Verlegenheit

— Твою ма-а-ать, — для России воскресное утро не задалось уже с самого начала. Из-за больших физических нагрузок, требовавшихся для поддержания чемпионского статуса, пресловутые месячные начинались с огромным опозданием в месяц, но каждый такой раз оставался в памяти надолго: девушка подолгу не могла встать с постели, чувствуя сильную слабость и проклиная температуру в чистых 37, пила обезболивающее, лишь иногда позволяя себе небольшую полосочку шоколада, и мучилась то от желания треснуть кому-нибудь, то от приступа жалости к себе. Но этот раз запомнится дольше всех — Ассоль в этом уверена. Болело так, что пошевелиться было очень сложно. Была бы она дома, в Москве, где спасительные таблетки лежат на прикроватной тумбочке вместе со стаканом воды, всё можно было исправить за пару минут, но она в Берлине, в квартире Германии. Тот был ранней пташкой и уже убежал на пробежку, а вот русская любила подолгу нежиться в постели. Наверное, стоило бы попросить у него помощи, он как раз доктор, уж простое обезболивающее у него точно найдётся. И не только обезболивающее. О специализации немца Ассоль узнала недавно. Максимиллиан не то, чтобы скрывал один из основных видов своей деятельности, но и не разбрасывался такими фактами налево и направо, как это любит та же Патриция — милое олицетворение Италии, позирующее для prada, dolce gabanna, loro piana, одним словом, дешевле dior не опускается. А вот Германия к этому относился спокойнее. Ну да, акушер, ну и что? Россия вновь промычала от приступа боли, подтянув к себе колени. С приступом новой боли начинала появляться тревога.

А-ку-шер.

Мозг сразу учтиво подсунул советские воспоминания о карательной гинекологии, заставив сжаться сильнее и начать винить себя уже за то, что родилась девушкой. Слеза потекла по щеке: от боли ли, от страха? От смущения? Рядом раздались шаги и на плечо девушки легла аккуратная рука. — Что случилось? — мягко поинтересовался доктор, присев на колени рядом с кроватью. Русская так зациклилась на воспоминаниях, что не заметила ни щелчка входной двери, ни вкусного запаха кофе, окутавшего всю квартиру, и только сейчас подняла взгляд, зацепившись за голубизну глаз Республики. Еще в их первую встречу будучи маленькой девочкой, она с интересом рассматривала эти переливы и градиенты. Маленький немец тогда очень смущался и специально закрывал глазки ладошками, если не убегал прятаться за Британию. Большим пальцем Германия стёр накатившие слёзы и переложил руку на пушистые волосы, принявшись ласково поглаживать, — Ассоль? — М? — Что случилось? Живот болит? — Ассоль вдохнула и резко выпалила. — Да, сильно, принеси обезболивающее! Пожалуйста. — Подожди, — бархатистым баритоном начал Максимиллиан, поглаживая девушку по спине, — ты же знаешь, что гасить боль в животе без осмотра нельзя. А если это аппендицит? — Спасибо за новую фобию! — с нотками истерики выпалила русская, натягивая одеяло и отталкивая руку Германии. — Сегодня первый день нового цикла? — догадался Республика. — Мгм, — сдалась русская, поняв, что простой таблеткой ношпы уже не отделается. — А задержка была? — пострадавшая лишь показала 2 пальца. — 2 недели? — аккуратно уточнил немец. Федерация поджала губы и помотала головой. Немец нахмурился, сделал паузу. А потом сложил два плюс два и озвучил догадку. — Два месяца…? Сонливость спортсменки сняло как рукой. В голосе немца послышались нотки того самого медицинского переживания, грозившего ей перспективой знакомства с дотошным доктором Максимиллианом чересчур лично. И снова всплыли картины давних событий: снова холодное клеенчатое кресло с холодными железными держателями для ног, снова приносящие боль холодные металлические инструменты, на которых постояннно не хватало вазелина, снова холодный кафель, снова холодные колкие высказывания, ледяная ругань, пристыживания холодной немолодой женщины, смеривавшей её таким же холодным взглядом. Везде холод. Холод. Холод. — Ассоль? — и тёплый баритон, тёплый берлинский диалект. — Ты меня слышишь? — Мгм… — Мне нужно будет тебя осмотреть, чтобы точно сказать, что это и какой препарат нужен. — Подожди-подожди-подожди! — всполошилась Федерация, приподнимаясь на локтях, и попыталась оправдаться. — Я же спортсменка, у меня большие нагрузки, у меня постоянно есть задержки, а когда появляются… гости из Краснодара, мне всегда больно, да и к тому же… — Подожди, какие гости из Краснодара? — Ну… эти дни… — доктор с секунду глазел на русскую, а потом рассмеялся. — А что, слово «месячные» у вас под запретом? — россиянка, забыв про боль, покраснела ушками и носиком и стыдливо опустила взгляд. — Сокровище моё, это же абсолютно нормальный физиологический процесс, как… пищеварение, например. Или у вас это тоже под запретом? — Нет, просто… ну… общество не очень одобряет, — Германия снова усмехнулся и поцеловал вынужденную пациентку в щеку. — Дорогая, ты же олицетворение целой страны. Тебе-то какое дело? И какое дело каждой девушке до мнения общества? Мы уже вступили в новый век, даже в новое тысячелетие. Зачем себя мучать старыми порядками? — Россия пожала плечами. — Вот именно. Но вернемся к делу. Давай я всё же проведу небольшой осмотр. Не переживай, ничего страшного не будет — у меня нет с собой ни одного инструмента. Да и если бы были — в любом гинекологическом осмотре нет ничего страшного, — он аккуратно перевернул спортсменку с бока на спину и согнул ее ноги в коленях. — Максимум смущающе. Я всего лишь пальпирую тебе животик и грудь, — Ассоль умоляюще взглянула на немца. Тот ободряюще улыбнулся и погладил ее ручку. — Есть сильная вероятность, что у тебя гормональный сбой. В таких ситуациях грудь становится гиперчувствительной, — он аккуратно приспустил одеяло и приподнял шелковую рубашку, открывая доступ к худенькому животику. Его тёплая рука аккуратно надавила на область рядом с пупком. — Расслабься, сладость моя. Если будет больно, сразу скажи, хорошо? — Хорошо… — Живот пальпирую, исключу любую вероятность чего-то серьезного негормонального и принесу тебе обезболивающее. И заодно горячий чай, — девушка аккуратно кивнула и, наклонив голову, внимательно оглядела работу Максимиллиана. Его теплые руки с аккуратными пальцами нежно нажимали на низ живота, иногда вызывая тянущую боль. По окончании процедуры парень кивнул и отошел за лекарством и теплым чаем с бергамотом. Россия выдохнула и, улыбаясь, посмотрела ему вслед. — Я еще положил тебе вафлю, — Республика поставил чашку на прикроватный столик. — Иногда в первый день тянет на сладкое. — Спасибо… — прошептала пациентка, и ее глаза загорелись радостью. — Пока что не за что, — он присел рядом. На тыльной стороне его ладони скопились едва заметные капельки воды, которые он не заметил, пока вытирал полотенцем тщательно вымытые руки. Увидя такую засаду, врач поспешил смахнуть их легким движением. — Через минут 5 боль должна полностью уйти. Ты мне вот, что скажи: есть боль в груди? — он внимательно вгляделся в лицо, лишая возможности соврать. — Ну… иногда болит… такое ощущение, что натерла… — смутилась россиянка, аккуратно дуя на чай. — Тогда давай с чаем немного подождем, я осмотрю, — настроение сразу же испортилось, и чай пришлось отложить, — тоже одна из стандартных процедур, делается, чтобы исключить опухоли. Его рука докоснулась до края пижамы. — Нет, давай не надо! — вскрикнула Ассоль, схватив Германию за руку. — Тише, тише, — он моментально убрал руку и перешел на успокаивающий шепот. — Всё хорошо, чш-ш-ш. Ты боишься? — Это стыдно, это точно больно и… и… нет, я не готова! — Пойми, Schätzchen, это нужно для установления диагноза. Это ни капли не стыдно. Я врач прежде всего, уже потом мужчина. — Я… я… извини, пожалуйста, просто… не получается, правда. — Тише, это нормально, — он вновь погладил ее руки и поцеловал одну их них. Его губы тронула хитрая улыбка. — Хочешь, могу переодеться в форменный белый халат. Он как раз обтягивает фигуру. Можешь на нее отвлечься, я вроде как не зря железо тягаю, насколько помню, моё телосложение как раз в твоем вкусе. — Макс! — взвизгнула Федерация, моментально смутившись. — Все-все, извини пожалуйста. Ты очень мило смущаешься. Завтрак в постель исправит ситуацию? — С яичницей и сосисками? — С яичницей и сосисками. — Тогда исправит, — будто поддерживая ответ хозяйки, на устах появилась улыбка. — Давай тогда быстро разберемся с этим, и ты вкусно поешь, — девушка отвела взгляд, но руки убрала. Максимиллиан ободряюще улыбнулся и, потянувшись за дополнительными подушками, подложил их своей пациентке под спину и шею. — Устраивайся поудобнее, расслабься. Ассоль отвернулась, зажмурилась и поджала губы. Доктор, не поднимая шелковой рубашки, одними подушечками пальцев аккуратными массажными движениями надавил на железу. Ася чуть зашипела и дернула плечами. — Больно? — Колется. — Понял, — он проделал те же движения дальше по кругу. — Так тоже колется? — Чуть-чуть, но не так сильно. — Хорошо, вот тут как? — Небольно. — Тут? — Немного ноет. — Мгм, — немец сменил положение и мягко надавил на вторую железу. — Колет! — взвизгнула пациентка. — Сильнее чем на другой? — Да. — Есть вариант, что у тебя что-то из эстрогенов упало, эстрадиол, например. Нужно будет сдать анализ крови на гормоны, хорошо? — девушка ели видно кивнула и повернула голову обратно. Увидя подступившие слёзы, Германия со всей аккуратностью стёр их большим пальцем. — Всё хорошо, мой солнечный лучик, почти всё закончилось. Осталось только надавить на соски — из них может сочится жидкость. — Ну почему так трудно быть женщиной? — страдальчески протянула Россия, закрыв глаза руками. — Сладость моя, как только ты будешь здорова, мы пойдем в дорогой ресторан. За мой счет, — он вновь погладил ее по руке, силясь приободрить. Щелкнули белые перчатки, надеваемые на руку. — Можно? — У меня же нет выбора? — А что, перспектива хорошего ресторана это плохая компенсация? — Нет, просто… просто… — она вымученно посмотрела на него, — будь аккуратен, хорошо? — Комфорт пациентки для меня превыше всего остального, — приулыбнулся доктор. — Особенно такой пациентки, как мой дорогой ангел, — спортсменка вновь покраснела одними ушками и глупо заулыбалась. Как и говорил Германия, живот прошёл, оставив место небольшой слабости. Вдруг она судорожно вздохнула — Максимиллиан, аккуратно расстегнув шелковую рубашку, оголил верхнюю часть тела. Ассоль не отличалась формами — постоянные большие нагрузки и диеты не оставляли и шанса на это, однако даже без эффектного бюста, ее фигура отличалась гармоничностью и красотой. — Не знал, что у тебя есть веснушки, — усмехнулся молодой человек, переводя тему и отвлекая от дурных мыслей. — М? — Говорю, не знал, что у тебя веснушки есть. Тебе идёт. — Спасибо, — тихо усмехнулась Ася. — Положи, пожалуйста, ручки под голову, как будто лежишь на траве летним днём, — девушка чуть улыбнулась и повиновалась. — От кого веснушки достались? Не помню, чтобы твой отец ходил с ними, — заметив небольшое расслабление, Максимиллиан со всей осторожностью докоснулся до соска, аккуратно сжал его, вызвав судорожный вдох, и чуть оттянул. — Э-это от бабушки, Российской Империи, — протараторила Россия, прикусив губу. Это было и неприятно, и восторженно одновременно. Вся атмосфера давала невероятную комбинацию: медицинский осмотр, проходящий не в пугающем кресле, а на мягкой постели; легкие касания латексных перчаток, вызывавшие столб мурашек и перемешавшиеся с запахом дорогого селективного парфюма, наполнившего всю комнату; медицинские просьбы, звучавшие не стальным громом, а тихим, деликатным шепотом. На белой перчатке поблескивала мутноватая жидкость, тонкой капелькой просочившаяся из-за надавливания. — Пролактин, — подумал немец и аккуратно продолжил уже вслух. — О, видел ее фотографию. Напомни, как Ее Величество звали? — Стефания, — акушер аккуратно надавил уже на другой сосок, — Борисовна! — на последнем слоге Россия вновь взвизгнула — Максимиллиан сразу убрал руку. — Больно? — Неожиданно… — ответила Ассоль, все также не поворачивая голову. Щелкнули перчатки — теперь их снимали. Пуговички на рубашке аккуратно застегнули. — Ну вот и всё, всё закончилось, — немец аккуратно подтянул одеяло. Пациентка приоткрыла один глаз, затем второй, приподнялась на локтях и оглядела комнату, — а ты волновалась. Напоминаю, обязательно на 5-7 день цикла нужно подойти сдать кровь на эстрадиол. А завтра на пролактин. — Два раза тыкать в меня иголками? А нельзя как-то совместить? — То есть ты, действующая олимпийская чемпионка по художественной гимнастике, которой булава рассекла кожу на стопе, которая ухитрилась поцарапаться до крови палочкой от ленты, которой обруч расцарапал шею, что чуть не пришлось зашивать, боишься вида крови? — он по-театральному приподнял брови и усмехнулся. — Ты не понимаешь, это другое! — расхохоталась девушка, парень — за ней. — Одно дело булава, другое — копьё, которым тебе расхерачивают пол пальца. — Там вообще-то автоматический ланцет. — Ой, — протянула русская, закатив глаза. — И вообще, господин доктор, где моя яичница с сосисками? — Уже несу, — смеясь, парировал немец. — Неси, — она благодарно улыбнулась и обняла Республику, положив аккуратные кисти на его сильные и крепкие лопатки. - Спасибо. — Выздоравливай, сокровище, — он аккуратно поцеловал ее за ушком. Та немного отстранилась, снова рассматривая его аккуратное и пропорциональное лицо, а потом осторожно потянулась за поцелуем. Немец ухмыльнулся и ответно наклонился. Его уста коснулись уголка губ пациентки. Федерация хитро улыбнулась и быстро чмокнула доктора в губы. — Не хулигань, — он щелкнул ее по носу. — Жди завтрак. Он встал и, провожаемый внимательным взглядом, отошел на кухню.