Заберу тебя с собой в новый год

      Короче.       Антон нервно расхаживал взад-вперёд, странно похихикивая и сжимая в руках телефон. На ногах — носки, что весьма логично, только вот один был кричаще-розовый, а второй пастельно-зелёный. Термобельё, спущенное под ягодицы, даже особо не отвлекало. Наполовину надетая толстовка и вовсе не замечалась. Антон просто немного-очень-сильно нервничал. На телефоне — сообщение от Арсения, над которым хотелось то ли ржать как конь, то ли смотреть на отправившего с осуждением, то ли радоваться, то ли пытаться понять, как судьба свела с таким.       Взглянув в сотый раз на «Барсик покакал. Дождик у меня. Тебе вернуть или выкинуть?» и всё ещё не придумав как на это реагировать, Антон сел на диван и глубоко вздохнул. Они с Арсением договорились в шесть встретиться у входа в парк. Антону туда идти минут десять, на часах ровно четыре тринадцать, а он даже не одет! То есть одет, но так точно идти нельзя.       Он уже всё перемерил. И собираться начал ещё со вчера, да. Толстовки, кофты, свитера, джинсы, ботинки, шапки… Антон и не думал, что у него столько одежды! Он даже костюм примерил. И почти уверовал в то, что лучше ничего не придумает, но пять минут возле зеркала, осознание, что идут они в парк, и снег за окном разубедили Антона в целесообразности такого наряда. И заставили засомневаться в своей адекватности. Вовсе не из-за костюма и нервов. А из-за слишком решительного предложения погулять в парке.       Антон честно тогда не думал. Просто выпалил то, что давно в голове крутилось. Хорошо, что не «Арс, я тут подумал, проанализировал, ещё раз подумал, чуть не рехнулся в своём осознании, ещё подумал, проанализировал, ещё подумал, поискал информацию в интернете, ещё подумал, открыл вторую пачку сигарет, вновь подумал, попытался вызвать в себе отвращение, посмотрев гей-порно, вызвал эрекцию, ещё подумал, подрочил, чуть не впал из-за этого в депрессию, подумал, вздохнул, подумал, устал думать, психанул, решил, что ну не конец света же, хотел позвонить, передумал, подумал, ничего не надумал, с криком «блять» подскочил с дивана, когда ты позвонил, испугался за кота, чуть не растёкся от твоего смеха и голоса, всё же растёкся, подумал, понял, что влип капитально, ведь после дрочки так и не отпустило, не подумал и пригласил тебя в парк, волнуясь после как школьник какой-то». Да. Кажется, «пойдём в парк» вообще вне конкуренции.       У Антона с девушками такой срани никогда не было. А с Арсением почему-то есть. Как бы он ни старался не волноваться, организм всё равно волновался, выстраивая в голове башенку из сценариев прогулки. То Арсений просто не приходил, то Антон падал в самый неподходящий момент, то метеорит прилетал, то парк оказывался закрытым… И это только верхушка. Там ещё с полсотни сценариев, где Арсений его посылает, примерно тридцать, где они романтично-влюблённые за ручку держатся, ровно двадцать семь включали в себя обход парка и мирный расход за его пределами, сколько-то сценариев с пометкой 18+ и один с инопланетянами. И это не говоря о том, что Антон ещё и их разговоры и в целом действия пытался предугадать. И инопланетян тоже, да. Он там пару раз героически отвоёвывал Арсения у зелёных человечков. Но куда чаще происходило наоборот и Арсений с криками «да ладно, я всё решу, да ладно не кипишуй» кидался в бой с вторженцами и, конечно же, побеждал, получая в конце благодарный поцелуй от принцессы. То есть от Антона. Ну вы поняли.       Короче.       Антон нервничать не перестал, хотя и смог собраться, выйти и даже написать Арсению «кота — вернуть, после дождика руки помыть». Пришёл, правда, раньше на пятнадцать минут из-за боязни опоздать и теперь мёрз, нервно скуривая очередную сигарету. И думать не перестал, воспроизводя в голове диалоги разной степени осмысленности и остроумности. Объединяло миллион вариантов только одно: Арсений на Антоновы ответы смотрел с восхищением и смеялся душевно. А уж сколько всего они обсудили…       — Привет. — Арсений немного смущённо улыбнулся и шмыгнул носом. — Давно стоишь?       — Привет. — Антон расплылся в улыбке, чувствуя, как теплеет внутри от светлых глаз, которые невозможно прекрасно контрастировали с чёрной шапкой и курткой. — Только подошёл. Не докурил даже.       И нет, Антона совершенно не мучила совесть за столь наглое враньё. Это же не пятая сигарета, а всего лишь третья, да и согрелся он только от одного вида улыбающегося Арсения. Ну а то что руки холодные и пальцы на ногах просятся к батарее — сущие мелочи.       — Пойдём? Или докуришь? — Арсений сунул руки в карманы, поглядывая на гирлянды за забором.       — Пойдём.       Арсений волновался тоже. Но рядом гирлянды, ёлочки в снегу и Антон. Такой красивый, от чего-то нервничающий и всё равно с улыбкой на губах, которые ветер покусал. А должен был Арсений, но это что-то из утопии и влажных фантазий, которые мужчина бережно складывал в красивую шкатулку и хранил где-то на задворках сознания. Там, куда Антон не дотянется даже с его длинными руками и умопомрачительными пальцами. И пальцы эти тоже что-то из фантазий.       А перед глазами фонарики перемигивались и горели тёплым светом, создавая посреди холодной улицы домашний уют. Такой домашний, тёплый, новогодний. Ёлочки, спрятавшие иголочки под снежными шапками, добавляли во всё это детской сказочности. Той самой, когда ты идёшь, весь укутанный так, что не пошевелиться, мороз щёчки кусает, а внутри тепло. И какое-то волшебство предвкушается. Волнительное, радостное, духозахватывающее.       Редкие снежинки, переливающиеся в свете фонарей и гирлянд, словно волшебная пыльца напоминали о чудесах. Будто вот-вот выпрыгнет из-за деревьев зайчик или белочка и подкинет подарок, о котором ты мечтал. Увидел где-то случайно машинку красивую и понял: вот это именно то, что сделает тебя невозможно счастливым, ведь больше ни у кого такой машинки нет и не будет, а у тебя есть. Арсению, правда, машинка была ни к чему. Он уже давно перевёл такого рода мечты в раздел целей. Исключил из этой цепочки магию и Дедушку Мороза и сократил её до «хочешь? Иди и купи». Ну в крайнем случае там ещё появлялся пункт «накопи». А то, о чём, точнее, о ком, он мечтал, сейчас шёл рядом и восторженно рассматривал рукотворную парковую сказку.       Арсению и от этого тепло. Он давно уже научился греться без касаний. От одних лишь взглядов и просто от понимания, что человеку, от которого у тебя сердце внутри бьётся чаще, хорошо. Говорят, что жизнь состоит из чёрных полос и белых. У Арсения там ещё смеющийся Шастун важным пунктом значится. С ним и чёрные полосы светлеть начинают. Можно даже просто оставить Шастуна. Арсению хватит, честно. И… Возможно именно в этом и кроется проблема.       В общем и целом, его мечта об Антоне рядом — сбылась. И даже прогулка вдвоём в предновогоднем парке тоже. Арсений давно уже во снах эту сказку видел. А сейчас она наяву. С одной лишь разницей: во сне они с Антоном пара. А здесь — друзья. С немного странной дружбой, ведь у Арсения только с Антоном так. Теплее, чем с другими. Ближе эмоционально и роднее душевно. Арсению и от этого хорошо, честно. Но мечтает он немного не об этом. А вселенная не слышит. Или не хочет слышать...       Короче.       Дело к ночи. И пара часов в компании Арсения пролетели быстрее, чем шарики с водой, которые дети пуляют с окон по прохожим. За разговорами и восторгом от гирлянд, Антон и не заметил, что замёрз, перестал волноваться, не курил, не переставал улыбаться, безбожно залипал на глаза Арсеньевские и забрёл с ним куда-то к создающейся локации. Почти готовой, но ещё неподключенной. Она представляла из себя дорожку, соединяющую две основные, в окружении ёлок и со странными арт-объектами, возле одного из которых они и остановились с Арсением.       На входе на эту дорожку стояли четыре столба, соединённые цепями, на которых сидели белка, ворон, ёж и заяц. И это всё дело вокруг ёлки располагалось. Впереди просматривались какая-то странная лавочка, поднятая примерно на два метра над землёй, какие-то фигуры из искусственного газона и статуи.       — Пойдём, посмотрим? — Антон наклонился к белочке, внимательно рассматривая. — Ну и всратость…       — Там темно и явно не для посетителей. — Арсений поёжился, засовывая руки в карманы и подошёл к Антону. — И белочку не оскорбляй. Может, жизнь у нее тяжёлая, вот и глаза потрескались да в разные стороны смотрят.       — Темноты боишься, что ли? — Антон посмотрел на Арсения, вскинув бровь. — Или того, что эта белочка тебя там поймает и сожрёт?       — Того, что не удержусь и трахну. — Арсений закатил глаза, максимально неразборчиво пробубнив это себе под нос, и первым пошёл вперёд.       — Чего? — Антон нахмурился и в два широких шага поравнялся с Арсением.       — Не нравится мне эта идея, говорю. Но пойдём.       — Там явно было другое.       — А тут лавочка. — Арсений остановился напротив стенда, где был нарисован самолёт и аэропорт за ним.       — Тут картина. — Антон закатил глаза. — А лавочка наверху. И вообще. Это скамейка. Лавочка без спинки. А это со спинкой.       Антон услышал тяжёлый вздох сбоку и повернулся к Арсению. И он повернулся тоже. Освещенный рассеянным светом с основных дорожек, он оказался слишком прекрасным. Антон аж сглотнул, ибо оторваться от глаз, светлую радужку которых сейчас почти полностью закрыл зрачок, и от покрасневшего носа-кнопки оказалось выше его сил.       И ведь видел он Арсения кучу раз. В глаза ему смотрел, лбом в плечо худое от смеха утыкался, улыбку рассматривал, серьёзным заставал, грустным, весёлым, злым, уставшим… Видел его Антон. Много-много раз видел. Он родинки на лице Арсеньевском наизусть помнит. А таким как сейчас не видел. Не замирало раньше дыхание и рука сама к щеке Арсеньевской не тянулась. Холодной такой, хотя пальцы Антоновы не намного теплее были. И сквозь этот холод внешний чувствовалось тепло. Будто ток сквозь кончики пальцев прямо к сердцу побежал. Приятный такой, согревающий…       Антон, вряд ли сильно отдающий отчёт своим действиям, медленно повёл пальцами по щеке, чтобы коснуться ладонью. А Арсений смотрел. И, кажется, тоже не дышал совсем. И руку Антонову не убирал, хотя это уже не по-дружески. За такое обычно чужая ладонь уже твоей щеки касается. Только не с нежным трепетом, а сильно и больно. И чаще в роли ладони кулак выступает. А Антону почему-то всё ещё не прилетело. И Арсений к руке будто прижался слегка…       — Короче…       Антон выдохнул с силой, будто водку пить собирается, и коснулся Арсеньевских губ своими. Коротко, зажмурившись, боясь, что момент просто возьмёт да растворится в воздухе. И вообще окажется, что Антон уже полчаса в себя прийти не может, на снегу холодном лежит с закрытыми глазами, потому что балку не заметил и головой со всей силы в неё впечатался. А над ним Арсений обеспокоенный бегает и повторяет «Антон, Антон»…       — Антон… — Арсений выдохнул имя прямо в губы и сам поцеловал его.       Осторожно, сильно сдерживаясь и будто с облегчением. Антон не разбирался особо, что именно там Арсений в поцелуй вкладывал. Он сам целовал и пытался не сорваться. Губы у Арсения оказались явно изобретением самого дьявола. Немного грубоватые, да и совсем лёгкая небритость чувствовалась, с девушкой не спутаешь при всём желании, но с ума сводили слишком сильно. Антон уже двумя руками Арсеньевские щёки держал, не желая отпускать. И целовал. Целовал, целовал, целовал.       Арсений — торт, который случайно попался на глаза худеющей девушке, которая вот уже три недели кроме гречки с сухой куриной грудкой видела только воду. Искра, буря, безумие, сладость на ложку и в рот с довольным стоном. И кажется, что вкуснее в жизни уже ничего нет. А потом моргнул, и торт надёжно спрятан. Вот и с Арсением Антон моргнул, покрывая поцелуями всё лицо и цепляя зубами линию челюсти. Каннибализм не поощряется, конечно, но он ведь всего лишь кусочек. Маленький. Никто даже не заметит…       — Антон… Антон… — Шёпотом, на выдохе, прикрывая глаза от удовольствия и чувствуя, как холодный ветер отчаянно пытается вернуть мозги на место. — Тормози… прошу…       Антон, тяжело дыша, кое-как сфокусировался на лице Арсения, который тоже шумно дышал и губы раскрасневшиеся облизывал. Красивый до невозможности. А Антон — идиот забывшийся. И стыдно так стало, что он сглотнул, убрал руки от Арсения и шагнул назад, опустив глаза на снег. Беленький такой, под фонарями блестит…       — Я… — Арсений прочистил горло и неуютно потоптался на месте.       — Прости. Я это… — Антон судорожно начал хлопать себя по карманам, в поисках сигарет.       — Да я тоже что-то… — Арсений мельком взглянул на действия Антона. — Тут не курят.       — Пойду тогда… Выйду. — Антон похлопал себя по карманам и сунул в них руки. — Ну… гуляем долго уже, холодно… Домой надо. А то заболеем, все дела…       — Может… Ко мне? Ну… ближе типа. И Барсик по тебе соскучился, наверно…       — Да… — Антон глупо кивнул и развернулся к выходу с этой чёртовой дорожки. — Надо забрать его, а то чего нагружаю. Только это… Ты мне его вынеси, наверно. А я там внизу постою, подожду, покурю, такси вызову…       Антон слышал, как Арсений идёт где-то рядом с ним. А вот ответа от него не слышал. И смотреть на Арсения боялся, предпочитая разглядывать снег. У него в голове вакуум образовался. И что делать с этим вакуумом он не представлял…