лезвие под языком

Открыл вторую бутылку красного. Пить будет из горла. Бокал — вдребезги на полу от одного неловкого движения рукой. Убирать не стал. Потом. В косметичке лежит длинная палетка — прямоугольная пластиковая коробочка, в ней — как клавиши фортепиано тонкие углубления, заполненные тенями оттенков розового, серого, черного. Некоторые блестят. Посмотревшись в замызганное зеркальце палетки, трет пальцем серебристый. Сияет. Надо же, как красиво сияет. Делает глоток из бутылки — вкус уже почти не ощущает — и дотрагивается намазанным пальцем до левого века. Вау. Он мажется руками, хоть и лежит кисточка в палетке. Выбирает самые темные цвета, осторожно указательным — по верхнему веку, к виску, так же правильно, да? Мизинцем — нижнее. Тени осыпаются на щеки черным пеплом веснушек, он тыльной стороной ладони пытается убрать их, но делает только хуже, размазывает хвостами комет. И все-таки он превращает свое лицо в маску, синева глаз светится из черных колец макияжа, словно свет, пытающийся сбежать из черной дыры. Что-то среднее между плечевой проституткой и скримером из фильма ужасов категории В. Не хватает только помады. Он роется в чужой косметичке, находит темный блеск. Хихикнув, высовывает язык — а он такой же багровый, как помада, от паршивого красного вина. И все равно открывает блеск, длинной кисточкой старательно мажет губы. Получается криво. Пока пытается стереть с лука купидона лишнее, только размазывает. Дрянь какая… Все губы — темные, неровно накрашенные. Как же они этим пользуются?.. Если он, художник, не смог ровно намалевать… Ключ ворочается в замке, дверь открывается, он вздрагивает, Марго в соседней комнате, вспорхнув, гремит когтями по клетке. Он холодеет. Опять напился. Не успел протрезветь. И нарисовал новое лицо. Дурак… — Серый?.. Олег идет к нему. Поздно уже. Он всегда из качалки так поздно возвращается. А днем — на работе. Надо же на что-то квартиру снимать, пока его не утвердили в состав опергруппы на Восток. Оборачиваться к нему страшно. Ладно, он просто разочаруется. — Ты опять… Серый, стекло, осторожно! Обернувшись, Сергей все-таки показывает лицо. Прикусывает губу. Знает, что уже измазал зубы в чертовом темном блеске, оказавшимся таким плотным, словно рот гуашью покрыл. Олег, остолбенев, смотрит на него. — А… а косметика чья? — спрашивает он, словно это самое главное. — Украл. У однокурсницы. — Не стыдно? — укоряет Олег. Подходит к нему и садится на корточки, смотрит снизу вверх. Берет за руку. — Девочку без штукатурки оставил. — Сама виновата. Бросила на столе и убежала в буфет. Олег, — язык заплетается, — а решили?.. — Нет, пока непонятно, — мотнув головой, отводит взгляд. Так и сидит перед Сергеем, держа его руку в своих. Им так хочется, чтобы Олега взяли, миноборона щедро платит хорошо тренированному пушечному мясу. Им так хочется, чтобы ему отказали, и он остался здесь, в безопасности, рядом. — Пойдешь смывать? — спрашивает Олег. — Можешь ты сначала в душ сходить. — Так я в качалке уже мылся. Иначе бы в автобусе от меня знаешь, как несло? Все бы вышли на ближайшей остановке. — Я люблю, когда ты горько пахнешь, — срывается с губ. — А что, тебе макияж не нравится?.. Сергей касается губ кончиками пальцев. Блеск остается и на них. — Непривычно, — улыбается Олег, приподнимаясь. — Иди-ка сюда. Он тянет босую ногу Сергея к себе, держит за пятку, словно отпусти — и наступит в битое стекло; поддерживает другой рукой за талию и начинает приподниматься. Обвив руками его шею, Сергей прижимается к нему грудью, и Олег подхватывает его на руки, а Сергей стискивает его ногами, цепляется всеми конечностями. Олег выпрямляется с ним медленно, словно поднимает штангу. От компьютерного стола он относит к кровати, что у другой стены, и начинает опускаться на колени. Сергей откидывается спиной поперек постели, а талию Олега так и держит в кольце ног. Опираясь на локти, скалится своей новой улыбкой темных губ. — Сфотографируй меня, — просит. — Будешь показывать своим спецназовцам, что тебя девушка ждет. — У девушки кадык слишком заметный, — весело отвечает Олег. Он кладет ладони на колени Сергея, ведет по бедрам. На Олеге — спортивки, футболка, рубашка поверх, одежды так много, целый ворох, в глазах его темных — и не понять, что, от опьянения Сергей его совсем считать не может. И все равно опускает ноги, подается резко к нему, сев на самый край постели, и вцепляется в резинку штанов, смотрит вверх и лихорадочно: — Отговорки. Тебе просто не нравится, как я выгляжу. Я сейчас смою все. Хватает его за руку, целует костяшки — и остаются темные следы. — Серый… Сереж… Узнает эти интонации, интонации “ты-опять-в-хлам”, да, в хлам, а что делать, если воет в голове, не переставая, тревога, и перед глазами постоянно похоронка, и в ушах чужой безучастный голос сообщает, что Волков Олег Давидович погиб при исполнении, и цинковый гроб отправляется с ближайшим вертолетом… Танатос так велик, что и эрос уже не перекрывает его, но Сергей старается им забыться, хватает ртом пальцы, берет их до костяшек и смотрит Олегу в глаза, тот теряется, и не понимает уже, отстраниться или пойти на поводу, вот сомнения его Сергей ощущает остро, их он понимает от и до. …пальцы обхватил губами своими накрашенными, смотрит вверх, широко распахнув васильковые глаза, они еще ярче кажутся в обрамлении размазанных черных теней. Олег кладет ладонь ему на щеку, зарывается пальцами в длинные волосы и снова зовет по имени, а он прикрывает веки и обсасывает пальцы, пачкая их помадой. Сдуру накрасился или удивить хотел? Кто ж его разберет. Он и сам, скорее всего, не знает. Вернулся с пар около четырех, поначалу наверняка пытался поработать, а потом загрустил и вылакал бутылку на голодный желудок; Олег ходит в зал три раза в неделю, раньше все пять ходил, но из-за него сбавил темп, чтобы почаще быть рядом; а совсем бросить — нельзя, он же никакие нормативы не сдаст, ему выносливость нужно тренировать, иначе с тяжелым рюкзаком, набитым провизией и патронами, он не протянет и пары дней, свалится от усталости; и Серый все это понимает, не просит оставаться с ним, только себя разрушает в ожидании. А потом говорит, как гордится Олегом — сильным, бесстрашным, а потом говорит — как ты раскачался, меня это заводит. Олег смотрит, как Серый облизывает ему пальцы, языком широко — по ладони, глаза совсем дурные, и если начал, чтобы вывести из душевного равновесия Олега, чтобы он вместе с ним в эту безумную тоску спрыгнул, то продолжает — потому что сам же и загорелся. У него черная краска по щекам брызгами, у него помада размазалась, одно неаккуратное пятно вокруг губ, и Олег, удерживая его лицо рукой, второй проводит по рту, на тыльной стороне ладони остается багровый, немного липкий росчерк. — Олег, я хочу, подожди, Олег, — стреляет он словами и зачем-то развязывает узел на штанах, хотя мог просто дернуть за резинку и стянуть их вниз. — Нет, Сереж, — мягко прерывает его Олег и, взяв за руки, опирается на одно колено между его ног. — Давай я. Утыкается макушкой ему в живот, склонившись, и Серый обнимает его за голову, нагибается, грудью накрыв затылок. Олег кладет ладони ему на талию. Они так уже третью неделю с ума сходят. Чем дальше — тем хуже. Хоть отказывайся от притязаний на частную службу. Серый, резко выдохнув, разгибается, выпрямляет спину. Запрокидывает голову, и все же Олег успевает заметить, как скатилась пьяная черная слеза по его щеке. Взяв за руку, Олег ведет его в ванную, и он подчиняется заторможенно. Дает себя раздеть. Вода наполняет ванну едва-едва, но Серый забирается в нее, и пока льется из крана, Олег пытается оттереть краску с его глаз и губ. — Надо ватой, они ватой снимают, — бормочет Серый. — Нету ваты, — отвечает Олег. Рукой и водой он только хуже делает. Плюнув, сбрасывает с плеч рубашку и, намочив с мылом ее рукав, проводит им по губам Серого. Помада остается на ткани, в трещинках губ — тоже багровеет. Ванна все наполняется, в прозрачной воде видна каждая веснушка на теле Серого, каждый волосок. Олег, намочив другой рукав, принимается за глаза, и чернота никак не желает пропадать, он уже всю рубашку испортил, а все равно меж ресниц, под глазами остаются тени. Немного. Неожиданно красиво. Олег завороженно смотрит, словно Серый подвел глаза, и спрашивает: — Можно я с тобой полежу? Серый вспыхивает, разом забыв о своей тоске, и Олег, раздевшись, лезет тоже в ванну, неловко пытается в нее поместиться, сесть за спину Серому. Ванна мала для них. Все-таки удается пристроиться, вбившись коленом в бортик, а Серый сидит между его расставленных ног, откинувшись на грудь, и целовать его в макушку, в мягкие волосы так удобно. Олег касается губами его плеч, его шеи. Ладонями — по талии, пальцами — накрывает нежно-розовые маленькие соски. Серый возится, кладет затылок ему на плечо. Под водой видно все его тело. Олег следит, как наливается кровью его темный член, если сжать сосок, если накрыть ладонью горло. Ведет по животу вниз, к бритому лобку, и Серый выдыхает. Олег целует изгиб его шеи. Серый дотрагивается до его бедер, скользит против роста волос, но пространства в ванной мало, и он оставляет ладони лежать на коленях Олега. Прижимается мягкими ягодицами к паху. Олег все гладит под водой его тело, сжимает под ребрами, очерчивает чуть выступающие тазовые косточки. Его мокрые волосы липнут к груди, одна прядь щекочет подмышку. Исцеловывая, прикусывая шею, Олег сжимает его ноги у самого паха, широкими ладонями дразнит близостью, и Серый жалобно стонет. Жмурится чернотой в уголках глаз. Такой красивый. Тело его совсем белое на контрасте с кожей Олега. Краснеют его колени, торчащие над водой. Он приподнимает ногу и стопой закрывает кран. Ванна почти полная, того гляди через край выплеснется. Олег шепчет ему на ухо, проводя ладонями по внутренней стороне его бедер: — Расслабься. Хватит себя накручивать. Я же еще здесь. — У меня слишком богатое воображение, ты же знаешь, — тихо отвечает Серый. — А ты вообрази что-нибудь приятное… Олег прикусывает кончик его уха, крепко обнимает за грудь и талию, теснее прижимая к себе, и Серый кладет свои ладони поверх его рук. В горячей воде — жарко, но его тело горит сильнее. Олег заводится от его близости, всегда в ней сгорает. А он — знает, и тискается ближе, притирается ягодицами к члену, чтобы он лег между них, и у Олега екает в груди, тянет внизу живота. Серый сегодня непривычно тихий и податливый, и Олег этим пользуется. Расплетает объятия, поворачивает его голову к себе, чтобы целовать удобнее, и цепляется за его губы, словно умрет без них. Серый кусает, целоваться без укусов не может, но зализывает там, где прикусил. А другой рукой Олег вновь ведет от шеи до паха вниз, обхватывает член, ловит губами стон. И — ниже, по мошонке, к узкой дырочке, в нее — чуть-чуть, кончиком пальца… Серый всхлипывает, ноги пытается шире развести, только шире некуда; он забрасывает одно колено на бортик ванной, и у Олега дыхание перехватывает от того, как он раскрывается для него. — Оле-еж… — едва слышно стонет. Олег приникает губами к его шее. Обе руки уже — внизу, чтобы его ласкать, чуть толкнуться к нему пахом — чувствуешь, как хочу тебя? Стоит на пределе. Серый пытается насадиться на пальцы. Жмурится. Стонет. Олег его ласкает медленно, внутрь не проникает, только кружит вокруг входа, хочет снова услышать, как он будет выстанывать имя. Целует так, что на бледной шее останутся синяки. Серый плавится в его руках, возится, ягодицами — по члену. Ахает, стоит лишь чуть сильнее сжать его. — Олег, — совсем тихо. — Олег… И Олег проникает в него указательным, затыкает его, едва-едва двигает, не движение даже, а намек на него; но Серый стонет, и от звука его голоса у Олега сердцебиение учащается. Он ритмично скользит кулаком по его члену, чуть ворочает внутри него, ищет нужное положение. А Серый растекается на нем, трется головой о плечо, прикусывает губу — все еще темную от остатков помады. Олег жадно смотрит на него, на его порозовевшие от удовольствия и горячей воды щеки. На его колено поверх бортика ванной. На его тяжелый член в ладони. Целует в ухо и сосредотачивается на его удовольствии, на его теле. Жаль, рук только две. Иначе бы ласкал его всего, гладил бы от горла до кончиков пальцев ног, чтобы он еще жарче дышал… Олег прижимается губами к его скулам и щекам, целует. Насаживает его на пальцы, головка его члена лижет ладонь. Он стонет, он так красиво сто-о-о-нет, что у Олега кружится голова. Мышцы его напрягаются, стопой он упирается в ванну, чтобы еще ближе притереться к Олегу; сжимается на пальцах. Олег сам начинает подрагивать, пытается двигаться, чтобы хоть немного ослабло давление на член, яйца разрываются от возбуждения; но от каждого мелодичного стона у него голову сносит, не до себя, только ласкать Серого, только бы голос его слышать снова и снова. Он все быстрее кулаком — по его члену, пальцами — уже не так аккуратно, ему, наверное, и неприятно даже, только все равно — насаживается, если попытаться вынуть. Олег прикусывает изгиб его шеи, глубоко втягивает воздух, чувствует грудью, как бьется сердце Серого. — Волч… — выстанывает он. — Олеж, так люблю… Он весь замирает, выгнувшись дугой, и Олег последние пару раз проводит кулаком, глубже загоняет пальцы в него, сжавшегося, и Серый шумно выдыхает, растекается по нему без сил. Глаза закрыты, ресницы подрагивают. Олег медленно вынимает пальцы из его тела, отпускает обмякающий член. Водит ладонями по его животу, груди, успокаивая. Отстраненно понимает, что собственного колена, вжатого в бортик, уже не чувствует — все затекло и онемело. И плевать. Серый пальцами ног подцепляет цепочку у слива ванной и выдергивает пробку с хлюпающим звуком. Вода начинает медленно уходить. Серый хочет было повернуться, но Олег кладет ладони ему на талию, удерживает. Шепчет: — Давай так, пока в воде… И чуть приподнимает его вверх по своему телу, чтобы член между его ягодиц скользил. Ему так мало надо. Все чаще кажется, что он может кончить лишь от того, что Серый всхлипывает, замирая в оргазме. …Олег держит ладонями, его крупные руки — на животе. И Сергей, опершись локтями в бортики ванной, изгибается, чтобы проехаться задом по его члену, напряженному, большому. Столько уже ждал, а все равно не хочет разлепляться, хотя мог бы привстать и дать в рот… Ствол трет между ягодиц, без воды бы от него, крупного, насухо, стало бы уже неприятно, а сейчас — так легко, так плавно. Олег чуть слышно стонет сквозь стиснутые зубы над ухом, и Сергея от этого звука перекручивает. Он возится активнее, вжимается, стараясь не думать о будоражащих пальцах Олега на бедрах — только кончил, а снова хочется его прикосновений. Олег под ним — как доска, такие твердые стали его мышцы за последние месяцы. Но член — и вовсе каменный, мечтательно думает Сергей. Раззадоривает его полустоном: — М-м-м… Олеж… да… такой твердый… У Олега аж дыхание сбивается. Сергей зажимает его член между своими задом и его животом, воды в ванной — уже едва-едва. Олег, перехватывая его поперек груди одной рукой, второй все же берет член в ладонь, ласкает себя быстро. Пальцами мягко сжимает сосок. Сергей запрокидывает голову, ищет его губы, и Олег целует жадно, мокро. Головка его члена утыкается меж ягодиц. Вода уходит полностью, и тело кажется неприподъемным, но Олег его удерживает на своей груди. Языком — в рот, и Сергей ему поддается, знает, что сейчас он трахает языком, а потом — разложит и проделает то же самое, только членом, и сглатывает в нетерпении. Олег зажмуривается, рука его в бешеном темпе ходит по члену — и кончает, теплые капли спермы попадают на зад, даже на спину. Поцелуй замирает. Сергей даже не дышит. Ощущает, как выдыхает Олег, как расслабляется. Откидывает голову, упираясь затылком в кафель. И обнимает обеими руками. Сергей трет глаза — кажется, у него все-таки аллергия на косметику. На сгибах пальцев остается черное. Потом, когда они, лениво сполоснувшись под душем, нагладившись друг друга мыльными руками, возвращаются в комнату, и Олег аккуратно сметает в совок осколки разбитого бокала, Сергей складывает тени и блеск в косметичку. Олег поднимает на него взгляд: — Вернешь? — Угу. Подкину ей завтра в сумку. — А подводка там есть? Сергей роется в косметичке. Собрав осколки, Олег выпрямляется и идет к мусорному ведру на кухне. Сергей кричит ему вслед: — Есть какой-то черный карандаш! — Вот его оставь! — отзывается Олег. Шумит вода. Он возвращается, встряхивая мокрые руки. Сергей, крутнувшись на стуле, разворачивается к нему. — Тебе все-таки понравилось? — лукаво улыбается. Олег ставит колено между его ног, стул жалобно скрипит. Нависнув сверху, Олег смотрит ему в глаза. — Пока меня не будет, присылай фотки. Накрашенным. Голым. Любым. Сергей запускает ладони ему под домашнюю футболку. Улыбается. Тревога, схватившая за горло сегодня, отпустила, но он не знает, надолго ли. — Пришлю, если будешь хорошо себя вести и регулярно звонить. Я горжусь твоей храбростью, — искренне говорит он и молчит о том, что до чертиков за него боится. Малодушно не хочет опять оставаться один. Олег берет его лицо в ладони и целует. Он еще не ушел, а Сергей уже ждет, чтобы он вернулся, и сжимает до побелевших костяшек черный карандаш для глаз.