The Price of Hope

      Тишина в комнате становилась всё тяжелее. Ги Хун сидел на диване, опираясь локтями о колени, и смотрел на чёрный экран. Ещё недавно он показывал ужасающие сцены игры, а теперь был немым и пустым, словно выжидал, когда снова начнётся очередной акт жестокой пьесы. Мысли Сона путались, смешиваясь с гневом и отчаянием.       Раздался тяжёлый стук в дверь. Ги Хун напрягся, его тело рефлекторно замерло, готовое к чему-то неизведанному. Медленно дверь приоткрылась, и в проёме появились двое: один в маске квадрата, второй - треугольника. Квадрат шагнул вперёд первым, держа поднос с едой и бутылкой воды. Треугольник остался на шаг позади, его автомат покоился в руках - напоминание, что любая попытка бунта будет подавлена.       — Это для Вас, — сухо сказал человек в маске квадрата, поставив поднос на небольшой столик у дивана.       Ги Хун не ответил. Его взгляд метался между лицами под масками, словно он пытался пробиться через эту бездушную броню. Треугольник пристально смотрел на него, наблюдая за каждым движением.        — Вам нужно есть, — добавил квадрат, но его голос не звучал как совет, скорее как приказ.       Ги Хун промолчал, сохраняя молчаливое упрямство. Он только наблюдал, пока оба не вышли, оставив его в одиночестве. Дверь за ними захлопнулась с металлическим звуком, который эхом отдался в груди. Тишина вновь окутала комнату. 

***

      Еда осталась нетронутой. Ги Хун медленно встал, оглядывая комнату. Он чувствовал себя, как в клетке. Каждый шаг по стерильному полу заставлял его злиться ещё сильнее. Наконец, Сон заметил небольшую камеру в углу - почти незаметную, но все же выдающую своё присутствие мигающим красным огоньком. Он остановился напротив камеры, вглядываясь в неё так, будто мог заглянуть по ту сторону.       — Ты наслаждаешься этим зрелищем, да? — произнёс он тихо, с холодной насмешкой. — Нравится наблюдать исподтишка за чужими страданиями?         Тишина в комнате будто усилилась. Ги Хун сделал шаг ближе к камере, его дыхание стало тяжелее. Он почувствовал прилив гнева, и слова сами сорвались с его губ:       — Ты что, ждёшь, пока я окончательно сломаюсь? Хочешь, чтобы я кричал? Чтобы молил тебя о пощаде?       Он резко ударил кулаком по стене, прямо под камерой, громкий звук эхом разлетелся по комнате.        — Думаешь, я стану послушной игрушкой для тебя? — Его голос стал громче.        Он вздрогнул от своих же слов, осознав, как они прозвучали. Камера продолжала мигать, будто насмехаясь над ним. Ги Хун отступил, но его взгляд не отрывался от устройства. Он почувствовал себя обнажённым под этим невидимым взглядом.       В это мгновение, на другом конце, Ин Хо наблюдал за каждым движением Ги Хуна через экран монитора. Свет от дисплея мягко освещал его лицо, скрытое под маской. Его взгляд был пристальным, почти гипнотическим, как у хищника, изучающего свою жертву.       На экране Ги Хун вновь шагнул ближе. Камера поймала мельчайшие детали: дрожь в уголках сжатых губ, тёмные тени под глазами, напряжённые скулы. В этом взгляде, обращённом прямо в объектив, было больше, чем вызов — в нём читалось презрение и что-то невыразимо личное.       — Знаешь, я думал, что ты другой. Там, в игре, когда мы были вместе… Я верил, что хоть кто-то может остаться человеком. Что хоть кто-то не предаст. Но ты? — Он усмехнулся, но это была улыбка, полная боли. — Ты вообще когда-нибудь чувствовал что-то? Или я был дураком, думая, что мы хоть немного похожи? — Эти слова не были для кого-то абстрактного — они предназначались Ин Хо, и оба это знали.       Ин Хо смотрел на экран, словно был привязан к нему невидимой силой.       Ги Хун развернулся к стене, уходя из поля зрения камеры. Но Ин Хо не отрывал взгляд, пока изображение не погасло в углу экрана. Его дыхание стало глубже, грудь чуть заметно поднялась.       Он медленно поднял руку и коснулся края своей маски. Внутри него всё горело. Злость, раздражение, что Ги Хун снова нарушил его внутреннее равновесие, смешивались с тем, что он боялся назвать вслух.       Эти слова — «Я думал, ты другой» — звучали в его голове, как эхо. Они разрывали привычный холод его мыслей.       Он не смог удержаться.       Его пальцы сжались на маске, и он рывком сорвал её. Металл с глухим стуком упал на стол. Взгляд, полный ярости и какого-то необъяснимого тепла, смотрел на застывший экран.       Ин Хо резко встал, едва удерживая равновесие. Его руки упёрлись в стол, и он выдохнул, будто пытался заглушить в себе бурю. Но этот момент слабости выдал его.       — Проклятье, — прошептал он, впервые позволив себе услышать своё собственное разочарование.       Наблюдать за Ги Хуном было как смотреть в зеркало, которое показывало слишком много. Его решимость, его огонь — всё это раздражало и одновременно завораживало.       Ин Хо провёл рукой по волосам, чувствуя, как жар в его груди не утихает. Он сделал несколько шагов по комнате, но отголоски голоса Ги Хуна продолжали звучать в его ушах.       «Я думал, ты другой…»       Эти слова оставили шрамы там, где Ин Хо всегда считал себя неуязвимым.