лезвие под языком

Олег, едва заметно покачнувшись, облокачивается одной рукой на барную стойку, взмахивает другой, призывая бармена, и тогда Сергей мягко обнимает его со спины за шею. Олег тут же, как примерный мальчик, кладет ладони на стойку, поворачивает голову. Сергей говорит ему: — Угомонись, Олег. Ты уже хороший. Он обнимает будто бы дружески, но кончиками пальцев все равно нескромно лезет в вырез рубашки, касается его обнаженной разгоряченной груди. Он так давно не видел Олега навеселе, кажется, последний раз был лет десять назад, на первом курсе, в дыму какой-то мутной вписки, где он не знал ни одного человека, кроме Олега; и теперь, спустя годы, после месяца в Мексике, Олег снова расслабляется, пропускает один виски со льдом за другим, и вот уже жесты его становятся неверными, размашистыми, хочется поймать его и прижать к себе — такого раскоординированного, неаккуратного. — Хороший? — переспрашивает Олег. — Очень хороший. Самый лучший. Поедем домой, м-м? Сергей запускает пальцы ему в волосы, почесывает затылок. Бармен бросает на них взгляд, и Сергей говорит ему: — Está bien. Бармен едва ли его слышит, скорее, читает по губам, а может, ему достаточно того, что Сергей, обнимая Олега за плечи, тянет его к дверям, на выход; зато Олег восхищается, пьяно-искренний: — Какой же ты умный. Повтори еще раз. — Repetir una vez más, — насмешливо отвечает Сергей заученной из разговорника фразой. Олег в восторге, это понятно без слов, с одних только жестов — наклоняется и тычется головой куда-то в щеку, как большой кот. Сергей подводит его к машине, распахивает дверь — сегодня ты на пассажирском, дорогой, пусть даже номинально джип и принадлежит тебе; в Сергее куда меньше алкоголя: до сих пор побаивается, что в измененном состоянии сознания вылезут его демоны, или, чего хуже, демоны нездешние придут на его место. Автомобиль охлаждается быстро; дороги полупустые, город едва обитаем, но звучат из подворотен голоса и бьется стекло бутылок. Сергей не торопится. Плавно давит на педаль газа, держит на руле одну руку, а вторую кладет на бедро Олега, сжимает твердые мышцы. Переводит на него взгляд ненадолго. Олег размазанный, с открытой счастливой улыбкой, Сергей давно его таким не видел; поднимается от живота вверх и хватает за горло нежность, а еще — такая знакомая, вечно дрожащая на грани приличного похоть, особенно сейчас, когда поблескивает в свете редких тусклых уличных фонарей грудь в вырезе рубашки. Сергей переключает внимание на дорогу, а ладонью скользит по животу Олега вверх, подушечками пальцев считывает каждую пуговицу, наконец встречается с прошитым шелковой нитью краем ткани. Ремня нет — вместо него в замок Олег воткнул заглушку. Он глубоко вдыхает. Подскакивает, расширившись, клетка ребер, и Сергей ныряет в этот вырез, кладет руку на широкую грудную мышцу, между линий жизни и любви в ладонь упирается горошина соска. Олег шумно сглатывает. Опускает руку на ладонь Сергея, чуть надавливает, и становится понятно — ага, сжать сильнее, не зря же ты ее качал, так и хочется потрогать. Олег наслаждается его прикосновением, не торопится лезть в ответ; то ли беспокоится за безопасность движения, то ли — скорее всего — так расслаблен алкоголем, что не хочет проявлять инициативу, хочет только получать. И Сергея будоражит его покорность, будоражит как в первый раз, когда он позволял себе лишь положить руки Олегу на талию, не рискуя даже залезть под майку и пересчитать все его ребра вечно недоедающего, слишком быстро растущего подростка. Олег перестает держать его за ладонь. Немного опускает спинку кресла, разваливается в нем с комфортом, широко расставив колени в стороны — все это Сергей замечает, на миг посмотрев на него. Кожа Олега такая горячая, словно и не стоит климат-контроль на восемнадцать градусов. До дома, их обшарпанной комнаты со скрипящим диваном, еще добрых полчаса езды, и Сергей не уверен, что выдержит столько без прикосновений к Олегу. Он одним своим хмельным видом отбрасывает в прошлое, все туда же, на вписку, где они пили портвейн “777”, запивая “Байкалом” — казалось смешным купить его, а не Пепси; пол-литровая бутылка портвейна стоила двадцать восемь рублей, и здравый смысл подсказывал, что если выпить больше двух, то с печенью придется попрощаться, но Олег вылакал четыре, говорил громче обычного, держал за плечи и лыбился как идиот; Сергею нравилось. В том состоянии Олег подчинялся каждому его слову, и особенно — “Давай уйдем отсюда вдвоем”, его завораживало это “вдвоем”, он то и дело шептал на ухо: “Мы с тобой — вдвоем, вместе, Серый, мы вместе”, и после всех лет в приюте это действительно звучало чарующе, словно они наконец стали свободны в том, чтобы любить друг друга. Сергей помнит, словно было вчера: они в подъезде целовались в кромешной темноте, лампочку выкрутил кто-то ушлый; бедром Сергей давил на твердый член Олега, и щекотало нервы, что дверь квартиры, из которой они сбежали, может в любой момент открыться, и квадрат света выхватит их, раскрасневшихся, застуканных на месте преступления. И все же это было хорошо, запредельно хорошо, они еще не знали, как взрослая жизнь раскатает их. Сергей проводит ладонью от груди Олега вниз. Сердце стучит, во рту пересохло, и он дотрагивается до ширинки. Прикусывает губу. Твердый. Олег выдыхает. Сергей касается его едва-едва, надавливает основанием ладони, думает, что Олег все же сквозь стиснутые зубы издаст хоть какой-то звук, а вместо этого коротко стонет сам — все еще улетает от одной мысли, чтобы с ним, после всех этих лет, после всех попыток разобраться в том, что с ними стало, после безумия своего и чужого, чтобы снова с ним по первой прихоти, по первому желанию… Олег вдруг кладет руку поверх его, заставляет прижать сильнее. Сергей бросает на него взгляд. В абсолютной тишине — шумит только холодный воздух, проталкиваясь сквозь воздуходувки — Олег смотрит на него в ответ, дыша через приоткрытые губы. — Хочешь сейчас? — тихо спрашивает Сергей. Глядит на дорогу и притормаживает, чтобы пропустить пешехода, едва различимого впотьмах. Олег ведет его руку — вверх-вниз, вверх-вниз по члену, по шву ширинки. — Ага, — отвечает он едва слышно. Сергей сглатывает, запоздало жмет на газ — странно, что до сих пор сзади никто не погудел. Проносится встречная машина. Он наощупь расстегивает пуговицу брюк Олега, вжикает молнию вниз. Под угольными брюками обнажается белоснежная ткань нижнего белья, и плоть под ней такая обжигающая, упругая, что Сергею становится сложно вести автомобиль. Зеленый сигнал светофора выводит его из себя — он не дает и секунды паузы, чтобы насладиться тем, как встал у Олега от его невинных прикосновений. Мигнув правым поворотником, он сворачивает во дворы, маневрирует между припаркованными скутерами. Трогает Олега через ткань, и тот опять нетерпеливо направляет его ладонь, просит больше одними прикосновениями, избегая слов. Опять играют на натянутых нервах воспоминания, только в них Олег не настаивает, а чуть смущенно принимает торопливые ласки, сжимает в кулак волосы, выбившиеся из-под шапки, в ответ на шарящую в трусах руку. У Сергея тогда алкоголь отбил весь стыд, а Олег все равно зажимался, но тело его так реагировало на прикосновения, что Сергей пьянел от этого больше, чем от портвейна. А сейчас, смотри ты, как вырос, стал совсем взрослым мальчиком, который хочет, чтобы ему сделали приятно… И Сергей тоже мечтает об этом, ищет укромное место, чтобы припарковаться и погасить фары. Наконец вклинивается между двух машин, выставив задний бампер так, что никто больше не проедет, и плевать, будто кто-то, кроме них, будет рыскать между дворами; он переводит ручку в паркинг, глушит мотор, отстегивает ремень и наконец перегибается через подлокотник к Олегу, хватает его за ворот рубашки и целует, а Олег кладет ладони ему на затылок, на талию, и Сергей лезет пальцами за резинку трусов, к гладкой головке, к упоительной твердости ствола, Олег выдыхает ему в рот и прикусывает губу так, как Сергей любит. Опустить бы кресло еще — но придется снова заводиться, электроника, чтоб ее, и Сергей язвит, почти прижимаясь губами к уху Олега: — Давай возьмем полный фарш, чтобы спинка плавненько опускалась, доволен теперь? Странно, но Олег его понимает и шепчет в ответ: — Доволен. Люблю, чтобы тесно с тобой… И Сергей, почти вплотную к нему, так, что даже рукой не двинешь, тоже его понимает. Он жмется к груди Олега, прикусывает его за мочку уха, ладони Олега прожигают ему поясницу. Его член в кольце пальцев, выпростанный наконец из плена белья, так и тянет к себе, и Сергей наклоняется, насаживаясь ртом, под шальную мысль, что в фильмах для взрослых отсасывают обычно водителю. Он берет одну головку, дальше — неудобно, тычется в грудь подлокотник между ними, и, господи, почему так душно, они ведь только что остановились; он тянется ногой к педали тормоза, надавливает и вслепую поворачивает ключ в замке зажигания, снова начинает шуметь кондиционер. Шипит с пассажирской стороны, опускаясь, стекло, терпкое лето выдыхает в салон смесь цветущих древесных и угарного газа, и Сергей опять глушит мотор — пусть будет тихо, Олег прав, тысячу раз прав. Он помогает себе кулаком, берет неглубоко за щеку. Олег наконец выдыхает — почти стон, только тихий, как шелест листвы. Он держит руку на затылке — не давит, а медленно массирует пальцами, едва ли замечая это. Сергей старается для него, наслаждается им, ловит каждый его вдох, и плевать, что у самого в брюках стало тесно. — Mi puta, — хрипло выдыхает Олег, и Сергей едва не давится с его познаний в испанском. — Mi amor. У Сергея в груди бездна разверзается. Он втягивает щеки, насаживается глубже — да, мой хороший, для тебя я буду шлюхой, для тебя я единственная любовь, для тебя я — все. Ты не говоришь этого, но я знаю. После всего, что ты мне запросто простил, — точно знаю. Он на миг отрывается от члена, проводит рукавом по лбу — жарко, так жарко, — и хочет опять взять, но Олег тянет его за волосы вверх, к себе, и прижимается губами к щеке, соскальзывает на шею, мокро целует. Лезет языком в рот, кладет на член ладонь поверх пальцев Сергея. У него движения быстрые, размашистые, и ему сейчас виднее, как быстро кончить, невозможно же всю ночь стоять здесь в темноте, стирая губы о член; Сергей умирает от его напора, от того, как держит он волосы и отчаянно целует. Екает сердце — Олег замирает, прикусив губу, выдыхает через нос, и бедра его подрагивают, рука в последний раз поднимается от яиц вверх. Сергей накрывает головку ладонью, и бьет сперма. Олег по инерции проводит пару раз, глубоко дыша, весь напряженный, и откидывается на спинку кресла, растекается по нему. Сергей рисует линию губами по его скуле к уху и шепчет: — Десять баксов. — Так дешево? — улыбается, тяжело дыша, Олег. — Для постоянных клиентов — скидка. Сергей широко проводит языком по его уху и отстраняется. Пристегивается, заводит мотор. Вытаскивает заглушку из замка для ремня у кресла Олега, строго смотрит на него, и под его взглядом Олег нехотя тоже пристегивается. — Что еще выучил, кроме puta? — спрашивает Сергей, задом выезжая из двора. — Te amo, — отвечает Олег. — Спасибо. Так что еще? Олег счастливо и пьяно смеется. — Кое-что никогда не меняется, — говорит он. Они скользят по пустой дороге. Сергей улыбается. Сильно любит в ответ.