Отпускай

      Хоть Нин Гуан и сдаётся под напором директора, но благосклоннее к юноше не становится. Наоборот, она, хоть и не произнося этого вслух, теряет убеждение в его профессиональных навыках ещё сильнее. Во всяком случае, так кажется Тарталье при следующей после разговора с господином Чжун Ли встрече.       Историца только качает головой и тяжело вздыхает, кидая на Чайльда задумчивый слегка печальный, как и всегда, взгляд из-за плеча. Она склоняется над принтером и тщетно пытается привести плохо работающую машину в порядок, а от того ещё менее довольна жизнью. — Вы всё же правы, Аякс Александрович, — непоколебимым тоном говорит она, вновь вздыхая. — Я не могу требовать от Ваших учеников глубоких познаний, пока их классный руководитель является инициатором нарушения дисциплины. Очевидно предполагать, что они могут сделать мало путного. — Извините, Ваша теория неверна, — отзывается юноша, сжимая кулаки, но не давая взрывному характеру взять верх. — Тогда бы у меня не было ни одного отличника по истории.       Он мысленно хвалит себя, что удержался от менее цензурного способа выражения мыслей, и опирается плечом о дверной косяк, давая слово, что не уйдёт, пока не разберётся с госпожой Нин Гуан. Директор вряд ли будет расстроен очередным их спором, а историца наконец поймёт, что имеет дело с таким же человеком, как она сама. Правда, Тарталья не берёт в расчёт, что он предпринимал уже множество попыток, но он никогда особенно долго не задумывается над неудачами, если находится в процессе их повторения. От этой дурной привычки, заложенной ещё тогда, когда его считали чемпионом на многие года вперёд, наверное, уже и не избавиться. — Всегда есть исключения, Аякс Александрович, всегда. Я не буду судить Ваш класс по… хм, худшему звену, но и не буду брать в расчёт три лучших, понимаете? Средняя оценка остальных не так близка к четвёрке, как ожидается от класса нашей школы.       Чайльд вспоминает, на какие оценки учился сам, и вздыхает. Уж точно не ему, приходившему в школу хорошо, если раз в месяц, осуждать своих учеников. — Этого я не знал, — говорит он наконец, когда женщина достаёт кипу чистой бумаги и поворачивается к нему всем телом. — Но ведь тройка, насколько мне известно, не зря называется «удовлетворительно», госпожа Нин Гуан.       Женщина качает головой, перетасовывая бумагу несколькими чёткими движениями. — Вам было простительно иметь знания подобного уровня, но не Вашим детям. Они, кроме школьных занятий и подготовки к поступлению, не делают ничего. — А этого недостаточно? — интересуется Тарталья, приподнимая брови. — Мне кажется, Вы готовите каких-то историков, а не обычных учеников. И тесты Ваши даже я решить не могу. — Боюсь, в этом вопросе для Вас не может быть «даже», Аякс Александрович, — с едва заметной долей сарказма серьёзно отвечает Нин Гуан. — Вы не знаете даже некоторых базовых вещей, потому и не можете составить уверенную позицию относительно событий. — Да, но делить мнение на верное и нет…       Женщина откладывает стопку и взирает на Чайльда с ошарашенным видом. — Кто-то из Ваших учеников… ошибся. Я не придерживаюсь подобной позиции и принимаю любую точку зрения, если учащийся способен подкрепить её фактами. — Но мне сказали… — начинает юноша, но замолкает, когда он поднимает изящную ладонь. — Будем считать это оговоркой, Аякс Александрович. Ах да, передайте ученикам, что контрольную работу придётся отложить на следующий вторник. И всё же настоятельно порекомендуйте Куникудзуси найти время хотя бы для нескольких дополнительных занятий со мной. — Порекомендовать-то порекомендую, но Вы же знаете, какую истерику опять закатит его мать из-за оценки. — Знаю. Советую ему не учить материал, а пытаться его понять.       Тарталья вздыхает и кивает, нервно пожимая плечами. Когда эта дикая женщина снова внесёт своё великую персону в его кабинет или, хуже того, кабинет Чжун Ли, она не оставит и клочка достоинства Чайльда, пока будет разбирать по частям не только неудачи сына, но отчего-то и провалы его самого. — Может, было бы и лучше, если бы он ушёл отсюда, — бормочет Тарталья под нос, собираясь уходить и даже покидая пост у двери. — Разве у спортсменов не самая устойчивая нервная система? — интересуется Нин Гуан, улыбаясь краешками губ. — Желаю Вам удачи, Аякс Александрович. Не забудьте, пожалуйста, про контрольную.       Чайльд кивает и мямлит что-то соответствующее, медленно бредя по коридору к физкультурному залу. У него совершенно нет достойного занятия, кроме как молиться, чтобы в этот раз приехала не госпожа Райден, как он назвал её за характер истинной богини, повелевающей японцами, а её сожительница, всегда относящаяся к оценкам и самому юноше весьма оптимистично.       Хотя это только внешне облегчит ситуацию, конечно. Чжун Ли всё равно не обрадуется лишним проблемам и, даже если и сделает вид, что Тарталья здесь ни при чём и уверит его в этом самым своим твёрдым голосом, юноша не поверит. Ни за что. Может быть, он и вправду подаёт детям плохой пример? Почему у Люмин, которая ни разу ни на кого не повышала голос и тоже смеётся вместе с детьми, почти что все ученики хорошо учатся?       Совпадений не бывает, все зависит от упорства и желания обучиться или обучить, это Чайльд уже давно понял. Так почему у него не получается просто стать хорошим, равно понимающим и строгим руководителем? Неужели действительно настолько он не создан для этого?       Тарталья не хочет становиться обычным тренером, очень не хочет, а это останется единственный способ заработать, если он всё же уйдёт из школы. Это будет означать, что для него уже точно нет места в рядах спортсменов, что он признаёт свою негодность.       Конечно, глупо ожидать второго шанса человеку со сломанной спиной, но Чайльд не хочет сдаваться хотя бы ещё немного. Ему нужно ещё совсем чуть-чуть времени, чтобы смириться с этим и принять жизнь обычного человека. Совсем немного времени, чтобы вырвать до конца огромный кусок из сердца и вышвырнуть его вон, надеясь забыться в шумных детях и длительных тихих беседах с директором школы. — Я очень занята, — едва не с порога заявляет Яэ Мико и быстро глядится в миниатюрное зеркальце, украшенное чем-то, слишком явно напоминающим не поддельный драгоценный камень. — Заскочила буквально на несколько минут, Аякс… Аякс Александрович.       Тарталья смотрит на пробегающую меж её бровей складку, пока она силится вспомнить его имя, и улыбается, отчего-то становясь гораздо веселее. С ней вообще не бывает иначе — Яэ Мико, кажется, в прошлой жизни была кицунэ, шаловливой и очень смешливой, а сейчас просто держит более серьёзное лицо. — Так, говорите, — предлагает женщина, усаживаясь на длинную скамью, упирающуюся в стену спротзала и поднимая глаза. — Он опять наляпал в тесте по истории? — Я полагаю, что да, — осторожно отвечает Чайльд. — И не только в этом.       Он не боится рассказать об этом госпоже Яэ Мико, потому что знает, что она всё и всегда принимает достаточно легко и никуда не направится, как поступила бы Райден.       Женщина качает головой и нарочито громко вздыхает. — Так и знала, — сетует она. — Действительно, не станут же нас просто так вызывать за одну двойку. Что он наделал на этот раз? — Вопрос об оценке снят, — сообщает Тарталья бодро, не желая вдаваться в подробности другого прегрешения. — Директор уже разобрался, и учительница истории не имеет претензий.       Яэ Мико кивает, устраивая подбородок на ладони, и смотрит на Чайльда, пожалуй, уж слишком внимательно, чтобы ему было комфортно. — Господин Чжун Ли — прекрасный человек, — говорит она, улыбаясь и тихо фыркая. — И Вы тоже. Так что он ещё сделал? Подрался с кем-то? — Нет. Видите ли, он сломал цифровую доску, и… ну, это весьма неудобно для школы. — Ах, это. Понимаю. Что ж, мы с его матерью не так нищи, чтобы быть не в состоянии покрыть долг, так что… — Если Вы не перестанете убеждать его в этом, он продолжит делать то, что ему вздумается, — перебивает её Тарталья. — Мне кажется, Ра… его мать порой бывает права, когда сердится. Ладно, простите, это не моё дело.       Женщина опускает глаза и едва заметно пожимает плечами. — В любом случае, сделанного не воротишь. Сейчас у меня нет наличных, так что, не могли бы Вы, пожалуйста, прислать счёт позже?       Чайльд смотрит на неё нечитаемым взглядом, прикидывая в голове, во сколько ей с Райден это может обойтись. Он сам не знает цену оборудования, да и господин Чжун Ли ни слова не сказал об этом, когда юноше приходилось бледнеть и краснеть, пока тот вёл беседу со Скарамуччей. — Мне кажется, школа ещё не решила, что делать с доской и делать ли вообще… — Ох, нет, я не могу позволить господину Чжун Ли платить за это из своего кармана. Это уже решено.       Тарталья сдаётся, едва удерживаясь, чтобы не хлопнуть себя ладонями по коленям. Он отказывается понимать людей, готовых кидать деньги на ветер, когда ещё ничего даже не обсуждено. Он сам имел неплохой заработок, пока был в состоянии учавствовать в соревнованиях, но никогда даже и не думал заниматься благотворностью. — Хорошо, — бормочет он напряжённо. — Как Вам угодно.       Яэ Мико улыбается и похлопывает его по ладони. — Мне нравится иметь с Вами дело, Аякс Александрович. Чувствуется Ваш профессионализм. — Но… — К сожалению, пока не в ведении класса, — говорит женщина словно сама себе. — Но тем лучше. Мало учителей отказались бы от предложенных денег. — Они всё равно пошли бы не мне, — грустно отзывается он.       Яэ Мико откидывает голову, смеясь, и Чайльд заражается от неё, пытаясь пробормотать хоть какие-то оправдания. — Да ладно Вам, — говорит женщина наконец. — Я всегда рада буду помочь ветерану спорта, тем более пытающемуся воспитать сына моей подруги. Вы же всё равно откажетесь, я права?       Тарталья кивает, желая как можно быстрее закрыть щекотливую тему, и брякает первое, что приходит ему в голову. — Француженка скоро уйдёт в декрет. Вашему… сыну Вашей подруги придётся стараться больше, потому что новая учительница не так туга на ухо и сговорчива. — Даже с Вами несговорчива? — Я ещё не пробовал, — осторожно говорит Чайльд, поджимая губы. — А мне позволите? — У Вас же было совсем немного времени. — Ну, что уж поделаешь, — бодро сообщает Яэ Мико. — Если она сейчас в школе, рада буду познакомиться. — Но… — Я настаиваю Аякс Александрович, так ей и скажите.       Тарталья представляет, как он попытается сказать этой девице хоть что-нибудь, пока она не успеет вышвырнуть его вон и обвинить в домогательствах. — Попытаться можно, — вздыхает он, поднимаясь. — Попытаться можно, да.