Практические советы для начинающего шифу Аватара

      Аанг просыпается среди ночи от непонятного, тревожного чувства.       В пустыне жарко и даже по ночам не становится легче. Жара беспокоит Аанга ничуть не больше, чем холод — благодаря дыхательным техникам и концентрации он может регулировать теплообмен в теле.       Чего нельзя сказать о его спутниках. Катара чувствует упадок сил в месте, где почти никогда не выпадает осадков, Сокка все время оттягивает ворот рубахи и вытирает со лба пот; он и сейчас спит, скинув с себя одеяло и раскинув конечности по всей ширине кровати.       Тоф пришлось обвязывать ноги бинтами, чтобы создать прослойку между нагретой под палящим солнцем землей и кожей. Она старалась держаться поближе к Рури, доверяя свою слабость лишь ей.       Аанг все чаще ловит себя на том, что внимательно наблюдает за их взаимодействием, пытается понять, почему гордая покорительница земли так сильно привязана к его шифу, и вот теперь, кажется, понимает. Рури совершенно не обращает внимания на ее слепоту, не делает никаких поблажек и не позволяет себе снисходительного отношения. Но в то же время она бдительно следит, чтобы никто и ничто не посмели бросить на Тоф ни единого косого взгляда.       Забота Рури в отношении Бейфонг ненавязчива и деликатна и имеет место быть на условиях самой Тоф.       Жара не единственный источник беспокойства. Аанг долго ворочался прежде, чем наконец уснуть. Тревожное чувство сосало под ложечкой, заставляя монаха ворочаться с боку на бок, все никак не находя удобного положения.       Рациональных причин беспокойства не было. Но на душе все равно было неспокойно.       Он сонно моргает, глядя на темный потолок гостиницы и не сразу понимает, что рядом с ним кто-то лежит. Для того, чтобы осознать, что все происходящее не сон и чужое присутствие ему не кажется, требуется немного времени.       Аанг узнает эту ауру, поэтому страха нет, но есть неловкое волнение и тень беспокойства, что, пренебрегая самолично проведенной границей, она сейчас пришла к нему. — Рури? — тихо зовет ее монах, осторожно прикасаясь к ее руке.       Рури тут же приоткрывает глаза.       Ей давно снятся кошмары и с каждым разом они становятся все хуже и хуже. В одном она бежит от кого-то, но вдруг срывается в пропасть и летит с головокружительной высоты; в другом она оказывается в Доме Гильдии и с замиранием сердца наблюдает как Сон Хи щелкает кусачками, готовясь выдрать ей пару ногтей.       Но сегодня ей приснился мстительный дух. Ей не удалось дозваться до сознания Аватара, и чудовище замахнулось на нее своей гигантской, сотканной из воды, лапой. Рури проснулась, ощущая эту фантомную боль, пронзившую каждую клеточку ее тела.       Она содрогнулась всем телом, дрожащими руками закрыла лицо, ощущая на коже не то капли пота, не то размазанные по щекам слезы.       Она не помнит, как выбралась из кровати, как вышла в коридор и, шатаясь, добрела до комнаты Аанга и Сокки.       Просто только рядом с Аангом она могла успокоиться, почувствовать себя защищенной и хотя бы попробовать подремать эти пару часов до рассвета. Что при этом подумает и как расценит ее легкомысленный поступок сам сикх, ее почему-то совсем не заботило. — Спи, — так же тихо велит она, снова закрывая глаза. — Все в порядке? — шепотом спрашивает Аанг.       Но ответа он получить не успевает. Потому что Сокка громко и показательно цокает языком. — Вы совсем уже стыд потеряли? — недовольно осведомляется он. — Моя койка свободна, — сварливо отзывается Рури, так и не открыв глаза. Она заталкивает подушку себе под голову, устраиваясь удобнее, явно никуда не собираясь уходить. — Если так невтерпеж, то могли бы снять себе отдельную комнату и не мешать спать другим! — продолжает ворчать Сокка. — Да ты сам себе мешаешь! — возмущенно отмахивается Рури от любых претензий.       Аангу хочется просочиться сквозь кровать и даже пол. Щеки горят так сильно, что сводит желваки, язык прилипает к нёбу, поэтому сразу выдавить из себя хоть что-то связное и путное кажется еще сложнее, чем покорить землю и огонь одновременно. А Сокка лишь подливает масла в и без того донельзя неловкую ситуацию. Аанг благодарит Вайу, что в комнате нет источника света и никто не может увидеть как сильно ему сейчас стыдно.       Сокка испускает громкий, раздраженный выдох. Он поднимается с койки, зажимая подмышкой подушку и, волоча по полу простыню, вразвалочку идет в сторону двери. — Ладно, чего уж, развлекайтесь, — Сокка шумно зевает, даже не трудясь прикрыть рот рукой. — Мы не… — слабо пытается оправдаться Аанг, хоть и понимает, что его жалкое блеянье никому неинтересно. — Ага, вали уже, — перебивает Рури, полностью оправдав его мнение.       Когда за Соккой закрывается дверь, наступает напряженная тишина.       Аанг отодвигается к самому краю кровати, накрываясь одеялом по самый нос. Если бы он знал, то он бы не раздевался вчера вечером. От этого ситуация становится еще более неловкой.       Он нервно сглатывает, все его чувства обостряются. Но кажется Рури не собирается даже говорить с ним. Она просто лежит, подложив под подушку согнутую руку, а вторую держа на уровне груди.       Она так спокойна… Как у нее это получается? Или, вероятно, она, как и Катара, просто не воспринимает его всерьез, совершенно не видит в нем мужчину и не понимает, как действует на него? — Рури? — снова зовет ее Аанг. — Ну чего? — Ты… — мысль улетучивается, побежденная волнением. Аанг захлопывает рот не помня, что он вообще собирался сказать.       Рури испускает долгий, вымученный выдох. — Просто спи. — Но Сокка… — пытается воззвать к благоразумию Аанг, справедливо указав на то, что сейчас их товарищ думает, что они тут… — Ему скажем, что все было незабываемо… Ну или… я не знаю. Как хочешь, в общем.       Равнодушие Рури к собственной репутации коробит, заставляя колкую дрожь пробежаться вдоль загривка.       Ей плевать, что о ней подумают или, что вероятнее, думают прямо сейчас. Про них. Она не видит проблемы прийти вот так сюда, улечься рядом, будто так и надо.       Аанг не против, конечно. Пусть приходит, если ей нужно его присутствие. Осознание этого факта волнует его во всех возможных смыслах. Рури подумала о нем первым: ему доверила свою слабость, не испугалась тех объяснений, которые ей придется дать, когда ее присутствие будет обнаружено.       Но почему она не подумала о другом…       Аанг не знает, сколько он вот так лежит, перелопачивая каждую мысль в голове по множеству раз. Но даже техники магов воздуха не помогают унять волнение, скручивающиеся в животе тянущим, пульсирующим узлом. Рури, конечно же, никаких неудобств не испытывает и, кажется, даже не осознает какие неудобства создала тем, что просто находится сейчас рядом так непозволительно близко и в такой обстановке.       Аанг медленно поворачивает голову, уставившись на Рури почти что жалобным, умоляющим взглядом. Но ее глаза закрыты, черты расслаблены, и она не видит его волнения, но однозначно чувствует и все прекрасно понимает.       Преодолевая себя, он высовывает руку из-под одеяла и осторожно убирает упавшие ей на лоб пряди волос.       Он знает, что она не спит. Знает, как она затаила дыхание, когда он случайно коснулся ее теплой кожи.       Возможно, так и должно быть? Все это нормально? До рассвета есть целая вечность, они тут вдвоем. Никто не побеспокоит их и наутро никто ничего не скажет, потому что сходу отметут очевидный ответ. Уж Рури позаботится, чтобы правда осталась в этой комнате и никогда не вышла наружу. — Что тебе приснилось? — тихо спрашивает Аанг, повернувшись на бок к ней лицом. — Какая разница? — нехотя отвечает она, не открывая глаз. А потом тихо, почти виновато добавляет: — Ты уж прости, что разбудила. — Да ничего. Я посплю на Соккиной кровати.       Голос у него звучит нервно, слегка дрожа. Отвернувшись от нее, Аанг делает судорожный вздох, приказывая себе успокоиться. — Зачем? — настигает его внезапный вопрос прежде, чем он успевает опустить на пол ноги. — Тебе надо отдохнуть, — неуверенно бормочет Аанг, стараясь даже не смотреть в ее сторону. — Врунишка, — почти ласково, но больше насмешливо тянет Рури.       Аанг вновь пытается набрать в грудь побольше воздуха, но что-то мешает протолкнуть достаточно кислорода и наполнить им легкие. Будто его внутренний огонь сжигает весь воздух, попадающий в организм, мешает дышать, зато разгоняет по телу кровь, отчего становится невыносимо жарко.       Теперь Аанг понимает почему остальным жар пустыни доставляет столько беспокойств. — Так будет лучше, — твердо произносит он, сам толком не понимая, почему настаивает на дистанции. Очевидно, что Рури не против ни его присутствия, ни его реакции на нее.       Но Рури молча вытягивает из-под головы подушку и кидает ему на колени. — Это не забудь, — говорит она и как ни в чем не бывало поворачивается к нему спиной.       Аанг с недоумением смотрит сначала на подушку, затем на разметавшиеся по кровати волосы шифу. Красная лента, удерживающая смоляные пряди в хвосте, вот-вот развяжется при любом движении. Аанг ловит себя на навязчивом желании вытянуть эту ленту и позволить ее волосам свободно лежать на светлой простыне. Вместо этого он посильнее стискивает обеими руками подушку, не позволяя себе притворить ни одну из стучащихся об подкорку мыслей в жизнь. — Рури, я… — Аанг не знает, что хочет сказать, он даже не знает, надо ли что-то говорить. Ему просто очень неловко, волнительно, и он не знает куда себя деть от собственных, как пожар, разгоревшихся эмоций. — Ты много думаешь, — совершенно спокойно отзывается она. — Что? — растерянно переспрашивает Аанг.       Для Рури его желания — не секрет. Его чувства такие громкие, искренние, что ей кажется, что ее собственное сердце вторит эху его сердцебиения.       Придя сюда, она не думала, что все обернется вот так.       Страх мешает ясности мысли, гонит вперед, туда, где безопаснее. Для Рури самое безопасное место здесь — подле Аанга. Но теперь она жалеет, что поддалась панике, пришла сюда, подстегиваемая страхом.       Лучше бы она пошла в таверну и до утра просидела там. Так было бы лучше для всех.       Но сделанного назад не воротишь, и ей остается лишь сохранять голову холодной и хотя бы попытаться отгородиться от таких живых, неподдельных эмоций: своих и чужих.       Потому что для нее такая искренность — тоже ново и до щемящего сердца волнительна. — Хочешь, я могу найти тебе еще одну Лин: наберешься опыта, уверенности и, может, тогда не будешь так ерзать? — Рури издает тихий смешок. Она и сама толком не понимает, почему сказала именно это. Но озвученная мысль не находит внутри отклика, за ребрами ничего не дрожит, не сотрясается, когда она представляет Аанга с кем-то еще.       Не потому, что все равно, а потому что это совершенно не важно.       Аанг вспыхивает, но так и не понимает от чего больше: от стыда или возмущения. Но слова Рури немного притупляют волнение. — Мне не нужна никакая Лин! Никто кроме тебя не нужен! — пылко возражает он. — Ну и зря, — вполне серьезно бросает Рури.       Аанг теряется от подобного заявления, не зная, как ему расценивать это. Рури любит его — он это знает как никто другой; он чувствует это каждый день, даже прямо сейчас ощущает эту яркую искру, блестящую, словно звездный свет в ее сердце. Ей не может быть все равно, но он не видит никаких причин говорить ей то, что она с таким пренебрежением, не предавая никакого значения, ему предлагает. — Ты… Для тебя это нормально? — не веря, все же спрашивает он. — А почему нет? — Рури поворачивается на спину, сцепив пальцы в замок на животе, принявшись рассуждать вслух: — Это ведь нормально видеть человека и оценивать его внешность, поговорив с ним — его личные качества. Зачем мне тебя ограничивать? Жизнь такая короткая, чтобы самим чинить себе препятствия.       Аанг ложится на бок, не сводя взгляда с ее лица. За ее словами кроется нечто большее, то самое сомнение, уже однажды заставившее Рури растоптать собственные чувства. Но ему казалось, что это уже пройденный этап. — Хочешь сказать, если мне кто-то понравится внешне, и я захочу провести время с этим человеком, ты спокойно сможешь это принять, не обидишься? — Нет. Можешь даже звать его сюда — я не против.       Рури смотрит на него с лукавой полуулыбкой, и Аанг понимает, что она просто издевается. — Да ну тебя! — возмущается он. — Это же серьезно!       Рури закатывает глаза, и вдруг — в одно мгновение — опрокидывает его на спину, сжав оба его запястья. Она нависает над ним, внимательно смотря в глаза, а ее колени упираются по бокам от него.       Аанг судорожно сглатывает, чувствуя, как во рту становится мучительно сухо, а мир чернеет вокруг и лишь горящий яркими эмоциями взгляд напротив остается по прежнему четким. — Вот это — серьезно, — усмехается она.       Кровь тут же устремляется вниз, разом отхлынув от лица, в животе теплеет…       Внимательный, блестящий взгляд притягивает; Рури медленно обводит взглядом его лицо, слегка расслабляя хватку на его запястьях.       Аанг приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, спросить… но все, что он может сделать — лишь рвано вздохнуть. Рури нависает над ним, касаясь лишь его рук, но если она опустится ниже, если сделает хоть одно неловкое движение, то поймет, почувствует…       Почему так стыдно? Рури же говорила, что это нормально, ему не о чем переживать, к тому же Лин все объяснила, показала, и… Нет, все равно слишком стыдно…       Рури тянется к нему, и Аанг думает, что сейчас она поцелует его; думает, что вот сейчас все случится, они преодолеют еще одну черту, сотрут еще одну границу, за которой уже не останется никаких запретов. Он закрывает глаза, готовясь почувствовать на своих губах ее дыхание, но вместо этого ощущает мягкое прикосновение к своей щеке. И… все исчезает.       Рури с легкостью мага воздуха поднимается с кровати и, деликатно отвернувшись, дает ему время скрыть все, что Аанг посчитает нужным спрятать от ее внимания.       Он тут же прикрывается одеялом. — Тебе так нравится надо мной смеяться? — угрюмо, с легкой обидой, интересуется он.       Рури садится на пол, складывая с краю руки и укладываясь ухом на сгиб локтя. Улыбка не выглядит насмешливой, но она все равно смеющаяся. — Очень, — с лукавством тянет она. — Прямо-таки получаю эстетическое удовольствие, портя такого очаровательного скромника.       Аанг прикрывает глаза, унимая волнение в животе, а в груди разгорающееся пламя. — Почему ты не продолжила? — Аанг рад, что сейчас темно и почти ничего не видно, рад, что можно поговорить откровенно. И рад, что вспыхнувшее возмущение подстегивает его говорить, озвучивать то, что билось у самого сердца. — Ты… не хочешь?       Рури медлит с ответом, в задумчивости она протягивает руку, касаясь подушечками пальцев его предплечья и ведя ими вверх-вниз, едва касаясь его кожи. — Внутри тебя настоящая буря страстей, а ты ее зачем-то упорно прячешь и отрицаешь, — Рури улыбается, когда ее пальцы замирают на его запястье, ощущая пульс. — Все будет, А-эр. Только не сейчас и не так. — Почему не сейчас? — с вызовом, который он не ожидал сам от себя, спрашивает Аанг.       Рури медленно выпрямляется, а после поднимается на ноги, подходя к окну и выглядывая на улицу.       Ее лицо лишь слегка становится светлее: долетающего из единственной горящей жаровни с улицы света просто не хватает, чтобы осветить всю картину целиком. Но Аангу достаточно, чтобы отчетливо увидеть ее сосредоточенное выражение и мысль, бьющуюся отблесками пламени в глубине ее зрачков. — Правда этого хочешь? — после короткого молчания, повернув к нему голову, спрашивает Рури.       Аанг не знает. Он прислушивается к себе, но не чувствует смятения, неуверенности от ее вопроса. Значит, действительно хочет, готов переступить и без того тонкую границу и раз и навсегда соединиться с шифу, связав с ней свою жизнь. — Да, — твердо говорит он.       По ее взгляду не понять, какой ответ она ожидала услышать. Но она медленным шагом, будто давая и себе, и ему время собраться с мыслями возвращается, снова укладываясь рядом. — Пустыня не самое подходящее место. Да и обстановка не располагает к романтике. — Какая разница? — роняет Аанг, немного устав от того, что Рури зачем-то продолжает играть в эту непонятную игру и не дает прямого ответа. И вдруг он понимает, что для нее это тоже в какой-то степени ново, странно и волнительно.       Рури улыбается уголками губ, протягивает руку, с нежностью касаясь его щеки. — Действительно, — усмехается она. — Совсем никакой.

***

      Аанг чувствует себя нашкодившим ребенком, которого застукал строгий наставник на кухне в не обеденный час.       Он то и дело бросает взгляд на Рури, ища ее ответного внимания. Иногда она действительно оборачивается, чувствуя на себе его взгляд и дарит ему быструю, рассеянную улыбку. Но больше она занята тем, что ругается с пареньком-пустынником, оказывающим Аппе прямо-таки повышенное внимание.       Бизон рычит, переминаясь с ноги на ногу. Любой здравомыслящий человек уже давно бы улепетывал от такой громадины, но у паренька явно сбоит чувство самосохранения, и Рури считает своим святым долгом помочь несчастному вновь найти жизненные ориентиры.       За словом Рури в карман не лезет, найдя повод безнаказанно отвести душу. Но и парнишка не лыком шит, а потому бессмысленный обмен «любезностями» уже продолжается какое-то время. — Смотрю, все прошло не очень? — сочувственно интересуется Сокка, как-то очень незаметно подкравшись к монаху.       Сокка старался, дабы уличить момент, когда рядом с Аангом никого не будет и вызнать все самые пикантные подробности. У Рури спрашивать не интересно — она ведь ответит, да так, что потом еще десять раз пожалеешь, что вообще сегодня додумался открыть рот.       Но Аанг совсем другое дело. Он так и не научился у Рури ее главному мастерству переводить все стрелки на кого-то другого. — Ты это о чем? — искренне не понимает чужого любопытства Аанг. На время его внимание смещается на товарища, и он выпускает Рури из вида. — Ну как же, — расплывается в лукавой улыбке Сокка. — Ночь, темнота, вы с Рури на одной кровати мило воркуете…       Если Аанг притворяется непрошибаемым идиотом, то у него это слишком натурально получается. Впрочем, до умения плести словесные кружева Сокке так же далеко, как и Аангу до понимая мирской суеты, а кроме этого, южанин не отличается завидным терпением. — Давай, выкладывай подробности, — нетерпеливо требует Сокка, боднув приятеля в бок локтем.       Кажется, Аанг, наконец, понимает суть вопросов, потому что тут же заливается краской и спешит отвести взгляд. — Ну… Мы поговорили, — негромко делится Аанг важными для себя деталями. — И все? — всерьез удивляется Сокка. По его разочарованному выражению видно, что он нисколько не поверил. — Да ладно, мы же здесь одни. Колись уже, что там у вас было.       Что бы Аанг не собирался ответить, он не успевает. Потому что пустынник спешит поскорее ретироваться куда подальше, а Рури, проводив его настороженным взглядом, подходит к ним, с раздражением смахивая упавшие пряди волос с лица.       Ее обычная прическа сегодня сменилась подобием пучка, как-то хитро скрученным на затылке и держащимся лишь за счет простой, деревяной шпильки. При ближайшем рассмотрении Аанг замечает на ней несколько трещин. Должно быть вещица очень старая, но Рури зачем-то хранит ее. Не потому, что у нее нет денег на новую, а видимо по тому, что она что-то для нее значит.       Аанг делает себе мысленную пометку обязательно спросить об этом потом. — Эй, Рури, ну хоть ты пролей немного света, расскажи, было у вас или нет? — накидывается на нее без всяких прелюдий со своим неуемным и даже откровенно неуместным любопытством Сокка.       Рури чужой интерес врасплох не застает, но она вскидывает бровь, окинув Сокку недоуменным и немного раздраженным взглядом. — Кипятка могу на коленки пролить, — огрызается в ответ Рури. — Хочешь?       Сокка, примирительно вскинув руки, старательно изображает на лице дружелюбие. — Да ладно. Чего вы оба такие злые? Ну не сложилось у вас, чего на людей зло срывать? — Да о чем ты вообще думаешь?! — возмущенно восклицает Аанг. Он не понимает, почему Сокке так интересно, что происходило между ними в той комнате этой ночью. Наверное, для друзей это нормально делиться таким личным друг с другом. Но Аанг не чувствует ничего, кроме неприязни и обиды за Рури. То, что Сокка о чем-то подобном спрашивает у него — это ничего, но он не должен задавать подобные вопросы Рури! Даже Аанг понимает, что это неуместно.       Но внезапное прикосновение ладони шифу к его спине, заметно успокаивает вспыхнувшее в нем, словно пожар, раздражение; негодование тут же утихает, качаясь внутри слабыми остаточными волнами. — Все правильно он думает, — скалится в издевательской улыбке Рури. — Но ты уж прости, сладкий, позволь нам оставить все пикантные подробности за закрытыми дверьми. Но, конечно, тебе никто не запретит проявить фантазию. Будет, чем порадовать себя одинокими, холодными ночами.       Теперь настает очередь краснеть Сокке. Он что-то неразборчиво бормочет в жалкой попытке не то оправдать свое любопытство, не то извиниться за него же. Но как раз в этот момент к ним подходят Катара и Тоф, неся сумки с припасами. — Сокка, — Катара опускает на землю свою ношу и обеспокоенно прижимает тыльную сторону ладони к его лбу. — С тобой все в порядке? — Солнышко голову припекло, — спешит на помощь Рури. Взгляд, который посылает ей Сокка, обещает ей страшную расплату. Но на Рури это не производит совершенно никакого впечатления, потому что ее улыбка лишь становится шире, а взгляд блестит озорством и ликованием от мелкой, но довольно приятной победы.       Тоф же хмыкает, молчаливо следя за развитием разговора. Она прекрасно чувствует пульс каждого, чтобы догадаться, что здесь мог произойти очень интересный разговор, о котором Бейфонг просто обязана быть в курсе. — А это как-то связано с тем, что Сокка сегодня на твоей кровати проснулся, Птичка? — ехидно спрашивает она. Катара тут же одергивает руку и с подозрением смотрит на брата. — Что это значит? — требует ответа она. Видимо, Сокка умудрился сегодня проснуться раньше сестры, и Катара так и не узнала о неучтенном соседе.       Но тему развивать совершенно не хочется. Даже если бы и хотела, Рури не может поделиться никакими подробностями. Поэтому она избирает привычную тактику говорить то, что люди хотят услышать. Ведь это именно та ситуация, когда проще подтвердить чьи-то домыслы, чем пытаться убедить в обратном.       Каждый все равно останется при своем мнении.       Рури испускает вздох. Ее ладонь, до этого все так же лежащая между лопаток Аанга, ползет вверх, пока ее пальцы не сжимают его плечо, а сама она делает шаг ему за спину, прижимаясь к нему, словно ища защиты. — Нет, ну ты посмотри на них, А-эр. И как только не стыдно! В следующий раз обязательно напомни чем-нибудь замочную скважину заткнуть, а то делают они, а стыдят нас.       Аанг не чувствует ожидаемого стыда, от которого мечтаешь провалиться сквозь землю — Рури передает ему через прикосновение свое спокойствие, делится своим хорошем, приподнятым настроением, от чего и на лице Аанга появляется едва заметная улыбка.       Ее игривое настроение слишком яркое, заразительное: он ощущает на душе странную легкость, когда хочется выкинуть что-то, выбить других из равновесия, отвоевав свое устойчивое положение.       Повинуясь смутному желанию, он поворачивается, касаясь кончиками пальцев щеки Рури, а к другой прижимаясь губами.       Не ожидавшая подобного поворота, Рури замирает, удивленно моргнув. Впервые проигрывая знакомую до всех мелочей игру.       Такое целомудренное, но искреннее прикосновение заставляет внутреннее пламя вздрогнуть и разгореться сильнее, наливаясь доселе незнакомыми, но такими чистыми красками.       Тоф звонко смеется, наслаждаясь этим представлением от первой до последней секунды. — Как? Как ты сделала из этого тихони такое? — с восхищением интересуется Бейфонг. — Я готова аплодировать тебе стоя!       Рури издает тихий смешок, утыкаясь лбом в плечо Аанга и пряча смеющийся взгляд.       Ей легко. Ей спокойно. И в кое-то веке на душе тихо.       Счастье есть. Оно кроется в мелочах, прячется в моментах. Иногда сияет ярко, что его невозможно ни с чем спутать, как например сейчас. А бывает едва заметное, маленькое, что осознаешь, что оно было лишь со временем, когда остается переживать, выуживая из память те драгоценные моменты в свои самые черные дни. — С тобой все будет по-другому, — сказала она Аангу сегодня ночью. А перед этим подалась вперед, со всей нежностью касаясь теплыми губами его лба. — Правильно и по-настоящему.       Он не слышал ее слов, ведь уже уснул, но улыбнулся сквозь сон, словно ему снилось что-то хорошее.       Рури так и лежала рядом до самого рассвета, задремав лишь на несколько минут.       Настоящее чувство не приходит спонтанно, оно не дается в награду и, конечно же, не может быть желанным призом в конце партии.       Любовь — это тяжкий труд, требующий самоотдачи и колоссальных душевных ресурсов.       Но эти моменты счастья стоят любой боли, любых испытаний. Чтобы не ждало ее в конце, Рури знает, что ни о чем и никогда не будет сожалеть. Даже если потом будет нестерпимо больно. Потому что это никогда для нее не будет важно.       Рури уже привычно прячет в карманы руки, когда ощущает головокружение и пришедшее за этим легкое подрагивание в руках.       Любовь — это сила. Просто ее любовь требует намного больше, ведь ее угораздило любить земное воплощение Изначального духа.       Это стоит ее жизни и души. — Ну что, все готовы? — оптимистично интересуется профессор Зей.       А вот это обстоятельство явно выбивается из общей счастливой картины, расползаясь по ней некрасивым, черным мазком.

***

      Рури никогда не ходила в школу. Писать и читать ее учили все, кому не лень: сначала Боджинг научил писать ее имя и если у него было время, то объяснял правила счета. Рури и самой было интересно учиться считать и все свое свободное время она считала, сколько в цирке мячей, кегель и сколько на этот раз яиц снесла уткомедведица Сяо Сюэ. Почему именно «Снежинка», если окрас ее шерсти был бурый, никто внятно ответить Рури так и не смог.       На смену Боджингу пришла Джун — какое-то время она была приставлена к ней «нянькой», потом это были другие наемники, госпожа Суинь, и, конечно же, Нуэ.       Рури любила слушать истории в тавернах, рисуя в своем воображении сцены жестоких битв и героических подвигов доблестных воинов; ей нравилось думать, что в мире могут существовать красивые, светлые чувства, а искренность не была пустым звуком.       До этого дня Рури видела большую коллекцию книг лишь в кабинете у астронома, когда стащила у него книгу «Погодные явления и приметы».       Но никогда в своей жизни Рури не видела такого количества книг и свитков в одном месте.       По этой Библиотеке можно бродить годами и прочесть всего лишь десятитысячную долю от всей имеющейся здесь литературы.       Дух потребовал плату за вход. Профессор Зей отдал талмуд со своими исследованиями, Катара отдала сворованный свиток водной магии, Аанг плакат о розыске со своей физиономией, а Рури продемонстрировала свой «холодный» огонь. Сокка, скорее всего, прошел просто «по блату».       Библиотека уходит глубоко под землю; Рури не удивится, узнав, что ответвления коридоров тянутся подо всей пустыней. — Предлагаю разделиться, — заявляет Рури, когда южанин вознамерился бежать в неизвестном направлении. — Я думаю, нам лучше держаться всем вместе, — скромно подает голос Катара. Она в такой же растерянности разглядывает огромные своды и испытывает ту же неуверенность с чего начать поиски.       Да и что им искать? У Сокки есть четкая цель найти карты страны Огня. У Рури есть буквально кровный интерес понять природу своей новой силы. А что делать им с Аангом? — Точно, как мы потом найдем друг друга? — поддерживает водницу Аанг. — Рури права, — серьезно говорит Сокка. — Если мы будем искать в разных направлениях, то соберем информацию быстрее. А встретиться сможем тут, ну, скажем, через пару часов.       Рури мягко улыбается южанину, молчаливо благодаря за поддержку. — Тогда Сокка пойдет искать карты, — деловито принимается инструктировать она. — Катара поищет любые упоминания джамбии и истории Водных Племен, когда вся эта духовная муть у них всплывала. Ты, Аанг, будешь искать информацию по древней магии. А я поищу информацию о прежних Берегинях. — Но… с чего нам начать? Библиотека такая большая, — Катара подходит к краю моста и смотрит вниз, будто пытаясь разглядеть в зловещей темноте несуществующие указатели.       Рури бы и самой хотелось знать. Видимо, все же придется идти наугад. — Мы можем попросить лис-помощниц, — предлагает решение профессор. К груди он уже прижимает увесистый талмуд, держась за него, словно за родное дитя, которое в любой момент могут отобрать.       Рури замечает нескольких духов-лис, притаившихся в тени и с интересом следящих за посетителями. У всех только по одному хвосту, что немного успокаивает, но ни в коем случае не умаляет подозрений. — Вы нам поможете? — с надеждой обращается к ним Аанг. Это так глупо разговаривать с животными, но эти лисы явно не так просты, и Рури не удивится, если они все же прячут веер своих хвостов, а заведя их в темный уголок, с удовольствием полакомятся их печенью.       Лисы тут же призывно машут хвостами, приближаясь к каждому из группы, выбрав кого они будут сопровождать. — Не забудьте: на этом месте через три часа! — кричит Сокка, прежде чем скрыться в одном из боковых коридоров.       Аанг посылает Рури ободряющую, но абсолютно неуверенную улыбку и идет вслед за своей провожатой.       Рури же спускается вниз. — Мне нужно найти информацию об Аватаре — маге воздуха и его Берегине-монахине, — говорит она лисице. — В вашей Библиотеке найдутся сведения о них?       Рури не знает наверняка, понимает ли ее дух, но надеется, что да. В противном случае ей придется бежать за Аангом и рассказывать то, что услышала от Миджины. Но Рури нутром чувствует, что эта история не понравится никому из них.       Непонятное, тревожное чувство и необъяснимое волнение собирается в груди, заставляя то и дело прикладывать к сердцу руку и прислушиваться к его неровному биению.       Почему она так уверена, что Аанг не должен узнать жизненный путь прежней Берегини?       Внезапно лисица останавливается — Рури так крепко задумалась, что едва об нее не споткнулась, — и сворачивает в боковой коридор. По мере того, как лисица продвигается все дальше вглубь, вокруг вспыхивают голубовато-синие огни. Рури с подозрением косится на них, потому что ей чудится исходящий от них шепот.       Это необычное пламя — оно живое. Действительно живое, дышащее. Видимо, именно так Ван Ши Тонг следит за своими посетителями.       Он сказал, что не хочет, чтобы собранные здесь знания служили войне. Сокка пустился в утопическое рассуждение, что прогресса без войны не бывает, что только война является тем самым толчком и спусковым механизмом, заставляющие людей придумывать новые, более совершенные технологии, которые смогут победить врага.       Аангу не оставалось ничего другого, кроме как поддержать друга. Мол, потом оружие, созданное для войны, служит мирной жизни людей. — Убиться и об табуретку можно! — серьезно заявил Сокка. Он повернулся к Рури, ища одобрение в ее взгляде.       Рури жалеет, что Сокка оказался таким прилежным учеником и как губка впитал ее мысли, а теперь выдал ее размышления за свои в месте, где они никогда не должны были быть озвучены. — В твоих словах есть крупица истины, — сказал дух, вперившись немигающим взглядом больших круглых глаз в южанина. Сокка уже было обнадежился, что сам, без помощи всяких там аватаришек, сумел договориться с могущественным духом, но Рури решительно встала перед ним и почтительно поклонилась, сложив руки в знаке воздуха, этим жестом показывая, что она всецело поддерживает Аватара и придерживается мирной философии Кочевников. — Приношу извинения за своего спутника, — официально обратилась она к Сове. — Мы услышали твою волю и дабы избежать недоразумений и недопониманий, я скажу, что сюда нас привела череда случайностей. Наш спутник ищет карты страны Огня, чтобы нам было проще ориентироваться на их территории и не попасться в руки нашим врагам. Мы с Аватаром Аангом ищем информацию о магии древности. — Рури извлекает Духовный клинок, вытянув перед собой на открытых ладонях и демонстрируя тот духу. Огонь не пробегается по лезвию язычками, но тулит слабо мерцает, как и от стали исходит едва заметное перламутровое свечение. — Я — новая Берегиня, я хочу знать, какое бремя взвалили на меня боги. Если ты знаешь, дух, что это за клинок, то должен знать, кого он защищает.       Мимика Совы совсем не выразительная, но что-то подсказывало Рури, что если бы он мог, то с удовольствием препарировал бы ее, не постеснявшись присутствия Аватара. — Ты имеешь право говорить, — так же официально, как и говорил с Аангом, ответил ей дух. — Я поверю Аватару и его Берегине. Не подведите мое доверие. …       Лисица приводит Рури к большому залу с эмблемой Воздушных Кочевников на дверях. Она поднимает лапу, касаясь незнакомого символа в углу, и дверь с громким скрежетом распахивается перед ней.       Рури вопрошающе смотрит на провожатую, но та так и стоит, словно приглашая Рури зайти первой.       Все это очень попахивает на хитроумную ловушку, и Рури почему-то кажется, что как-только она переступит порог, то двери захлопнутся, оставляя ее здесь умирать.       Она делает глубокий вздох, напоминая себе, что ей нужна эта информация, нужно узнать правду.       Она делает шаг, заходя в зал. Огонь тут же вспыхивает вокруг, освещая темное пространство зловещим зелено-синим светом.       Зал небольшой, но Рури все равно кажется, что понадобится несколько жизней, чтобы прочесть все эти книги.       Рури наугад открывает первый свиток, пробегается взглядом по иероглифам, выискивая хоть что-то знакомое. Кажется, здесь говорится что-то о медитации…       Следующие, попадающиеся ей свитки больше походили на свод правил: о правильном уходе за бизонами, их разновидностях, выращивании, разведении; молитвы; распорядок дня; немного о быте, праздниках, ритуалах, воспитание детей…       На последнем Рури останавливает внимание чуть дольше, с каким-то жадным интересом вчитываясь в текст. Оказывается, до трех лет, пока не проявлялись первые признаки магии, дети жили в том храме, где родились, носили имена своих кормилиц и не имели личного имени.       Затем детей отправляли в другие храмы: если ребенок оказывался магом, то в храмы Воздуха, а если нет, то в услужении богам.       Последний факт коробит, царапнув отвращением по внутренностям, а пальцы невольно сжимают бумагу, оставляя на ней смятые следы.       Аанг знает об этом?       Ответ приходит ярким воспоминанием: запах озона, как наяву, щекочет ноздри, мокрая одежда липнет к телу, холодя кожу. Буря бушевала за пределами той пещеры, а сейчас поднимается в ее душе.       Дети магов воздуха не рождались нигде, кроме как в храме Воздуха, сказал ей тогда Аанг.       Но Нуэ же писал о бойце гладиаторе, обладающим этим даром.       Нет, что-то не сходилось. Природу не обманешь и никакие придуманные людьми правила не способны нарушить замысел богов.       Рури не верит, что все монахи, служащие богам, соблюдали обет безбрачия. Не верит, что и маги воздуха, путешествуя по миру, не поддавались страстям.       Маги воздуха остались в этом мире, они живут, ходят среди других Народов, но тщательно скрывают свои таланты, либо приспособили их под другие умения.       Сборщики меда на скалах, например — магия воздуха здесь была бы неоценимым помощником. Или искатели жемчуга — чем дольше человек мог задерживать дыхание, тем больше вероятность, что он найдет более редкую жемчужину…       Мысль настолько ошеломительная и такая очевидная, что Рури удивляется, как раньше она вообще об этом не задумывалась! Почему никто об этом никогда не думал?       Но с другой стороны, хочешь что-то спрятать, оставь это на виду.       Созин уничтожил культуру Воздушных Кочевников, но не их самих. Потомки магов воздуха остались, и сейчас в ее руках подтверждение ее давней теории.       Рури мотает головой и запихивает книжку в сумку к остальным. Она находит и другие, кажущиеся ей важными, те, что помогут Аангу в будущем хотя бы частично вернуть миру утраченное наследие его Народа.       Интересно, много ли людей согласятся следовать всем этим дурацким правилам?       Рури не слишком подробно вчитывается в то, что находит, лишь пробегается глазами. И пусть ее душа не принимает и отрицает столь варварские обычаи, Рури, тем не менее, прекрасно понимает, что все это взялось не на пустом месте, а значит у Воздушных Кочевников было достаточно причин жить так, как они жили. И, конечно же, не Рури — глупой девчонке, не принадлежащей всецело какому-то конкретному Народу, — судить об этом.       Но как в любой нации есть плохое, так и находится много хорошего, удивительного и интересного.       Рури приходится достать мешок, чтобы все, что она хочет забрать с собой уместилось. Вряд ли дух еще раз позволит посетить им свою Библиотеку.       Книга рецептов, танцы, процесс изготовления особой краски для одежды, рисунки узоров для четок, труд некого монаха из храма Юэ Лао об искусстве любви (странно, что это оказалось в секции о Воздушных Кочевниках, но, наверное, среди монахов эта книженция была популярна). Все это Рури сперва откладывает в сторону, но немного подумав, все же запихает в мешок.       И вот, наконец, она находит то, зачем пришла сюда.       Книга ветхая, местами страницы надорваны, а чернила на обложке почти истерлись.       Но Рури все равно видит знакомый иероглиф своего имени «изумруд».       С замиранием сердца она открывает первую страницу.       «Магия воздуха — редчайший дар, проявляющийся только у одного из десяти детей», — читает Рури строчки чьего-то дневника. — «Но мы знаем о природе так мало, а замысел богов нам и вовсе не ведан…»       «Я пишу это в надежде, что никто и никогда не станет пытаться узнать нашу историю. Но если ты читаешь это, мой несчастный друг, то я уповаю на милость богов, что тебе и твоей паре повезет больше, чем нам…»       Рури читает, не заметив, как сначала привалилась лопатками к стеллажу, а затем и вовсе сползла на пол.       Ее бьет крупная дрожь, заставляя содрогаться от каждого прочитанного предложения. Она то и дело поджимает губы, кусает нижнюю, совсем не замечая, что до крови.       Когда Рури дочитывает последнее слово, перед глазами стоит пелена слез. Чужая жизнь, история все еще прокручивается в голове яркими образами.       Это воспоминания или просто ее фантазия постаралась создать для нее достоверную картинку?       Рури знает лишь одно — никто не должен узнать правды, особенно…       Книга вспыхивает в ее руках ярким пламенем, когда сознание цепляется за звук чьих-то шагов. И когда ее находят, в ее руках остается лишь пепел. — Рури? — обеспокоенно зовет ее Аанг.       Рури медленно поднимает голову. Ей снова чудится образ того, кого она видела лишь однажды, но он, словно тень, стоит за Аангом, излучая свет, словно солнце, но при этом оставляя фигуру ее ученика вполне четкой и узнаваемой.       Он присаживается перед ней на корточки, чувствуя ее внутреннее смятение, ощущая ее боль.       Аанг протягивает руку, но прежде, чем его пальцы коснулись бы ее лица, Рури хватается за его ладонь, судорожно сжимая ее своими дрогнувшими пальцами. — Все хорошо, — шепчет она.       «Изумруд» не хотела, чтобы Аватар нашел ее, потому что боялась снова полюбить и делить его со всем миром. Боялась, не хотела этих чувств. Но они были ее сутью, смыслом всей ее жизни.       Так же как и для Рури ее драгоценный ученик стал всем ее миром.       Аанг не верит ее слабому оправданию, чувствуя ее дрожь и ощущая ускоренный пульс.       Он садится с ней рядом, откладывая в сторону планер и крепко обнимает, позволяя ей спрятаться в своих руках. — Я люблю тебя, — шепчет Рури, словно в бреду чужие слова, озвучивая чужое признание, тысячи лет хранящиеся на ветхих страницах. — Я так тебя люблю…       Аанг лишь крепче прижимает ее к себе.       Пепел пачкает одежду, оставаясь на его яркой накидке темным пятном. Точно таким же, какой сейчас расползается в душе его Берегини.