Назови меня по имени

      После лечения становится легче: боль отступает, даже если знаю, что потом догонит во сто крат — такими снадобьями, как то, что я выпила, не шутят. Теперь остаётся более или менее собрать остатки воли и доползти до какой-нибудь приграничной деревушки, а дальше — деревня Дождя и убежище «Акацуки» с целой коллекцией заживляющих мазей и прочих примочек.       — Сможешь идти? — помогает старший Учиха подняться.       — Да, — немного шатает, но, в целом, различаю верх и низ, чтобы не свалиться за ближайшим поворотом. — Вам уже пора: заподозрят чего, да и я... — вспоминаю про чёрную тварину, которая наверняка с удовольствием наблюдает за происходящим, — не могу задерживаться. Всё равно вернуть Тэруко мне уже не светит. Не если её оберегают два сильнейших Учихи, — на последней фразе усмехаюсь: горько.       — Прости, я...       — Я понимаю, Итачи, — не хочу слушать извинения: нотки его раскаяния царапают, хочется быстрее сбежать. — Спасибо за то, что подлатал. На этом, пожалуй...       — Почему?.. — заявляет вдруг о себе младшенький. Это первое, что он произносит с тех самых пор, как узрел мою настоящую личину. По-прежнему стоит в чудной позе, только голова теперь опущена, а отросшая чёлка полностью закрывает лицо. Но даже так заметно, что губа закушена. — Почему... почему ты не сказал, что мы перевозили Тэруко-сан?       «Вот оно как», — отмечаю, впрочем, без особого удивления. Такого можно было ожидать, особенно от такого человека, как Итачи.       — Это секретная информация, которая была доверена только ответственному за миссию капитану.       Вся эта заварушка — до скрипа в зубах логична. Хирузен предусмотрел буквально всё: специально расставил фигуры на шахматной доске. Учиха Саске — один из сильнейших шиноби Конохи, равно как и его брат. Однако старший — человек долга, который не станет поддаваться эмоциям и выполнит приказ без лишних возражений. Я — вечно мешающая иномирянка, какую было столь выгодно использовать для охраны Тэруко, но кого теперь нельзя подпускать ни на шаг. Хокагэ наверняка предвидел, что я приду её спасать. И точно так же предполагал, что не смогу навредить Саске и провалюсь в своей безрассудной затее. Хитрый манипулятор и интриган.       — Капитану? Миссию? Да что ты вообще несёшь?!       — Саске, это... — пытается возразить, но не находит, что сказать. Есть ли в такой ситуации хоть какие-то слова, способные достучаться до его брата?       — Да что ты... что вы... что вообще?..       Отворачиваюсь: не хочу вмешиваться в семейные разборки. Мерзкая тошнота подступает к самому горлу. Обезболивающее начинает давать побочный эффект?       — Когда я буду достаточно далеко, сними с него гэндзюцу, — а мутит, меж тем, всё сильнее и сильнее.       — Хорошо.       — И, Итачи... — шумно вдыхаю. Плохо. Как же мне плохо. — Я осознаю твою ответственность как наследника клана, как шиноби, как...       — Что ты хочешь, чтобы я сделал?       — Это... — стараюсь загасить бурю, что настойчиво стремится подняться из самых недр.       Я не хорошая и не безгрешная. Я — не Узумаки Наруто, который точно солнце освещает своим существованием мир, который может и обязательно вытянет всех к свету. Я — случайная переменная, непонятно как и для чего здесь появившаяся. Я — тьма, играющая чувствами других. Так было с Шисуи. И так же будет с Итачи.       Ты просчитался, Хирузен.       Подхожу максимально близко: смотрю как будто бы глаза в глаза, но на самом деле, как и всегда, — на переносицу.       — Пожалуйста, — но всё-таки не выдерживаю и соскальзываю взглядом вниз: чернильные, бездонные омуты. Манящие. Влюблённые. Как далеко ты сможешь зайти ради меня? Отдашь ли как та несчастная душа глаз, статус, пожертвуешь ли будущим? Готов ли ты на всё это, Итачи? — Пожалуйста, защити Тэруко. Это последнее, о чём я прошу.       Удивление. Замешательство. Смирение. И... скорбь? Почему? Разве не понимаешь, сколь примитивна моя манипуляция? Или это потому, что больше можем никогда не встретиться? Потому что мне не суждено вылезти из лап «Акацуки»? Жалеешь? Женщин, использующих твою любовь, не нужно жалеть, Итачи.       — Хорошо, — отвечает после затянувшейся паузы. — Я обещаю.       И мы оба знаем, что он обязательно исполнит клятву.       «Пора и честь знать», — ухожу, не прощаясь: просто хлопаю старшего Учиху по плечу и почти растворяюсь в листве, как надрывный шёпот останавливает.       — Сестрёнка Като, не уходи...       Внутри скребёт отчаяннее. Практически дерёт. Голова кружится. Дурно.       — Останься, прошу тебя...       «Лекарство, лекарство, это всё оно», — колотит, лихорадит. «Шустрее! Прочь отсюда!» — кричит сознание, пока я, вопреки внутренней истерике, разворачиваюсь и размеренным, невыносимо тяжёлым шагом прохожу к юноше. С каких пор несколько метров стало столь трудно преодолеть?       Сколько бы лет ни прошло, я вижу перед собой всё того же капризного мальчишку, требующего внимания. Прозрачные капли орошают землю. «Какой же ты всё-таки плакса», — тянусь, чтобы стереть их, но в итоге передумываю и просто обхватываю ладонями: одной невредимой и второй, наскоро собранной из обожжённой плоти после разрушительного Аматэрасу.       — Прости, Саске, может, в другой раз.       Все мы, взрослые, одинаковы. Когда не хотим вмешивать ребятню во что-то опасное, отталкиваем, даже если рискуем остаться непонятыми. Благими намерениями выстлана дорога в ад, так, Итачи? Но мы итак живём в аду, и я не хочу, чтобы эти ужасы касались его. Ты ведь понимаешь меня, Итачи?       Тёмно-зелёные листья вьются ураганом. Аромат сосны, хвои и липы. Духота, столь свойственная Стране огня. Пылающие от жары и интенсивного бега щёки. От жары же?..                                                                         ***       Когда прибываю на базу, уже ничего перед собой не разбираю. Мир вокруг танцует пятнами, в ушах звенит нестерпимо. Почти не ощущаю головной боли, потому что просто смирилась с ней.       Аи-и-и!.. Я-йа-а-а-а!... Во-о-о!..       — Да хватит, — крики рождают настоящий хаос: пульсируют, распирают, готовые, похоже, взорваться вместе со мной.       Мо-о-о!.. Гу-у-у!.. Уа-а-а!..       — Ещё немного, — цепляюсь за шершавый бетон, с трудом нащупав стену. Хватаюсь за неё, как за спасательный трос. Переставляю ноги: левую, правую, снова левую...       Зу-о-о!.. Си-и-и!.. Ща-а-а!..       — Давай, — вперёд, ещё немного, — совсем скоро, — желтоватые лампы есть только на том этаже, где живут члены группировки, а, значит, что в конце коридора ждёт заветная дверь! — Терпи, — только выдержать этот путь, а потом... а что потом?       «Нет, нет, нет, ты не можешь вот так!» — но тело не слушается, конечности заплетаются — я падаю на жёсткую плитку. Расшибаю себе что-то. Наверное. Неважно, главное — подняться.       — Нет... — но остаётся только жалостливо скулить, точно подбитое животное. Серая гладкая масса чуть поблёскивает. Жирная чёрная линия. «Плинтус, наверное», — отмечаю отрешённо. «Что будет, если кто-то из этих головорезов найдёт меня в таком состоянии? Сасори наверняка пустит на марионетку. Дейдара просто поиздевается и оставит подыхать. Какузу? Тёмная лошадка. А вот напарничек наверняка не прошляпит возможность позабавиться и впридачу отомстить за всё хорошее», — внезапно саркастичный монолог прерывается. Меня кто-то поднимает. Веки закрыты, а разлепить их — всё равно что за день пересечь материк — за гранью возможностей. Потому остаётся оценивать обстановку другими методами.       Высоко. Я слишком хорошо выучила рост и параметры Хидана, комплекция счетовода тоже явно скромнее. От гуляки всегда воняло каким-то одеколоном, от его коллеги, наоборот, не переставал исходить трупный смрад. Хиленький подрывник в принципе не мог поднять ничего тяжелее своих мешков с глиной: по крайней мере, такое производил впечатление. Шисуи? Нет, исключено, как бы ни хотелось обратного. Пейн? У него много сосудов, так что вполне вероятно, что тот большой громила.       «Погодите, громила?» — на ум пришёл ещё один необычайно крупный, наводящий страх одним своим видом. Тот, кого я встречала уж точно чаще какой-то там куклы Пейна.       Хошигаки Кисаме.       Прохладная кожа, странный солёный запах. Нечто, что задеваю плечом и рёбрами. Оно недовольно фырчит, играя чешуйками, движения которых едва различимы из-под плотных бинтов — Самехада.       — Почему?.. — неизвестно как, но выдавливаю из себя звуки.       — ...ро... ты...       — ... ты помогаешь?       Однако дальнейшее ускользает, потому как голоса заполняют собою всё, поглощая рассудок.