Verlegenheit

— Вы по личной договорённости, верно? — уточнил парень за стойкой регистратуры, повторно пробегаясь взглядом по списку пациентов. — Да, — Ассоль аккуратно сглотнула и поджала губы. Сегодня после утреннего собрания ее выловил Германия и деликатно напомнил, что ждёт её в клинике к пяти. Признаться, приехать в Шарите, флагманский госпиталь Германии, было необычным опытом. По экспертному мнению русской, он выглядел намного лучше большинства больниц России, на которых выделялся мизерный бюджет. А здесь свежий ремонт, привлекательный интерьер, удобные на вид кресла в холле. — А, нашёл вас. Присаживайтесь пока, доктор сейчас подойдёт. Вам чай или кофе? — Чай. С молоком и… без сахара… Да, без сахара. — Вы в порядке? — юноша внимательно посмотрел на лицо девушки. — Фрау Нарышкина, вы очень бледны. — Это моё нормальное состояние, — аккуратно кивнула она, принимая заветный напиток, и присела на диванчик.

Нарышкина.

Удивительно аристократичная фамилия, на которую Ася имеет побольше прав, чем потомки тех самых Нарышкиных, живущие во Франции. Будучи совсем маленькой, она хотела быть Смирновой или Петровой, но лишь увидя фотографию дедушки, супруга олицетворения Российской Империи, откинула все сомнения. Её папа рассказывал, что дедушка загородил собой Империю, желая защитить её жизнь от подосланного большевиками убийцы. Они умерли одновременно, почти от одной и той же пули, сжав руки друг друга. В тот момент Ассоль раз и навсегда решила: быть Нарышкиной — гордо. Русская вновь взглянула на немецкого юношу, который с невероятной скоростью отмечал пациентов и разбирался с лёгкими административными вопросами. Быстрый, бойкий, постоянно поправлявший чёлку. Интересно, а как долго он тренировался произносить эту фамилию? Обычно для иностранца это целая проблема. Спортсменка опустила глаза и достала небольшую папочку. Она не хотела себя накручивать, потому прихватила стопочку документов. Разбираться с работой после нескольких саммитов, вымотавших изрядно, на самом деле не хотелось, однако ещё больше не хотелось отдаваться в руки панике. — Да успокойся ты! — мысленно отругала себя Россия. — Он больно тебе делал? Нет. Он когда-нибудь ругал? Нет, хотя за такое паршивое отношение к здоровью мог бы даже не накричать, а чего похуже. Успокойся, что ты как маленькая!

«Проект торгового соглашения»…

Мозг снова подсунул воспоминание, теперь заставившее кончики ушек русской покраснеть. Его руки в перчатках медленно и аккуратно надавливали, оглаживали, изучали…

«Проект торгового соглашения между Правительством Российской»…

Ассоль чуть приулыбнулась. А ведь эти руки могли бы огладить внутренню сторону бёдер, бока. Он мог бы поцеловать её снова в шею. Или в ключицу. А лучше колено. Или сразу бедро. Или… лучше всё сразу, главное чтобы не останавливался и целовал, целовал, целовал…

«Проект торгового соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Демократической Республики Эфиопии»…

Наверное, она дала бы сделать с собой что угодно, быть может даже опрокинуть свечу с горячим воском. Такое яркое воспоминание шло из подросткового возраста. Тогда Ася, Лёня и Владик нашли у папы видеокассету с явно недетским содержанием. Застукала троицу мать и пригрозила прямо на месте поставить всем троим витамины внутримышечно. Владлен и Ассоль, как спортсмены, примирительно подняли руки и торжественно поклялись больше так не делать, а вот Леонид, как несколько паникующий от вида иголки, замахал руками и махом сыммитировал обморок. Более к папиным кассетам все трое не притрагивались. По плечу легонько постучали. — Ася, приём, — Максимиллиан легко засмеялся, помаячив рукой перед лицом пациентки. — Ты на чем так зациклилась? Федерация медленно перевела взгляд на доктора. Красавец. И по жизни красавец, но в халате и черном медицинском костюме просто Аполлон. Его светлые волосы, ещё с утра уложенные с пробором, подчеркивали идеальный образ. Мягкая, почти дежурная улыбка окрыляла сознание. — Да по работе тут, — почти на автомате ответила девушка. — Пойдем, — немец кивнул в сторону лестницы. — Или тебя понести? — А что, есть такая опция? — Нет, но для тебя всё, что угодно. — Неси! Максимиллиан хмыкнул и без особых усилий поднял русскую под коленки и спину. Небольшое число сидевших пациентов с удивлением и даже каким-то восторгом наблюдало за этой сценой. Идти оказалось недолго, но когда Ассоль почувствовала, что ее понесли по лестнице, тут же воспротивилась. — Эй! Тебе же тяжело! Я в конце концов и сама могу дойти! — Я что, по-твоему, зря железо тягаю? — спокойно поинтересовался Республика. — Но это же тяжело - нести кого-то по лестнице! — Кого-то может и да, а ты совсем невесомая, — русская хотела было что-то ответить, но остроумное высказывание всё не приходило в голову, так что пришлось задуматься. Германия аккуратно перехватил девушку и занес в кабинет, отдавший знакомыми духами. Именно они заставили пациентку прийти в себя, осмотреться. Кабинет был достаточно приятным: современный стол и два кресла, шкафы с лекарствами и папками, перегородка. Перегородка. Перегородка скрывает то, что должно напугать. Остроумное решение. — Ася! — А? — Всё в порядке? Я до тебя никак не могу достучаться. — А, извини. Задумалась, — она поджала губы. Второй раз за день она перед ним падает в грязь лицом. Стыдоба какая. — Так, что ты хотел? — Я говорю, присядь пока, сумочку положи на соседнее место, я тебя поспрашиваю. Он открыл карту и щёлкнул ручкой. — Я некоторое заполнил, проверь, пожалуйста, — врач развернул карту к пациентке. Та внимательно пробежалась взглядом, чуть покраснев щёчками от информации. Немец меж тем, отстучав мелодию и вздохнув, спросил. — Весишь ты всё также 55? — Вообще-то я немного поправилась, сам же сказал, надо, — театрально возмутилась русская, силясь скрыть эмоции. — До 55 с половиной? — До 56! — А, извини, это же совсем другое дело! Ася, надо хотя бы до 59. — Но я так не смогу высоко прыгать! — почти в слезах возмутилась девушка. — Растеряю все мастерств! — Все, что ты сейчас перечислила, это наученность, — Макс накрыл ее руку своей, слегка поглаживая. — Ты ничего не потеряешь, я знаю твое упорство и стремление. Просто… просто не нужно голодать ради поддержания статуса. Сама подумай, будут ли у тебя в таком случае силы на тренировку? — Ну… как и привыкли, через силу, через боль. — Не надо, как привыкли, — он прошелся до ее креслица и встал сзади, положив руки на ее худые плечи, — нужно всё же грамотнее быть и не доводить себя до анорексии. Я же волнуюсь, — они на мгновение замолчали. Максимиллиан массировал ее плечи, а она лишь погрузилась в эту ласку. — Скажи, пожалуйста, а у моей коллеги ты последний раз когда была? Ася распахнула глаза. Это было в 1976 году. Первый и последний раз. Он может быть сколь угодно милым, но после этой информации он точно будет разочарован. — Господи, какое позорище… — подумала русская, зажмурившись. — Ассоль, — мягко позвал немец. Он знает, что прием был давно. Он готов ко всему: это пугливое существо просто не может каждый год заставлять себя проходить осмотры. Да и Ингрид рассказывала про отношение к пациенткам на советском пространстве. — Не молчи, пожалуйста. — А ты… можешь без этой информации обойтись?... Ты будешь разочарован. — Ассоль, сладость моя, почему ты так решила? Сначала о том, что я буду злиться, теперь о разочаровании, — Россия опустила голову. — Разве я когда-нибудь злился на тебя? Или был разочарован в тебе? Конечно, ситуация с обследованием не самая приятная, но я примерно знаю со слов Ингрид, что у вас происходило, и прекрасно понимаю твой мотив. Макс, ожидая ответа, переместил руки на ладони девушки. — В 76 году… — тихо отозвалась пациентка, предварительно зажмурившись. Вновь щелкнула ручка, открылся ежедневник, и немец записал год посещения, а затем вернулся на место. — Вот видишь, не так всё это и страшно, — он легко докоснулся губами до её шеи. — Кстати, пришли анализы, я тебе сейчас два препарата напишу. Германия прошёлся до своего места, достал нужную бумагу и мелким почерком быстро заполнил её, закрепив печатью. — Я могу… идти? — Максимиллиан хотел было отпустить легкую шуточку по этому поводу, но чересчур широкие зрачки и очень бледная кожа заставили немца перейти на мягкий рабочий тон. — Пока не стоит. Мы должны понимать, что это точно не инфекция. — Да какая к чёрту инфекция?! — нервно взвилась девушка, но Германия очень быстро это пресёк, накрыв её руку своей. — Ассоль, — имя прозвучало чуть строже, чем этого хотелось обоим, и Ася в волнении подняла взгляд. Максимиллиан смягчился. — Ответь мне на вопрос. Я когда-нибудь тебе больно делал? — М-м, — русская опустила глаза, помотав головой. — Я когда-то повышал на тебя голос? — Нет… — Ты, когда отзывы обо мне читала... — русская шокированно подняла распахнутый взгляд, — что? Откуда я узнал про отзывы? — она судорожно закивала. — Легко догадаться: ты даже интерпол на уши поставишь, лишь бы всё узнать, — он беззлобно усмехнулся. — Так вот. Ты видела хоть один наподобие: «Врач ужасен, вышла в слезах»? — Ася скосила глаза в сторону, действительно вспоминая отклики. Германия точно знал — не найдет. Пациентки никогда не выходили от него хоть сколько-нибудь грустными. Смущенными — да, счастливыми — конечно! Но никогда не плакали. Наоборот из уст в уста передавался факт галантности и деликатности немца — он имел обыкновение подавать руку при спуске с кресла, и такая маленькая деталь всегда нравилась женщинам. Сам доктор в интервью признавался, что делает это из мер безопасности, всегда вспоминая, как одна из страдающих от токсикоза потеряла сознание, а он в последнюю долю секунды успел подставить руки. — Не видела… — Так каков шанс, что ты отсюда выйдешь заплаканная? — доктор опустился на одно колено, чтобы быть чуть ниже сидящей пациентки. Повисла пауза. Взгляды: один немного смущенный, второй тёплый, как ранний рассвет июньского дня, задержались друг на друге, и врач почти прошептал. — Ноль. Что-то в душе Ассоль поменялось. Будто кто-то взял и задул огонёк паники, оставив место лишь небольшому смущению и бесконечному доверию.

«Я никогда не опущусь до того, чтобы сделать тебе больно»

— Что я… что мне нужно сделать? — Ничего особенного или страшного, — мягко объяснил врач, мысленно благодаря Всевышнего, что Ассоль перестала паниковать. И всё из-за какой-то женщины, у которой не задался день и которая решила отыграться на тогда ещё четырнадцатилетней девочке. — Мне нужно провести небольшое обследование. Это от силы минут пять. Ничего болезненного. Твоя задача сейчас вместе со мной просто пройти в смотровую и дать себя осмотреть. Уж извини за тавтологию. Ассоль кивнула и в подтверждение своих слов отставила сумочку, встав с креслица. В конце концов, она уже взрослая самодостаточная женщина, надо уметь держать себя в руках. Немец улыбнулся таким переменам и аккуратно положил руку девушке на талию, слегка подталкивая её ко второй части помещения. Здесь скрывалась небольшая этажерка с лекарствами, мазями, перчатками, палочками, одним словом, оборудованием. Здесь же стояла кушеточка, на вид бывшая достаточно мягонькой. Рядом был маленький стульчик на колесах. Чуть ближе к стене стояло само кресло. Ася мысленно приготовилась к знакомой пыточной картине: абсолютно плоская твердая спинка, часто стоящая вертикально, пластиковые, а то и железные подколенники. Да, сделано на века, но страх внушало примерно сразу. Тут была иная картина: оно было шире, мягче и приятного глазу кремового цвета. А еще Ася не заметила главной отличительной черты отечественных кабинетов: ничем не занавешенного окна, к которому должно было быть развернуто кресло. Окно здесь было, но жалюзи плотно скрывали кабинет от посторонних глаз. И запах. Видимо, немец здесь работал давно, и его дорогой селективный парфюм с лёгкими нотками пряностей, цитруса и бергамота успел заменить привычный больничный запах. Из раздумий Федерацию вытащило прикосновение рук к талии. Это было удивительно, но она не вздрогнула, не испугалась, что чаще всего получалось. Какое-то тепло прилило к низу живота и к тем местам, до которых докоснулись руки Максимиллиана. Россия улыбнулась и повернула голову на доктора. — Улыбайся почаще, — простодушно ответил врач. — Тебе очень идёт. — Спасибо, — тихо, но так искренне отозвалась русская. — Так, я тебя сейчас на минут 5 оставлю, — он отошел к лотку с одноразовыми пеленочками и постелил одну на кресло. — Мне нужно сделать пару пометок в карте. Да и зачем мне тебя ещё больше смущать и заставлять раздеваться при мне? — Ты это нашим врачам скажи, — с небольшим возмущением фыркнула Ассоль. — Разденься, где стулья, а потом иди через весь кабинет и свети всем, что есть! — Дорогая, если у тебя есть такое большое желание, — хмыкнул Германия и продолжил более томным спокойным голосом, — ты только скажи, я тебя уверяю, вечером ты не только самостоятельно разденешься при мне, но и самолично ляжешь ко мне на колени. — А ты сказал, что даже ругаться не будешь, — Нарышкина не смогла сдержать смех, но ощущение жара в животе скрутилось сильнее. — Я и не стану, — пожал плечами Республика. — Дождусь, пока сама не попросишь. — Многого хочешь, — фыркнула она. — Я бы не был столь категоричен. — Ой всё. — Ты давай сними весь низ, хотя… — он оглядел небольшую офисную синюю юбочку. — Юбку можешь оставить: мне не мешает, тебе комфортнее. И пока просто сядь на кресло, подыши, расслабься. Как и было оговорено, он вышел из этой части помещения. Строго говоря, совсем он его не покидал — отошел в часть, где стоял стол с креслами. Но Асе этого было вполне достаточно. — «А должна ли я сейчас волноваться?» — задумалась девушка, чувствуя, внезапно для себя, предвкушение. Скинув с себя дополнительно пиджак и оставшись в модном топе, открывающем животик, она аккуратно примостилась в, как и ожидалось, удобном кресле и свесила ножки. — «Наверное, его надо бы позвать, сказать, что готова». Звать не пришлось. Услышав ощутимое затишье и отсутствие шуршания, немец сам зашел в комнату, подтягивая маску и надевая перчатки. Халата на нем не было, осталась черная хирургичка. Она достаточно красиво облегала рельефное, подкачанное тело, и Ася… засмотрелась. Он не был суперкачком, бодибилдером, он имел просто красивое, развитое физически тело, которое поддерживал тренировками и правильным питанием. — Готова? — Мгм. — Так, начнём, — Республика встал рядом и положил руки на острые колени. — Положи корпус, расслабься, — помогая своим словам, он слегка надавил на плечи пациентки. Федерация, не сводя взгляда с глаз немца, аккуратно опустилась на мягкую спинку. Неожиданно она вздрогнула и судорожно вздохнула, почувствовав, как Максимиллиан положил руки на ничем не защищенные бедра и аккуратно направил их вверх, ближе к подвздошным костям. Два больших пальца, как крючки, зацепили юбку и чуть-чуть приподняли её для удобства работы. Руки переместились к коленям и достаточно по-свойски развели их в разные стороны, заставив костёр внизу живота разгореться ещё сильнее. В памяти всплыли картинки недавнего эротического бума 90-тых: мужчина жёстко разводит ноги молоденькой девушки в стороны или приподнимает её за бёдра и заставляет прогнуться в спине. Это казалось слишком жёстким, слишком… слишком своенравным. Это не трогало ни капли. А здесь камерная атмосфера кабинета, собственнические аккуратные, хоть и не совсем врачебные движения немца заставляли незаметно для себя прогибаться в спине, прикусывать щёки и прикрывать глаза. Колени расположили на мягких подставках. Холодный ветерок пробежался по промежности, что добавило немного перчинки. Доктор, расположившийся на специальном стульчике, предательски молчал. Она чувствовала: он ждёт момента. И вновь вздрогнула, чуть выгнувшись в спине, широко раскрыла глаза: руки легли на внутреннюю часть бедер, а большие пальцы деликатно раздвинули половые губы. — Не больно? — он знал, что больно не было. Это скорее была поддержка: всё же он понимал, что возбуждение, признаки которого он видел, возбуждением, но частицы страха никуда не делись. — Н-нет, — Ася взяла паузу в попытке придать голосу чуть большее спокойствие. Получалось, честно сказать, неважно. — Т-только ты молчшишь, и э-это напрягает. Там всё плохо? — Нет, что ты, — он локтем подцепил лампу, сделав свет чуть более направленным. — В принципе картина достаточно ожидаема. Из-за понижения эстрогенов мы наблюдаем выраженную бледность и сухость слизистой. Даже несмотря на то, что ты слегка возбуждена, — русская вмиг покраснела от небольшого чувства стыда, — и бартолиновы железы должны были выделить некоторое количество смазки, этого недостаточно. — А ты мог меня не смущать? — со вздохом проговорила Ассоль. — Ну извини, — руки убрали. За место них послышался легкий толчок от пола, езда колёсиков и шуршание открывающейся упаковки. — Сейчас возьму один анализ, и ты будешь свободна. — Не больно же? — русская постаралась спрятать излишки ненужной нервозности. — Я думаю, если тебя не предупредить, ты и не заметишь, — она вновь почувствовала латекс перчатки: два пальца аккуратно развели в стороны небольшие кожные складки. Ася задержала дыхание, сама не зная зачем. Не то хотелось прочувствовать самый сок процедуры, не то оставался маленький страх, который только так можно было контролировать. — Нет-нет, задерживать дыхание точно не стоит. Давай, вдох, — он добавил в голос нотку лёгкой медицинской строгости, и Нарышкиной пришлось повиноваться. На миг стало щекотно. Девушка впала в ступор и хотела было прислушаться к собственным ощущениям, но ничего уже не было. Закралась мысль, что ей показалось. Меж тем секрет был помещен в пробирку и убран. Доктор встал с места, снял перчатки и стянул маску. Он мягко приподнял коленки Федерации и опустил их на прежнее место. Затем поправил юбочку и наконец помог приподнять корпус. Некоторое время врач и пациентка смотрели друг на друга, не зная, что и сказать. Потом немец уже привычно положил руки на колени и очень спокойно начал. — Вот и всё. Нужно было из-за этого так паниковать? — Россия увела взгляд. — Прости, я… я не знаю, что на меня нашло, — тихо призналась она. Максимиллиан переместил руки за спину и аккуратно обнял хрупкую фигурку. — Бывает. Главное, что мы с тобой выяснили, что это небольно и нестрашно. Ну, смущающе чуть-чуть, это да, — как награда на шее остался легкий поцелуй. — Знаешь, некоторые пары даже используют подобный сценарий для ролевых игр. Я, как и любой врач-акушер, считаю это несколько странным, но всё же. — Ты на что намекаешь? — буркнула в торс Республики Нарышкина. — Ни на что. Хотя, судя по реакции твоего организма, тебе очень даже понравилось, — Ася оторвалась от немца и посмотрела ему в глаза, как маленький ребенок, пойманный за воровством конфетки из родительского серванта. — Через полгода можем повторить. А можем и раньше. — Да иди ты! — притворно возмутилась Ася. — Уже иду, — хмыкнул доктор. — Одевайся и присаживайся рядом, я тебе объясню, что по лекарствам. Она потянулась поцеловать его в губы, но в последний момент он извернулся и сам поцеловал ее в шею, чуть прикусив. Ася рвано вдохнула, прикрыв глаза. Немец, отринув, хитро улыбнулся и аккуратно снял возлюбленную с кресла, пересадив её на кушетку. Затем как ни в чем не бывало, развернулся на пятках и отошел в другую комнату. Русская некоторое время смотрела ему в след, совсем запутавшись в осмотрах, поцелуях, анализах, прикосновениях, лекарствах и чувствах.

Наверное, она была бы непротив… повторить…