, — ответила Рейна без особого энтузиазма, делая маленький глоток. В горле остался терпкий привкус.       В кабинете повисло очередное молчание. За окнами мелькнули силуэты студентов, торопившихся на уроки. Звук их шагов и смеха приглушался толщиной стен, оставив кабинет погружённым в размеренную тишину.       — Есть вопрос, — вдруг первой заговорила Рейна.       Грюм скосил на неё свой магический глаз:.       — Ну?       — У меня, как у вашего ассистента, есть доступ к Запретной секции в библиотеке? — поинтересовалась Вандербум, подняв взгляд на истерзанное лицо преподавателя.       — А тебе туда зачем? — нахмурился Аластор.       Рейна пожала плечами, наклонившись над очередным свитком:       — Я просто спросила.       Профессор Грюм хмыкнул, словно смягчаясь. Скорее всего, его просто это позабавило.       — Нет, — ответил тот.       Рейна покосилась на него, скептически подняв бровь:       — Сделаете?       Грюм должен был вспыхнуть от такой наглости! Но Профессор замолчал, направив оба глаза прямо на лик Вандербум. Ответил тихо и спокойно:       — Сделаю.       Если бы Рейна могла позволить себе сейчас ошарашенно на него вытаращится, то непременно сделала бы это. Но та всего лишь благодарно кивнула. Вернулась к проверке, но мысли о предстоящей встрече с Джорджем всплыли в голове, отвлекая её от работы. Эти Уизли… Ну жуки! Черти! Чего пристали-то опять? Разве между ними не мир-дружба-жвачка? Или в их понятии это значит, что уж теперь Рейне не сбежать!       Вандербум отложила очередной пергамент, почувствовав, что больше не в силах сосредотачиваться, разбирая корявый почерк. Джордж… правда чувствует себя неловко? Ну, да, до этого можно было додумать и самой, если бы ведьму это так сильно волновало. Подслушивать было не обязательно, но и она не специально. Хотелось же понять, что там эти два брата акробата о ней действительно думают.       — Если будешь так хмуриться, чай остынет, — пробормотал Грюм, даже не поднимая головы.       Рейна покачала головой и, проигнорировав его замечание, снова взялась за свиток. Но вот в горле как кстати пересохло. Вандербум спокойно потянулась за чашкой, как вдруг какая-то вспышка промелькнула перед глазами и тут же исчезла. Резко заболела голова, а рука так и осталась в паре сантиметров от чашки.       Рейна замерла, рука зависла в воздухе. Боль ударила в виски, словно раскалённая игла проникла в сознание, и мир на секунду потерял чёткость. Перед глазами всё замелькало: лунный свет, пробивающийся сквозь кроны тёмного леса. Вспышка мраморной статуи с пустыми глазами, застывшей на поляне. Густая тень волков, прячущихся между деревьями. Кровь — алые капли, с тихим стуком падающие на листья. Зловещий ритм чужого дыхания где-то близко.       Мелькало и мелькало, повторяясь.       Луна. Лес. Статуя. Глаза. Волки. Вой. Кровь. Дыхание.       Рейна судорожно втянула воздух, вцепившись пальцами в виски. Тяжёлая, всепоглощающая головная боль накрыла ту волной, словно попыталась выбросить за грань сознания. На секунду всё вокруг стало размытым.       — Чёрт, — прошептала она сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как земля уходит из-под ног.       Заземлиться. Нужно заземлиться. Почувствовать телом стул, ногами пол, руками свою голову.       Пальцы дрожали, когда ведьма пыталась вернуть ясность взгляда. Мир кружился, смещаясь в какой-то чужой, пугающий ритм. Она не понимала, что это было: свихнулась? Видение? Что-то ещё?       Грюм молчал, наблюдая за ней из-под тяжёлых век. Его магический глаз вращался, изучая её со странным, нечитаемым выражением, но ни малейшего движения он не сделал, чтобы помочь.       Несколько глубоких вдохов, ещё несколько мгновений боли — и всё вдруг оборвалось. Боль ушла так же резко, как появилась, а мир снова стал прежним: знакомые стены кабинета, чашка с недопитым чаем, пергаменты на столе.       Вандербум моргнула несколько раз, чувствуя, как пульс отзывается в ушах. Голова больше не кружилась, но неясное ощущение пустоты и тревоги всё ещё гнездилось где-то внутри.       Что это было?       Ну, всё, конечная. Пора наведаться к Дамблдору.       Та повернулась к Профессору, приоткрыв рот. Он наблюдал, оценивал. Был спокоен как удав. Рейна сделала ещё один глубокий вдох и потянулась за чашкой, будто пытаясь вернуть себе контроль хотя бы над этим небольшим жестом. Тепло чайного пара обожгло кожу.       — У нас же нет сегодня уроков? — выдохнула Вандербум, скидывая с себя напряжение. — Тогда, я пожалуй пойду сейчас.       — Сиди тут, — отрезал Грюм.       — Я проверю работы у себя, как обычно, — привстала Вандербум, собирая нетронутые пергаменты в общую стопку. — Не переживайте, принесу сегодня вечером.       — Сиди тут, — повторил Профессор, прищурившись. — С чего это вдруг я должен тебя отпускать, когда тебе захочется?       Ах, Аластор Грюм, а ты только показался ей понимающим и нормальным!       — Мне очень нужно, — придав голосу уверенности, Рейна встала из-за стола.       — Поздравляю, — хмыкнул тот. — Сядь на место.       Ну, нет. Рейна так ничего не успеет и не выяснит. Конечно, можно было послать близнецов и не прийти самой, но это будет выглядеть крайне мелочно, да и не в них дело. Давно пора было нагнать Альбуса и наконец выяснить, что происходит. Время и обстоятельства поджимали, и поэтому Рейна решила действовать. Хитро. Мерзко. Пальцем в небо.       — Если отпустите, — спокойно начала та. — То я не расскажу, чем воняет из вашей фляги и кто по ночам готовит оборотное зелье.       Грюм замер. Рейна тоже. Это было лишь её маленькое предположение, но никак не утверждение. Если не выйдет, то она перебросит тему на то, что в замке завелся кто-то уж слишком подозрительный и она бы посоветовала Грюму заняться этим. Если выйдет… Да, нет, не выйдет.       — Что? — переспросил Профессор в тишину, поворачиваясь к девушке всем корпусом.       — Что слышали, — невозмутимо продолжила Рейна.       Аластор Грюм молчал. О, ему, как думается Рейне, наверняка сейчас было обидно — его, аврора, обвинить в таком бреде и безобразии… У Рейны много идей. Проблема в том, что большинство из них — полная хрень. Сейчас нужно подготавливать стратегическое отступление — убегать, но мужественно. Вандербум уже делает осторожный шаг назад, готовя извинительную речь, как вдруг Грюм отмирает.       — Тогда я расскажу, что кто-то притворяется собственной внучкой, — зазвучало холодно, но тоже довольно спокойно. Без присущей Грюму хрипоты. — Слизеринская чума, Хранительница древней магии, Убийца и просто, Рейна Вандербум.       Холод проник в каждую клеточку. Дыхание сжалось. Страх окутывает разум, как паутина, медленно, но неумолимо, лишая способности мыслить и действовать.       Что он только что сказал?       Внутри раздаётся глухой стук сердца, будто оно бьётся о стенки грудной клетки, но внешние звуки растворяются, и остаётся только тревожное молчание, наполненное безнадёжностью.       Тишина становится тяжелой. Как плумбум. И неумолимо тянет вниз.       Пу-пу-пу.       Приплыли.       Рейна сначала стоит, не шевелясь даже. Безмолвно смотрит тому в глаза, без единой мысли, что делать. А потом взгляд становится резче, грубее. Свинец в глазах действительно теперь можно назвать свинцом, он рассекает пространство, словно пуля.       Перед ней самозванец. Перед ним самозванка.       — Я всегда проверяю биографию незнакомцев, прежде, чем зайти в комнату, — голос Не-Грюма разрезает тишину. — А если речь идет о совместной работе…       — Я бы поверила, будь вы настоящим Аластором Грюмом.       Лживое лицо скроет все, что задумало коварное сердце, а если вы не хотите портить с человеком отношения — не мешайте ему врать.       — Тогда… — мужчина встал, опираясь на посох. — Теперь-то я тебя точно никуда не отпущу.       — Уйду сама, без вашего разрешения, — непреклонно ответила Вандербум.       Голосом Рейны можно было резать не только бумагу, но и человеческие тела с особой точностью. Внутри всё перекручивалось, но внешнее спокойствие никуда не делось. Можно сказать, что её привычное хладнокровие одновременно завораживало и пугало.       — Какие мы важные, — язвительно протянул Не-Грюм. — И что с тобой такое? Лестницей не прибило, чай не взял…       — Чай меня не взял? — ведьма заскрипела зубами.       — Уидосорос, — бросил тот, скривившись.       О, вот, что действительно горчило. Вот, почему резко после посиделок с Грюмом болела голова. Яд.       — Мило, — сухо заметила Рейна. — Но будь вы чуточку предусмотрительнее и если действительно проверили бы мою биографию, то знали бы, что мой отец — бывший врач в больнице Святого Мунго и искусный зельевар. Ядами, для профилактики, нас начали поить в семь лет.       — Да, и правда очень мило, — усмехнулся тот. — Может, папаша хотел избавиться от неудавшегося помета?       — Сдохни и спроси лично, — хмыкнула Вандербум, поморщившись.       — О-о! Вот и змеиные клычки прорезались! — уж как-то странно и неприятно Не-Грюм улыбнулся, подходя ближе и больше не хромая.       — Значит так, — Рейна отступила на шаг, выставив руку в оборонительном жесте. Ей палочка для защиты нужна не была и тот, кто скрывался под личиной Профессора, наверняка об этом знал. — Ты, кем бы ни был, не лезешь ко мне. Я, кем бы ни была, не лезу к тебе. И оба держим рот на замке.       Видимо, такое предложение оставило незнакомца в замешательстве на какое-то время, но после тот облизнулся, прищурившись.       Ведьма продолжила:       — У меня, знаешь, где эти все интриги уже сидят? Думаешь, восемнадцатилеткой притворяться в удовольствие?       — Если мне не изменяет память, то в Министерстве говорили, что ты проспала девяносто пять лет, — засмеялся тот, заставив Рейну напрячься от такой информации. — Что, думаешь за такими, как вы, оно не следит? Не-а, они-то ещё как. Почему тебя тогда не ловили последние лет пять? Да хер его знает, самому интересно, что же ты такое.       — Это ты к чему? — сглотнула та.       — Да тебе ж всего двадцать четыре, — фыркает Не-Грюм. — Походила бы в роли этого мерзкого мужика, вот тогда бы я на тебя посмотрел.       Девушка вздохнула, выпрямившись. Жилки на выраженных скулах сократились. Та выгнула бровь:       — Мы договорились?       — Тебя покрывает Дамблдор, — покачал головой мужчина. — Да и ты, всего-то, приперлась сюда ради какой-то херни. А кто покроет меня?       — Я.       Повисла тишина. Не-Грюм удивленно застыл, глядя на ведьму. Вандербум говорила четко, видела четко, стояла четко ровно, и четко давала отчет своим мыслям. В тишине она продолжила свою мысль:       — Пока сам себя не выдашь, я даже не заикнусь. Пока не сдашь меня, я не сдам тебя.       Он, кто бы там ни был, усмехнулся:       — А Министерству всё-таки стоило к тебе присмотреться.       — Или мне к ним? — свинцовый взгляд неожиданно на долю секунды мигнул своим настоящим цветом — алым.       Не-Грюм вздохнул, удерживая во рту комок, застрявший в горле. Кто бы там под его личиной ни сидел, понял, что спорить не стоит. В любом случае всё закончится либо дракой, либо спор будет продолжаться до бесконечности.       Как бы то ни было, нынешняя ведьма-пыль обнажила свою прошлую личину лишь для того, чтобы выйти из этой ситуации победительницей и вышла ею, когда мужчина молча отступил в сторону, открывая ей проход к двери. Если смириться со своей нерасторопностью, уязвимостью или уступчивостью Вандербум пыталась с трудом, но пыталась, то быть уверенной в своей язвительности, мрачности и жестокости могла на сто процентов. Проходили. Было.       Было.       И очень осторожно покидая кабинет, стараясь не поворачиваться к волшебнику спиной, Рейна пришла к выводу, что ей иногда всё же нравилась её прошлая сторона. Она спасает. Иногда. Но сейчас бы она к такому не вернулась. Слишком много успела надумать, подумать и осознать, чтобы прийти к лучшей версии себя и скатываться до состояния злобной устрашающей суки ведьме больше не хотелось.       Как только та с уверенностью закрыла дверь перед своим лицом и пару секунд постояла в тишине, как только земля перестала уходить из-под ног — Вандербум рванула, куда только глаза глядят.       Поворот налево. Поворот направо. Лестница вниз, потом снова наверх — череда бессмысленных блужданий, в которых даже Вандербум, обычно собранная и контролирующая каждый свой шаг, начинала теряться. Кабинет Директора. Ей нужен всего лишь его кабинет и он сам, желательно.       Ещё один поворот — пусто. Ещё один — снова никого.       Так званный Чарльз Лютвидж Доджсон, он же — Льюис Кэрролл, написал о падающей в кроличью нору девочке всего в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году, но спустя век Рейна ощущает себя почему-то Алисой, в погоне за белым кроликом. Маглы посчитали это произведение абсурдным, но вот волшебники приняли с приятной теплотой. Это же буквально сказка о магловской девочке, случайно попавшей в волшебный мир! Льюис точно что-то, да знал. Кэрролл мог даже посоревноваться с Бидлем, но… всё же, ничто не могло перебить вечную классику.       Директорская башня, точно. Туда. Прямо в нору.       Выше. Нужно бежать выше.       Колокол сообщил о конце второго урока. Ещё чуть-чуть и ученики начнут спускаться на обед, начнется толкучка, кто-то да точно её выцепит, а потом занятие с Джорджем и времени уже не будет. Рейна побежала, куда глаза глядят. Если эта школа всё ещё оставалась родной, если Хогвартс ещё был таким же живым, как и сто лет назад, то пусть он поможет ей, направит в нужное место. Он всегда помогает тем, кому нужна помощь и всегда отказывает тем, кто в глубине души скрывает корыстные убеждения. Так помоги же. Приведи к нужному мес…       Замечая перед собой Фреда Уизли, Вандербум тормозит, хватаясь за его локоть, чем не только выбивает парня из колеи, но и слегка из равновесия. Один из близнецов, и в этот раз, тоже без брата, глядит на запыхавшуюся ведьму крайне удивленно.       — Где Джордж? — отдышавшись, Рейна выпрямляется, отпуская его локоть.       — Собирает все конспекты и мозги до кучи, — ухмыляется Фред, но заметив странный, почти ошеломленный взгляд однокурсницы, смягчается. — Шучу. Задержался поговорить с Ли.       — Передай ему, чтобы приходил на час позже, — просит Вандербум, вздыхая. — У меня… Меня вызвали к Директору.       — Ого, что уже успела натворить? — иронично хихикает тот, на что в ответ получает крайне недовольный взгляд. — Ладно, ладно. На час позже. Передам.       — Спасибо, — кивает Рейна и порывисто разворачивается, продолжая бежать дальше по коридору, оставляя Уизли позади в недоумении.       Кабинет Дамблдора находился за статуей, но из-за причудливой системы перемещений в школе найти её было не так-то просто. Или, может, школа нарочно оттягивала момент встречи, подбрасывая в котел последние сомнения? Почему Рейна никак не могла добежать до Директорской башни?       И вдруг, в конце узкого коридора она увидела знакомую фигурку — горгулью, застывшую в насмешливой ухмылке. Слабая искра облегчения вспыхнула в груди, но тут же потухла, уступая место очередному кругу мыслей. Теперь всё зависело от того, что она ему скажет.       О Профессоре Грюме даже речи не шло — пошел к чертям, самозванец проклятый! К нему она ещё обязательно вернется, но сейчас волновало лишь собственное положение дел.       Вандербум подошла ближе и остановилась перед статуей, тяжело дыша. Увидев подоспевшую, горгулья чуть повернула голову в её сторону, замерев в ожидании. Аналогично общежитиям факультетов школы, вход в кабинет директора защищен паролем. На входе в башню посетителя ожидает огромная каменная горгулья, охраняющая проход к винтовой лестнице, ведущей непосредственно в кабинет директора. Именно этой «верной хранительнице» необходимо сообщить пароль, чтобы попасть на прием. Рейна постояла. Подумала.       Наверняка со Сфинксом в загадки играть проще, чем пытаться угадать пароль к кабинету Альбуса Дамблдора.       Рейна нахмурилась, прищурившись. Если как следует подумать, можно угадать пароль. Конфета… Нет, шоколадная лягушка? А может, медовые соты? Горгулья смотрела осуждающе, отвечая ей лишь равнодушной каменной ухмылкой.       Позади скрипнула дверь, а статуя сдвинулась в сторону.       — Мисс Вандербум, — раздался строгий, но спокойный голос.       Ведьма резко обернулась. На пороге стояла профессор МакГонагалл, внимательно глядя на девушку поверх своих продолговатых очков. В руках деканша держала свиток пергамента, как будто только что закончила важный разговор с директором.       — Что вы здесь делаете? — Минерва сузила глаза, позволив каменному проходу позади себя закрыться.       — Мне нужно к Профессору Дамблдору, — спокойно ответила Рейна, хотя внутри всё клокотало. Она скрестила руки на груди, чтобы скрыть легкую дрожь.       Минерва сжала губы в тонкую линию:       — Что-то случилось? Может, я смогу вам помочь? Необязательно тревожить Директора без уважительной причины.       Рейна выпрямилась и посмотрела профессорке прямо в глаза.       — Мне нужно именно к нему. Это важно, — отрезала та.       Минерва прищурилась, и во взгляде промелькнула едва уловимая тень сомнения. На миг повисла напряжённая тишина, и Рейне показалось, что сейчас МакГонагалл задаст ещё один вопрос. Загонит в ловушку. Уведет в свой кабинет. Но тут горгулья снова зашевелилась, и из проема вышел сам Дамблдор.       Отлегло.       — Мисс Вандербум, как хорошо, что вы пришли, — мужской голос был тёплым и спокойным, а в голубых глазах сверкала загадочная искорка.       Профессор МакГонагалл бросила на Директора короткий взгляд, полное недоумение мелькнуло на её лице, но она ничего не сказала.       — Заходите, пожалуйста. Я как раз приготовил чай, — добавил Дамблдор с мягкой улыбкой, словно происходящее было самым обычным делом, пока Вандербум аж передернуло от упоминания напитка. Альбус развернулся к застывшей деканше гриффиндора. — Минерва, хорошего дня.       Рейна на миг задержала дыхание, а потом, бросив короткий взгляд на МакГонагалл, вошла внутрь, ни секунды не задерживаясь.       Минув лестницу, Вандербум наконец позволила себе выдохнуть. Кабинет был таким, каким она его и представляла — уютным, теплым, почти домашним, но с ожидаемым налётом загадочности. Высокие полки, уставленные книгами, картины бывших директоров, которые лениво наблюдали за гостьей. Фоукс, золотистый феникс, сидел на своей насесте, сонно прикрыв глаза.       Вандербум было не до разглядываний. Сердце всё ещё колотилось слишком громко, а каждая минута промедления только наращивала напряжение. Ведьма остановилась посреди кабинета и, решительно сцепив руки за спиной, собралась начать разговор.       — Нам нужно поговорить, это…       Но едва она раскрыла рот, как Дамблдор прервал её, подняв руку:       — Чай? Может, с лимоном? Или с мятой? Прекрасно помогает при напряжении.       Рейна прищурилась, нервно скривившись.       — Нет, спасибо, — холодно ответила она. — Это по поводу…       — О, но я настоятельно рекомендую. Фоукс любит, когда в кабинете пахнет чаем. Это его успокаивает, — с мягкой улыбкой ответил Дамблдор, разливая чай по чашкам. — Уверен, успокоит и вас.       Феникс действительно тихо встрепенулся, но это только усилило раздражение внутри ведьмы. Паршивец. Гад. Ни один смертный не способен хранить секрет. Если молчат его губы, говорят кончики пальцев; предательство сочится из него сквозь каждую пору. Ни один манипулятор и редкостный подлец не даст перейти к сути, пока не будет слишком поздно. Да, возможно Рейна раздувает из этого всего огромную проблему, не уделяя внимания реально важному — кто-то скрывается под личиной его друга и профессора по Защите от темных искусств.       Но почему Вандербум должна ставить других выше себя? Эгоизм не в том, что человек живет как хочет, а в том, что он заставляет других жить по своим принципам.       — Как ваши дела, Рейна? Как вам возвращение в школу? — Дамблдор скрестил руки за спиной, улыбаясь. — Навёрстываете упущенное?       — Дела обстоят так, что у меня нет времени на чай и любезности, — процедила Вандербум, чувствуя, как голос становится ледяным.       Вся сдержанность, которую ведьма-пыль выработала за последние годы, начала рушиться. Внутри поднимался знакомый холод, омраченный ужасом, — тот, что защищал в самые темные моменты прошлой жизни.       — Матерь зовет. Шепот в лесу привел меня к её статуи.       Дамблдор медленно поставил чайник на стол, но ни удивления, ни тревоги на его лице не отразилось. Он лишь кивнул, уж слишком заинтересованно разглядывая портреты на стенах.       — Ещё я видела видение… О ней, — продолжила Рейна, сцепив пальцы так, что побелели костяшки. — Мне не следовало возвращаться в Хогвартс. Вы меня заставили. — ведьма нахмурилась. — И прекрасно знали, что такое будет.       — Обычно матери оберегают своих детей от опасности, — пожал плечами Альбус.       Дамблдор медленно сел за стол, пригласив девушку жестом присесть напротив, но Рейна осталась стоять.       — Где сфера, Альбус? — тихо, но напряжённо спросила Вандербум, буравя того взглядом.       Дамблдор не выдал ни малейшей реакции. Лишь слегка наклонил голову, как если бы размышлял о чём-то далёком и абстрактном.       — Сфера — такой любопытный предмет, правда? — Директор пожал плечами, подперев подбородок рукой. — Столько загадок хранит в себе, да? Вот взять, например, то, как вы её создавали. Больно ведь было, верно? — Дамблдор вздохнул. — И всё же мы иногда забываем, что не всякая истина — это путь к свету, мисс Вандербум.       — Хватит, — процедила она сквозь зубы, чувствуя, как внутри закипает раздражение. — Знаете где? Или нет?       Дамблдор вздохнул, но в его взгляде по-прежнему была только мягкость и спокойствие. Слегка даже пугающее.       — Путь к ответам часто извилист, и вы это знаете лучше остальных, Рейна, — продолжил ходить вокруг да около Директор. Следующее он проговорил с особой точностью: — Иногда нам нужно сделать шаг назад, чтобы увидеть картину целиком.       Его спокойствие выбивало из равновесия. Раньше людей презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за ум и знания. Вандербум иногда раздражало то, с каким убиением волшебники относятся к «великому» Альбусу Дамблдору, директору Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, кавалеру ордена Мерлина первой степени, Великому волшебнику, Верховному чародею Визенгамота, Президенту Международной конфедерации магов… бла-бла-бла. Суть уловили? Все, абсолютно все, до домовых эльфов — восхваляют этого мужчину, выводят на пьедестал. Великий и сильнейший? Да? Чего же он тогда помочь не может? А? Чего время тянет? Чего молчит, зная всё с самого начала?       Кто же знал, что в тот момент, Рейне нужно было сделать буквальный шаг назад.       Вандербум прищурилась, пытаясь не выдать своих чувств, но каждая его фраза резала, словно тонкий нож. Ей хотелось накричать на него, потребовать ответы, но что-то в глубине души подсказывало, что так она лишь потеряет последние крупицы доверия, если они у неё вообще были.       — Такими темпами я ничего не найду, — фыркает Вандербум, разворачиваясь. — Потратила драгоценное время и силы зря. Я уеду до начала Турнира.       Глядя ведьме в спину, Дамблдор ухмыльнулся. Глубоко и громко, чтобы наверняка было слышно, вздохнул, поднимаясь.       — Знаете, мисс Вандербум, — начал тот. — Я могу предсказать вашу судьбу, если вы уйдете прямо сейчас…       Рейна остановилась, медленно оборачиваясь. Ну-ка, старикан, удиви.       Альбус поджал губы, замотав головой:       — Пройдет год, может, даже два, если вам повезет. Сначала вы потеряете свой облик, — Директор махнул рукой, указывая на девичье лицо. — Потом начнете терять жизненные силы, такие необходимые вам. Болеть… Никто не говорит, Вандербум, что вы начнете стремительно стареть, ибо думаю, до этого не дойдет. И с каждым днем вы все сильнее и сильнее будете сожалеть о своих выборах.       Как же резануло. Хотелось закричать: «Да что ты знаешь?! Думаешь, такой мудрый и умный, раз столько лет прожил и стольких потерял, столькими пожертвовал? Меня в это втянуть хочешь? Да ты — завистник!».       Скорее всего, даже в мыслях Рейна окрестила этот внутренний монолог слишком неуважительным и жестоким, а потому, ведьма просто продолжила молча стоять, слушая и впитывая.       Директор продолжил:       — В один из прекрасных дней, вы поймете, что даже передвигаться вам в тяжесть, а рядом нет никого, кто мог бы о вас заботиться.       — Будут, — фыркнула Рейна, задрав подбородок.       — О, мисс Вандербум, — улыбнулся Альбус. — Зная вас, вы не станете так эгоистично обременять юных Рэгдоллов. Вы же уже не такая, как прошлая Рейна?       Челюсть сомкнулась до хруста. Вандербум скрипнула зубами, неприятно поморщив нос. Вот, сколько ему известно? С кем она живет? Тогда и обо всем остальном ему догадаться не будет сложно.       Знание и понимание, в их случае — неоднозначны.       — Да… — прервав паузу, Дамблдор прошел вдоль стены, смахивая с полок пыль. — А потом вы умрете. Не исчезнете, как думаете, нет. Вы умрете, как и все. Или, если мы говорим о скором будущем, то вас, скорее всего, найдут обессиленной и лишат последних дней жизни, — Альбус замолчал, глянув на ведьму. — Вот, что будет, если вы уйдете прямо сейчас.       Сглатывая ком в горле, Вандербум отвела взгляд, почему-то очень быстро заморгав. Директор никак не мог нагнать на ведьму ещё большее чувство тревоги и разочарования, потому что больше некуда. Но и без всякой магии его слова были сильнее любого Круциатуса, ибо волшебник прекрасно знал, куда нужно целиться в случае с Рейной — в её неукротимую тягу к существованию.       Она грезила им. Не жизнью, полной красок, а именно им — существованием. Что она уже пережила? Две магические войны. Темные века. Смерть родных. Удары под дых. Кидание рисом в молодых. И ещё много-много всего. Казалось — хватит. Но как только Рейна все ближе приближалась к горстке земли, приземлившийся на её собственный гроб, вставала и шла дальше.       Переживет.       Их всех она ещё переживет.       — Если не уйду? — тихо выцедила из себя та, уняв дрожащий разочарованием голос.       — А тут судьба уже полностью в ваших руках, — улыбнулся Дамблдор. — Если вы не уйдете, то вполне обернете всё так, как угодно вам.       Рейна вздохнула — конечно же, прямого ответа, что же он задумал, не будет.       И тут Альбус добавил:       — Но вы уйдете.       — Что? — моментально нахмурившись, переспросила та.       — Вы всегда уходите, — продолжил мужчина. — Сбегаете. Прячетесь, пока остальные решают все проблемы и разбираются со всеми бедами.       Боль. Сначала кажется, что сможешь вынести её, а на деле оказывается, что не можешь. И когда это происходит, ты либо находишь причины жить дальше, либо… Итак, когда перестаете испытывать боль, у вас появится желание жить. Но вот боль Рейны — только её. Они никогда никого не интересовала, так всегда было и так всегда будет. Её боль останется только с ней.       Но почему сейчас её так тянет вырваться наружу?       Альбус Дамблдор остановился, подойдя ближе:       — Мой вам личный совет, мисс Вандербум.       Девушка молчала, с силой сомкнув зубы. В груди было так холодно, что уже больше не болело. Не поднимала на Директора глаз, боясь показать ему тот самый алый, прежний проблеск, который показывал, насколько в ответ она может быть жестче жизни.       — Успокойтесь и поживите жизнь, которую вы сами у себя и отняли. Сфера найдется, когда придет время.       Вандербум смогла выдавить лишь тихое и несчастное:       — У меня нет време…       — Есть.       Губы сомкнулись в тот же миг. Рейна машинально кивнула, молча отворачиваясь. Всё ясно и диалог был на этом закончен. Покинула кабинет она в тишине.       Спускалась по винтовой лестнице к выходу тоже в тишине.       Горгулья выпускала её в тишине. Все были на обеде, а в директорской башне уже и подавно никто не мог шастать. Наверное, она потеряла ход времени, пока стояла возле горгульи, не решаясь сделать хотя бы шаг.       Ибо обед давно закончился.       Поживите жизнь, которую вы сами у себя и отняли.       Вандербум не сделала ни шагу, ни вперед, ни назад. Больше ничего не хотелось.       Ни-че-го.       Почувствовав спиной холодную и гладкую поверхность каменных стен, Вандербум обессиленно начала сползать вниз. Да, она холодная. Да, скрытная и не подпускающая к себе. Она резкая, эмоционально закрытая. Рейна не переставала быть самым гнилым адамовым ребром, а продолжала гнить дальше.       Но когда всё случилось, она была всего лишь ребенком, на которого повесили огромных размеров ответственность. Виновата ли Вандербум в том, что родилась? Нет.       Но виновата ли она в своих мыслях и решениях? Да. Она могла отказаться быть Хранительницей? Нет. Не вступать в ковен? Нет. Но могла ли она не обозлиться на весь мир? Да. Могла принять помощь от Матери, которой страшилась? Да. Но могла ли самостоятельно распоряжаться своей силой в любом из случаев? Нет.       Она позволила Себастьяну поставить свою жизнь на кон и погибнуть? Да. Она подвергала Оминиса пыткам и позволила тому сойти с ума? Да. Она, воспользовавшись доверием Морригана, заставила заключить сделку? Да. Она использовала их всех? Да. И она же сбежала, поджав хвост, когда испугалась всего того кошмара, что успела натворить? Да.       А могла ли она этого не делать?..       Тут ответ предстоит дать ни ей, ни мне, рассказчику, ни другим. А только вам. Но, попозже.       Поджав к телу колени, на них тут же опустилась голова. Рейна схватилась за голову, запутывая пальцы в собственных волосах.       Со стороны коридора послышался какой-то шорох, но ведьма проигнорировала.       Она старалась контролировать дыхание. Вдыхать глубже, не позволяя сорваться. Зажмурилась изо всех сил, пока в горле застрял протяжный и невыносимый крик. Завывание.       Кто-то в коридоре, выглядывая из-за угла, смотрел и тихо за ней наблюдал, не решаясь подойти ближе. Но ведьме было всё равно. За внутренним криком внутри она ничего не слышала и не чувствовала.       — Ничтожество, — прошептала Вандербум самой себе.       Пальцы выпутались из волос и медленно направились к плечам. Рейна обхватила себя за плечи, обнимая. Ей так захотелось домой. К «Г.Р.» и «Н.Р.». Так сильно захотелось их обнять. Сказать, как она уже соскучилась, хоть раньше ведьма не позволяла себе произнести, что любит их и очень им благодарна. Захотелось вновь стать обычным продавцом в книжном. Курить на крышах многоэтажек магловского Лондона, цитируя Ницше.       Но такое чувство, что Заратустра так больше ничего и не скажет.       Первая слеза покатилась медленно и предательски, прямо в рот. Глаза говорят больше, чем слова. Поэтому, когда люди плачут, они прячут лицо и отворачиваются.       Наверное, заметив нежданного подглядывающего, Рейна бы не злилась. Тихо бы произнесла, глядя в пол:       Уходи. Я живая. Мне больно.       Кто-то ушел, так и не подойдя поближе, оставив ведьму наедине с собой. Прошло ещё несколько минут после того, как Рейна продолжала считать слезы, а потом, резко вдохнув в себя весь воздух, подняла лицо прохладе коридора. Медленно вставая, Вандербум вытирала лицо рукавами мантии. Вздохнула ещё раз.       Поживите жизнь, которую вы сами у себя и отняли.       Как скажете, Альбус Дамблдор.

***

      После обеда прошел уже час, и пока Вандербум приводила себя в более презентабельный вид, скрывая всё той же маскировкой припухшие от слез глаза, время уже поджимало. Пока ведьма спускалась, в голове мелькнула мысль — лучше бы взять его работы с собой. Повернув в коридор, она направилась к кабинету Грюма. Дверь скрипнула, осторожно открываясь, пока Рейна опасалась, что тот будет внутри, но кабинет оказался пуст. С видимым облегчением та быстро нашла нужную папку с пергаментами Джорджа и, закинув её под мышку, снова поспешила в сторону Большого зала.       Когда Рейна добралась до нужного места, прошло уже десять минут с начала встречи. Ускорила шаг, с каждым оставляя мысли, терзавшие душу, позади. Внутри Зала, за столом Гриффиндора, её уже ждал Джордж, наклонившись вперёд и рассеянно барабаня пальцами по столешнице.       Бесшумно присев напротив, та кинула папку на стол, поправив расстегнувшуюся мантию. Уизли резко обернулся, и на лице отразилось легкое замешательство — словно он не знал, чего от неё ожидать, от этой встречи и зачем он вообще сюда пришел.       — Извини за опоздание, — спокойно сказала Рейна, заправив передние пряди волос за уши. — Так… Что тебя беспокоит в твоих работах?       Тот сначала проморгался. Джордж немного помедлил, глядя на неё с неуверенностью. Он почесал затылок, избегая прямого взгляда.       — Ну… — начал он, — Фред сказал, что… это ты предложила помочь мне.       Рейна остановилась на секунду, но её лицо оставалось спокойным и ровным. Вместо ожидаемого раздражения или сарказма она лишь пожала плечами:       — Что ж, мне он сказал, что это ты переживаешь о своей успеваемости.       Показалось, что Джордж тихо чертыхнулся себе под нос, неловко улыбаясь.       — Я в любом случае помогу, если тебе это нужно, — продолжила Вандербум, а тон был простым и искренним. Странно, да. Но было очень легко. — Так что можешь не переживать.       Джордж поднял брови, видимо, ожидая другой реакции. Но, не встретив от неё ни намёка на недовольство, лишь расслабленно выдохнул.       Рейна, рассматривая близнеца Уизли, не удержалась и добавила, слегка прищурившись:       — И Фред еще сказал, что ты чувствуешь себя со мной неловко.       Слова прозвучали буднично, без тени злобы или упрёка. Но Джордж замер, будто пойманный на чём-то постыдном, и тут же почувствовал, как на щеках разливается лёгкий румянец.       — Он правда это сказал? — неловко переспросил Джордж, не зная, как реагировать.       — А ты как думаешь? — сдержанно хмыкнула Рейна, открыв папку с работами. — Может, ты сам у него спросишь?       — Вот козел, — фыркнул Джордж, неловко потирая лицо ладонью. — Это… неправда. Ты не подумай, просто…       — А, и ещё то, что он — лучший близнец, и не всегда же ему им быть, — Вандербум свернула губы в трубочку, наблюдая за реакцией второго близнеца.       Джордж помолчал, захлопав светлыми ресницами. Проанализировав всю ситуацию от того, что он наврал им двоим, заставив пересечься, до того, что он ещё мог наговорить, и, подытожив, выдал:       — Хуесос.       И не успела Рейна должно отреагировать на данное выражение, как парень вскинул руки:       — Ой, прости, пожалуйста, — обеспокоенно добавил Джордж.       — Да ладно тебе, — Вандербум вскинула бровь. — Мне что, пять лет?       — Но ты же сейчас ассистент учителя, да? — удивленно заметил тот, складывая руки на стол.       — А чего ж ты ко мне «мисс Вандербум» не обращаешься? — хмыкнула Рейна, пожав плечами. — Забей… Хуй.       Джордж Уизли моментально прыснул, оголив зубы и небольшие природные клыки. Улыбка, как и смех его, были действительно заразительными, но Вандербум не поняла причину его хохота. Заметив её недовольное выражение лица, парень выдохнул, улыбнувшись.       — Так смешно выглядишь, когда ругаешься, — пояснил тот, не переставая улыбаться.       Рейна хмыкнула. Ну… вроде неловкость и напряжение спали, а это главное.       Джордж все ещё посмеивался, пока ведьма тем временем попыталась сосредоточиться на его пергаментах. Её терпение обычно имело предел, но с Уизли оно странным образом растягивалось, как резинка, готовая лопнуть, но почему-то не рвущаяся.       Или, может, стоило просто проплакаться, чтобы стать чуть добрее к остальным?       — Ладно, давай посмотрим, что у тебя тут, — она стянула свиток к себе и пробежалась по строкам. — С теорией, как я заметила, ты дружишь. Неохотно, правда.       — Я лучше на практике, — заметил Джордж с улыбкой, расслабившись.       — Охотно верю, — сухо бросила Рейна, не отрывая взгляда от текста. — Но знаешь, иногда стоит и книжку открыть. Писать со своих слов, это, конечно, несомненно, плюс, но не когда ты пишешь, как думаешь.       — Не скажу, что не пытался, — с напускной невинностью протянул Джордж, подперев подбородок рукой. — Но не быть же мне Грейнджер?       Рейна только покачала головой, свернув работу и положив её в сторону.       — Я не про это, — ведьма взглянула в карие глаза. — Иногда просто стоит добавить тексту… академичности. Воды.       Джордж с улыбкой уставился на неё, чуть склонив голову:       — Ты на самом деле не такая строгая, как делаешь вид.       Вскинув бровь, та фыркнула, отведя взгляд.       — И что тебя к этому привело? — спокойно поинтересовалась Вандербум.       — Ну… ты же тут сидишь, помогаешь мне. Советы даешь. Могла бы просто отмахнуться и сказать, чтобы я сам разбирался, — подметил Джордж с добродушной ухмылкой. — Особенно, когда узнала, что я тебя не просил.       — А я ещё могу передумать, — хмыкнула Рейна.       — Не передумаешь, — уверенно заявил Уизли, откинувшись на спинку лавки. — Слишком ты у нас ответственная.       Рейна нахмурилась, поджав губы. Эх, Джордж, тут совсем всё наоборот.       — Ну-ну, — только и промямлила та, бросая быстрый взгляд на часы. — Что у тебя с заклинаниями на уроке Грюма?       Джордж тут же оживился:       — Вчера пытался освоить Протего Максима — чуть себя не поджёг, но, думаю, был близок.       — Близок? — Рейна прищурилась. — Это когда ты заживо не сгораешь, а просто подпаливаешь мантию?       Джордж улыбнулся:       — Ага. Прогресс.       Рейна не удержалась и коротко хмыкнула. По-доброму. Почти со смешком.       — С этим тоже разберемся, — ведьма вздохнула, вытаскивая из папки последнюю письменную работу. — Но для начала поработаем над теорией.       Джордж бросил на неё обиженный взгляд. Кажется, в его понимании это значило, что сейчас Рейна из своего магического кармана достанет огромный учебник по Защите от темных искусств и будет его спрашивать по каждому пройденному параграфу.       Но Вандербум думала иначе.       — Возьмем твою последнюю работу, — она положила пергамент на середину стола. — Ты знаешь материал, Джордж, — начала она ровным, но спокойным тоном. — Проблема не в том, что ты не понимаешь тему. Проблема в том, что твои работы звучат так, будто ты объясняешь их другу за обедом, а не профессору.       Джордж хмыкнул, слегка расслабившись.       — Ну, разве это так плохо? — ухмыльнулся Уизли.       — Для разговоров — нет. Но для зачета? Очень даже, — Рейна положила локти на стол и сложила руки. — Если хочешь утереть брату и самому себе нос, то лучше начать с этого.       Джордж закатил глаза, словно академичность в текстах была для него худшим наказанием, чем домашний арест. Или погоня от Филча. Или Перси на рождественском застолье. Или тренировки Вуда в семь утра.       — И что, мне теперь в каждом предложении вставлять «согласно великому профессору Грюму»?       — Нет, но это хорошее начало, — Рейна хмыкнула, прищурившись. — Нужно больше формальностей. Например, вместо «С этим заклинанием точно разберусь» нужно писать что-то вроде: «Исходя из практических наблюдений, можно сделать вывод о возможности успешного освоения данного заклинания при должной подготовке».       Джордж скорчил гримасу:       — Ты серьезно?       — Да, — спокойно подтвердила Рейна. — Или что-то вроде: «В данной проблеме важную роль играет концентрация на ключевых элементах формулы».       Она пододвинула к нему чистый лист пергамента.       — Давай, бери перо и попробуем, — свинцовые глаза глянули на первую попавшуюся строчку, от которой глаз моментально задергался. — Вот фраза из твоей работы: «Если подумать, то зелье может помочь, если вдруг наткнешься на инсендио». Теперь перепиши её так, чтобы звучало серьезно.       Джордж взял перо, все еще не совсем понимая, как ему с таким справляться, но всё же послушно начал писать. По крайней мере, Рейна на это надеялась.       Было так спокойно. Даже… обыденно? Это и есть «пожить»? Или это рутинная работа любого ученика? Она уже и не помнит.       — Что-то вроде: «Опираясь на ключевые факторы, можно утверждать, что данное зелье имеет потенциальное применение в ситуации контакта с инсендио»? — с легким сомнением прочитал он написанное вслух и поднял взгляд на Рейну.       — Уже лучше, — кивнула ведьма, не зная, довольствоваться собой или парнем. — А теперь добавь что-нибудь вроде: «Данный вывод основан на предположении, что инсендио реагирует на магические эффекты, содержащиеся в составе зелья».       — Это прям наглое вранье, — усмехнулся Джордж, но всё-таки дописал предложение.       — Добро пожаловать в мир «С.О.В. на все двенадцать», Уизли, — сдержанно усмехнулась Рейна.       — Ты сдала С.О.В. на двенадцать баллов? — вытаращился на неё Джордж.       Рейна кивнула.       — Реально??? — рот приоткрылся в шоке. — Все «превосходно»?!       И Рейна вновь кивнула.       — О, Дьявол, ты ли сидишь передо мной? — Уизли артистично схватился за голову, изображая полное разочарование. — Еще одна…       Рейна пожала плечами, как будто это был всего лишь пустяк. Если быть предельно честной, то сдавала она их больше ста лет тому назад, многое ли могло там поменяться? Но Уизли, естественно, она решила об этом не говорить.       — Да нет, я твоя фантасмагория.       — Фанта… что? — Джордж выпрямился, нахмурившись.       — Фантасмагория, — повторила Рейна, хмыкнул. — Бредовое видение. Если используешь это слово в следующем письменном ответе и, в контексте, пожалуйста, то я добавлю тебе пол балла.       Теплая, почти приятная тишина повисла между ними на несколько секунд. Джордж скользнул взглядом по её лицу и, не удержавшись, тихо добавил:       — А знаешь, ты не такая уж и строгая, дождик.       Рейна лишь пожала плечами, но уголки сухих губ слегка дрогнули.       — Не говори никому.       Джордж все еще улыбался, слегка покачиваясь из стороны в сторону, когда Рейна снова расправила перед ним очередной пергамент.       — Ладно, Уизли, давай ещё раз, — Вандербум вновь пододвинула к нему чистый лист и взяла одну из его работ. — Кхм… «Если противник применит Непростительное заклятие, нужно просто быть осторожным».       — Не прокатит, да? — он потер шею, слегка наклонившись над столом.       — Ты же не глупый. Совсем не прокатит, — вздохнув, ведьма кивнула, не отрывая взгляда от текста. — Попробуй так: «В случае применения Непростительного заклятия противником, необходима повышенная бдительность и незамедлительная контратака при первой возможности».       Джордж написал предложенное, сосредоточенно выводя буквы, но всё равно сохранял легкую ухмылку.       — И добавь что-нибудь про важность концентрации, чтобы закончить это умно, — продолжила Рейна, наблюдая, как перо бегло двигается по пергаменту.       Закончив, Джордж на секунду поднял голову и, словно поразмыслив над чем-то, вдруг спросил:       — Что думаешь про Турнир? — голос близнеца прозвучал более решительно, чем обычно, как будто было что-то, что действительно его интересовало.       — Турнир? Ерунда, — Рейна кивнула, перекладывая бумаги в папке.       Джордж удивленно поднял брови:       — Да это же легенда!       Рейна, казалось, не впечатлилась.       — Легенда, в которой людей калечат, — сухо заметила Вандербум, скрестив руки на груди. — Или убивают. И всё это ради того, чтобы получить хвалебную чашу и минуту славы. Весь этот ажиотаж — бессмысленный цирк.       Джордж улыбнулся такой прямоте, но всё-таки не сдался.       — Ну, это не только ради титула, — начал парень задумчиво, слегка наклоняясь вперед. — Для некоторых это возможность… чего-то большего. Показать, на что они способны, испытать себя.       Рейна осталась на своем:       — Показуха и самоутверждение, не больше.       Джордж фыркнул, но весело улыбнулся в ответ:       — А ты точно не хочешь попробовать?       — Не хочу, — довольно сдержанно ответила та, слегка нахмурившись.       Турнир Трех Волшебников… Очень скоро. Буквально через полторы недели к ним начнут прибывать ученики из других школ, а на Хэллоуин пройдет церемония. Жуть.       Джордж не стал настаивать. Между ними вновь повисла лёгкая тишина, спокойная, почти дружеская. В этот момент по школе раздался мерный бой колокола, возвещающий начало ужина.       — Спасен, — ухмыльнулся Джордж, собирая свои вещи.       — Поздравляю, — Рейна вздохнула, закрывая папку.       Вандербум подвелась, разминая шею. Студенты потихоньку начали заполнять зал. Джордж, аккуратно приподнимаясь следом, поинтересовался:       — Не будешь ужинать?       — Нет, — ведьма вздохнула, потирая глаза. — У меня ещё стопка работ первокурсников, которые я не успела сегодня проверить.       Рейна уже собиралась быстро ретироваться, как вдруг вспомнила:       — И по поводу полетов.       — А? — встрепенулся Уизли, поравнявшись с ведьмой.       — Твой брат опять предложил вам меня поучить, — девушка пожала плечами. — Я подумаю.       Парень простоял молча где-то секунды с три, а потом лишь легко кивнул, скорее всего, не до конца осознав масштабов гениальных идей своего брата по отношению к нему. Протянул Рейне руку, забирая у неё папку и исписанные пергаменты.       — Я проведу, — объяснил тот, первым двинувшись к выходу. — В знак благодарности. А то, знаешь, тут с лестниц люди падают…       Вандербум закатила глаза, двинувшись следом.       Они неспешно двинулись по коридорам, пергаменты мягко шуршали под рукой Джорджа, а шаги эхом отдавались от каменных стен. Атмосфера между была странно спокойной, но не лишенной напряжения. Может, от непривычности.       Джордж ненароком хотел глянуть в свою собственную папку, но та моментально захлопывалась, не оставляя попыток.       — Слушай, — начал Джордж, небрежно почесывая затылок. — А почему ты плакала?       Рейна резко повернула голову в его сторону, слегка приподнимая брови.       Первое: она и забыла, что плакала. Второе: откуда он об этом знает? Неужели маскировка не сработала, потому что сил осталось так мало?       — О чем ты вообще? — недоуменно поинтересовалась Вандербум, пытаясь скрыть за этим легкое замешательство.       — Ну… — Джордж замедлил шаг, заглянув в серые глаза. — Когда тебя не оказалось в зале, я подумал, что ты могла заблудиться или что-то случилось. Ну и пошел к директорской башне. Фред говорил, что ты туда направлялась перед обедом. Когда просила перенести на час позже.       Рейна не ответила. Ускорила шаг.       — Я тебя там нашел, — мягко продолжил Джордж. — Ты сидела на полу у стены… и плакала. Не стал тревожить, ну… потому что…       Вот черт. Только не это.       — Пустяки, — перебила та парня, ускорившись ещё сильнее. — Неудачный день.       Они на несколько минут погрузились в молчание. Коридор вывел их к закругляющейся лестнице, ведущей к портрету Полной дамы, который охранял вход в гостиную Гриффиндора. Джордж чувствовал, что разговор остался незавершенным, и, перед тем как Вандербум без нормального ответа и с проблеском маеты могла исчезнуть за дверью, решился еще раз попробовать.       — Почему ты плакала? — Джордж остановился в паре шагов от ведьмы, всматриваясь в лицо.       Приплыли. Во второй раз за день.       Как же тяжко. Очень сложно рассказывать спокойно и доброжелательно о боли до тех пор, пока от нее не освободишься.       Рейна на секунду задумалась, глядя прямо в его глаза, а затем легко пожала плечами:       — Я ничтожество, — Рейна почти улыбнулась, но вовремя остановилась. — Вот так бывает в жизни. Она спокойно обернулась к портрету и быстро проговорила «Чепуха», прежде чем Джордж успел что-либо ответить. Полная дама величаво кивнула и приоткрыла дверь.       — Подожди, — торопливо начал Джордж, но девушка уже шагнула внутрь и скрылась в полумраке гостиной, захлопнув за собой портрет.       Джордж остался стоять перед закрывшимся портретом, чувствуя, как внутри что-то перевернулось. Он попытался осознать услышанное, но слова Рейны отдались в голове глухим эхом, оставив его в полном шоке и непонимании.       Ничтожество? Рейна?       Бегло обернувшись к портрету, он так же проговорил:       — Чепуха.       — Вы или заходите вместе, или не заходите вообще, — возмутилась Полная дама. — Туда-сюда тягают!       — Быстрее! — нахмурился Уизли.       Портрет отворился и парень забежал следом, но даже легкого флёра от Рейны не осталось. Скрылась в комнате.       Что это было? Почему? Что там такого случилось?       — Воу, это было круто, — рука Фреда неожиданно легла тому на плечо, пока за спиной были слышны новые возмущения Полной дамы: «Нет, ну это издевательство». — Я видел, как вы выходили из Зала. Ну? Как всё прошло?       Джордж продолжал молча смотреть в сторону женских гостиных, вздохнув.       — Э-э-эй, что за взгляд умирающего домового? — фыркнул Фред, вставая напротив брата. — Что уже случилось, нежный ты мой?       — С тобой у нас будет отдельный разговор, — поджал губы Джордж, но после посмотрел на брата с полным непониманием и разочарованием. — Может я чего не понимаю, но… почему такие способные и умные люди называют себя ничтожествами?       Фред притих, нахмурившись следом.       Видимо, он тоже чего-то не понимал.