Враг мой?..

Сцилла

      Стараться приходилось сверх меры. Прилагать титанические усилия, чтобы не подавать виду. Предпринимать попытки справиться. И подавлять совсем не положительные чувства, которые нет-нет, да прорывались наружу.       — …Ты чего-то хочешь? — спросил Эрион, поглаживая по волосам.       — Нет, спасибо, — слабо улыбнулась Сцилла, желая только одного: исчезнуть, раствориться, перестать существовать. Но увы.       — Может, чаю? — участливо поинтересовался Эрион. Сцилла отрицательно мотнула головой. — Что-то пожевать? Поспать? А может, прогуляемся? Свежий воздух тебе не повредит…       Нет. Нет. Нет.       Очень хотелось попросить его прекратить перебирать варианты. Прекратить наседать с вопросами. Прекратить смотреть с такой жалостью. Но максимум, который Сцилла себе позволяла озвучить, был:       — Ничего не нужно. Не волнуйся.       Потому что не имела права его расстраивать. Не могла сказать прямо о том, что внутри бушует. Иначе он распереживается с новой силой. И проскальзывающее стремление перебить, заткнуть и попросить уйти Сцилла с ужасом проглатывала вместе с комом в горле. Нельзя так. Нужно, чтобы он не волновался.       Не волнуйся. Повторялось уже столько раз, что не сосчитать.       Не волнуйся. Просьба, за которой стоит слишком много.       Не волнуйся. Два маленьких слова взамен трех стали мантрой и целью жизни.       От волнения Эриона дурно становилось самой, и Сцилла всеми силами пыталась его успокоить. Всегда. При любых обстоятельствах. На регулярной основе.       — Милая, все будет хорошо. Я с тобой, — выдохнул Эрион и поцеловал в макушку.       — Я знаю.       Переливчатая невидимая нить натянулась. Зазвенела, как струна, и Сцилла потянула на себя тревогу Эриона. Наполнилась ею до краев. Эрион задышал ровнее, а Сцилле стало хуже. Но в то же время она испытывала странное облегчение из-за того, насколько плохо себя чувствовала. Находила необъяснимое удовольствие в том, чтобы пропускать через себя тонны боли Эриона и контролировать его состояние.       Хоть что-то она могла еще контролировать.       Впитав столько, что стало невыносимо дышать, Сцилла разорвала поток и подавила желание задрожать.       Это ничего. Главное, чтобы Эриону полегчало.       Он взглянул на часы и присвистнул.       — Время ужина! Чуть не проморгали.       Сцилла сцепила зубы. Проклюнулось раздражение.       — Я не голодна, — постаралась спокойно ответить, хотя начинало потряхивать.       — Как и всегда, — слабо усмехнулся Эрион. — Но есть тебе нужно.       — Можно хотя бы позже? — попросила Сцилла, прекрасно зная ответ.       — Позже тебе пора будет спать.       — Спать не обязательно ложиться в одно и то же время, — процедила Сцилла.       — Не обязательно, но желательно, — выдал Эрион безапелляционно. — И Иолай, и Марк считают, что так скорее наладятся внутренние магические ритмы.       Сцилла хотела сказать, что она не тепличное растение, за которым нужен столь дотошный уход, но прикусила язык. И все же предприняла еще одну попытку отстоять право голоса хотя бы в таком элементарном вопросе, как сон:       — Эрион, я не…       — Я тебя не спрашивал, а ставил перед фактом. Чтобы ты была в курсе, — отрезал он и поднялся на ноги.       А Сцилла начала злиться… Как и всегда после подобных разговоров.       Неприятно. Не хотелось этого ощущать. Ничего не хотелось ощущать в принципе, но не удавалось. Приходилось каждый раз себя останавливать и выдавливать улыбку, когда возникало непреодолимое желание запустить чем-то в Эриона, чтобы пресечь вездесущие попытки помочь и проконтролировать правильность каждого вдоха.       «Я должна быть благодарной. Одергивать себя, а не его», — напоминала себе Сцилла, когда он притаскивал обед из трех блюд, заставлял спать в строго установленное им же время и даже в туалет добраться самостоятельно не позволял.       А хотелось надеть разнос ему на голову, выпинать из комнаты и запереться в одиночестве. Желательно, навсегда.       Пугали эти настроения. До одури, до дрожи, до липкого ступора. Когда Сцилла ловила себя на подобных мыслях, хотела дать себе оплеуху.       «Я не должна так думать. Я же люблю его. Как можно так относиться к любимому человеку?..»       В ответ скребся гаденький внутренний голос, которым Сцилла обзавелась после всей этой сраной чехарды:       «А как можно относиться к тебе, как к немощной, вечно больной рохле? Ты, конечно, слабачка, но не до такой же степени. До дверей дойти в состоянии. И решить, когда спать хочешь, тоже. А он из тебя инвалида делает. Того и гляди, в кресло-каталку усадит, лишь бы ты лишний раз не напрягалась».       Бесит. Как же это все бесит.       Эрион очень воодушевился, когда Сцилла пошла на контакт. Не сразу придушил опекой, это происходило постепенно. И каждый раз Сцилла, сцепив зубы, ее принимала. Чем делала только хуже.       Не хотела принимать вообще. И вспоминала слова Марка о том, что она имеет право говорить, что для нее приемлемо, а что нет. Но тут же себе сопротивлялась: не имела она никаких прав. И мнимые попытки выкарабкаться предпринимала только ради Эриона.       И если он захочет с ложечки ее кормить, позволит тоже. Потому что главное, чтобы легче было ему.       Если ему спокойнее, когда он все контролирует, пускай.       Но так иногда хотелось послать его куда подальше, обложить парой ласковых и дать пинка под зад.       Эриона стало слишком много. И это совсем не тот Эрион, с которым было спокойно и приятно когда-то. Теперь он фонил беспокойством и заражал тревогой ежеминутно. Каждое долбанное слово взвешивал, и так хотелось схватить его за барки, встряхнуть и рявкнуть: «Да прекрати ты вести себя со мной, как с полоумной!». Но Сцилла молчала. Давила улыбку и внутренне сгибалась от его присутствия, будто под многотонным весом.       — Колючка, время принимать лекарства! — ворвался в комнату Эрион, и Сцилла вздрогнула.       «Засунь их себе в задницу», — сформировалось на языке, но Сцилла его прикусила. Кивнула и обронила, стараясь скрыть недовольство:       — По тебе часы можно сверять.       Эрион хмыкнул, сел на постель и протянул стакан с горькой жижей.       И ведь просидит так, сверля взглядом, пока все до капли не выпьет.       Бесит.       Сцилла принюхалась и поморщилась:       — От этой штуки блевать охота. Не боишься, что так старательно затолканный в меня завтрак выйдет наружу?       Не всегда получалось молча подчиняться. Иногда раздражение все же просачивалось едким ядом, и никак не удавалось его сдержать.       — Выйдет этот — затолкаем новый, — сказал Эрион, поглаживая по спине. И, хоть Сцилла и смолчала, на лице ее явно отобразились субтитры того, о чем она в своей неблагодарной манере подумала, потому что Эрион стушевался и прочистил горло. — Прости, неудачная шутка. Но Марк сказал, что этот состав не должен провоцировать тошноту.       «Тошноту провоцируете вы с Марком», — скривилась Сцилла, но сдалась, как всегда, и залпом влила в себя содержимое.       — Все в порядке? — осторожно спросил Эрион, склонившись ниже.       — Да, — отозвалась Сцилла, ни секунды не раздумывая.       Этот обмен бестолковыми фразами уже стал своеобразным ритуалом. Эрион по пятнадцать раз на дню спрашивал, в порядке ли Сцилла, она отвечала то, что он хотел услышать, упорно игнорируя внутренний хор эмоций, который вопил: «Нихрена не в порядке!».       Эрион видел, что она лжет. Наверное. Другой причины спрашивать одно и то же так часто Сцилла не находила. Но он не наседал и не требовал правды. Как правило. И на том спасибо.       — Слушай, Колючка, — вздохнул он. — Я знаю, тебе это все не нравится, но это временно, — ободряюще улыбнулся. — Я просто хочу, чтобы ты поскорее поправилась.       «Мог бы хоть раз спросить, чего хочу я».       «Можно подумать, ты бы ответила», — подгавкнул внутренний голос, и Сцилла нехотя с ним согласилась.       — Я знаю, — погладила она скулу Эриона. — Все в порядке.       — Точно? — прищурился он.       Сегодня решил подопытываться. Чтоб его…       — Точно, — улыбнулась Сцилла.       «Просто оставь меня в покое».       — Точно врешь? — приподнял он бровь.       Раньше Сцилла задыхалась от восторга, когда он так делал. Сейчас задыхалась от давления. Казалось, ее сунули под пресс для отжима масла и с каждой секундой надавливают все сильнее. Будто хотят кишки выдавить вместе с припрятанной за ними режущей правдой о реальном положении вещей. И пресс этот — Эрион.       Сцилла ничего не ответила, но очень красноречиво посмотрела.       «Еще слово — и я тебе врежу».       — Ладно, — покачал головой Эрион и притянул к себе. Чмокнул в висок, обнял, и Сцилла преисполнилась как трепетом, так и презрением к себе.       Захотелось разрыдаться от бури противоречий. От того, как несправедливо она к Эриону относилась. Какая она мразь неблагодарная. Как все достало.       Но Сцилла держалась.       В такие моменты, как этот, вышвыривало во что-то похожее, как было раньше. Когда Эрион, не спрашивая, не осторожничая, забывшись на миг, просто небрежно притягивал к себе, естественно и бесстрашно, можно было на долю секунды представить, что все хорошо.       Сцилла обвила рукой его шею, уткнулась в изгиб плеча, судорожно выдохнула.       Эрион сразу напрягся.       «Нет-нет-нет, пожалуйста, дай мне побыть здесь еще немного, — мысленно взмолилась Сцилла. — Не спрашивай ни о чем, не уточняй, не вглядывайся в поисках ответов, не анализируй. Просто сиди. Дай представить, что все как раньше. Что я, как раньше. И ты, как раньше».       Эрион смолчал. Даже поглаживать начал вдоль позвоночника. Но небрежное объятие моментально стало скованным, осторожным, и это все испортило. Сцилла медленно отпрянула, уже зная, что будет дальше.       Настороженный взгляд. Сканирование на предмет истинных ощущений. Допрос в духе: «Уверена, что все хорошо?». В миллионный раз оброненное: «Да, не волнуйся». Натянутая улыбка. Минутные гляделки. Эрион сдастся первым и начнет уговаривать на какую-то оздоровительную чушь.       Эрион отстранился. Заглянул в глаза, выискивая там ответы.       — Уверена, что все хорошо?       — Да, не волнуйся.       — Точно?       Какой-то сраный день сурка. Как же все это надоело. Опостылело одно и то же, раз за разом, изо дня в день, из недели в неделю. Хрен знает, сколько времени прошло с тех пор, как Сцилла начала стараться, но по ощущениям — гребанная вечность. Синяки давно сошли, ссадины затянулись. Внешне уже ничто не напоминало о собственном бессилии. Только внутри раны кровили, не собирались рубцеваться. И ребра немного ныли. Потому что дар, кажется, перенастроился на Эриона полностью и включался только тогда, когда нужно было его успокоить. Но ни разу не помогал самой Сцилле. Она этого и не хотела.       Она хотела хоть немного покоя. Свободы какой-то. Даже если свобода эта будет заключаться в отказе от пищи и лежании в постели сутками напролет. Плевать. Лишь бы самой решить хоть что-то. Пусть и развалиться на части окончательно. Но по собственной воле.       Но Эрион не позволит. А Сцилла не хотела его расстраивать.       Круг замкнулся.       Узнать бы, что у него внутри творится, что провоцирует постоянную тревогу, чтобы прикидываться правдоподобнее и избегать хотя бы этих дурацких расспросов…       — Я всего лишь тебя обняла, — устало выдохнула Сцилла. — Неужели это тоже повод для беспокойства? Или и этого не имею права сделать без твоего разрешения? — пробормотала она и сцепила челюсти.       Дерьмо. Неужели вслух сказала?..       Эрион переменился в лице. Пару раз неверяще моргнул, открыл рот и закрыл его обратно.       — Забудь, — отмахнулась Сцилла. Улыбнулась. — Все в порядке, правда. Не волнуйся.       — Колючка, мы можем поговорить? — нахмурился Эрион.       В груди кольнули беспокойство. Страх. Опаска. Тремором разнеслись по конечностям. Так сильно, что аж дыхание сперло.       — Не надо, — мотнула головой она. — Давай сразу перейдем к части, где ты предлагаешь какой-то полезный досуг, или что там у тебя по графику… — нервно протараторила.       — Сцилла… — растерянно протянул Эрион.       — Нет, серьезно, пожалуйста, не надо, — выдохнула и зажала переносицу. Начало трясти сильнее. — Я не хочу, не хочу разговаривать. Просто… не волнуйся.       Не волнуйся. Не волнуйся. Не волнуйся.       Сначала в голове, а после — где-то под кожей заструился странный, новый поток. Горячий, жаркий, удушающий. Совсем не похожий на ощущения, идущие по переливчатой нити. И Сцилла судорожно сглотнула от неожиданности и полноты того, что неслось по венам.       — Я не могу не волноваться, когда ты ведешь себя так, — обхватил Эрион дрожащую ладонь. Будто ошпарило кипятком. Сцилла выдернула ее и подскочила на ноги.       — Все в порядке, Эрион, — обронила она и зарылась пальцами в волосы. — Правда, все… все в порядке.       Не волнуйся. Не волнуйся. Не волнуйся!..       — Не похоже на то, — следом встал Эрион. — Ты отвратительно врешь, Колючка.       — Раньше тебя это не смущало, — выпалила она и заткнула рот кулаком.       Внутренний раздрай и пылающая река мерцающих ощущений, его спровоцировавшая, отнимали остатки самообладания. И это порождало страх.       — Если ты думаешь, что я слепой кретин и не замечаю, что ты врешь мне круглосуточно, то ошибаешься, — проговорил Эрион вкрадчиво. — Просто не хотел наседать.       «Не хотел, но наседал».       — Значит, сделай снова вид, что поверил, и давай закроем тему, — вслух сказала Сцилла.       — Не хочу я закрывать тему. Я же вижу, что ты не в порядке! — повысил голос Эрион.       — А я не хочу об этом говорить. И буду еще больше не в порядке, если ты продолжишь на меня давить!.. — просипела Сцилла. И тут же пожалела о сказанном.       Эрион мягко обхватил плечи и развернул к себе. Искры от касания трепыхнулись гораздо сильнее, чем обычно.       — Значит, я на тебя давлю? — спросил осторожно.       Как же бесит эта его осторожность!.. Гребанный пресс, беспощадный и безжалостный, но зато очень, мать его, осторожный! Внимательный и придирчивый!       «Пожалуйста, или оставь меня в покое, или прекрати так смотреть, будто я бомба с часовым механизмом или кусок хрупкого стекла», — неслось в гудящей, разжаренной внезапной духотой голове.       Держать себя в куче становилось все сложнее, и Сцилла зажмурилась, чтобы не видеть вездесущей тревоги. Хотя без толку, она буквально кожей осязалась. Внутри отзывалась. Рекой разливалась.       «Скажи вслух. Хоть раз скажи вслух, что ты чувствуешь!» — завихрилось в сознании, но что это — сама Сцилла, внутренний голос или Эрион, понять совершенно невозможно.       — Да, давишь. Прямо сейчас, — тихо ответила Сцилла и повела плечами в попытках сбросить с себя липкий жар.       — Я никогда не хотел на тебя давить, — проговорил Эрион. — Но мне надоело ходить вокруг да около. Я уже не знаю, что делать, и хочу понять, что с тобой происходит! — выпалил он, слегка встряхнув.       Окатило новой волной. Волной отчаяния. Болезненного, горячего и невыносимого. От него будто ожог остался на костях, и Сцилла зажмурилась.       — Да ничего не происходит, все нормально! — в ответ повысила голос она.       Повисло напряженное молчание, в котором Сциллу носило от эмоции к эмоции. Казалось, будто Эрион обратился источником магнитного поля, и исходящие от него колебания, которые то отталкивали, то притягивали, выбивали почву из-под ног и заставляли задыхаться.       Сцилла распахнула влажные ресницы и уставилась в серо-голубые океаны. Сталь. Небесные переливы. Ошметки обреченности. Капли боли. Вихри тревоги. Беспокойство, страх, опаска.       Это не Сциллы эмоции трепыхались внутри. А Эриона. Но как? Она ведь их не тащила, не прикасалась к ним…       От того, что всегда контролируемый процесс успокоения обратился бесконтрольным цунами, задрожали от паники колени. Сцилла попыталась отгородиться, отступить, вынырнуть из пучины, но не смогла.       Как Эрион столько в себе носит?.. Это же невозможно выдержать!..       — Ты во лжи меня когда-то попрекала, а сама сейчас что делаешь? — прищурился он, нарушив затянувшееся молчание.       — Не перекручивай, это другое! — бросила в ответ Сцилла. — Я не хочу, чтобы ты волновался!..       Не волнуйся. Не волнуйся. Не волнуйся.       — Во-первых, — процедил Эрион, — это ровно одно и то же. А во-вторых, у тебя хреново получается, потому что мои нервы на пределе, и довольно давно, — выдохнул он. — И твои попытки меня не волновать имеют абсолютно противоположный эффект.       — Что мне сделать, чтобы ты угомонился? — выпалила Сцилла скороговоркой.       Сейчас это вопрос первостепенной важности. Потому что Сцилла осознала полной мере: собственные чувства сейчас мешались с тем, что исходило от Эриона. От этого внутри взбурлил вулкан разношерстных эмоций, ее и его.       И он вот-вот извергнется.       — Выздороветь! — воскликнул Эрион. Из Сциллы вырвался нервный смешок. — А до этого — перестать строить из меня идиота. Честно говорить о том, что тебе нужно. Помочь мне понять тебя!..       — Слишком много критериев для одной меня, — фыркнула Сцилла и вырвалась из мягкого захвата.       — Такими темпами мы далеко не продвинемся, — покачал головой Эрион.       — Далеко и не надо, — обняла себя Сцилла. — На расстояние, на котором ты успокоишься, будет достаточно.       — Я успокоюсь, когда ты вернешься к нормальной жизни и полностью восстановишься, — процедил Эрион. — А это, как я посмотрю, дистанция приличная.       Сцилла шумно выдохнула и отвернулась. Отошла на несколько шагов, но осязаемые вибрации настроения Эриона, теперь вдобавок к волнению раздраженные, прошибали толчками насквозь.       — Мы не продвинемся вовсе, если ты не прекратишь, — прошипела она едва слышно, жмурясь до боли в глазах.       Не волнуйся! Не волнуйся! Не волнуйся!..       «Владыка всемогущий, как это остановить?!»       — Что? — переспросил Эрион.       — Ничего.       — Сцилла!       — Ничего, я сказала, ничего! — взвизгнула она и топнула ногой. — Пожалуйста, я не могу больше, прекрати! Оставь меня в покое! — выпалила и замычала от досады. Опять язык опередил мысли.       — Не оставлю я тебя одну, даже не надейся! — фыркнул Эрион и шагнул почти вплотную. Повело от его энергии, грозящей разорвать на ошметки. Все закружилось, закачалось, исказилось до белых точек под закрытыми веками. Замутило.       Сцилла не понимала, как работал теперь этот идиотский дар, но он чувствовал Эриона гораздо мощнее, чем сама Сцилла чувствовала себя. И это невыносимо. Просто невыносимо.       — Успокойся. Пожалуйста, — обронила Сцилла и развернулась к Эриону. — Не волнуйся, — произнесла на грани жалкой надежды, зная, что не поможет. Принялась поглаживать часто вздымающуюся грудь, собирая крохи самообладания для этого незатейливого действия.       Потому что, если Эрион продолжит психовать, она свихнется. Ему нужно успокоиться.       Сцилле нужно, чтобы он успокоился.       — Я не понимаю тебя, Колючка, — простонал он и коснулся талии. Прошибло до костей от жара ладоней.       — И не надо, — шепнула она. — Не обязательно меня понимать, меня обязательно кормить и пичкать лекарствами, — попыталась она пошутить, но вышло что-то совсем уж истеричное.       — Милая…       — Если ты сейчас не успокоишься или не уйдешь, — подняла Сцилла взор и утонула в стали с искрами растерянности, — я не выдержу. Тебя слишком много. Слишком. Много, — повторилась она, запнувшись.       — О чем ты говоришь? — еще больше растерялся Эрион. Попытался приласкать щеку, но Сцилла шарахнулась в сторону. Будто током ударило. Эрион в страхе округлил глаза и отдернул руку. Его, кажется, тоже задело.       — Об этом, — сглотнула Сцилла. — Я не знаю, что это, но это невыносимо. Тебя слишком много, когда ты нервничаешь.       — И я бы очень хотел не нервничать, но ты меня пугаешь, — протянул Эрион.       — Значит, уйди, — обронила Сцилла и отняла от Эриона горящие уже пламенем пальцы.       И хотела бы перетянуть на себя его волнение, но она просто взорвется, если попытается. И так чересчур, неподъемно, невозможно много. И переливчатая нить вдобавок разжарилась и не позволяла к себе прикоснуться.       — Не оставлю я тебя одну, особенно в подобном состоянии, — уперся Эрион.       — Это не мое состояние, а твое!.. — хныкнула Сцилла и отшатнулась.       Ее и саму пугало происходящее. Раньше такого не было. Она никогда не чувствовала Эриона так остро, как сейчас, словно под кожу к нему забралась.       — Ладно, я уйду, но ненадолго, — пробормотал он. — Иолая приведу.       — Не надо! — вздрогнула Сцилла.       — Я тебя не спрашивал, а ставил перед фактом, — отрезал Эрион и метнулся к дверям.       — Собственно, как всегда, — всхлипнула Сцилла и спрятала лицо в ладонях.       Даже на расстоянии она чувствовала, как его колотило от волнения. Но не так мощно. Сцилла забралась на постель, подтянула к себе колени и попыталась успокоиться. Хоть немного. Чтобы освободить место для эмоционального багажа Эриона, забрать его себе.       Но как только он вернулся, буквально снесло штормовым порывом его страха. Страха за нее.       Сцилла в безотчетном порыве вздрогнула, забилась в угол и выставила вперед ладонь.       — Не подходи.       И застонала, смяв футболку на груди. Там громыхнуло до того сильной болью, что трещины в ребрах показались миленькими цветочками.       «Что стряслось?» — просочился через пульсирующий, плотный, густой туман в голове голос Иолая.       Сцилла ответить не смогла. Все силы уходили на то, чтобы дышать. Хоть немного. Потому что давалось это с огромным трудом.       «Так, иди-ка сюда, — проворчал Иолай и забрался на постель. Коснулся пальцами висков, и окатило приятной прохладой. — Быть не может…» — протянул он вскоре заторможено.       — Что там? Что такое? — сипло обронил Эрион, и новая волна горячечного жара взбурлила кипящей лавой под кожей.       Сцилла поежилась и бессознательно потянулась к Иолаю, к его морской прохладе, способной приглушить огонь, хоть немного.       «Кажется, в Сцилле развилась эмпатия. И заточена она исключительно на тебя», — обронил Иолай, пока Сцилла цеплялась за его холодные руки.       — Эмпатия в смысле как… качество? — недоумевающе протянул Эрион.       «Эмпатия в смысле как дар, — поправил Иолай. — Способность осязать, испытывать и направлять чужие эмоции. Но я понять не могу, почему. Это никогда не было частью ее силы… Ее сила — физическое исцеление, никак не работа с подсознанием…» — пробормотал задумчиво он.       — Может, это как-то связано с даром Нерея? — предположил Эрион.       «В том и дело, — кивнул Иолай, поглаживая Сциллу по предплечьям. Немного легче становилось от его действий. — Напрямую связано. Нерей был врожденным эмпатом, но эту особенность он ей не передавал, да и не мог. Регенерация — это одно, это обособленный энергетический участок, который можно выкроить из общего поля, но эмпатия, как и другие врожденные дары, считай что в нутро вшита. Она не отделима от носителя. Да и если бы это было возможно, проявилась бы сразу, а не спустя столько времени. Что произошло?» — спросил он через плечо, обращаясь к Эриону.       — Мы… Мы повздорили. Немного, — отозвался он.       «То есть, имел место эмоциональный всплеск, — подытожил Иолай, не вдаваясь в подробности. — А на таком фоне обычно собственный потенциал проявляется… Но Сцилла им не обладала, — протянул он. — А может… — задумался он и склонился к Сцилле. — Ты чего-то хотела?»       — М-м-м? — не поняла она вопроса. Штормило еще, гудело, качало, пусть и не так сильно.       «Твой дар базируется и расширяется на силе намерения. Ты желала чего-то во время эмоционального всплеска?»       — Не знаю, — поморщилась Сцилла и вздрогнула от очередной пронзившей тело волны. — Ничего особенного…       — Чтобы я не волновался, — тихо встрял Эрион. Иолай обернулся к нему с недоуменным «Что?». — Единственное, чего она хочет постоянно, судя по тому, что врет, отмахивается от разговоров и просит об одном и том же — чтобы я не волновался.       «А чтобы понять, как тебя не волновать, нужно знать, что является причиной волнения», — покачал головой Иолай.       — Она и так знает, из-за чего я волнуюсь, — обронил Эрион.       «Ее дар мог посчитать иначе. Он слов не понимает, он двигается по глубинным намерениям».       Прокатившееся по Эриону осознание на миг остудило липким ступором, и Сцилла сумела с облегчением выдохнуть.       — Я просто хотела помочь, — просипела она, не открывая глаз. — Я… Я забирала часть себе, но сегодня не вышло…       Повисло гнетущее молчание. Ненадолго.       — Ты делала что?! — после секундного замешательства воскликнул Эрион.       Огненная лавина неотвратимо сошла с вершин вулкана и врезала под дых с такой силой, что Сцилла согнулась пополам и взвыла. Злость с нотками отчаяния, паники и возмущения сделала мощный хук. К которому моментально приплелись остистые, колкие нити вины.       — Владыка всемогущий… — прохрипела Сцилла, корчась на кровати. Руки Иолая уже не помогали. — Винить себя хотя бы перестань, я же сейчас задохнусь!..       — Можно подумать, это так же просто, как успокоиться, когда я являюсь причиной твоей боли! — рявкнул Эрион, и следом послышался хлопок двери.       Огненная стена его эмоций окружала со всех сторон. Бушевала, лизала языками нутро, просачивалась сквозь собственные чувства. Заражала их, опоясывала метастазами. Но вдруг что-то произошло. Пламя замерло, задрожало. Становилось тише. Гудело не так громко. Медленно пятилось назад. Миг — и давить перестало. Стояло какое-то время еще вокруг измученного, взвинченного сознания, а после и вовсе отступило. Потухло. Растворилось во мраке. Одни всполохи остались там, где оно только что плясало.       Сцилла распахнула влажные ресницы и сипло втянула воздух. Иолай участливо смахнул ей с лица волосы и утер испарину со лба.       «Что же ты наделала, глупая человечка, — протянул он. — Это ведь необратимо».       — Я… Я не специально, — ответила она.       «Не ври. Ты сделала это вполне намеренно. Ты и раньше перетягивала в себя его эмоции…»       — И выпускала наружу, — всхлипнула Сцилла. — Ему становилось легче.       «А теперь ему как? Легче? — прищурился Иолай. — У вас, у людей, имеется речевой аппарат для того, чтобы говорить о своих проблемах и чувствах. Зачем ты проигнорировала такой простой и полезный инструмент и полезла в то, чего не понимаешь?»       — Я не собираюсь говорить о своих чувствах, — сглотнула Сцилла. — Просто не хочу, чтобы из-за меня кто-то страдал. Особенно — Эрион.       «Упрямая негодница… В этом вся проблема! — заклокотал злостью Иолай. — Ты не отдаешь себе отчета, что только хуже делаешь своими сопротивлением и нежеланием говорить. Себе хуже, а ему — так тем более».       — Так не должно быть, — мотнула Сцилла головой.       «Это естественно! За любимых всегда переживаешь больше, чем за себя. И их боль осязаешь острее, чем собственную. И скажи, что не тем же самым сейчас занимаешься. Дозанималась, вернее, до совсем не метафорических реалий».       — В-вы сами говорили, что дар будет развиваться, — заикнулась Сцилла. Злого Иолая она еще не наблюдала. — Может, это и так бы произошло…       «Как ты не понимаешь, не могло оно произойти! В принципе! — раздраженно прошипел Иолай, и Сцилла вжала голову в плечи. — Тебе не свойственна эта сторона силы, твоя оболочка может попросту не выдержать, учитывая, что ты и без того нестабильна! Ты понятия не имеешь, какими тонкими материями выстраивается магия внутри тела, какими критериями нужно обладать для обуздания той или иной стихии! И стихия эмоций — самая опасная и непредсказуемая даже для крепкого, здорового сознания, не то, что для твоего! — выпалил он. Сцилла вздрогнула. — Будем лелеять надежду, что ты не сподобишься еще к кому-то подключиться. Еще кому-то помочь таким образом».       Всколыхнулось раздражение.       — Знаете что? — нахмурилась Сцилла. — Я не делала этого намеренно. Да, в глубине души хотела облегчить состояние Эриона, но моя сила сама ведет меня, сама откликается на него, без моего участия, и началось это задолго до того, как я это осознала!..       «То, о чем говоришь ты, называется влюбленность, — фыркнул Иолай. — А то, что произошло сейчас — катастрофа! Понятия не имею, как ты это сделала, но провернуть подобное, выдержать эмоции другого человека и не свихнуться можно только в двух случаях: если ты врожденный эмпат, или если ты главк, а другой человек — твоя ментальная пара. Ты же ни к одним, ни ко вторым не относишься».       — Хватит меня отчитывать! Будто я специально… Да я даже не знала, что что-то такое возможно! — воскликнула Сцилла.       «Поэтому я и злюсь! — склонился к ней Иолай. — Ты не знаешь, как с собственной энергией работать, а умудрилась влезть в чужую!»       — Ну так может учить меня лучше надо было? — завелась Сцилла окончательно.       «Когда? В промежутках между твоими выходками, из-за которых ты иссякаешь почти досуха, и приходится ждать полного восстановления?!» — зарычал Иолай.       — Можно и не ждать полного восстановления каждый раз!       «А можно не лезть на рожон постоянно и не рисковать собой!»       — Да вам какое дело, чем я рискую?! Это моя жизнь!       «Ты — часть колонии, идиотка! — рявкнул Иолай, и Сцилла осела. — Все равно, что нерадивая, сумасбродная, взбалмошная, раздражающая племянница, и тем не менее родная! К тому же, если ты умрешь, отразится это на всех, а мне оно не надо! — подался Иолай вперед. — Какой же ты еще ребенок, — фыркнул он недовольно. — Бестолковый, эгоистичный, непослушный ребенок. Совсем как был Нерей, — щелкнул Иолай зубами, и вместе со звуком просквозило горечью утраты. — Мой племянник наградил тебя взаимозависимым семейством, пусть ты об этом и не просила. Я, знаешь ли, тоже не в восторге, что кровь моей крови бесславно погибла только потому, что усидчивости и терпения не хватило на толковое обучение, а вот самоуверенности и вспыльчивости было через край. И человеческому подкидышу в семью в твоем лице я тоже не то, чтобы рад, но не могу тебя не любить, глупое ты создание. Не могу не оберегать, — с тоской сказал он. Сцилла затаилась вся, горло сдавили тиски. — Из-за того, что Нерей мало того, что не учил, но и не любил правила, передал тебе регенерацию несмотря на запрет, ты заняла его место в цепи связи. Уж прости, мы оба оказались в невыгодном положении, но теперь моя задача — обучать и защищать тебя. Потому что я не стану молча смотреть, как ты несешься на полной скорости вслед за Нереем, повторяя его ошибки. А именно этим ты и занимаешься. Бестолковая. Вы оба».       Затопило болью, виной, растерянностью.       — Иолай, я… — всхлипнула Сцилла. — Я не знала, не думала, что…       «Конечно, не думала, — едко перебил Иолай. — Нерей тоже не думал. И где он теперь?»       Сцилла отвела глаза и расплакалась. Не сумела сдержать слез. Тошнотворные вихри самобичевания заструились между костей, застлали внутренности. Тоска по Нерею, стыд перед Иолаем, страх за Эриона раскурочивали изнутри и подводили к единственной мысли, вертящейся на повторе: «Какая же я мразь. Неблагодарная, ничтожная, эгоистичная мразь. Я всех подвела. Всегда подводила…»       Додумать не дал хлопок. Дверь распахнулась, и на пороге возник Эрион. Собранный, хмурый, отстраненный. Сцилла сжалась в первый миг, опасаясь новой бури за ребрами, но, на удивление, ничего не произошло.       — Что… Что ты сделал? — недоуменно спросила она, раздраженно утирая щеки. Мысленно двинулась по натянутой переливчатой нити. Но в середине пути наткнулась на стену, теперь совсем не огненную.       Отсекало от эмоций Эриона непробиваемым гранитным массивом.       — Успокоился, как ты и хотела, — холодно обронил он и скрестил руки на груди.       Сцилла прекрасно видела, что покоем от него и не пахло, и то, что он демонстрировал — напускное, плохо сдерживаемое. А за этим плескалось пламя. Но не могла к нему больше прикоснуться.       Стало страшно. И пусто. Льдом во взгляде, так ярко контрастирующим с тем, что — Сцилла знала наверняка — полыхало внутри, обдало от макушки до пят, и пробрало ознобом.       «Вы оба меня в могилу сведете», — пробормотал недовольно Иолай, вглядываясь в Эриона.       — Есть идеи получше? — спросил он, и Иолай мотнул головой. — Значит, сойдемся на этом.       «Ты не сможешь долго удерживать щиты», — сказал Иолай утвердительно.       Сцилла недоуменно переводила внимание с одного на другого и нихрена не понимала, о чем они говорили.       — Долго и не надо, — отмахнулся Эрион и подошел ближе. — Пока я не успокоюсь. Да, Колючка? — полоснул он острым, как лезвие, взглядом. Сцилла сглотнула. Вопрос явно риторический.       «Разбирайтесь дальше сами. Мне пора окунуться», — проворчал Иолай. Вышел и затворил за собой дверь. Эрион коротко кивнул, продолжая всверливаться в Сциллу, а она не могла пошевелиться. Будто пригвоздило к месту его негодованием.       — Проясним пару моментов, — склонился Эрион ниже и уперся кулаками в постель. — Я не позволяю тебе лезть в мои чувства и хозяйничать там. Мои эмоции — это мои эмоции, и если я их испытываю, на то есть причина.       — Я просто хотела помочь, — пролепетала Сцилла и отползла назад. Вид у Эриона был устрашающий.       — И это похвально, — медленно кивнул он. — Но ты избрала неверную стратегию. Борьба со следствиями не приведет к устойчивому результату.       — Это все, что я могла сделать, — шепнула Сцилла.       — Это неправда, и ты это знаешь. — Голос Эриона завибрировал от злости. — Нужно устранить причину, и переживать мне будет не за что. Но ты не хочешь этого делать. А я не могу тебе помочь, если не знаю, как.       Сцилла молчала. Сердце колотилось, как загнанное, и она по инерции скреблась о гранитную стену, перепуганная тем, что не понимала, как себя вести. Привыкла уже полагаться на ощущения, идущие по переливчатой нити. А сейчас будто ослепла и оглохла одновременно.       — Кажется, мы оказались в безвыходном положении, — подытожил Эрион, продолжая вглядываться так, будто жука под микроскопом изучал.       — Эрион, — сглотнула Сцилла, — ты меня пугаешь.       — Надо же, первая откровенность за столь длительный период, — обронил небрежно он, и небесные переливы полностью поглотила сталь. Холодная, режущая, темная.       Сцилла вновь попыталась коснуться его эмоций и едва не взвыла от безысходности.       — Впусти меня, — шепнула отчаянно, не успев себя заткнуть.       — Нет, — отрезал Эрион. И прозвучало это как озвучиваемый с трибуны приговор перед обезглавливанием. Все внутренности оборвались и рухнули вниз от удушающего страха. — Ты научишься говорить, хочешь ты того или нет. Это очень просто на самом деле, — криво усмехнулся он. — Давай продемонстрирую: я в ярости. Видишь? — приподнял он бровь. — Совсем не сложно озвучить то, что испытываешь.       — П-почему ты злишься? — пролепетала Сцилла. Ведь не понимала. Догадывалась, но не понимала в полной мере.       Нихрена теперь не понимала, лишенная возможности узнать наверняка.       — Потому что ты нарушила обещание, — прорычал Эрион. — Не спасать меня. Не делать ничего в ущерб себе.       — Я не обещала. Я сказала, что постараюсь, — слабо возразила Сцилла.       — А еще ты обещала постараться выкарабкаться ради меня. Снова обманула.       — Я старалась! — взвилась Сцилла, подавшись вперед.       — Ты старалась не подавать виду, что все плохо, а не предпринять что-то, чтобы стало хорошо! — рявкнул Эрион, и Сцилла съежилась. — Я из шкуры вон лез, чтобы облегчить твое состояние, поспособствовать выздоровлению, но раз за разом ударялся о глухую стену! — заорал он, брызжа слюной.       Сцилла вжалась в угол и на миг зажмурилась. Но удержать за зубами язык не смогла.       — Потому что ты давил! — всхлипнула она. — Душил своей заботой, шагу ступить не давал!..       — И ты могла бы об этом сказать! — гаркнул он, и Сцилла отвернулась, глотая слезы. — Ты могла бы сказать, что тебе плохо, могла бы поговорить со мной, могла бы осадить и выставить границы! — рычал Эрион, и каждое слово больно врезалось под дых. — Ты столько всего могла, но не сделала нихера. Ни разу не обмолвилась. У меня, увы, нет способности считывать твои эмоции, — едко обронил он. — Я не могу видеть насквозь, как бы того ни хотелось, и угадывать с полувзгляда, что тебе нужно!       — Ты всегда меня понимал лучше, чем я себя, — ляпнула Сцилла, но сделала только хуже.       Эрион с шумом втянул, а затем протяжно выдохнул воздух, прежде чем заговорить.       — Знаешь что? — прошипел он. — Я и сейчас тебя понимаю лучше, чем ты себя. В этом и проблема. Ты себя понять нихрена не хочешь. Никогда не хотела. Но раньше хотя бы обращалась ко мне с попытками. А сейчас отгородилась стеной вранья и очень плохого, отвратительного притворства. — Эрион склонился к самому лицу, и каждое колкое слово сочилось ядом и заполняло воцарившуюся под кожей пустоту. — И ты решила, значит, что раз я сам могу в тебе разобраться, тебе этого делать не обязательно?       — Нет, я… — всхлипнула Сцилла, все больше дрожа.       — Ты день за днем выставляла меня идиотом, и я терпел, осознавая всю тяжесть твоего состояния. Но прости, Сцилла, всему приходит конец. И больше я терпеть не буду.       Сцилла метнула в Эриона перепуганный взор и сжалась еще сильнее.       — Я н-не выставляла тебя идиотом, — слабо возразила она, прилагая титанические усилия, чтобы не прерывать зрительного контакта, от которого хотелось сорваться и сбежать в ужасе подальше отсюда. — Я просто… просто… — зашлась заикаться Сцилла.       — Просто что? — хлестнул уточнением Эрион.       — Я не могла говорить о себе, не могла выносить твоего давления, и…       — Почему ты не хочешь со мной говорить? — перебил Эрион.       — Я не знаю!.. — выпалила Сцилла. — Не знаю, просто не могу, не хочу!..       — Знаешь, — прищурился он. — Скажи мне, почему. Или это тебе скажу я.       — Нет, не знаю, — замотала головой Сцилла, кусая щеки. — Это просто… Больно…       — Вот именно, — подтвердил Эрион. — Это больно. Столкнуться с самой собой — это очень больно. Поэтому я каждый миг был рядом, чтобы тебе не пришлось этого делать один на один, — в интонации просквозила горечь, но Эрион быстро себя обуздал. — Но вместо этого ты решила пойти по другому пути. Вместо своих эмоций проживать мои. Зачем ты это сделала? — возобновил допрос Эрион, и казалось, что ответ и на этот вопрос он знал.       — Эрион… — выдохнула Сцилла, обнимая себя за плечи, чтобы хоть как-то спрятаться от пронизывающего до позвонков ледяного взгляда.       — Почему отгородилась сама, но при этом влезла в мою душу? — прорычал он настойчивее.       — Потому что хотела помочь, — просипела Сцилла едва слышно.       — Ложь, — фыркнул Эрион. — Не знаю, веришь ли ты в это сама или снова дуришь меня…       — Я не лгу, это правда! — дрожащим голосом протянула Сцилла. — Я хотела помочь тебе!..       — Помоги себе, — выплюнул Эрион. — Это будет лучшая помощь нам обоим. — Он оттолкнулся от матраца с такой силой, что Сцилла подпрыгнула от неожиданности, и отошел. Взлохматил волосы и сделал круг по комнате. — Единственное, что я понял — тебе осточертел и я, и моя забота, и ты хочешь остаться одна. Так? — Сцилла зажмурилась и сжала кулаки. — Не заставляй меня играть в сраные шарады сейчас, отвечай! Да или нет?! — повысил голос он, и Сцилла судорожно кивнула. — Отлично. Сойдет за ответ. И хоть какой-то прогресс, — бросил едко Эрион. — Раз ты так остервенело отталкиваешь меня, то разбирайся со своим дерьмом сама. Я больше душить тебя не буду, — добавил тише и ушел, хлопнув дверью с такой силой, что в ушах зазвенело.       Сцилла замерла, ошарашенно глядя на деревянное полотно двери, которое они вместе чинили совсем недавно. Затаила дыхание, по привычке пытаясь найти в себе отголоски эмоций Эриона, или хотя бы услышать его шаги, но тщетно. В комнате остались только Сцилла и внутренняя пустота, в которую настойчиво просачивались собственные ненавистные чувства.       Когда Сцилла осознала всю серьезность ситуации, — а произошло это не сразу, — то рухнула на постель и разрыдалась, давясь всхлипами.       Эрион сделал так, как она хотела. Оставил одну. Но от долгожданной свободы совсем не полегчало. Только навалился многотонным грузом новый неподъемный страх.       Раньше Сцилла всегда знала, что Эрион вернется. Надолго не оставит. И это было чем-то единственно понятным. Нерушимой константой в потоке хаоса.       Теперь же…       «Раз ты так остервенело отталкиваешь меня, то разбирайся со своим дерьмом сама. Я больше душить тебя не буду».       Эрион не вернется. Сцилла уверена почти наверняка: он больше не вернется. И не могла его за это винить. Только выла все громче от всепоглощающего отчаяния, грозящего затопить нутро до краев.       Снова все испортила. Снова не справилась. И снова не знала, что со всем этим делать.