Пацанов любить — призвание

      Скар не знает, что ему больше нравится по дороге в школу — наслаждаться последними моментами лета или смотреть, как Чайльд пытается разглядеть в толпе учеников своего «краша». А ведь и одно, и другое доставляет невероятное удовольствие.       Если про природу все понятно — чуть пожелтевшие, но все еще зеленые листья кленов, осинок, берез; ясное, пастельно-голубое небо, в котором изредка увидишь рыжие лучи восходящего солнца; цветущие в сентябре хризантемы и гортензии чуть ли не в каждом дворике энергичных жителей многоэтажек, то про друга Скар может сочинить целый том доклада.       В один прекрасный день прошлого года, под слепящими лучами майского светила, когда весна ударила в бошку немного сломанному Тарталье, он имел честь запечатлеть в своей рыбьей памяти картинку прекрасного мужчины, снизошедшего до обычной школьной столовой. Как оказалось потом, это просто переросший десятиклассник, но не об этом.       — Ах-ха-ха, то, что я получил двойку по этой вонючей физике, ничего не значит, — отбивался Тарталья после красноречивого «еблан». — А вообще, сам не зазнавайся, у тебя три, да и только из-за того, что Фишль шарит, а ты с не…       Скарамучча вздергивает бровь, увидев потерянный интерес к своей персоне, и недовольно бухтит:       — Какую «вкуснейшую булочку» ты увидел на этот раз? — любовь Чайльда к столовым булочкам просто непредсказуема и воистину правдива. Хотя, если бы он увидел излюбленную вкусность, тут же бы побежал по направлению к ней и не стоял бы сейчас со странно-отрешенным выражением лица, но мать вашу… — Твой косплей камня меня не впечатлил.       — Вот эту, — взбудоражено шепчет он в ответ на первую фразу, внезапно отмирая. Пихает Скара, меняясь местами: — Вот, смотри, только незаметно. Смотри какой чел сасный. Реально булочка, ха-ха, — после этого высказывания проигнорировал «че ты несешь?» от друга и подогнал: — Быстрее, у нас конец перемены уже!       Ну, а Скар пытается разглядеть за его широченной спиной хоть что-то, и… Бинго! Сразу заприметил в почти пустой столовой широкоплечего… учителя? Нет, Скар тут же поменял свое мнение, когда загадочный брюнет повернулся к своей не менее аристократичной собеседнице, что, очевидно, даже не притрагивалась к предоставленной столовкой еде, и показал свой профиль. Да, выглядел он взросло, можно сказать, уже мужик, но немного детские щечки действительно портят всю картинку… Ну, или не портят, просто немного не сочетаются с холодным взглядом глаз цвета кор-ляписа и строгим костюмом. И все же, Скар своего друга понять никогда не сможет — да, красив, высок, опрятен, но если Чайльд для темноволосого — дылда, то это что? Вышка? Небоскреб? И вообще, как у рыжего язык повернулся сказать «вот эта булочка»?..       В общем, после того момента Скарамучча имел честь бесстыдно ржать над бедным другом, который каждый божий день пытается разглядеть в этой пубертатной толпе своего мужика. Дылда с мужиком, у которого детские щечки? Смешно. Но он, проживший с Чайльдом большой промежуток времени и достаточно привыкший к его вечному присутствию, не имел желания его осуждать за «неправильность» или, черт его возьми, смешной выбор. Все же понять его можно. Он сам не будет приглядываться ни к каким парням, и, не дай Бог, мужикам, его вполне себе устраивают девушки. Особенно милые.       Вот и сейчас Скарамучча пропускает смешки, смотря на жалкие попытки рыжего увидеть свою любовь. Вечная и невзаимная любовь — вот она какая. Ужасное сочетание с плохой выдержкой Чайльда.       Хотя, невзаимная ли?       Скар, хоть и смеющийся со всей ситуации, не может не видеть жалкие попытки двух несчастных сблизиться. Если «мужик» своего обаяния и… блин, опыта?.. не скрывает, то Тарталья теряет оба отточенные достоинства при их встрече. Ну чем не болван? Сначала — мол, я подойду, приглашу прогуляться вдвоем, или нет, просто присяду и заведу самый непринужденный диалог в мире, а потом вжих — и, присев рядом с шатеном, Чайльд в миг забывает обо всем, что наговорил другу и непривычно помалкивает. И смотря на эту ужасную картину, Скара не может не думать о том, что если он окажется в этой ситуации, то медлить он не будет. Сразу — привет, как зовут, ага, понятно, и — прыг с крыши.       — Видишь его? — отрывает Скару от составления доклада Тарталья, пихающий друга в плечо и жадно оглядывающий округу.       — Даже если бы видел, не сказал бы, — фыркает тот, пытаясь наиболее незаметно выплыть из снежневской хватки.       Рыжий удивленно отвисает от разглядывания школьного двора и грустно отвечает:       — Это не по-дружески, бро!       — А кто сказал что ты мой друг, бро?       — Ну ты же сказал «бро», значит ты мой бро, бро!       Скар пинает друга носком кед. Тарталья обиженно шипит, но, завидев светло-шатеновую макушку, тут же забывает о ранних обидах и погружается в разглядывание замеченного объекта с невидящим прищуром. Брюнет презрительно оглядывает высоченного человека впереди и своим орлиным зрением отмечает, что Тарталья слепошара и не видит своего краша.       — Вон он, лети на крыльях любви, — устало выдыхает Скарамучча. Тарталья тут же оживился и принялся расталкивать толпу. — Безнадежный.       Толпа, словно смытая волной кипятка из одного влюбленного школьника, быстро расступилась и оставила Скару в полном одиночестве.       Теперь он мог лишь незаинтересованно пробегаться взглядом по редко проходящим мимо школьникам и вздыхать от собственной пустоты в груди.       Так привычно. Ничего не ощущаешь, ничего и никого не хочешь. Так привычно, что уже и не хочется ничего менять. Парень уже и думать не думает о том, чтобы начать что-то двигать в своей жизни — ему кажется, что и в одиночку хорошо. Но, смотря вслед быстро тараторящему рыжему другу, он ощущает собственную беспомощность перед неизбежным. Скоро Чайльд начнет отношения, забудет про него, уедет в другую страну, может, и бросит своего мужика и создаст свою семью с тремя детьми, как и хотел. Скарамучча будет ему уже не нужен. Будет вспоминать про него, может быть, когда будет созывать одноклассников на Новый год, поминать школьные времена… И как же неприятно от этих мыслей. Неприятно, но, кажется, он самый настоящий мазохист. Потому что продолжает об этом думать и смотреть в спину Тарталье, идущему со своим крашем, прожигать дыру с отрешенным выражением лица. Ничего не хочется менять, но какое-то теплящееся чувство в груди все же говорит ему обратное.       Скарамучча отрывает вагончик этих мыслей от своего разума и снова глядит на деревья. Они лениво перешептываются с ветром, едва шевелясь и порождая умиротворение в сердце. В какой-то момент он думает о том, что такое спокойствие не может длиться вечно, как, даже не успев проговорить свою мысль у себя в голове, оказывается сбитым с ног.       — Бля! — вскрикивает испугавшийся брюнет. Тут же пытается рассмотреть округу, в проверке свидетелей такого фиаско, а так же его виновника. — Тебя на самокатах ездить учили, дебил?       Злостным нарушителем спокойствия оказался миниатюрный паренек с сплетенными наперед иссиня-черными косичками, на кончиках покрашенными в бирюзовый. Он был одет в обычную рубашку с черными джинсами и салатовой жилеткой поверх рубахи. Коротышка (хотя Скаре-то судить?) испуганно мечется между упавшим Скарамуччей, который быстро вскочил и принялся отряхиваться, до обыкновенного трюкового самоката.       — Сорян, чувак, потерял управление, — беззаботно отмахивается он, словно не замечая полный неприязни и презрения взгляд на себе. — Ничего не сломал? — и, даже не удостоверившись, выпалил: — Ну и хорошо! Не хворай-не хромай! — быстро схватил транспорт в руки и поспешно покатил к входу в школу, пересекая весь огромный двор в несколько толчков правой ногой.       Скарамучча, на эмоциях выкрикнувший ему вслед «чтоб тебя камазом на этом самокате сбило к чертям!», выдохнул и потер сильно ушибленное бедро. Он не знает, что скрывается за черной тканью его модных джинс, но был уверен, что останется впечатлающий своими размерами синяк. Ну, окей, главное, что коленку себе не угробил. А вообще, че это все вдруг начали его поочередно избивать? А промеж глаз?       Выдохнув, парень попытался найти Чайльда в школьном дворе, но, очевидно потерпев неудачу, ведь он сто процентов завел своего краша куда-нибудь, чтобы ныть ему на ухо и застреливать влюбленными взглядами, направился к дверям школы. Тем самым, застекленным, через которые видно все твои ошибки жизни.       И, оказавшись в ораве толпящихся учеников начальной школы, не мог не измученно застонать так, чтобы каждый обернулся и заметил его, бедненького, ждущего хоть просвета в этом табуне.       И, вообще, Скарамучча не думает, что орать на младшеклассников правильно, вежливо и что-то там дальше. Он думает, что это обязательно, так что, выполнив свою суточную норму в виде четырех-пяти пнутых и обматеренных третьеклассников, он держит строгий курс на кабинет информатики.       Ну ладно, не строгий, потому что его остановил тот самый долбаеб с косичками.       — Эй, бро! Ты это… сорян! — лепечет он, хоть и с виду смело.       — Я тебя уже простил и навел на тебя понос. Все, можешь идти, только время зря теряешь, — отмахивается Скар, откидывая голову назад на манер самодовольного жеста, и, максимально брезгливо обойдя паренька, направляется дальше. Тот вскоре догоняет его вновь и тыркает за плечо. — Ну что?!       — Я вижу, ты не простил!       Скарамучча взбесился, злобно махнув рукой:       — Да какая тебе вообще разница?! Все, прощаю, иди! — он наконец остановил движения, уставившись свирепо на бедного сверстника. Тот надумал еще что-то выпалить, но Скар его быстро прервал: — Ты отвянешь от меня, нет?! Ну синяк на пол ноги, и че?       Смотря на то, как голубоглазый замер, выпучив зенки, Райдэн вообще пожалел о том, что поддался желанию кому-нибудь пожаловаться на жизнь.       — Синяк? Ну вот, держи, это тебе!       Оригинальностью те личности, кто хотел извиниться перед ним, явно не блистали, ведь у незнакомца в руках те самые шоколадки из буфета. Такую же ему подарил тот вчерашний белобрысый. У них действительно не находится фантазии или же просто средств и искреннего желания на более оригинальный дар на прощение???       Скар скептически оглядывает сладость, немного помыслив, да так, что его надоедливый собеседник аж слышит заржавевший скрип шестеренок, и молча выхватывает десерт, устало проговаривая:       — Все?       — Да! — как засветился, подавайте солнечные очки! — Кстати, ты же в 10-2? — Скар тоскливо смотрит на лестницу: в его голове словно в несколько этих секунд прокрутилась вся жизнь, как перед кончиной. — Там мой друг учится. Где у вас урок?       Ах, вот оно что. А он-то подумал, что это искренне извинение. Ну, увы и ах, ребят, это не к нему и Скар этим очень разочарован, хоть и виду не дает. Свахой он работать не собирается, именно поэтому недовольно цокает, кинув «Сам узнай» и широким шагом заходя на лестницу, громко наступив на железный порог.       Больше не ощущая чужого присутствия подле, темноволосый, поднявшись на четвертый этаж, гнетущей тучей приближается к своему приятелю из класса.       Тот поприветствовал лишь взглядом, как и в большинстве случаев. Он впринципе был всегда молчалив, хмур и одинок, но со Скаром они нашли в друг друге что-то общее. Об их сближении никто не жалеет: взаимная тишина и непотребность в вечным разговорах, да что, блять, может быть лучше?       Сяо был парнем среднего роста, чуть ниже самого Скарамуччи. Темно-изумрудные волосы спереди длинные, сзади неаккуратно постриженные, с редко проглядывающими бирюзовыми прядками (от этих крашеных хотелось уже блевать. И кстати, он как-то внешне похож на того придурка…); на лбу забавная татуировка, или хер знает что это такое, но она в виде ромбика: вообще, возможно, это какое-то клеймо, обозначающее то, что Сяо какая-то гадалка, но, имев некий опыт общения с подобным типом персон, Скар мог сказать, что это вообще не так; одевался он в темную одежду, обычно что-то по типу черной толстовки с изображением какого-нибудь мрачного аниме, а так же на ногах у него извечно были желтые конверсы с смешными эмодзи, под стать янтарным глазам. Вообще, кеды Скару нравились больше всего, так как он любит забавные констрасты. А констраст был реально крутым — хмурый немногословный чел, похожий на того, кто когда-нибудь принесет пустой чехол из-под гитары с автоматом внутри, и одевающий такую тупую обувь.       Вообще, на самом деле, Сяо очень хороший друг. А еще он переживает за сохранность жизней ни в чем не повинных школьников и в целом школы, так что, завидев испорченное настроение Скарамуччи (а его сложно не заметить, будем честны), он стал размышлять, как же ему, бляха муха, исправить гнетущую ситуацию. Обычно это срабатывало когда происходило что-то, над чем голубоглазому можно было насмехаться, обсирать и подстебывать, но такая вот проблема: Сяо позориться не любил. Так что, рассказав какую-нибудь смешную историю, он бы точно был завален насмешками и добрыми подколами. И че делать? Он не хотел быть гробовщиком…       — Че у тебя там? — Скарамучча тут же обращает на него внимание, гадая: а с какой целью он интересуется?       — Да опять придурок какой-то достал… Сбил меня на самокате сначала, а потом приебался. Вот знаешь, когда блять людям делать нехер, вот они и теряют время зря, чтобы домолиться о прощении. Ну серьезно, нахуй это кому-то надо…       Сяо опирается об стену, внимательно прислушиваясь к потоку оскорблений и жалоб. Подобное вообще увидишь нечасто, так что можно сделать такой вердикт: у Скара хорошее настроение, потому что скорее всего он всё утро ржал над своим рыжим другом, клеющемуся к его сводному брату, так что поднять его заново было не так сложно, как казалось изначально. Ура, мир будет спасен!       — А я его знаю, кажется, — хмыкнул Сяо, заслышав что-то о «тупых косичках». — Он реально бесючий.       В этот момент из-за стены выскакивает, как проклятая макака, тот самый чел, выбесивший Скарамуччу ранее. Обоих напугал: голубоглазый громко сматернулся, а Сяо просто шокированно моргнул. Паренек завопил:       — Ах ты, ты еще и за него! Я был о тебе лушего мнения, Алатус!       Он тут же был отпихнут вновь распалившимся Скарамуччей с воплем «опять ты!». Желтоглазый был удивлен не меньше Скары, хоть оба они и не показывают: Венти со своей шумливостью просто не мог пройти настолько бесшумно за темноволосым аж до кабинета информатики, это казалось просто невозможным, особенно когда Скара такой чуткий и с развитым зрением на затылке!       — Ты написать мне не мог? — устало выдыхает Алатус, потирая переносицу. — Я бы пришел к тебе, и ты бы сказал, что хотел. Нет, надо было обязательно достать бедного человека, я так понимаю? — Венти отвлекся от сцены защиты от разъяренного знакомого и, захотев что-то сказать, просто вдарил Скаре по плечу, от чего тот злобно пропыхтел и уже открыл рот, как не смог выдавить и звука: его противник не захотел оставлять его без достойной сдачи. — И на самокате ты его специально сбил, чтобы завести диалог, так?       Паренек, угомонив Скарамуччу мольбой о прощении, воскликнул:       — Нет, конечно! Да я просто… — дальше его слушал только Сяо.       Потому что до плеча голубоглазого аккуратно докоснулись, а он, дерганно обернувшись, будто ему вдарили подзатыльник, а не просто обратили на себя внимание, замечает перед собой… как там его? Хэйдзо, кажется.       Хэйдзо удивленно пробегался взглядом по помятому Скарамучче, обернувшись на стоящего сзади Кадзуху, который так же растерянно оглядывал место шуточной битвы. Оба были одеты как-то по парадному: Сиканоин постоянно поправлял черный пиджак, который был слегка помятым, словно его достали из самого дальнего ящика дома, а Кадзуха смотрелся в своем бежевом костюме с красным кантом по краям просто прекрасно. Знаете, будь Скар семиклассницей, по последнему потек бы уже.       — Дарова, — мямлит Хэйдзо, как-то озадаченно отряхивая черную рубашку на плече Скарамуччи. — Че это было?       — А вы чего здесь? — темноволосый, проигнорировав вопрос, задал свой. — Как на свадьбу собрались.       — Мы на школьное мероприятие, — опередил друга Кадзуха, мягко улыбаясь. — Там будут важные шишки, поэтому мы оделись соответствующе. Где-то в три часа нам надо быть там, кстати. В актовом зале, — зачем-то уточнил он, словив непонимающий взгляд от одноклассника.       — А, понятно, — кивнул Скар, оглядывая себя в поисках недостатков в виде неких помятостей или большого скопления пыли. Ну, он че, как ханыга что-ли по школе весь оставшийся день ходить будет?.. — А че за мероприятие? — спросил он весьма незаинтересованно, обернувшись на приятеля и его долбаеба.       Оба загадочно ухмыльнулись. Ну блять, больно надо было ему знать, ну честное слово! Ему ли интересно, какая именно будет тема у того утренника, на кой они все намылились? Пусть веселятся да масочки с мордашками животных не забудут. А вообще, может быть, они все испортили ему день. Один сначала приебался, потом избил, потом завел диалог с единственным слушающим его человеком, а эти двое пришли тогда, когда их вообще не ждали и опять приебываются. Почему мир так к нему жесток, он же ко всем добро относится.?              Скар устало выдохнул. Серьезно, день только начался, а уже выдавил из него все соки. Он конечно не хочет быть каким-то там смазливым и сентиментальным, но сейчас бы сюда Тарталью с его глупыми шуточками. Парень несколько потерянно смотрит в противоположную стену, бежевую, потертую, с чьими-то отпечатками обуви, с пригрозденной к ней деревянной панелью, и, прислонившись к стене, скатывается вниз, махнув рукой, мол: «достали, идите все отсюда».       А Венти, отвлекшийся от Сяо, вместе с Хэйдзо и Кадзухой, которые быстро переглянулись, притихают. Если Кадзуха с другом не может понять, что они с ним такого сказали, чтобы вызвать такую неоднозначную реакцию, то Алатус просто пытается понять степень серьезности всей ситуации. Его сейчас нужно будет пинать и избавлять от хандры или все-таки все не так плохо?       Хэйдзо обменялся рукопожатиями с Венти и Сяо, а потом, поспешно поклонившись на инадзумские манеры, погнал Кадзуху подальше отсюда.       «Ну и бегите, — подумал Скар, досадно стискивая зубы. — Все равно понос наведу.»

***

      Кадзуха не мог сказать, что его день прошел прямо-таки прекрасно. Нет, скорее, это самый обычный день без выделяющихся событий, как и всегда. Но Хэйдзо говорит обратное.       Наверное, именно поэтому они сейчас, как самые настоящие истуканы, стоят у выдачи школьной столовой.       Ну, не то, чтобы они прям любители пожрать говно, просто это место преобладает каким-то чувством… нормальности? Серьезно, вот ты сидишь на этой продолговатой лавке, всей вздутой и кое-где потертой, и понимаешь, что так и должно быть. Случайно пинаешь какого-то восьмиклассника в толпе за выдачей того самого, легендарного, ужасно сладкого чая, даже не извиняешься и просто продолжаешь свой путь к котлетам на обед.       Наверное, Хэйдзо хоть чуть-чуть, но разделяет его мнение. А еще он думает, что если он со своим другом пойдут сюда, он точно приведет внутреннюю чакру Кадзухи в норму. Особенно когда тот совершенно спокойно обжигается языком и пальцами об кружку с чаем, Сиканоин убеждается в чудесном свойстве школьной столовой.       — Смотри, — улыбается Каэдэхара, осторожно вытаскивая из чая кусочек чайного листа, быстро дуя на пальцы, чтобы горячая жидкость на них скорее остыла. — Сегодня подают травяной чай.       — О Боже! — поддерживает шутку его верный друг, оглядывая широкое помещение с множеством длинных, как в средневековых замках, столов. — Пожалуй тоже себе пойду возьму новинку, — хихикает он, но с места не двигается. — О, там наш ненаглядный Сракамуччи.       Кадзуха лениво поворачивает голову, при этом чуть разлив чай себе на белую рубашку под шикарным бежевым пиджаком, шипя себе под нос и переводя все свое внимание исключительно на испорченную одежду. Ну вот, теперь его неотразимость потверждается расплывающимся чайным пятном. Вздохнув, блондин все-таки смотрит на приближающихся Венти, Сяо и Скарамуччу, у которого стрижка снова зло подпрыгивала.       — Я попал в новую компанию какую-то или как? — констатирует факт Скар, смотря на собравшееся сборище каких-то ушлепков. Присев где-то рядом с Кадзухой, он уважающе кивает на пятно на его ранее белоснежной рубашке.       — Определенно, — скептически отвечает ему Сяо.       Рядом с ним прыгающий Венти явно был доволен тем, что сумел затащить нелюдимого и колючего Скару в такое священное место, как школьная столовая: привел принцессу, радуется. Хэйдзо, сидящий напротив Каэдэхары, устало провздыхал все свои легкие.       — Команда долбаебов, — на этом моменте Кадзуха и Сяо, со вздернутыми бровями, смерили Сиканоина самым усмиряюще-скромным взглядом. — Ладно, два долбаеба, два супер умняшки и я, рассудительный, блистательный и выделяющийся среди других детектив.       Несмотря на дальнейшие недовольные представлением возгласы, ничего не испортит в дальнейшем устоявшееся и прижившееся первое прозвание их компании.