Полюби меня снова

— Ты готова? — спросил Лёня, изучая взглядом Риту на пассажирском сиденьи. «Ну конечно же нет», — хотелось ответить ей, но вместо этого она лишь слабо улыбнулась и вышла из машины. Как к такому можно подготовиться? Внешне она была спокойна, но внутри её буквально трясло. Ни разу не готова. Она толком не спала несколько ночей, представляя раз за разом, как встретит мужа, и вообще — свыкалась с мыслью, что он жив. Пока вокруг все твердили, что его больше нет и нужно переключиться, она даже почти поверила в это и принимала новый уклад жизни, где Стёпы действительно нет. А теперь он жив, но по факту его по-прежнему нет. Перед ней предстанет совершенно другой человек. От её любимого останется лишь оболочка и не стоило строить иллюзий по поводу чудесного исцеления и возвращения памяти, ибо так быстро он не сможет всё вспомнить при любом раскладе. Рита много думала о том, что сказать и как. О чём будет говорить с ним, как поведает об их отношениях. Представляла, какие вопросы задаст он. Готовилась так, будто пойдёт на самый важный экзамен в её жизни, хотя здесь от неё ничего не зависело. Стёпа должен захотеть вспомнить сам, а пока, судя по неоднократным разговорам с Рогозиной, он не очень этого хотел, и от сего факта становилось страшно. Перед дверью в отделение Рита зависла, набираясь смелости. Лёня заметил, как её напускная безэмоциональность рухнула буквально за несколько минут до встречи. Он открыл перед ней дверь, пропуская вперёд и уверяя, что самое страшное уже случилось, худшее — позади. Поэтому стоило всё же взять себя в руки и сделать шаг, пусть и самый непростой в её жизни. — Если я это переживу, — сказала Рита полушёпотом, — то мне положена медаль. За отвагу, терпение и… Пальцы онемели и слова застыли где-то внутри. Как при панике. Состояние было близкое к этому. Стёпа был даже не в палате. Он развлекал разговорами медсестру у стойки. Только ей видимо и без него было не скучно, а вот ему — человеку, проводящему так много времени в четырёх стенах, — наверняка. Всё расстояние, преодолеваемое до него, перестало ощущаться: вот уж действительно — как в замедленном кино. Рита никогда не понимала это сравнение, пока не ощутила так явно его сама. Стёпа обернулся, услышав шаги за спиной, и одному только Богу известно, сколько сил приложила Маргарита для того, чтобы сохранить нейтральное выражение лица. Не расплакаться, до конца выпуская не прожитые эмоции, не обнять его, задушив своими объятиями, а просто стоять и ждать. Дать его мозгу начать обрабатывать информацию самостоятельно. Она заинтересована в первую очередь, чтобы он начал вспоминать сам, а не пользовался информацией, которую ему дали. — А я вас кажется знаю, — произнёс Стёпа, замечая пришедших, и сердце Риты зажглось надеждой, хоть и смотрел он на них совершенно обычно, буднично, словно на очередных приглашённых специалистов для исследования его травмы. — Вы из ФЭС, да? Галина Николаевна предупреждала, что вы меня заберёте. — Из ФЭС, — эхом повторила Власова, не узнавая свой голос. Она думала, что сломлена, но это ещё не всё — Стёпа действительно её не узнал. — Ну, наконец-то мы тебя увидели, — Лёня не выдержал первый и обнял друга. Ему тоже было нелегко всё это время. Наблюдая, как Стёпа не знал, что делать с внезапными объятиями, Рита поняла, что всё куда хуже, чем она думала. «Главное, что жив», — мысленно одёргивала она себя. Неловко. Данилов скорее из вежливости приветствовал Лёню, и когда они отстранились друг от друга, Маргарита всё же решила попробовать. — Ну, с возвращением, капитан, — произнесла она и шагнула в его приветственно раскрытые объятия. Пусть он её и не помнил, но она помнила всё. Запах, особое тепло его тела, руки, тембр голоса. Помнила всё до мельчайших подробностей. И в его объятих, впервые за долгое время, она почувствовала себя собой. Он мило смутился. Боже, это точно Данилов перед ней? Сильно похудевший, бледный, но абсолютно точно — живой. Отстраниться от него было сложно. Ещё полгода назад она совсем не так представляла их объятия после разлуки. Такое развитие событий даже сильно переживающее сознание никак не могло себе представить. — Ты совсем нас не помнишь? — спросила Рита, с усилием стараясь сохранить себя. Особенно после его виноватой улыбки, последовавшей в ответ. — Я вообще мало чего помню, — сокрушённо признался он. Радовало то, что по крайне мере сейчас он нацелен на возвращение воспоминаний. — Смутные флэшбэки, не более. Можете, кстати, поговорить с моим лечащим врачом. Он точнее расскажет. Пока он указывал на дверь кабинета главврача отделения, Власова думала о том, что он обращается к ней на «вы». Произнося уверенное «да» в ЗАГСе она даже представить не могла, что буквально через год им предстоит пережить. Далеко не самая лёгкая проверка знаменитой фразы: «и в горе, и в радости». Действительно, с доктором поговорить стоило, и пока Лёня, пребывавший в не меньшем шоке, предложил помочь товарищу со сборами домой, чтобы поскорее покинуть это место, Рита отправилась к врачу. В кабинете за тёмным дубовым столом сидел высокий мужчина с едва пробивающейся сединой в висках. Очки блеснули дорогой оправой в свете монитора. Без внешнего света довольно темно и быть может, она не вовремя, но доктор, оторвавшись от подписей бумаг, поднял на неё глаза. Как только он её узнал, то тут же переключился с рабочего настроя на, скорее, приятельскую беседу. — Чуда не произошло? — с грустной ухмылкой спросил он, уже заранее зная ответ. — Пахарев, Константин Викторович. Лечащий врач вашего мужа. Риту обрадовало то, что ей хотя бы не нужно рассказывать, кто она такая, иначе, пока произносила, чья она жена — с ней бы точно случилось что-то не хорошее, ибо присутствовало желание свалиться в обморок и очнуться тогда, когда всё наладится. — Думаю, вы хотите больше знать о травме, — жестом он пригласил Риту сесть, что она и сама намеревалась сделать. Сам же доктор развернулся вполоборота в сторону большого окна с видом на прибольничные аллеи. — Да, — наконец ответила Маргарита. По правде говоря, она не знала, что именно хотела услышать. Вероятно, точный срок, когда всё закончится и они снова будут счастливы. Вместо ожидаемых сложных терминов доктор старался разъяснить сложную для обычного человека тему максимально доступным языком. — Случай непростой, — говорил Константин, тщательно подбирая слова. Складывалось ощущение, будто он вложил в пациента огромные труды, принесшие минимальные результаты, которые разочаровали. — Из-за удара возникло сотрясение мозга и повреждения его лобной доли, что отвечает за планирование действий, способность решать проблемы и, собственно, за память. И если первые функции нам удалось восстановить довольно быстро, то с памятью всё обстояло несколько сложнее. Поначалу Степан старался вспоминать, пока в его голове не возникла картина из военного прошлого. После этого он замкнулся. Мы надеялись воздействовать на его память через эмоции, но ваш муж словно закрылся. Ему перестала быть интересна прошлая жизнь. Он с вдохновлённо познавал новую и со временем даже перестал интересоваться, есть ли кто-то за границами непробиваемого блока памяти, кто его очень ждёт. Доктор сделал небольшую паузу, позволяя Рите обдумать сказанное. Она уцепилась за одну очередную тревожную мысль: а через эмоции — это как? Этот вопрос и был задан. Врач снял очки и устало потёр лицо. Он приложил не мало сил и теперь в какой-то степени возлагал надежды на коллег и семью пациента, надеясь, что знакомая обстановка сможет вернуть былые воспоминания и прежнего капитана Данилова. — Через эмоции — это значит пробудить воспоминания другого характера, ведь за память, к счастью, отвечает не один отдел мозга. Воспоминания — это не просто картинки. Это запахи, ощущения, чувства и прочее. В общем, мы надеялись, что он вспомнит ту девушку, которую спас сам лично незадолго до получения травмы. По мнению его куратора, Степан был привязан к Дарье. У него сложилось впечатление, что они знали друг друга ранее. Что-то темнил доктор, не договаривал. Рита чувствовала, как к её горлу подкатила тошнота. Что это значит? В каком смысле — привязан? — А жена не подходит на роль человека, способного пробудить воспоминания? — лицо Риты приобрело острые черты и её напряжение передалось мужчине. Он поднялся с кресла и отошёл к подоконнику, устремляя свой взгляд куда-то вглубь аллей. — Понимаете, — деликатно начал он, - эксперимент с фотографиями нужен был не только для того, чтобы понять провал в его памяти. Во время их просмотра мы использовали специальный аппарат, позволяющий фиксировать вспышки активности отделов мозга - энцефалограф. И на том моменте, когда он держал в руках снимок Дарьи, мы сами не знаем почему, но аппарат уловил ряд неоднократных сильных импульсов, которые, к сожалению, при встрече не повторились. Увы, при просмотре вашей фотографии подобных вспышек не было. Ужасное чувство, что всё зависело не от чужого доктора, а от родного человека, мужчины, с которым Рита связала свою жизнь, не позволяло рассуждать логически. По сути, эти импульсы ничего не значат, ведь Арефьеву он в конечном итоге не узнал, но было так неприятно. Селились в душе и сомнения, которые Рита старалась никак не допускать — а какова глубина его чувств была, если он даже ничего не почувствовал при встрече со своей супругой? Это детская, капризная позиция, но поделать с собой Власова ничего не могла. Осознавала в полной мере, что это — последствия тяжёлой травмы, после которой вообще удивительно, что Стёпа мог снова жить, ходить и разговаривать, но в то же время думала, что он точно бы его узнала, при чём в любом состоянии. Слишком сильно любила и до сих пор не было сомнений, как сильно любил он. Власова гордо произнесла: — Я знаю, что вы хотите предложить и почему согласились выписать его. Потому что хотите, чтобы он начал жить прежней жизнью и, соответственно, постепенно восстанавливать воспоминания. — Именно так, — доктор слегка улыбнулся, а Рита напротив — выражение её лица стало более хмурым. Это для неё Стёпа — мужчина, которого она любила и за которого боялась. А для всего медперсонала он — подопытный, исследуемый образец и интересный случай, не больше. — Я уверен, у вас получится. Мы обсуждали с вашим начальством вопросы полного погружения в былой ритм жизни далеко не один раз. Однако когда намеченные планы доходили до Степана — он словно не хотел этого. — Конечно, не хотел, — фыркнула Маргарита, питая ненависть к этому месту. — Вы создали ему слишком комфортные условия. Кто отсюда захочет уйти? Я бы наверняка не хотела, ведь здесь удобно. Стремиться ни к чему не нужно — красивые медсестры с натянутой улыбкой четыре раза в день приносят еду, делают массаж и едва ли не за ручку ведут на процедуры. Уверена, что у него будет тяжёлая адаптация к настоящей жизни, вне стен этой прекрасной клиники. Ей так хотелось ударить кулаком по столу, выразить всё зло на жизнь и то, какие испытания она преподносила раз за разом, когда казалось, что наконец-то Рита заслужила чего-то хорошего. Или кого-то. Только у неё снова забрали спокойствие. Снова забрали сон. Неудивительно, что теперь, когда не получилось восстановить память, врач решил всё спихнуть на неё, надеясь, что преданная жена будет возиться с ним, как с маленьким ребёнком. Очень удобно. Только настоящая преданная жена так делать не будет. У неё всегда есть план получше. — Что ж, — подытожила Маргарита их диалог, — раз уже ничего нельзя исправить, то мы его забираем. Будем готовить его к реальной жизни, а не к той утопии, к которой вели его вы. Всего доброго. Какое облегчение — выйти из кабинета и хлопнуть дверью, но после на некоторое время остановиться за ней, чтобы осознать, что теперь у них начался новый этап в жизни. Уж лучше бы не делали ничего. Проводя над Стёпой ряд экспериментов, врачи сами не заметили, как усугубили ситуацию, а расхлёбывать предстояло Рите и друзьям. Выдохнув, женщина взяла себя в руки. Кто, если не она, в конце концов, может справиться? Когда мужчины вышли из палаты, Рите не пришлось заставлять себя улыбаться — при виде Стёпы она невольно так делала, даже зная, что он сейчас совершенно другой. Лёня направил друга к выходу, а сам дождался, когда Рита приблизиться к нему. — Ты же понимаешь, что если не расскажешь сама, то это сделаю я? — спросил Лёня тихо, чуть наклонившись к подруге. Она понимала, про что он и естественно не собиралась держать в тайне то, что Стёпа её муж. Ему лучше будет узнать от неё, чем от чужого человека. По факту, и Рита сейчас для него — чужой человек, но так будет правильнее. Он заслужил узнать об этом достойно. И было бы всё гораздо легче, если бы не крайне неудобные вопросы Данилова, которые он начал задавать в уже машине: — Вообще, мне сказали, что за мной приедет жена. Она… не смогла? Лёня выжидающе посмотрел на Риту, нарочно отказавшись отвечать на этот вопрос. Вдохнув в лёгкие побольше воздуха и приняв ситуацию в сотый раз, она произнесла, слегка оборачиваясь к Стёпе, устроившемуся на заднем сиденьи: — Сначала мы планировали заехать на работу, а потом я сама отвезу тебя к ней, идёт? Стёпа согласно кивнул. О чём он думал сейчас — загадка, но Маргарита раскусила ещё одну экспериментальную стратегию Пахарева. Врач сообщил, что за ним приедет жена, но не уточнил её имя и как она выглядит. Данилов должен был вспомнить или узнать её сам, но увы. Рита держалась из последних сил — слишком болезненно. Степан был взволнован, озадачен, но старался переключить внимание на город, рассматривая его словно в первый раз. Он не знал, что будет дальше и это добавляло тревожного ожидания. Ещё и странная ситуация с женой… «Почему не приехала?» — размышлял он. Странно, учитывая, что ей объявили о воскрешении мужа. Должна была приехать, лечащий врач обещал. А в итоге приехали друзья и то, о том, что они таковыми являются, он узнал со слов Галины Николаевны. Знал их имена тоже с её слов, так как не помнил ни единого факта об этих людях, ни их самих. Однако радовало, что душой он ощутил некую связь с Лёней, пообщавшись с ним. Что-то зашевелилось внутри — приятное чувство. Это не могло не радовать, ибо если верить прогнозам Константина Викторовича, то вскоре он должен вспомнить всё. Доктор всегда его обнадёживал. Это был один из немногих дней, когда в ФЭС работа не шла. В назначенный час все ждали прибытия, а для Стёпы и Риты это было очередное испытание и для каждого — своё. Данилов не совсем понимал, для чего его нужно было везти сюда, но чётко следовал предписанным правилам врача и не хотел ослушиваться — то был единственный человек, которому он мог бы довериться. К Рогозиной он относился настороженно и природу своего волнения объяснить не мог. Возможно потому, что она появилась в его жизни гораздо позже, чем лечащий врач. Мысленно Рита надеялась, что никто, никто не будет болтать лишнего об их отношениях. Она намеревалась сказать сама, но позже. Где-то в глубине души на чудо она всё же надеялась, и что в родных стенах службы Степан всё-таки хоть что-то, но вспомнит. Хоть что-нибудь… Разумеется, едва Стёпа переступил порог службы, все приветственные рукопожатия тут же были направлены ему, и естественно, все представлялись заново, обрушивая на него поток новой информации. Стёпа держался сдержанно ровно до тех пор, пока среди толпы приветствующих не появилась Юля, в порыве обнимая его так крепко, что растопила весь его чересчур серьёзный настрой. Соколова отстранилась от него и замечая в его лице некоторые перемены, произнесла, улыбаясь тому, что он всё же здесь, с ними: — Когда в последний день твоего прибывания здесь я шутила про то, что ты нас уже забывать начал, я не просила этого делать. — Видимо, я воспринял это слишком буквально, — лёгкая улыбка тронула его губы. Юлино счастье от встречи очень быстро ему передалось. Юле стало так трудно сдержать слёзы радости, поэтому она пообещала, что вернётся позже, чтобы поговорить с ним и удалилась, чтобы немного успокоиться. К тому же, Стёпа хотел посмотреть, как здесь всё устроено и Лёня согласился провести ему экскурсию. Невольно Данилов посмотрел вслед стремительно удаляющейся Юле и очень неожиданно как для Риты, так и для Леонида, сказал: – Какая хорошенькая. Сразу обниматься побежала. У меня с этой красоткой что-то было? Теперь уже Рита выжидающе смотрела на Лёню, точно также, как он на неё в машине, и ждала, когда ответит. Конечно, Власова думала о последствиях намеренного сокрытия их статуса, но не настолько же. Однако это и подкрепило в ней желание рассказать всё сегодня и не тянуть резину. Наверняка он ей не поверит сразу и им предстоит непростой разговор. – С этой красоткой что-то есть у меня, - подбирая слова как можно деликатнее, отвечал Лёня. Вполне достойно. Он же понимал, что Стёпа сейчас - простодушный человек без чувства такта, которому ещё предстояло бы поучиться, иначе так легко и на ещё один тяжёлый удар нарваться. – Понял, прости, - казалось бы слегка разочарованно сказал Стёпа. Только этого Рите ещё не хватало - заставлять его быть нацеленным на сохранение их брака. Правда, в любом случае она не собиралась этого делать, о чём и намеревалась с ним поговорить, но позже, в более спокойной обстановке. Отведя в сторону Лёню, Власова взяла с него слово, что тот не расскажет о ней, даже несмотря на расспросы. Если будет расспрашивать о жене - тоже. Для неё это слишком важно, и когда мужчины удалились изучать контору, Рита была относительно спокойна. Она направилась в буфет, чтобы перевести дух. Ситуация удручающая. В который раз она задалась вопросом, почему это всё происходит с ними. Это какая-то проверка от Вселенной? Это обычная жизненная несправедливость? Ей так хотелось знать ответ, будто бы сразу стало легче. А сейчас больно смотреть на мужчину, которого любила всем сердцем, не отдавать ему этой любви и, естественно, не принимать в ответ. Как можно отдавать то, что ему просто не нужно? Конечно, такие мысли были обусловлены тем, что Рита успела себя как следует накрутить и разочароваться. При разговоре с глазу на глаз всё станет ясно: какие у него планы, чем он хочет заниматься и как представляет дальнейшую жизнь. А уже потом они подумают, вдвоём, как теперь им быть. От подобных размышлений стало немного легче; ей удалось утешить себя сейчас, но вечером, когда она окажется дома одна, она выпустит все эмоции, дабы не копить в себе.