На краю тишины

Нил заметил это не сразу. Эндрю, словно ледяная глыба, оставался уравновешенным, но в то же время вспыльчивым, готовым дать отпор. Детство, лишённое стабильности и любви было ответом на любой вопрос о его психике. Дни, которые они проводили вместе, только обращали внимание Нила на всякие мелочи. Эндрю не любил слишком яркого света. Глаза резало и щипало, думал Нил и находил это вполне логичным. Пусть даже он не замечал никаких проблем с этим, тогда как Эндрю щурился и становился более нервным. Эндрю был плох в коммуникации. Нил не признавал этого, возможно, потому что за много лет в бегах лишь изредка заводил разговоры с людьми. Его отстранённость от остальных была понятна так же, как и у Эндрю. Знакомства не несли ничего хорошего раньше. Время прошло, но старые привычки — нет. Однако чем больше времени Нил проводил с Эндрю, тем очевиднее была разница между ним и другими. Не подумайте, сравнивать бы он никогда не стал: как можно делать это всерьёз, несмотря на совершенно разные ситуации? Нил был счастлив с Эндрю. Впервые за все его годы жизни появилась стабильность: друзья, дом, экси. Но всё становилось гораздо запутаннее, когда Нил наконец заставил себя посмотреть правде в лицо и внимательно понаблюдать. Раньше он, как и все, думал, что Эндрю ест сладкое только из-за одержимости сахаром, но однажды он признался, что вкус сладостей всегда одинаков. Он не меняется от времени года или того, кто их готовит. Нил нашёл это достаточно логичным заявлением. Теперь, когда кто-то из лисов готовил на всех, он старался следить, чтобы всё было сделано по рецепту. Даже так Эндрю не всегда мог есть то или иное блюдо, но Нил не останавливался в своём стремлении. Эндрю очень… своеобразно относился к выбору одежды. Впрочем, и это не заботило Нила: свои шрамы иногда неприятно тёрлись об одежду или вообще болели от соприкосновения с грубой тканью. Это никогда не заставляло Нила задуматься.

***

Эндрю поражало то, какими глухими могут быть остальные. Боже, столько звуков ежедневно вызывали у него желание убить кого-нибудь. Ненужное шуршание, звуки соприкосновения с вещами. Словно их главной целью было выбесить Эндрю. Он помнил, что с самого детства сталкивался с этим. Он привык. Люди всегда были и будут слишком громкими. В детстве это являлось большой проблемой: чаще всего попадались семьи, в которых уже был как минимум один ребёнок. От детей шума становилось ещё больше. Эндрю пытался убедить себя в том, что это просто его собственная прихоть. Выдумка. Что нужно лучше справляться с окружающим миром. Остальные дети не испытывали ничего похожего. Эндрю отставал от них. Нужно было просто стать лучше, привыкнуть к этому. Чем больше он думал о том, что делает недостаточно, тем хуже становилось. Вечерами он мог бездумно расхаживать по комнате, стараясь справиться с накопившимися за день ощущениями, но его братья и сёстры были тут как тут, высмеивая каждый его шаг. Нередко это заканчивалось тем, что Эндрю закрывался в ванной и качался из стороны в сторону, стараясь себя успокоить. Он где-то читал, что так делают дети, которые не знают ласки родителей и которых не укачивали в детстве. В моменте он всерьёз задумался над шумоподавляющими наушниками или бирушами. Однако как только его спина окажется неприкрытой, а в поле зрения не будет попадать всё помещение, Эндрю не сможет существовать в тишине, даже если очень хотел. Постоянные срывы были проблемой. Когда он со стеклянными глазами сидит в окружении потенциальных опасностей, но не может совладать с собой из-за какой-то дурацкой прихоти его мозга. Никто не замечал этого: Эндрю всегда держался в отдалении, так что отсутствие его голоса в беседе всеми принималось как должное. Кроме Нила. Ебучий Нил. Конечно, он не мог оставить Эндрю в покое. Даже в полностью разбитом состоянии он чувствовал на себе взгляд, который видит. Ничего не говорит, но внимательно наблюдает, чтобы вмешаться и не дать Эндрю упасть ещё глубже. Потом протягивает свои ключи с маленьким, висящем на них, помпоном, который он принимает с благодарностью. Текстура приятная и успокаивающая. Эндрю возвращается обратно.

***

— В зависимости от сорта и качества чая процесс заваривания может повторяться от 5 до 10 раз. А в случае улунских бирюзовых чаёв и до 30 раз. При этом каждый раз время взаимодействия листьев с водой увеличив… — монотонно рассказывает Эндрю, даже если внутри маленький комочек чего-то тёплого радостно подпрыгивает. Нил молча слушал. Он всегда слушает, когда Эндрю начинает говорить. Даже если это снова секреты чайных традиций. Это делает Эндрю счастливым — Нил всё равно видит это, даже если тот не хочет признаваться, — а большего и не нужно. Губы быстро раскрываются, слова вылетают, словно Эндрю готовился к этой лекции всю жизнь. С самого детства он почему-то находит эту тему утешающей и интересной. Приятно рассказывать о сортах чая, о выборе посуды для чаепития. Даже если Нилу это не интересно, он не подаёт вида. Эндрю никогда не признается, но он благодарен за то, что Нил продолжает слушать и не затыкает его. Проходит около часа, прежде чем повисает тишина, только потому что Эндрю знает, что это слишком. Люди никогда не слушали его дольше десяти минут, он и так задержался. — Хочешь поужинать? Я могу приготовить что-нибудь новое, что ты хочешь попробовать… — Нет, — слишком резко отвечает Эндрю. Он привык, что любая новая еда оказывается слишком мягкой или твёрдой, слишком тягучей. Нил постоянно подстраивался под него, но воспоминания врезались в мозг и не планировали уходить. — Ладно. Только покажешь, что. Нил расслабленно улыбнулся. Словно Эндрю не был придирчивым и надоедливо избирательным ко всему. Словно всё было в порядке.

***

— Эндрю? Мы можем поговорить? Нил только что вышел из спальни в гостиную, где Эндрю развалился на диване со своим любимым пледом. Он тяжёлый и позволяет чувствовать себя чуть менее тревожным. Мягкие ворсинки приятно ощущаются под пальцами, пуская мурашки. По телевизору идёт очередной видеоролик про разновидности керамических чайников, что полностью его устраивает. В отличие от Кевина, который психанул и ушёл на корт, потому что «Эндрю, опять чайники? Нет, я больше не могу это слушать. Выключи. Что значит нет? Иди нахуй». — Не относись к моим словам слишком серьёзно, просто я долго об этом думаю. Но ты не переживай, это… Эндрю ждёт. Выслушивает длинную, неуверенную тираду. Глаза Нила смотрят прямо на него, не скрываясь, но руки теребят подол какой-то поношенной кофты. После пяти минут хождения вокруг да около, Эндрю не выдерживает: — Нил. Просто скажи. Телевизор шумит на фоне. Он прилагает все усилия, чтобы не перенести своё внимание с Нила. Тот некоторое время молча кусает губы, но не уходит. Плед помогает переживать то, что Эндрю страдает смотреть в глаза Нила, даже если не может продержаться дольше пяти секунд. — Возможно, тебе стоит пройти обследование на расстройства аутического спектра? Просто многие твои предпочтения похожи на симптомы, и я подумал… Эндрю хмурится. Может ли он всё это время на самом деле быть аутичным? Конечно, никто не будет заниматься обследованием приёмного ребёнка… Каждый скажет, что он просто недостаточно воспитан. Может ли это быть диагнозом? Ему даже в голову не приходило. Возможно, вовсе не из-за своего нежелания Эндрю до сих пор не может смотреть людям прямо в глаза, всегда направляя взгляд на переносицу, или избегает множества разных источников звука. Он так много работал над тем, чтобы попытаться стать таким же, как и другие дети. Это почти разочаровывающе, если окажется, что у него изначально не было и шанса. Где-то на середине его размышлений Нил перестал говорить и выключил телевизор — за что Эндрю был благодарен, потому что мысли слишком путались под воздействием звуков, — присев рядом на диван. Ворсинки под пальцами щекотали кожу, пока воцарилась тишина. Нил оставил между ними достаточно расстояния, чтобы посадить ещё одного человека. Иногда чужая кожа ощущалась слишком липкой или сухой, заставляя Эндрю вздрагивать. Это было помимо того, что прикосновения всегда значили смятые простыни и боль. Нил всё это знал. — Какие, например? — он начал немного раскачиваться из стороны в сторону, облегчая себе восприятие информации. Обычно Эндрю не поддавался этому порыву, потому что научился терпеть. В школе не очень-то любят странных. — Чувствительность к звукам. Ты часто выпадаешь из настоящего из-за шума. Текстуры? Ты терпеть не можешь ярлычки на одежде. Оказывается, у большинства людей с диагностированным РАС, прослеживается такое поведение. Это не болезнь, просто особенность восприятия… — Если мои догадки окажутся верными, мы сможем сделать более комфортную обстановку. Просто… Я до сих пор не совсем понимаю, что происходит у тебя в голове и, — маленькая пауза на вздох, — и не могу помочь тебе в полной мере. Под рёбрами что-то заболело. Нил. Нил, который может уйти и жить нормальную жизнь. Он не поломанный, не испытывает проблем со слишком жидкой кашей, на которую Эндрю физически даже смотреть не может. Нил привлекателен. Парни то и дело флиртуют с ним в Сумерках, пока в это не вмешивается Эндрю, окидывая суровым взглядом незнакомца. Столько возможностей, и этот дурак решает остаться с неповзрослевшим ребёнком, который истерит от «неправильной» футболки? — На самом деле, ничего не изменится, ну, между нами. Название того, что и так происходит, лишь даст возможность улуч… Эндрю чувствует, что не должен соглашаться на это, но всё равно говорит: — Ладно. — Ладно..? — Да, — Эндрю не может сказать, что боится. Боится, что это окажется не «особенность», а детские привычки, от которых он так и не смог избавится. И когда Нил, наконец, поймёт, что для такого самоощущения у Эндрю нет весомых причин… Нил выглядит довольным. Его плечи расслабились, когда его взгляд оценивал бесстрастное лицо Эндрю. — Спасибо, — несмотря на желание сделать это быстро, Нил наклоняется и только после кивка целует его в щёку. Одна одинокая бабочке оживает в животе, даже если Эндрю уверен, что она не могла появится, после всего, что он пережил.

***

Это выматывающе. Они не говорят ничего лисам. Эндрю не говорит Би. Он просто едет в центр, где интервьюер полчаса пытается узнать о жизни Эндрю всё, вплоть до цвета трусов, которые сейчас на нём. Когда они заканчивают, Эндрю чувствует себя изнемождённым и растревоженным. Он хочет посмотреть выпуск передачи про чайную церемонию Сэнтядо, который видел уже 21 раз до этого. Он хочет прикоснуться к маленькому керамическому чайничку, который сделан в виде подвески на ключи. Нил подарил его, как только заметил интерес Эндрю. Такую приятную тему невозможно осквернить. Интервьюер распрашивал об этом минут десять, а Эндрю был слишком увлечён, чтобы заметить течение времени. Но это было приятно. Это помогло продержаться Эндрю до конца. Нил уже ждёт его в общежитии. Как только хлипкая входная дверь открывается, он уже стоит напротив с лёгкой улыбкой. Она появляется каждый раз, стоит только Эндрю попасть в поле зрения после разлуки. Эндрю не может найти в себе сил огрызнуться или подколоть Нила. Он просто проходит мимо, лениво снимает худи и остаётся в одной футболке. Плетётся на кухню, ставит чайник и шуршит упаковкой какао, пока Нил смиренно и молча наблюдает. В общежитии тихо. Лисы на тренировке, которую они успешно пропустили, даже не пытаясь оправдаться. Видимо, все комнаты хорошо проветрили: ни одного постороннего запаха вчерашней еды или затхлости. Ничего не нагружает нервную систему Эндрю. Почему-то, он уверен, что знает одного идиота, который ответственен за это. — Ты не спрашиваешь, — просто говорит Эндрю. Он давно выучил, что люди привыкли интересоваться. Ты куда-то сходил? Они обязательно спросят, потребуют подробности. Если ты не спросишь в ответ — любой сочтёт это за грубость и незаинтересованность. Эндрю давно знает это. Почему Нил молчит? — Я не хочу давить, — он пожимает плечами. — Но если ты хочешь, то расскажи. Как всё прошло? Эндрю помешивает порошок в молоке ложкой. Она сделана из какого-то более лёгкого материала, чем все остальные, что есть в ящике. Эндрю всегда берёт её. Эта кружка была подарена Ники. Она большая — больше, чем остальные, — и выглядит придурошной. Слишком пёстрая и яркая. Но это всё равно его кружка. Только его. — Прошло… Терпимо. Этот хмырь вёл себя слишком раздражающе, постоянно докапывался до мелочей, — Эндрю всегда говорили, что, когда он говорит, он уделяет слишком много внимания деталям. Мелочам. Безделушкам. — Но? — протянул Нил, опёршись на косяк и глядя Эндрю в спину. Ложка быстрым движением оказалась в мойке. Он повернулся и последовал в гостиную. Там уже лежал плед. Любимый. Эндрю очень ненавидит Нила. — Он позволил мне болтать про чай больше, чем обычно люди терпят. Нил плюхнулся рядом, протягивая Эндрю пульт. Впрочем, он уже и так знает, что именно появится на экране, но даёт Эндрю выбор. Это было приятно до момента, пока Ваймак не позвонил и, кажется, повредил свои голосовые связки.

***

Результаты пришли нежданно-негаданно. Можно сказать, как снег на голову, но сейчас только октябрь, поэтому, возможно, ещё рано. Он проводит время с Рене, распластавшись на матах. Эндрю чувствовал, как на ноге уже расплывается огромный синяк. Со лба струился пот, который неприятно лип, но ощущение воды, омывающей всё тело, было ещё хуже. Рене без слов легла рядом, но не настолько, чтобы он начал чувствовать тревогу. Она молча слушала про многолетнюю эволюцию рода кошачьих и удавалась задавать вопросы. Это произошло недавно. Эндрю даже не заметил, как просидел полночи за видео «отличия домашнего кота от рыси». Нил укоризненно посмотрел в покрасневшие от усталости глаза и отправил его спать. Справедливо. Однако всё только начиналось. Ему всё ещё было интересно узнавать, сколько разных по вкусу чайных напитков существует, но… Кошки были пушистыми и мягкими. Теперь Эндрю мог провести целую лекцию по строению этих четырёхлапых биологам и ветеринарам. В конце концов им всё же пришлось встать, а Эндрю — заткнуться. Сегодня он чувствует себя лучше обычного, поэтому делает это и терпит скользкое ощущение, пока принимает душ. Нил проводит время с Мэттом и Дэн, которые ведут себя с ним, словно родители годовалого ребёнка. Эндрю проводит время в общежитии, сосуществуя с Кевином. Письмо от центра диагностики висит на его почте. Брови медленно сходятся, образуя складочку. Эндрю думает, что, возможно, хотел бы узнать результаты вместе с Нилом. Он быстро отказывается от этой идеи и открывает их в одиночку. «У пациента диагностирован высокофункциональный аутизм, который входит в группу РАС». Эндрю начинает раскачиваться на стуле, после того, как убеждается, что Кевин не высунул свой нос из спальни. Он молчит. Не то чтобы здесь есть, с кем разговаривать. Это странно, думает Эндрю. Он не верит в то, что всему его поведению есть оправдание. Тем не менее, это лучший центр в штате. Нил потратил слишком много времени на то, что в итоге оказалось таким разочаровывающим. Эндрю не мог иметь оправданий. И всё же, вот оно. Он закрывает ноутбук. Садится на диван, кутается в плед. Это приятно, как и всегда. Он успокаивает и приятно ощущается на голой коже лодыжек и рук. Эндрю включает своё любимое видео. Когда Кевин выходит из комнаты, он удачно угадывает настроение Эндрю и не говорит ничего. Тихое передвижение по их жилплощади не тревожит мозг, который медленно переваривает новость. Эндрю без понятия, как рассказать об этом другим. Стоит ли это вообще делать? Он должен? Нет, Эндрю не думает, что обязан говорить каждому встречному «хей, а я аутист, прикольно, правда?» Он не знает, как сказать об этом Нилу. Эндрю хочет поделиться этим с ним. Просто… Это до сих пор кажется слишком странным и оправдывающим его, чтобы быть правдой. Он прикрывает глаза, проводя по приятной на ощупь ткани пледа, под звук голоса диктора из видео. Голова не перегружена светом — тучи заволокли небо, а лампочки включить некому — или шумом. На сегодня Эндрю остановится на том, чтобы просто чувствовать себя неплохо. Пока что этого должно хватить. Нил подождёт. Это звучит эгоистично и жёстко, но Эндрю знает, что может себе это позволить. Он знает, что Нил не станет торопить его. Нил придёт с пробежки, весь потный, привычно спросит «да или нет?», а, возможно, и вовсе не заговорит, просто смиряя Эндрю взглядом. Он не будет подозревать, что Эндрю намеренно скрывает что-то важное. Он действительно этого не делает. Это то, что может подождать денёк. «Диагноз ничего не меняет». Эндрю так и засыпает, с вертящимися в голове мыслях о Ниле.