Минус на минус даёт...

Свет полоснул по лицу, а перед глазами встал туман. Послышались чьи-то смутные голоса. Знакомые и незнакомые. А затем было ощущение, что знание, что есть сама Суть исчезло в абсолютное никуда. Пропало. Схлопнулось, и Гавриил аж вытянул руку в лёгкой панике, пытаясь уловить то, что выскользнуло у него прямо из-под носа, но вместо этого окончательно распахнул глаза. Он лежал на постели. Вокруг были какие-то непонятные аппараты и белые-белые стены, солнечный зайчик падал ему на щёку. Кто-то скользнул мимо него. Человек, кажется. Задал вопрос, и Гавриил даже попробовал на него внятно ответить, но тут же забыл о чём его спрашивали. Ещё мгновение и ещё. Он абсолютно не понимал, где он находится. Каждое его движение и осознание происходило несколько заторможенно. Рука почему-то не поднималась, точнее поднималась, но с такой задержкой, что Гавриилу казалось, что это тело не его, а чьё-то другое, а вот его кажется всё-таки парализовано, но нет, пальцы шевелятся, ноги вроде как тоже. И единственное, что ему мешает сейчас хоть что-то анализировать — это непрекращающийся тихий шершавый на ощупь шум в голове. Дверь палаты открылась и в неё зашёл человек с длинной темно-коричневой косой. — Ну привет-привет, заставил же ты нас всех поволноваться, — подошёл Рафаил к мужчине, — как себя чувствуешь? — Где я? — сорвалось с его губ. «Не большая дезориентация. Норма учитывая, что он был в коме около трёх недель» — В моей больнице, в «Эйшейшен-хелп», ты попал в аварию, Гавриил, — решил сообщить сразу шатен. — Авария? — с недоумением переспросил мужчина, чуть приподняв дрожащую руку, просто чтобы ощущать, что она действительно у него двигается. — Автомобильная, да. Не буду пока показывать фотографии, что стало с твоей машиной, а то ты расстроишься, — хихикнул он, — правда, Вельзевул позаботился о ней, так что ещё чуть-чуть и она будет как новенькая. — Вельзевул? — сощурился мужчина. — Ага. Твой парень. Мог бы и познакомить уже нас в конце-то концов, раз у вас там с ним любовь-морковь, или я что до сих пор не вызываю у тебя доверия? — хмыкнул он. Гавриил выглядел совсем уж каким-то растерянным. — У меня есть парень? Рафаил чуть нахмурился и, взяв стул, присел возле него. — Да есть, правда, я не знаю, как ты относишься к вашим отношениям, может для тебя он и просто друг. Правда тогда… удивительно близкий друг. Фиолетовый суетливо скользнул по зелёному с каким-то ещё большим удивлением. Даже лёгким шоком. Рафаил очень внимательно всмотрелся в эти глаза, которые знал большую часть своей жизни. — Гавриил. Как меня зовут? — спросил он прямо. Мужчина заволновался, скользнул взглядом по бейджику на чужом халате и через пару секунд произнёс неловко и неуверенно улыбнувшись: — Рафаил Товиа. Шатен с грустью проследил его взгляд. — Ты прочитал? — осторожно спросил он, не отводя от мужчины взгляда. Гавриил занервничал только больше. Рафаил осторожно положил руку на его плечо. — Это не допрос. Извини, что так тебя напряг, просто скажи честно, Гавриил: ты меня помнишь? Мужчина растерянно скользнул взглядом то в одну сторону, то в другую. — Нет, — наконец-то смог он это сказать. — А Вельзевула, помнишь? Может хоть имя знакомое? — Нет я… ничего… Рафаил прикусил язык. «А вот это уже не очень хорошо. Это уже, мягко говоря, хуёво» — Насколько ничего? Мужчина улыбнулся ему как-то весьма по-дурацки и засмущался только ещё больше. — А Гавриил… это моё имя, да?

***

Вельзевул уже третий час стоял на балконе и курил. Это была уже вторая его пачка и он всё никак. Абсолютно никак не имел понятия, как ему остановиться. Как перестать поджигать одну за другой. Просто как? Он его не узнал. И несмотря на то, что Рафаил объяснил ему, что это не трагедия и так бывает, и сейчас он соберёт лучших из лучших, и они сделают всё, чтобы вылечить Гавриила от амнезии — Вельзевул всё равно чувствовал себя ужасно паршиво. Даже не так, он чувствовал себя проигравшим этому блядскому сука миру. В первые в жизни он нашел того, с кем мог быть на равных, с кем мог делиться абсолютно всем, с кем мог быть любым. И кто целиком и полностью принимал его до самого Основания. Он действительно любил Гавриила, и, единственное, чего он хотел после этих трёх сумасшедших недель — это хорошенько его обнять, поцеловать и сказать: слава богу ты жив, как же я по тебе сука скучал! Да. Он мог ему это сказать и сейчас, однако теперь это выглядело так, будто бы он говорил это абсолютно незнакомому человеку. Блядь… как же на него испуганно и растерянно посмотрел Гавриил, просто блядь. Вельзевул докурил сигарету и без зазрения совести поджёг следующую. Если он сейчас остановится, то его рука скользнёт к другому более уязвимому для него лакомству — алкоголю. А у Гавриила полно алкоголя в баре. А у Вельзевула совсем отсутствует чувство меры, когда он на стрессе. А он сейчас не просто на стрессе — он в блядской мать его панике! ОН НЕ ЗНАЕТ ЧТО ЕМУ ДЕЛАТЬ СЕЙЧАС, ОН ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕТ КАК С ЭТИМ ДАЛЬШЕ ЖИВУТ! А ЕСЛИ ОН БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ВСПОМНИТ ЕГО?! А ЕСЛИ НЕ ПОЛУЧИТСЯ ВОЙТИ В ДОВЕРИЕ И ОТ НЕГО ОТКАЖУТСЯ?! Черноволосый затянулся. Хорошенько так. Медитативно. Выдохнул. «Успокойся, Вельзевул. Успокойся. Ты же как-то смог до него достучаться в первый раз, сможешь и во второй. Он в тебе нуждается сейчас, ты ему очень-очень нужен, подотри свои сука сопли и соберись уже наконец!» Вельзевул и впрямь шмыгнул после своих рассуждений носом и подумал о том, что стоит хотя бы морально подготовиться и настроиться. В принципе хуйня случается и это всё ещё лучше, чем его смерть. А Гавриил между прочим, видел свою жену не посредственно мёртвой и ничего. Пережил как-то. Даже после того как его обвинили ещё и во всех смертных грехах относительно неё. Может оно и к лучшему. Что. Он не помнит. Может и не надо ему всё это помнить? Ну сколько они так тусуются с Вельзевулом? Полгода от силы? Может год? Черноволосый не считал, но ему кажется будто бы вечность. Чуть ли не с самого рождения, потому что он многое поведал Гавриилу о себе. Ну. Ничего. Расскажет ещё разочек. Так сложно что ли? Они только недавно стали нормально общаться, до этого Вельзевул притворялся, что ему хорошо, а Гавриил пытался разговаривать. Вот. Сядут и заново попробуют. Главное, чтобы его наконец-то уже выписали. А Мишель. Всё-таки, хорошо справляется, выдохнул Вельзевул. Так что зря Гавриил думал, что без него вся компания развалится. Точнее здорово, что он построил её так, что хотя бы сейчас его детище способно справляться само. Он сделал ещё пару затяжек. Вздохнул и потушив окурок о перила наконец-то остановился.

***

— Это твоя комната, обычно, — указал рукой Вельзевул на левую зеленую дверь от прихожей. Гавриил осторожно её отворил. — О, как чисто, — удивился он. — Но так пусто, — осмотрел он зеленые стены, идеально убранную постель и отполированные тумбочки. Вельзевул хмыкнул. — Я так же тебе когда-то сказал, на что ты ответил, что чем меньше вещей — тем меньше мыслей. Гавриил задумался. — У меня и так их почти нет, куда уж меньше? — Не знаю, Гавриил, — покачал головой Вельзевул, — не знаю. Мужчина с интересом прошел по ковру в розовых тапочках в сторону балкона и распахнул шторы, вглядываясь в пейзаж. Черноволосый молча подошёл к нему с боку. — Красивый вид, — прокомментировал Гавриил. — Помнишь что-нибудь? Фиолетовый скользнул в сторону серого. — Нет, но есть ощущение, что знакомо. Вельзевул чуть улыбнулся. — Это уже лучше, чем ничего. Гавриил виновато опустил взгляд. — Прости. Черноволосый нахмурился. — Я… — начал он и сглотнул, — прости. Грубо, наверное, звучало, да? На самом деле то, что ты просто есть и стоишь здесь — это уже для меня подарок. Как бы похуй, что дальше правда. Ну. Помогу тебе, чем смогу. Ты мне очень сильно помог в своё время, так что. Не важно помнишь или нет, главное, что ты можешь запоминать что-то новое и узнать себя заново, — попробовал вывернуться Вельзевул. Ему правда было стыдно за ту свою фразу. Он слишком много требовал от Гавриила сейчас. Слишком много, когда как видел все эти недели чрезмерно фальшивый оптимизм во взгляде Рафаила. Он улыбался больше, чем следовало бы. Он знал больше, чем говорил Вельзевулу, уверяя, что всё более-менее стабильно и в порядке. Ни хрена там было не в порядке. То, что он перед ним стоит сейчас и ещё нормально разговаривает, а не лежит парализованный — вот это реальное чудо. Всё остальное прости-господи такая херня исправимая, что Вельзевул готов и сам себе стереть память и начать всё заново. По-нормальному. Или хотя бы рассказать Гавриилу, как и что у них было. Восстановить это доверие. Попробовать заново. Он ведь умеет теперь говорить прямо. Честно. Извиняться. Гавриил его научил. И слава Богу научил. Успел научить перед тем, как… — Ты очень живой, Вельзевул, — мягко улыбнулся ему Гавриил. Черноволосый аж опешил. — Чт…живой? В смысле? — нахмурился он. Мужчина вгляделся очень внимательно и ткнул пальцем в складку между бровями черноволосого. — Ты живой, другие не такие живые, — выдал ему Гавриил и засмеялся. Это была настолько странная и непривычная реакция для Вельзевула с чужой стороны, что он снова запаниковал, но затем, совладав с собой, ответил. — Спасибо… наверное? Это комплимент или что, я не понимаю? — Какие здесь есть ещё комнаты? — с детским любопытством поинтересовался Гавриил. Ему было интересно сейчас увидеть всё. Пощупать всё, потрогать, изучить. Всё для него было новым, хоть и казалось уже знакомым, а порой его покидало и это ощущение тоже. — О, ну, — невольно повёл плечом Вельзевул. — Пойдём на второй этаж, я покажу. — Здесь есть второй этаж? — заблестели глаза у мужчины. — Ага. А ещё. Терраса. Огромная ванная комната. Гостиная, твой личный кабинет, ещё что-то там. В общем ты всегда всё любил с размахом. — Здорово, — прошептал Гавриил, — в детстве я мечтал быть богатым. — В детстве это… когда? — очень аккуратно спросил Вельзевул, чтобы не смутить и не спугнуть. Очень аккуратно. — Не знаю. Просто в детстве. Мечтал, — пожал он плечами, — А я богатый сейчас? — Очень, — подтвердил Вельзевул. — А ты? — Я тоже. — А сколько у тебя денег? — Я… не считал. Могу тебе счета свои как-нибудь показать, — нервно хихикнул он. — Покажи, — с интересом произнёс он и оставил балкон в покое. Вельзевул последовал за ним, было интересно, куда Гавриил направится сам, быть может что-то всё-таки покажется ему знакомым?

***

— О, это что ещё одна комната? — указал Гавриил на спальню кофейного цвета. — Ага. — А ты живёшь в этой или в той? Вельзевул хмыкнул. — Вообще у меня есть своя хата, но в последнее время я ночевал в основном у тебя и… в той комнате, которую ты выбрал сам. — Вдвоём в одной комнате? Но здесь же только одна кровать? — Ну да. И мы на ней спали с тобой. Вдвоём. Гавриил от чего-то смутился и очень сильно покраснел. — Я… — начал он неловко. Вельзевул покачал головой. Ситуация тупая, абсурдная, болезненная, но при этом Гавриил черт побери сейчас настолько милый, что черноволосый готов закрывать глаза на тот ворох чувств, что в нём шевелился время от времени. — Я тебя ни к чему не принуждаю. Я от тебя ничего не требую. Для тебя мы знакомы всего пару дней. Опирайся на свои ощущения, я могу только примерно представить как тебе сейчас стрёмно стоять и слушать как какой-то мужик говорит о том, что вы с ним спите в одной постели. Гавриил замешкал, он задумался и снова от чего-то покраснел. Каждая шальная эмоция на его лице была такая яркая и сочная, Вельзевул искренне любовался им. — А если ты будешь спать со мной — это значит что… — он понизил голос и даже приставил ладонь ко рту, чуть наклонившись к Вельзевулу: — ты будешь ко мне приставать? — Что? — аж резко вздёрнулись брови Вельзевула вверх, — я твой парень, а не маньяк-насильник блин! Гавриил резко дёрнулся от чужого возмущения и снова почувствовал себя виноватым. — Извини. — Да перестань уже! — ткнул его пальцем в бок, — Расслабься! Точнее… чёрт, — выдохнул Вельзевул и стал тереть устало переносицу, — я знаю, что это полный абсурд просить тебя расслабиться и довериться мне, зная меня всего пару дней, но поверь, я не сделаю ничего без твоего согласия, а если и согласишься, я сто раз ещё переспрошу. Я блядь привык тебя по жизни переспрашивать. Ты и с памятью то не особо разговорчивый был в своё время относительно своих эмоций. Так что я пятьдесят раз тебя спрошу, прежде чем что-то сделаю. Поэтому пожалуйста, расслабься, я правда не кусаюсь, разве что иногда взрываюсь, но… постараюсь при тебе сильно не демонстрировать, хотя я капец сейчас на нервах, я просто как зверь, я блядь перед тем как тебя забрать, за сегодня шестнадцать сигарет скурил, мне кажется у меня передозировка. Не в один конечно присест, а то бы меня на скорой к тебе в соседнюю палату привезли, — отшутился черноволосый. Его блядь трясло. — Ты снова куришь? — чуть нахмурился Гавриил. — В смысле снова? Мужчина задумался над своими собственными словами. — Не знаю. Я был уверен, что ты бросил. Теперь уже Вельзевул нахмурился. — Ты что-то вспомнил? Гавриил неуверенно повёл плечом. — Нет, просто… почему-то так думал, извини. — Прощаю, — решил с ним не спорить черноволосый. Пусть это был всего лишь маленький пазл, но отчего-то сердце затрепетало и одновременно его пронзило чувство вины и стыда, что он сука снова сорвался на курение. Все три недели безбожно пыхтел. Дурень. Вельзевул вздохнул. Лучше уж быть накуренным, чем пьяным. Таким он хотя бы Гавриилу помочь может. Это временно, пойдёт потом к наркологу или ещё куда. Бросит. А сейчас просто бы не свихнуться. Просто бы не сойти с ума. — Я бросил. Но. У нас в последнее время было много разных откровенных разговоров, что… мне было тяжеловато. А потом ну. Авария, ты в реанимации. Я просто не знал, куда деться. Я тебя очень сильно люблю, Гавриил, пусть даже ты меня не помнишь, и я для тебя сейчас чужой человек, просто мне надо как-то разгружаться, я не хочу сорваться случайно на тебе, ты и так сам в стрессе — для тебя абсолютно всё новое и не знакомое, и я знаю, что нужен тебе сейчас в трезвом уме, а не в панике и заёбанный в край. — Нет. Со мной всё хорошо, — не согласился Гавриил, — мне кажется — это тебе нужна помощь, но я не знаю, как тебе помочь. Что тебе вообще помогает обычно, Вельзевул? Изучал суетливо фиолетовым серое мужчина. Черноволосый снова занервничал. — Нет-нет, Гавриил, я более-менее в порядке. Не надо мне помогать, это тебе нужна помощь. Ты ведь только-только выписался из больницы, мне нужно тебе всё показать, объяснить… Мужчина снова ткнул пальцем между чужими бровями, от чего Вельзевул снова выпал. — Ты что творишь, Гавриил? — спокойно спросил черноволосый. Пока спокойно. — Ты напряжён, я чувствую. Очень сильно. Из-за меня, не стоит мне всё показывать, мне неловко, что ты так стараешься ради меня, — добродушно выдал мужчина, но по нему было видно, что он снова занервничал. — Я просто устал, это… не сколько из-за тебя, сколько из-за меня самого. Ситуации… факторов много, и они все на меня давят, это не твоя вина. Гавриил. Ладно? — Мы можем отдохнуть? Или нужно куда-то торопиться? — Нет. Не нужно. Ради Бога, Гавриил, пожалуйста, больше никуда не торопись, — вздохнул Вельзевул и у него резко заслезились глаза. — Я торопился, да? Черноволосый сделал вдох, сделал выдох и шмыгнул носом. — В том то и дело что на дороге ты водил всегда ОЧЕНЬ аккуратно. Это блядь последнее место, где тебя можно было бы случайно убить, я скорее поверил бы что кто-то стрельнул тебе в голову, пока ты стоял на светофоре. Гавриил молчал, он не знал, что ответить. Подошёл к шкафу, открыл его, потрогал кровать. Мягко. Присел на неё и затем откинулся назад. — Скоро вечер, будет ужинать? — Хочу пиццу. — Ты не ешь пиццу. — Да? — удивился Гавриил, — а я хочу пиццу. Пеперони. Вельзевул удивлённо приподнял брови. — А почему именно неё? — Не знаю, она мне почему-то приподнимает настроение, но я не знаю почему. Вельзевул нахмурился. — Это моя любимая пиццу, но я что-то не наблюдал особого энтузиазма с твоей стороны, когда мы её ели вместе. — Закажешь? — добродушно протянул Гавриил. — И я хочу ещё какой-нибудь фастфуд. — Тебе потом от него станет плохо. — Думаешь? Я очень хочу. Вельзевул вздохнул и покачал головой. — Хорошо и закажу ещё что-то, что ты обычно ел. На всякий. Случай. Гавриил поджал губы. — А что тебе ещё нравится, Вельзевул? Черноволосый достал телефон и ткнул в приложение доставки. — Относительно чего? Тему хоть уточни, солнце. Гавриил слегка улыбнулся, на душе от чего стало так тепло, светло и очень уж хорошо. — Любимый чай? — Улун. — А он здесь есть? У меня? — Есть. — Заваришь? — Ты не фанат… — Я не помню его вкус. Хочу вспомнить. — Хорошо, — не стал спорить Вельзевул, — тогда я пойду… поставлю чайник. — Поставь. И черноволосый, прихватив с собой телефон, осторожно спустился на кухню

***

Гавриил с каким-то неистовым наслаждением уплетал пеперони за обе щеки, чем пугал Вельзевула только больше. Вызвал он, пожалуй, кратковременный шок, когда помыл руки всего один раз и как-то ужасно криво бросил полотенце у раковины, у черноволосого аж задёргался глаз. Но вот Гавриил подтёр рукавом рот и пару пальцев вытер об рубашку, и, наверное, это на сегодня был апогей всего. Если бы ему не отшибло память, Вельзевул в серьёз бы задумался вызвать врача и желательно психиатра. — Что-то не так с пиццей? — уточнил мужчина, вглядываясь в черноволосого. Тот сглотнул. — Да нет. Эм. Я просто не очень голоден… сегодня. Аппетит у него и правда отшибло за последние пару недель, но Вельзевул старался, очень старался есть хоть что-нибудь. В конце концов, несмотря на своё общее состояние тревожности и абсолютной растерянности за все эти дни, черноволосый всё же последовал совету Рафаила и реально занялся делом. Он выдраил всю свою квартиру дочиста, озаботился своим питанием впервые сам, и даже начал каждый день по вечерам чистить зубы строго по графику. Выпивал успокоительное и как штык каждый день был на работе вовремя. Утром стабильно, в обед и ужин он звонил Рафаилу и спрашивал: как дела? Каждый вечер после работы заезжал, лично к Гавриилу, как только стали впускать в палату и, наверное, уже перезнакомился со всеми, кто входил в доверенный круг Гавриила. — Открой рот и скажи «А-а-а», — открыл рот и сам мужчина и протянул кусок пиццы к Вельзевулу. Тот аж встрепенулся и выставил руки перед собой. — Не-не-не не надо, правда не хочу, в меня просто не влезет. — Чай остыл, — подметил Гавриил, — я беспокоюсь. — Из-за чая? — нервно спросил Вельзевул, — я могу подогреть. — Ты любишь тёплый, а он остыл, — нахмурился слегка мужчина, — это потому что я расстраиваю тебя? — Я… — черноволосый заволновался, метнул в одну сторону взгляд, в другую, будто бы выискивая правильный ответ. — Понимаешь. Был риск что… я могу тебя потерять. Совсем потерять, Гавриил. Навсегда. А ты для меня очень важен. Не знаю, понимаешь ли насколько, но. Важен. И. Меня до сих пор трясёт, что жизнь она такая сука… скоротечная? Что вот мы общались всё ок было, а завтра мне могут позвонить и сказать, сорян, но его переехал поезд или сбила машина, или разбился самолёт и всё. Я никак не смогу на это повлиять. И тупо сидеть и вот так трястись, но я ещё не принял. Я ещё не осознал до конца, что произошло и… Ты не вернулся ко мне полностью. Лишь частично, но это не в претензию, не подумай, я вообще не знаю, зачем я тебя вот этим нагружаю сейчас. Я не уверен, что сейчас подходящий момент для таких разговоров. Но в общем я… не могу сейчас есть, потому что я перевариваю слишком много разных всяких эмоций. В основном неприятных. Мне плохо, но я держусь, и я правда рад тебя видеть, я рад что ты жив, Гавриил. — Но раз я жив, может всё-таки покушаешь вместе со мной? — уставился на него очень пронзительно фиолетовым Гавриил, так пронзительно, что Вельзевул невольно протянул руку к пицце. — Ну вот что ты на меня давишь? Руки даже два раза больше не моешь, пальцы вытираешь об рубашку, полотенце не складываешь, а вот заставить меня поесть — это видимо вшито у тебя на какую-то подкорку сознания, — нервно засмеялся черноволосый. — Мне грустно, что я ничем не могу тебе помочь, вы все так много делаете для меня. — Ты сделал бы столько же, если бы я был на твоём месте, — пожал плечами Вельзевул, — ещё и икс два, и волновался бы так, что сам бы слёг вместе со мной в соседнюю палату, — хмыкнул черноволосый и всё же осторожно отпил чай из своей кружки. — Я немного отойду и съем пиццу. Я очень волновался просто, что ты… откажешься от меня окончательно или что я для тебя покажусь слишком чужим. Что… не пойдёшь на контакт. Я конечно же попытался бы ещё пару раз, просто. Я не знаю и знаю тебя одновременно. Ты, когда… не контролируешь себя — очень непредсказуемый и в глубине души, мне очень страшно, а что, если на самом деле ты лишь делал вид, что доверяешь мне, а на самом деле так контролировал себя, прямо как перед своей матерью. Гавриил чуть приподнял брови вверх. — У меня есть мать? — удивился он искренне. «Блядь», — подумал Вельзевул. Спизданул лишнего и даже головой своей не подумал. — Ну… типа того. — А где она? Она скоро приедет, и мы пообщаемся? Я её не видел за все эти дни, она живёт где-то не здесь? Черноволосого потянуло снова очень резко курить, но вместо этого он таки взял кусок пиццы и героически его откусил. — Нет. Не приедет. Там… всё сложно, Гавриил. Ты с ней не общаешься уже пятнадцать лет. — Почему? — Потому что она сделала тебе очень больно. Не хочу её ругаться сейчас при тебе, но, это последний человек к кому тебе вообще следует когда-либо возвращаться в этой жизни. — А если мы сходим вдвоём? — чуть вздёрнул брови мужчина. — Куда вдвоём? — К ней? Вельзевул нахмурился. — Восстановись нормально, а там мы уже и поговорим. Лучше всего твои тёрки с матерью знает Рафаил, я так, в этом деле лишь посредник. Могу пересказать, что ты мне рассказывал, ну и… непосредственно видел, как тебе было больно и плохо, когда ты это доставал из себя. — У меня очень хороший парень, — выдал ему невзначай Гавриил. — Чё? — аж опешил Вельзевул, пережёвывая свой кусочек и запивая чаем. — Я чувствую себя в безопасности рядом с тобой. Черноволосый, что жевал пеперони резко замер, прямо до Основания по ощущению замер. Он пытался сейчас осознать и прочувствовать. — П-правда? — аж расчувствовался Вельзевул, — правда чувствуешь? Я точно на тебя не давлю своими ебланскими эмоциями? Гавриил задумался. — Не знаю, я сам не понимаю свои. Мне страшно, но с тобой как будто бы и не так страшно. Наверное, потому что ты знаешь, что для меня норма, а что нет? В любом случае мне тяжело слушать о себе от всех одновременно, я не перевариваю столько за раз, я не понимаю действительно ли это про меня и где действительно я, а не тот образ меня, который видел каждый из них. Я ли это вообще? Вдруг я никогда собой не стану? Разочарует ли это всех? Вельзевул чуть задумался. — Знаешь. Если они настоящие твои друзья и ценят тебя, то. Они или научатся заново с тобой дружить или ваши пути разойдутся. Есть вещи на которые мы не способны повлиять. Они просто случились и всё. Я вот просто отчаянный и сразу для себя решил — я тебя не брошу, сделаю всё, что будет в моих силах. Ну и вот твои друганы тоже очень стараются, жаль ты меня раньше с ними не знакомил, но я уже как-то знаешь, за эти три недели со всеми наладил контакт сам, — хмыкнул он с гордостью. — Чувствую себя ценным, — осторожно выдал Гавриил. — Вот и правильно, — расслабленно расположился на стуле Вельзевул и невзначай подтащил ещё кусок пиццы, у него кажется наконец-то проснулся обратно аппетит, — почаще себя таким чувствуй. Ты охуенный, Гавриил. Любой. Будешь как в Людях в Чёрном, челом, которому стёрли память, потому что он видел НЛО, — захихикал черноволосый. — Люди в чём? — не понял Гавриил и, сощурившись, вытащил из коробки картофель фри. — В чёрном. Фильм такой есть. Там были, знаешь, такие спецагенты в черных очках, на пафосе в черных офисных костюмах. И если люди видели что-то аномальное, они стирали им память и так поддерживали гармонию в мире. — Не помнить кто ты — это очень грустно, — выдал ему Гавриил свои мысли вслух. — Это как будто бы, ты есть, но нащупать ты себя не можешь, хотя все знают, что ты есть. И когда говорят о тебе, у тебя ощущение, что говорят о ком-то другом, чуждым для тебя, а ты как бы… ты непонятно вообще кто. Это… такая пустота, Вельзевул. Я бы, например очень сильно хотел бы вспомнить тебя, наверняка мы как-то очень интересно познакомились? Вельзевул аж пиццей подавился. — Не-не-не, ваще ни разу, никакой романтики, Гавриил, я просто блядь… напился в хламину, ты решил потащить меня к себе домой, а я наблевал на твою любимую рубашку и заодно салон автомобиля. Для меня до сих пор загадка, почему ты продолжил после этого инцидента со мной общение. Гавриил осторожно ему улыбнулся. — Ну не знаю, может я подумал, что выиграл свой личный джекпот? — рассмеялся он. Вельзевул сглотнул. Гавриил был собой и одновременно не был. Он общался интуитивно, угадывал интуитивно вкусы Вельзевула, и интуитивно время от времени вытаскивал что-то из своего подсознания, что и сам не понимал, но при этом звучало очень и очень точно. — А почему джекпот? — очень внимательно уставился в фиолетовые глаза черноволосый. — Потому что ты здесь со мной, автомобиль и рубашка — это такая мелочь по сравнению с тем, что ты делаешь сейчас для меня. — Ну не знаю, — неловко захихикал Вельзевул, — ты действительно обожал свой автомобиль, просто натирал его, вымывал. Ну там химчистка чуть ли не каждый день. Лучшее техобслуживание и прочее… — Автомобиль можно купить, Вельзевул, а тебя не купить. Ты ведь явно сейчас здесь сидишь со мной не из-за денег? — Делать мне больше нечего, — хмыкнул он, — у меня у самого их до кучи, а я их всё тратить не научился. Деньги — это вообще, не знаю, последнее о чём бы я думал с тобой, если бы вообще думал. Ты меня наоборот учил их тратить, вкладывать куда-то, делать с ними что-то. Ты учил меня ЖИТЬ. Поэтому, наверное, я тоже хочу научить тебя жить, раз уж ты немножко потерялся, потому что я безмерно уважаю и ценю тебя и то, что ты для меня сделал. — Из чувства долга? — сощурился Гавриил. — Пиздец ты душнила, — закатил Вельзевул глаза, — я просто тебя люблю и хочу тебе сделать хорошо. Всё понял? Крутой ответ? Я считаю: круче просто не бывает! — хмыкнул он задрав нос. — Спасибо. Вельзевул зажевал уже четвертый кусок в этот раз с искренним наслаждением, даже глаза закатил. А Гавриил смотрел на него, мягко улыбался и чувствовал что-то настолько родное и приятное внутри себя, но что, объяснить себе не мог, и потому, отпив из чашки чая, положил себе три ломтика картофеля в рот.

***

— В общем выбирай спальню и завтра, если будешь чувствовать себя хорошо, сначала к Рафаилу в его медхоромы, а потом я покажу тебе твою работу, познакомлю со всеми. Долго не будем, чтобы не перегружать тебя. — Хорошо, я хочу на второй этаж. — Понял… эм. Я тогда, если ты не против, остановлюсь в зеленой на первом. Гавриил удивленно посмотрел на него. — Мы не будем спать вместе? Вельзевул отчего-то покраснел. — Ну, я это, как бы. А ты реально хочешь, чтобы я, ну… спал рядом? — Я это место вижу впервые, а тебя… — он задумался, — раз четвертый. Тебе я доверяю больше. Меня… тревожит это место. Черноволосый поджал губы. — Ладно. Хорошо. Я не против. Мне так даже… спокойнее. Поэтому, разобравшись поскорее с зубами и душем, Вельзевул ещё минут пятнадцать нервно переодевался в пижаму в ванной комнате, потому что теперь его смущало лишний раз оголяться перед Гавриилом. Он же ни хрена не помнил его таким, а шокировать того он лишний раз не хотел. — Кхм. Ну в общем, — вышел он в розовой пижаме с красными сердечками, в которую Гавриил очень любил одевать Вельзевула время от времени, — давай спать. — Ага, — кивнул ему мужчина, поправив фиолетовую рубашку, после чего поддел одеяло руками и залез под него. Черноволосый замешкал. — Мне взять другое одеяло? Или ты поделишься? — Оу, — озадаченно выдал Гавриил, — поделюсь, — приподнял он приглашающе левый край одеяла, — залезай. Вельзевул неловко залез к нему под бочок. Что делать дальше он не знал, сна у него не было ни в одном глазу, зато сердце колотилось как ненормальное. Гавриил был так близко и одновременно так далеко. И Вельзевул хотел до безумия его сейчас обнять, закопаться руками в его волосах, прижаться к боку, и мягко поцеловать его в нос или в губы, или в лоб и пожелать спокойной ночи, так как они делали много и много раз. Никогда ещё Вельзевулу не казалось это настолько ценным теперь. Просто иметь возможность коснуться его в любой момент. — Если что не комфортно ты… скажи, — неловко повернулся на спину черноволосый, его колотило, и он прижал руки поближе к себе. — Всё хорошо, — повернулся Гавриил на бок в его сторону. — Ты слишком нервничаешь, расслабься. Даже я не так нервничаю… — Да не нервничаю я, — захихикал Вельзевул. Мужчина осторожно коснулся пальцем чужой руки, черноволосый вздрогнул. — Можно? — Что можно? — уточнил черноволосый. — Взять тебя за руку? Вельзевул замешкал. — Ну… возьми, — растерялся он окончательно. Гавриил завёл пальцы меж чужих, Вельзевул словил такой неведомый кайф, что аж закатил сука глаза. Ещё бы случайно от такого блядь не возбудиться. — Мне тоже нравится, — тихо в слух признался ему Гавриил. — Что? — снова не понял черноволосый. — Трогать тебя, — хихикнул мужчина, так наивно по-детски. Вельзевул снова почувствовал, что краснеет, просто блядь до самого основания. — Я так сегодня с тобой не усну, Гавриил, — честно признался ему черноволосый. — Ну. Хорошо. Будем не спать. — Нам завтра рано вставать, нужно соблюдать режим сна и отдыха. — Ты такой зануда, Вельзевул, — хмыкнул Гавриил, — или просто таким притворяешься. Черноволосый в итоге не выдержал и повернулся в его сторону. Занудой сегодня его, пожалуй, назвали первый раз в жизни. — Да ты охуел, Гавриил, из нас двоих занудой всегда был ты, — не сдержался в итоге Вельзевул. — О, правда? — притянул чужую руку к себе поближе мужчина, — и в чём же это выражалось? — Ну как. Всегда строгий график, никуда не опаздываешь, приезжаешь за полчаса, всё у тебя ровно всегда, по полочкам, идеально вылизано, ешь даже одно и тоже количество калорий и грамм каждый раз. Просто, знаешь, у тебя всё выверено до миллиметра. И от меня в своё время требовал того же. — Правда? — сощурился Гавриил, — каким же скучным человеком я был. Просто. Ужас. Вельзевул чуть скривился. — Пиздец от тебя такое странно слышать. Это действительно сейчас ты? Неужели ты на самом деле всегда был таким, Гавриил? — Каким таким? Я совсем ничего про себя не помню… точнее я есть, но какой я — не понимаю. Вельзевул закусил губу. — Ты мне и таким тоже нравишься. Скорее тот ты — более побитый и замученный. С кучей груза за спиной, может… просто за годы жизни ты был вынужден всё это спрятать глубоко в себя и больше никогда не показывать, потому что тебе было страшно таким быть? — Каким таким? — уточнил мужчина. — Простым и открытым. Обычно ты очень сложный. В тебе куча слоёв и лабиринтов. И бесконечный лес. Это… красиво, но иногда можно заблудиться. -… ну. Мне сейчас… нечего прятать. Точнее я буквально спрятал куда-то себя самого, — рассмеялся неловко Гавриил. — Тебе не страшно? Не помнить кто ты? — Рядом с тобой нет, — честно ответил Гавриил. — Почему? — Наверное, потому что… я чувствую, что ты готов принять меня даже таким, и я начинаю меньше переживать о том, что со мной что-то не так. Хотя на самом деле действительно не так. У меня… пустота в голове, но. Ты не требуешь её восполнить, ты как будто бы готов создать что-то новое из уже имеющегося, а не цепляться за старое, будто бы истина была только лишь там. Ты любишь меня не за то, каким я был, а за то что я просто есть, поэтому мне… не страшно если я вдруг не вспомню, кем я был, ведь если что, я могу попробовать снова стать кем-то ещё, даже если мой отсчёт времени начался несколько дней назад. Хотя есть ощущение, что я просто разучился думать, я хорошо чувствую свою память, но не помню события. Не знаю как это объяснить, это даже не передать словами. Когда я касаюсь тебя — мне спокойно. Когда пью твой чай — мне спокойно, когда я ем твою пиццу — я чувствую себя в безопасности. Я не знаю почему, просто чувствую. И это возникло не прямо сейчас, это моё воспоминание о тебе, но я его не помню. Понимаешь? Я его только чувствую. Вельзевул чуть озадаченно приподнял брови. — И да и нет, это… звучит легко и одновременно очень и очень сложно, но раз тебе комфортно со мной, то, наверное, я могу хоть немного выдохнуть. — Чего ты сейчас боишься больше всего? Вельзевул сглотнул. — Потерять тебя? — Я здесь. Черноволосый замешкал. — Что я не достаточно хорош, чтобы после всего ты всё равно остался со мной? Гавриил задумался. — Я ведь любил тебя, разве не так? — Да. Любил, — слегка занервничал Вельзевул. Ему было стыдно признаться себе в том, что он до сих пор не был уверен до конца: а любил ли его действительно Гавриил? Быть может это была случайность, что они вот так сошлись, открылись друг перед другом и тогда, его мужчина, хотя бы мог цепляться за свою память, за что-то общее между ними. За привычное. А здесь… здесь больше цепляться не за что. Нет причины оставаться рядом с человеком, которого ты по сути видишь в первые в жизни, вас ничего не связывает, кроме желания Вельзевула помочь, подсказать и направить, и того, что он всё-таки действительно ужасно сильно любит Гавриила. Крышу сносит как любит на самом деле. Он блядь на серьёзных щах решил сделать ему тогда предложение, после того, как они с друзьями пошутили про то, что они ведут друг друга как женатики, а не друзья. И после этого Вельзевул подумал: а какой смысл ему теперь убегать, если бегать он больше от него не хочет? Да и вообще, ему впервые в жизни захотелось по серьёзному с кем-то связать свою судьбу. К тому же так хотелось посмотреть на реакцию Гавриила после того, как он встанет на колено и продемонстрирует ему эту злосчастную розовую коробку. Но теперь есть вероятность, что он никогда не увидит этой реакции. Никогда не посмакует этот момент и вообще, тот кого он знал — возможно действительно умер. И придётся хоронить уже живого человека и учиться жить с другим, похожим на него, но при этом абсолютно сука другим. Который и не факт, что сможет полюбить тебя снова. Может и не сможет никогда, и тогда Вельзевулу так или иначе придётся поехать на эти чертовы похороны Гавриила у себя в голове и жить как-то дальше. Он думал об этом последние дня четыре, невыносимо долго каждую ночь с сигаретой в руках. И ни к чему в итоге не пришёл, кроме как к тому, что ему до безумия больно, и никто его не сможет больше успокоить, потому что Гавриила больше рядом нет. Того самого Гавриила, который очень хорошо его знал. — Почему ты плачешь? — мягко спросил его мужчина и очень осторожно протянул руку к чужим волосам. — Я сказал что-то не так? — Нет-нет, — шептал Вельзевул, — всё в порядке, всё хорошо, это я так, у меня иногда бывает… Гавриил задумался, подтянул к себе Вельзевула поближе, заведя руку на чёрные волосы. — Твои данные не состыкуются с тем, что я вижу на самом деле. Господи. Боже мой. Подумал Вельзевул, ну от чего он всё такой же дурак, даже когда ни хрена ничего не помнит? — И что же ты видишь на самом деле? — подтёр рукой он жидкость под глазами. — То, о чём ты не готов пока говорить со мной. Потому что я не пойму. — Блядь, с хуя ли ты стал таким мать его проницательным?! Гавриил задумался. — А я никогда не был? Вельзевул зажевал губу. — Чёрт, — выругался он, — ты блядь постоянно тыкал в то место, которое я прятал больше всех! Гавриил покачал головой. — Ты меня злишь, — выдал он честно. Черноволосый сглотнул. — И чем же? Мужчина задумался. — Ты о чём-то думаешь. Там по ощущению целый текст на пару страниц, а выдаёшь одну фразу и конкретную реакцию. Я спрашиваю — как ты это почувствовал? А ты молчишь. И меня злит. Почему? Я не знаю. Просто злит. Я не знаю, что с этим делать. Мне и самому ужасно плохо сейчас, но я не понимаю почему. Есть ощущение, что ты разговариваешь со мной так, будто бы по умолчанию я уже умер, хотя я вроде как ещё живой. Но ощущение будто бы нет. Будто бы всё-таки вы все меня похоронили уже заранее из любви ко мне, чтобы на меня не давить, а сами мучаетесь от этого и не можете со мной нормально взаимодействовать. Так не всегда. Иногда вдруг это возникает, и я это чувствую, и меня это злит. Помимо всего прочего меня злит, что в моей голове пусто. Злит, что мои друзья улыбаются, хотя я вижу, что они ошарашены и расстроены, меня злит, что вы относитесь ко мне как к чему-то побочному, а не как к человеку, с которым просто случилось некое происшествие. Люди ломают руки, ноги, другие так сильно не горюют от этого. Я общался с людьми из больницы. Они относятся к этому проще. А ведь нога может срастись как-то не так или рука. Может её отрежут, или человек будет хромать всю жизнь. А у меня… у меня всё есть. Чтобы и ходить там, и нормально разговаривать, что-то сделать, изменить к лучшему, может начать по-другому свою жизнь, и я чувствую, что вы к этому относитесь как… к моей смерти, а не моему возрождению. Вельзевул притих, что на это ответить, он не знал. Честно не знал. Но понимал чужие чувства и одновременно не понимал. Но что он знал точно, так это то, что болело у него не за Гавриила, у него болело за себя. Стремно было именно ему. Потому что Гавриил не будет страдать так сильно от того вспомнит он его или нет, ну разве что, конечно, если вдруг они разойдутся, и лет через десять на него нахлынет, есть даже вероятность, что его это может сведёт с ума. Всякое блядь бывает. Главное что б без сожалений. С другой стороны в этом мире ничего и никогда не бывает так просто и в никуда. Вельзевул это уяснил чуть ли не с самого детства, потому что если бы не некоторые абстрактные и рандомные стечения обстоятельств — то он бы никогда не смог сбежать из проклятого дома своих родителей. — Ты прав. Я так на тебя смотрю. Мне действительно больно, что того тебя, что я ищу — сейчас нет. И может никогда не будет, но. Это моё личное, и я сам должен с этим справится. И как бы тебя это не злило — я не могу это выключить по щелчку. То что я тебя люблю — это не оправдание, но причина, почему мне больно. Возможно моя любовь не совсем здоровая, возможно очень кривая, я просто знаешь… хах… — Вельзевул усмехнулся, сморгнул снова пару шальных слёз. — Я хотел сделать в тот день тебе предложение, я хотел тебя удивить, Гавриил. Может потешить своё самолюбие, Бог его знает уже теперь, просто. Я знаю, как сильно ты этого хотел, и я хотел тебя удивить этим. Просто взбудоражить, проявить так к тебе свою любовь. Ну и… случилось как случилось. Не судьба видимо. Хуй его знает, надо было может раньше всё это дело делать, а не выёбываться. Или вообще выбрать другой нахуй день. Не знаю. Не хочу сожалеть, но какого-то хуя начинаю делать это. — Предложение? Какое предложение? — не понял Гавриил. Черноволосый закатил глаза. — Замуж я тебя позвать блядь хотел, понимаешь? Мужчина поджал губы и значительно покраснел. — Оу, правда? — Ну да блядь! — Прям с кольцом и всяким таким? — Ну ясен красен с кольцом! У меня эта проклятая коробка до сих пор в сумке рабочей валяется, я её всё не вытащу, как еблан с ней хожу, рука не поднимается выложить! — А мы с тобой разве можем? — чуть сощурился с интересом Гавриил. — Блядь, Гавриил, раньше это был мой вопрос, и ты мне на него сказал сука да! — А я делал тебе предложение, что ли? — удивился мужчина. — Нет, но собирался! Я просто тупой был и открестился от греха подальше, ну стрёмно мне было всё, что связано нахуй с браком! — А сейчас почему передумал? Вельзевул засмущался в моменте. — Я подумал, что… быть с тобой кем-то большим, чем просто любовником звучит намного солиднее и круче, точнее… — он сглотнул, — я хотел бы чтобы… слово «семья» ассоциировалось у меня исключительно только с тобой, потому что… проведя с тобой столько времени я понял, что не хочу видеть на твоём месте больше никого другого и что… мне кайфово, что мы есть друг у друга, и я готов добровольно выбирать тебя каждый день, я готов связать свою судьбу с твоей в таком достаточно тесном формате отношений, и меня больше… не пугало, что это становилось чем-то официальным, что можно всем афишировать и тому подобное. Короче, я захотел повышения статуса с «легкое развлечение» до «у нас всё серьёзно, и я правда очень люблю тебя». — А если я никогда тебя не вспомню До Аварии. Ты не сделаешь мне предложение? Вельзевул нахмурился. — Зависит от того, насколько ты сам готов выбрать меня. Я есть у тебя, но ты не обязан меня выбирать, если не хочешь этого. — Я спросил другое, — улыбнулся Гавриил. Вельзевул замешкал. — Сделал бы, но хотел бы сделать и посмотреть на твою морду до всех этих происшествий. — Ты на неё уже не посмотришь, — пожал плечами мужчина, — придётся стереть мне память об этом разговоре, ибо я помню каждое слово, которое ты мне сказал с момента моего пробуждения Вельзевул. Всё-всё-всё. Всё запомнил. — Это что угроза такая? — хмыкнул черноволосый. — Как знать, я могу этим… манипулировать. — Ну-ну. Мне уже хватило, я все твои финты уже заранее знаю, черт тебя дери! Гавриил засмеялся. Звонко так и легко. — Я подумаю насчёт твоего предложения, но сначала мне нужно хорошенько тебя узнать, а то мы знакомы всего четыре дня, а тут уже столько признаний в любви до гроба, — всё хихикал мужчина. — Блядь, — тыкнул его под бок Вельзевул, — ну хватит! Я ещё не скоро эту тему поднимать буду! Сам захочешь, поговорим! Блин! Гавриил ухмыльнулся. — Твоя любовь красивая Вельзевул. Фиолетово-красная, отдающая в ананас. — Что?! — аж растерялся черноволосый. — Под цифрой два и как морской прибой, когда я закрываю глаза. Так ощущается. — Гавриил. Ты. В порядке? Мужчина вздёрнул брови. — Да. А ещё ты мерцаешь, когда разговариваешь, иногда розовым, иногда фиолетовым, за тобой очень интересно наблюдать. А Рафаил — голубой, с привкусом хлопьев с овсяным молоком, Михаил тёмно-красный, но я почему-то вижу его глубоким синим, уходящим в индиго, когда он разговаривает, он сияет лавандовым привкусом, и я вижу много разных светлых золотистых лучей, он как солнце. Переливается. А тот парень, что стоял с ним рядом, он… такой тёмно-тёмно-фиолетовый, но при этом в нём все цвета Радуги. Он очень сильно похож на Бога, но он не Бог. С ним приятно общаться, но он разговаривает не своими словами, он говорит слишком косвенно, избегая всяческих разговоров о себе на прямую. А когда ты что-то таишь Вельзевул, ты становишься тёмно-оранжевым, на вкус как алоэ. Я это чувствую. На полном серьёзе затирал ему Гавриил, тщательно подбирая слова под каждое описание. Вельзевул замер, всматриваясь в него во все глаза. Очень и очень внимательно. — Скажи, Гавриил. Ты ведь всегда был таким, да? Мужчина чуть вздёрнул брови в недоумении. — Ты ведь всегда так чувствовал, да? Просто каждый затыкал тебе рот и никогда не верил, что ты способен так глубоко чувствовать? Гавриил чуть приоткрыл рот, но что сказать не знал. Или знал, но забыл или просто не мог ничего вспомнить, но от чего-то внутри его зажевало, и он забегал глазами. — Я чувствую как-то не так? — Нет, — чуть поджал губы Вельзевул, — ты… чувствуешь очень красиво, Гавриил, я бы послушал… ещё. С фиолетовых глаз от чего-то скользнуло пару капель, из глаза в глаз скатилось и затем по щеке опустилось вниз. Вельзевул очень внимательно всмотрелся в чужие глаза. — Знаешь, может… мне наконец-то выпал шанс, узнать тебя настоящего? Того, что ты прятал от всех, зажатый ворохом собственных воспоминаний? Потому что, если тогда это был не ты, я хотел бы узнать наконец-то тебя настоящего. Без всех этих масок, Гавриил. Такого, какой ты всегда был на самом деле. Я хотел бы тебя не сломать. Будь каким хочешь быть, а я просто буду… рядом. Если по какой-то причине твой разум решил, что ему нужно всё сейчас забыть, что ж… я, — Вельзевул сглотнул, — поддержу его выбор. Если познакомиться с тобой настоящим — значит потерять тебя старого, то я готов от этого отказаться. В конце концов, ты тоже практически ни черта обо мне не знал. Я слишком много прятал от тебя, Гавриил, я боялся, что ты никогда не сможешь принять меня таким, какой я есть на самом деле...Потому что я боялся тебя потерять сильнее, чем потерять самого себя. Вельзевул хмыкнул. — Но знаешь, раз. Я потерял того тебя, то. Мы можем начать просто заново по нормальному? Раз не получилось с первого раза, а? — хмыкнул он осторожно. — Я бы хотел тебя для начала просто узнать, — честно признался ему Гавриил. — Я расскажу. С самого начала. Как есть, обещаю, — прошептал Вельзевул, — но сначала, давай хорошенько поспим. Ладно? Мужчина провёл рукой осторожно по чужим волосам. — Да. Конечно. И Вельзевул, выдохнув, прикрыл глаза первым, его колотило аж до самой дрожи. У него впервые в жизни было какое-то ненормальное предвкушение поделиться в этом мире хоть с кем-то собой настоящим. По крайней мере. Попробовать поделиться собой таким. Рассказать. Потому что столько раз у него была эта возможность, и он никогда. Никогда блядь ей не пользовался. И вот именно поэтому он сейчас твёрдо решил, что если уж и знакомиться заново, то на этот раз говорить как есть, чтобы не было потом сожалений. Страха, что солгал, стыда и чувства вины. Он больше не хочешь мучиться. В этом не было никакого смысла теперь. А Гавриил молча загрёб Вельзевула к себе и, пока тот в каком-то шоке осознавал, что его сейчас обнимают, тихо произнёс: — В следующий раз просто скажи вслух, если так сильно нуждаешься в этом. И сам прикрыл глаза в ожидании нового дня в абсолютно Новом и пока ещё неизведанном для него мире, который на вкус был как самый сладкий вишнёвый лимонад со льдом. Вельзевул провёл языком за губами и, всё же совладав со своим волнением, осторожно спросил: — А ты сам хочешь меня сейчас обнимать? Мужчина молчал. Вкус, на котором он сосредоточится, резко стал кислить. — Только пожалуйста, Гавриил, не делай это из чувства вины. — Я хотел бы, чтобы меня кто-то обнял, а не я кого-то. — Тогда нам нужно поменяться местами, немного. Гавриил задумался. — Я хочу, чтобы ты был так близко и одновременно нет. Мне больно быть так близко, но я бы хотел быть так близко, но как будто бы сейчас пока не могу. — Тогда давай не будем пока обниматься, — добродушно произнёс Вельзевул. Уже гораздо, гораздо спокойнее, чем ощущал и чувствовал себя до всех этих разговоров. — И ты точно не обидишься на меня? — Ты должен руководствоваться не моей обидой, солнце, а своим внутренним ощущением себя. — Я хочу пространства. — Тогда отпусти меня, — просто сообщил ему Вельзевул. — Это нормально сказать одно, а потом понять, что имел в виду совершенно другое? Это нормально передумать в моменте? — Всё нормально, Гавриил. Нормально даже то, если ты попросишь меня пойти спать в отдельную комнату. Мужчина колебался. — У меня есть ощущение будто бы я что-то тебе должен, когда тебе плохо или… — Ты ничего не должен. Обнимай, когда хочешь, а не из чувства долга, иначе я привыкну, что когда мне надо — ты готов собой жертвовать, а это дурная привычка. Порой ты действительно позволял мне слишком многое. Ты действительно очень много со мной терпел. Ты сам мне об этом говорил. Не надо терпеть хотя бы сейчас. Я готов тебя наконец-то слушать. Я готов. Гавриил его медленно отпустил. — Но ты ведь тоже получается терпишь меня? Я не хочу, чтобы ты терпел. — Ну я… говорю, когда понимаю, что чувствую и что готов сказать. Мы так или иначе где-то терпим, но когда становится понятно где, лучше об этом поговорить, — просто сообщает ему Вельзевул. — Ну а ещё есть всякие там врачи для головы, с которыми тоже можно потом пообщаться, но лишь для того, чтобы ещё лучше себя понять и там границы расставить, зону комфорта создать. Себя в себе почувствовать как бы, понимаешь? Ты есть сами вот эти ощущения, а память это… как куча хлама в квартире, ну, точнее есть что-то полезное безусловно, ты это оставляешь, но когда убираешь и выбрасываешь то, что себя уже изжило — то появляется место для нового. Знаешь, общаясь с тобой сейчас, я всё больше и больше понимаю, что не память определяет человека, а то, как он чувствует эту жизнь, как ощущает. Потому что, если он живёт только лишь воспоминаниями, а не тем, что у него есть сейчас, значит он и не жил на самом деле. Потому что счастье, оно не там где-то в прошлом и когда-то там, оно каждый день, постоянно, и если жизнь не меняется к лучшему, не расширяется и картинка одна и та же, значит человек застрял. Вот и всё. Ты прекрасен в любом своём состоянии. Я это вижу наконец-то сейчас. Эта твоя сторона прекрасна, и я бы очень хотел её в тебе бережно сохранить, но при этом не ломая себя. Я очень импульсивный, Гавриил, — улыбнулся он весьма неуверенно и неловко, — у меня куча зависимостей и одна из них ты. Отказывая мне в чём-либо, ты будешь мне делать немножечко больно, но это будет меня учить чувствовать твои границы. Лучше так, чем я буду делать больно тебе своей навязчивой, местами больной любовью. Потому что она не всегда такая светлая и радужная, как ты о ней думаешь. Иногда она очень больная, Гавриил. — Я знаю, — сглотнул он осторожно. — Я это чувствую. Иногда. И. Это… пугает. Но. Она не вся такая, Вельзевул. Не вся, есть та, которая меня тянет к тебе до самого Основания, красивая, светлая, радостная. Соединяет что-то в единое целое внутри меня, и я чувствую себя собой. Черноволосый чуть ухмыльнулся. — Давай, ты сегодня здесь, а я буду в зеленой спальне, но с утра постучусь к тебе, хорошо? И если не ответишь раза с пятого, я немножко нарушу твоё личное пространство и зайду без приглашения, окей? Гавриил чуть задумался. — Я сам тебя попросил остаться, ты уверен, что это правильно? — Да чёрт его знает, — выдал ему черноволосый. — Может мы ошибаемся, ну в следующий раз попробуем по-другому. Слушай. Ну. Не похуй ли? Если мы теперь… щупаем? — Но тебе страшно… — Да, но… уже не так сильно, я хочу научиться по-другому, Гавриил, понимаешь? Не с таким надрывом, как я прожил большую часть своей жизни. Не так отчаянно, что ли. Не так болезненно. Не с такой изрезанной раной на сердце, что я дефектный и никому не нужный. Потому что. Это не так. Я всегда был цельным, поэтому. Ну. Не сейчас, значит как-нибудь потом? Или вообще иначе? Я тоже не понимаю как правильно. Считай, что я тоже не знаю себя. Только у меня есть ещё лабиринт из кучи моих воспоминаний, которые путают меня, заводя на кучу уровней из чужих слов, манипуляций, болезненных фраз о том какой я. И я всё тыкаюсь, тыкаюсь, а себя настоящего всё никак никогда не могу найти. Знаешь. Возможно, я тебе даже немного завидую, что сейчас тебе не мешает ничего лишнего быть собой, хоть и зависть конечно дурацкая. Тебе тоже больно быть таким сейчас. — А я завидую тебе, что ты всё помнишь, — улыбнулся ему Гавриил. — Так что наверное. Мы. Квиты? — Это не спор и даже не дискуссия — просто жизнь, — пожал Вельзевул плечами. Мужчина чуть вздохнув, очень аккуратно отпустил его руку. Черноволосый выполз из-под одеяла. — Давай, учись себя лучше ощущать, и я заодно определюсь, какой я и чего хочу. В принципе хочу. И от себя и от жизни. — Ты же не навсегда от меня уходишь? — чуть взволновано спросил Гавриил. Вельзевул очень мягко ему улыбнулся. — Только до завтра. Спокойной ночи. — Но если что не так, я смогу к тебе прийти. — Сможешь, конечно же, ты даже можешь мне позвонить, — спокойно сообщил ему Вельзевул. Гавриил вздохнул. — Я хочу чтобы стало легче. Я ведь знаю, ты уйдёшь и будешь чувствовать разные чувства из-за меня. — Ну, буду, — не отрицает Вельзевул, — разреши. — Будешь курить? — Буду, — пожал плечами черноволосый. — Больно? — Очень. — Но мне нельзя соглашаться? — Нельзя, Гавриил. — Я ведь могу из-за этого потом плакать, что я не могу, но хотел бы? — Можешь, конечно же, — хмыкнул Вельзевул. — Главное не запрещай другим. Гавриил вздохнул. — Я тоже потом хочу покурить. Оставишь мне сигареты? — А ты умеешь? — удивился аж черноволосый. — Понятия не имею, поделишься? Вельзевул покачал головой. — Я за четыре дня общения с тобой без памяти узнал о тебе больше, чем за полгода отношений. После чего он вышел, вытащив пачку и вернувшись, выдал Гавриилу ровно половину того, что у него осталось. — Зажигалка у меня только одна — могу её оставить, могу притащить спички. — Оставишь? Черноволосый хмыкнул. — Я не люблю спички, дай тогда подожгу себе и пойду спокойно курить на балкон, когда закончу — оставлю тебе на кухне, ладно? — Хорошо, — кивнул Гавриил. Вельзевул вытащил из кармана коробок со спичками. — Но на всякий держи, — положил он на тумбочку. — Благодарю. Черноволосый улыбнулся. — Всё, мне надо разгрузиться, а то я крышей поеду, завтра поговорим, пойду реагировать свои эмоции. — Извини, если я вдруг… — Прощаю, и ты меня если, что было когда-то не так, даже если ты этого уже и никогда не вспомнишь, или что лишнего сказанул сейчас, — вышел из комнаты Вельзевул. Гавриил ему тихо кивнул. — Сладких снов тебе, солнце. — И тебе, Вельзевул, сладких снов. И они, улыбнувшись, попрощались друг с другом взглядами, а затем каждый пошёл смаковать свою горькую печаль через густой сигаретный дым. Потому что иного привкуса, помогающего пережить это всё никак непрекращающееся безумие, будто бы не существовало в моменте. И хотелось кричать. Одновременно с надрывом. На себя, на окружающих и в особенности на Бога. Но даже этого было бы недостаточно и не так глубоко, как отравляющий всё твоё естество сигаретный сизый дым. Потому что порой только такой привкус спасает тебя от собственного сумасшествия и помогает в моменте ещё больше не сойти с ума, чем ты однажды когда-то уже сошёл. Не на своей станции. А твой поезд уехал куда-то вдаль. По аллее вверх, через красное кольцо, по рукам самого Господа Бога и в тот самый длинный тоннель, на конце которого каждый видел однажды свет. А ты всё стоишь и куришь в ожидании следующего. В передышке, твёрдо зная: Однажды он снова по кольцевой, через руки Господа Бога, через самый длинный тоннель, вернётся по твою заплутавшую душу и ты, вздохнув и потушив наконец сигарету — войдёшь, понимая, что. Торопиться больше не стоит. Поезд сам тебя довезёт туда, куда тебе действительно надо быть.