Шкалулка с черепами

      Когда Ишшин открыл глаза, он сначала не понял, где, как и что вообще происходит. Да и потом тоже не понял, если честно. Так же мозг наотрез отказывался вспоминать последние секунды бодрости и бытия. Зато, в общих чертах, бывший капитан всё прекрасно помнит, понимает и осознаёт. И как только Куросаки сел, беспокойная мысль забилась о стенки черепной коробки. «Ичиго вернулся?» Воздух выбило из лёгких и он закашлялся, одновременно с этим жадно пытаясь вдохнуть. Воспоминания о сыне вызывали панику и беспокойство. Воспоминания вообще вызывали ярость и бешенство. Хотелось простого - прийти в Готей и спалить его. Возможно, он даже знает, кто ему бы помог. И из доброты душевной, и из выгоды чистой. На Ичиго нет сил злиться, в отличии ото всех этих «премудрых планировщиков», многосильных капитанов, стражей царствия Короля душ и много кого ещё. Для них у бывшего капитана есть кое-что другое. Ишшин до зубного скрежета именно сейчас вспыхивает той ненавистью к мёртвым душам, что тянули верёвки из пусть и не глупого, но сильно привязывающегося сына. Знал ли он, какое Общество душ изнутри? Знал. Рос в нём, жил в нём, дышал им. Бараки и кабинеты были его жизнью в смерти достаточно долго. И тем не менее, это были не лучшие годы, от которых он ушел без сожалений и оглядки. Грунт пах цветами и деревом, выхлопными газами и куревом. И тем не менее, несмотря на всю ту мешанину, он не отдавал той вычурной древностью, пыльными свитками. Мир живых стал «домом» и быстро затянул смогом в памяти тяжёлые времена. И это стало точкой преткновения. Блаженное счастье, что омрачилось кровавыми укусами прошлого. И они били по самым больным и незащищённым местам. По детям. Но пелена, когда не хочешь с ней расставаться, исчезает непомерно долго и мы остаёмся слепы даже когда уже летим в пропасть, путая падение с полётом. Надеемся тогда, когда приговор уже исполняется. Тряхнув головой, мужчина сосредоточился на самом ярком воспоминании из последних. Сын. Вопрос о том, вернулся ли он, душил не хуже верёвки висельника, как только бывший капитан узнал с кем сражается отпрыск. Нервно усмехнувшись и проведя ладонью по лицу, шинигами замер. Ощупав нижнюю челюсть, Ишшин быстро поднялся, чуть ли не путаясь в ткани. На войне нет времени на передышку, не то, что на бритьё. Рука сама нашла выключатель. Лампочка неохотно мигнула, но все-таки осветила спальню. Их с Масаки спальню, в Каракуре. «Если ты думаешь, что это сон, то хочу огорчить - занпакто их не видят» Энгетсу, паршивец, думает мужчина, с долей облегчения и лёгким успокоением. Теперь всё не так плохо, как казалось, в самом начале. Где бы он ни был, он не один.       Ишшин не был шинигами глупым, но подозревал, что его знатно так хотят наебать. Именно так, а не обмануть. Поэтому он не теряет бдительность, пока не видит маленького Ичиго и ещё более маленьких Юзу и Карин. Это заставляет ноги подкашиваться, а руки дрожать. Исида, который встретил его в магазине, скривился и напомнил, что сильно прикладываясь к алкоголю, появляется тремор рук. А Куросаки и слова сказать в ответ не смог, квинси выглядит моложе чем он помнит и… Так же, как и он, когда узнал о смерти Масаки. Слегка растрёпанно, с лёгкой язвинкой. Слабовыносимый характер Рюукена становился тогда поганым в крайность, что он стремится показать всем. Пару дней он ходил весь как на иголках, приглядывался к каждой тени и вздрагивал от любого шороха, оглядывался, а занпакто полыхал пламенными речами бодрости и теплом успокоения. Ибо слышать и слушать Ишшин мог только его. Даже если не хотел. А потом понимает, что да, его откатило назад. Да, со смерти Масаки прошёл год. Мужчина делает новую затяжку, прикрывает глаза и слышит тихие всхлипы. Ичиго, маленький Ичиго которому приснился кошмар. И воспоминания наотмашь бьют пощёчину. Он словно насмехается сам над собой, терзает уставшую, угрюмую душу. Прямая, напряжённая спина, взгляд полный понимания и частичного смирения. Готовности идти до самого конца, каким бы он не был. Он видит, что его первенец был именно таким, хоть и не присутствовал лично в эпицентре побоища. Хотя считал, что его как такового и не было, ведь кровь лилась везде. Вернулся ли сын из той битвы? Приложив руку к лицу, Куросаки сжал зубы. Ребёнок уже тогда осознал, как и плачевность своего положения, так и необходимость его действий. Все осознавали. Но почему же только его ребёнок взял на себя такой риск в открытую. Способности? Попытка устранить клин клином? Очередной план всемирно-премудрого хитроплёта? «Ишшин, почему ты здесь?» Энгецу прав, до зубного скрежета прав. Ему надо быть там. Он уже уложил девочек спать и как мог, оттягивал встречу с сыном. Которого хотел и одновременно боялся увидеть. Сжав бычок, мужчина взглянул в отражение и скривился самому себе. — Слабак. Закинув в рот конфету, Куросаки постучался в дверь, отмечая, как резко стих плач. Смотря в красные от слёз глаза, бывший капитан материл себя, как только мог. Именно сейчас он поймал себя на мысли, что никогда не видел счастливый взгляд взрослого сына. Именно взрослого Ичиго. Тот всегда хмурился, задумчиво смотрел в стену, в крайнем случае был спокоен. Но не радостен или счастлив. Как он мало знает о собственном ребёнке. Вообще о своих детях. Чем, помимо готовки, занимается Юзу, как учится Карин, какое любимое блюдо у Ичиго. Краем глаза, Ишшин замечает фигурки журавликов, что кучкой лежали на столе. Бывший Шиба на целую секунду возненавидел себя, пока Энгетсу не одёрнул. Теперь у него есть шанс исправиться. И он его не упустит.       То, что в этом… Времени? Месте? Мире? В общем, Ишшину не настолько принципиально, где он, главное что осознаёт и ощущает, а остальное разбираемо и осознаваемо. В общем, то, что Ичиго здесь девочка, он узнал неожиданно, неловко и с юмором. Но вспоминать даже не хочется. Благо он тогда просто оговорился и отделался истерикой старшей дочери. Кажется местный он тоже не был эталоном отцовства. В тот же момент, Ишшин узнал, что не только ему дали возможность исправить свои ошибки. Но он прибыл раньше, и кое-что уже узнал. Просто девочка в один день, особенно заспанная поскользнулась на лестнице и разливалась пассажами истинно одиннадцатого отряда. Это заставило отца семейства отправить блин на потолок. А вообще, это залётный Пустой решил обьявить всем в Каракуре о своём пришествии. И вот, они вдвоём сидят на кухне, дочь, теперь дочь, теперь у него только дочери, неловко орудуя ножницами и дезинфицирующими средствами обрабатывала колени, шипя на все попытки помочь не хуже гадюк. — Ваши предложения? Деловито наклонив голову девочка поглядывала на чайник. Энгетсу, крутится около маленьких Юзу и Карин, белый Зангетсу увлечённо дожирал во дворе проклятую душу, а Старик организовывал чай. Идиллия, которую врагу не пожелаешь - философски думают оба пришедших в это время, не найдя никаких решений. Душой, понимает Ишшин, она много старше, но какого-то свойского умиления с маленькой дочки удержать не может и, всё-таки, помогает с ранами на лбу. Та уже не против. Покорно отдаёт бутылочку для обработки и даже не морщится. Когда Ичиго стал таким… Понимающим? Или всегда был таким, когда понимал, что не надо тянуть всё самому? Ишшину грустно. Он довольствовался рассказами Урахары, теша себя тем, что даже если в них есть ложь, то с сыном всё будет хорошо. Он же живой. Как глупо с его стороны. Не по годам глупо и наивно. Хоть им и дан второй шанс, прошлого, не забыть. Оно будет висеть недомолвкой между ними, немыми вопросами и нерешительностью. — Аккуратно. — отвлекает его от мыслей безразличный голос. Осколок души Яхве, относится к Куросаки-старшему с пренебрежением, но, думается бывшему капитану, он это переживёт. Ему достаточно рассказанного Ичиго и её веры в здравоумие части Бога квинси, что околачивается в перевёрнутом мире. Нет, конечно что-то робело и переживало за Ичиго, но то, как «Старик Зангетсу» сжимал плечо и грозной тенью нависал за спиной дочери… Как будто Ишшин мог сделать что-то ей. «Мог.» Шепчет грустный голос его занпакто в тот же вечер, когда все разошлись по своим углам. «Когда-то мог. Но ты уже настолько очеловечился, что даже не мыслишь категориями Сейретея.» Оно и к лучшему, думает бывший капитан, когда укладывает Ичиго спать. Она слишком сонлива, даже её реацу, обычно бушующая в своём огромном количестве, плавно, даже лениво и сонно распространялась, не давя, а обтекая и залезая-затемняя тени углов. Дочь хмурится, но молчит, поворачивается к нему спиной, жмётся к боку пустого-меча и замирает. Как будто ждёт чего-то нехорошего. Ишшин не злится, хотя мог бы вскипятится в два счёта. В конце концов, у Ичиго больше всех прав на него обижаться. И он даже рад такой демонстрации, детской. Лучше хоть какая-то реакция, чем полное безразличие. Пустой ловит его взгляд и скалит зубы, пока мужчина не кидает в эту ухмылочку подушку, и не накрывает их обоих одеялом. — Ночи эти несколько дней холодные, как сейчас помню, и отопления не будет. В прошлом это вылилось в небольшую проблему с лёгкими. Сейчас ты очень даже кстати, сытая печка. Пустой кривится, утискивается со своей хозяйкой и закрывает монстрячьи глаза. А внизу, не за чашкой чая, его ждёт осколок Яхве и Куросаки надеется, что им обоим хватит остатков благоразумия не возить друг друга рожами по стенам. В основном он относил это к себе, ведь как показало время и ситуация, на выдержке и нервах императора, и конкретно этого его осколка, дозволено играть только его рыжей бестии, что поменьше. Остальные не доживают. «С другой стороны, если есть первопроходцы, то по их следам можно идти другим» Ишшин, согласный со своим мечом, садится напротив Баха. Делать он этого естественно не будет. Мало ли, что эта ветошь наговорит во внутреннем мире. Не конкретно этот осколок личности виноват во всех бедах мира, так зачем напрягаться?       Он уходит, оставив за спиной дверь. Он в ужасе от самого себя и своих действий, хотя может и не верить большей части рассказа. Он хочет это сделать. Но Ишшин прекрасно понимает, что туда, во дворец, куда грезят попасть каждая душа знающая, с Ичиго шёл не он. По этому тернистому пути испытаний юноша сам протаптывал себе дорогу. Непрошеный, чужой, живой. Руку помощи сын протянул себе сам, хотя его не должно было быть там вообще.       — Папа, мы куда-то собираемся? Маленькая Карин выглядывает из-за стола и бывший капитан трепет тёмные волосы. — Папе предложили работу, но для этого придётся переехать. — Но… — Мы с папой очень старались, когда выбирали дом. Ичиго, поправляет кофту, девочки собирались на прогулку, кивает отражению и золотая задорность мелькает в карих глазах. — Там близко большое море. Берегов с другой стороны совсем не видно. Юзу и Карин тут же загораются мечтами. Ишшин и Ичиго улыбаются одинаково, чуть устало, но вдохновенно. Это их первый шаг к избавлению. Маленький в известных им реалиях и масштабах, но самый необходимый. Самый тяжёлый. — Переезжаете? — Да. Предложили хороший заработок. — поймав взгляд Рюукена, бывший капитан перестал улыбаться, нахмурился, потёр недельную щетину и устало вздохнул. — Я беспокоюсь о девочках, а в последнее время в Каракуре большая активность. Что пустых, что шинигами. Исида хмурится, но понимающе кивает, сам позвал Куросаки, чтобы обсудить резкий скачок проклятых душ. — Приезжайте к нам. Отдохнете заодно. Канагава вообще, и Камакура в частности, не так активна. — Ближе к морю? На тебя не похоже. Не с твоим огненным пылом. — Всё может быть Исида, нам ли не знать. Тем более духовное место, да и к Йокогаме близко. Чем не красота? Квинси хмурится, щурит глаза, смотрит на бывшего шинигами и что-то ему не нравится. Что-то не даёт ему покоя. — Слишком приземленно мыслишь. — У меня три прекрасные дочери. Взгляд Ишшина меняется, становится тяжелее и как-то обречённее, будто он вспоминает ошибку. — И каждая из них не может спокойно идти по улицам, не вспоминая Масаки. Рюукен поправляет очки и следит за мимикой человека перед собой. Момент, который он запомнит на долго, ведь никогда он ещё не был так жив на его памяти. Задорный, вопящий и неестественный образ треснул, являя миру то, что долго копилось, ждало момента, чтобы лопнуть. И как и положено живым, плохая кровь, смешавшись с гноем медленно и тихо вытекает. Но Ишшин тоже врач, избавиться от этого фурункула может и без его помощи, раз он его обнаружил и начал лечение так быстро. — Море полезно для детей. Думаю, иногда мы все-таки будем приезжать. — Будем рады.