Назови меня по имени

      Срываюсь вниз — в пучину сражения. Он ощущает моё присутствие сразу же — бросается с катаной, замахиваясь с правого плеча. Уворачиваюсь. Та же атака, но слева. Снова мимо. В секунду, когда шиноби заходит на третий удар, чувствую, как сзади летит что-то ледяное.       «Так это была обманка, чтобы напасть с тыла», — взмываю вверх за мгновение до того, как бешеный водяной удар раскалывает деревья. Кусок леса разлетается в щепки от разрушающей техники, которая, хоть и не смогла задеть меня, захватила несколько других противников. «Красная форма, коричневые жилеты. Как я и думала: камневики», — смотрю, как троих мужчин уносит в самое небо. Они барахтаются, но не могут совладать со стихией: их разбрасывает, точно бездушных кукол, и прибивает куда-то — туда где, безусловно, уже ожидают шиноби Конохи.       — Не отвлекайся! — точно молния возникает передо мной юноша. Не давая права на передышку, умело складывает комбинацию, после которой изо рта его вырывается мощная струя огня. Однако я закрываюсь от атаки стеной такого же пламени, окружившей в мгновение ока, точно прочнейший кокон.       Но это не спасает от гигантской каменной руки, которая вылезает из самой почвы. Стремится захватить в тиски.       Вмиг развеиваю предыдущее дзюцу и призываю стайку ворон, чтобы удержали в падении и помогли смягчить приземление: исчезают они столь же стремительно, как и появляются.       «Метров пятьдесят», — оцениваю, насколько далеко находится заветная повозка. На большее меня не хватает, потому как кто-то нападает сверху: успеваю вынуть из набедренной сумки склянку и мимолётом идентифицировать содержимое. Кидаю бутылёк, а сама кубарем качусь вбок, уклоняясь от удара тайдзюцу, который буквально крошит место, где я только что стояла.       — Кха! Кха! — кашляет неизвестный ниндзя Конохи, хватаясь за горло. Конечно, паралитические порошки ещё ни на кого не действовали благоприятно. Но ничего: посидит часок-другой, и всё пройдёт.       «Скорее!» — срываюсь с места, преодолевая ещё двоих или даже четверых дерущихся. Оказываюсь практически перед дверью, кажется, даже слышу голос Тэруко, как некто преграждает путь.       — Я не допущу тебя дальше, — такой же, как он. Только эмоции не читаются.       — Почему... ты здесь? — не понимаю. Нет, не могу понять.       Впрочем, времени на препирания нам не дают: обрушивается молния — не всеобъемлющая природная, а тонкая рукотворная — такая, какая должна поразить только меня, оставив в целости и повозку, и защищающего её.       Неизвестно каким чудом отскакиваю и... не понимаю, что делать дальше. «Почему они здесь?» — мысль эта поглощает собою всё, мешая трезво анализировать обстановку. «Проклятый Хирузен, проклятая верхушка!» — знали, уверена, они предвидели такой исход. Именно по этой причине включили в состав отряда этих двоих.       — Техника теневого клонирования! — потом будем разбираться. Создаю нескольких клонов, чтобы отвлекли, пока сама отхожу на безопасное расстояние.       — Стихия ветра! — где цель уже заприметил очередной освободившийся коноховец. Однако мои движения быстрее, чем его печати: выплёскиваю содержимое очередной бутылочки, остатки которой достаются ещё и второму, поджидавшему недалеко.       «Ещё три», — в запасе остаётся последний паралитический порошок, каких-то два жидких обезболивающих и ни одного сильнодействующего снотворного. «И ни единого Шарингана, прекрасно», — не могу использовать додзюцу и раскрыть себя. И так не могла, а в текущих обстоятельствах — тем более.       Снова разряд — вновь уворачиваюсь. Затем новый — тот же итог. «Ты стал сильнее, но хаотичная манера боя по-прежнему такая же», — и моя, к сожалению, тоже. Интересно, догадался ли уже братец?       Однако думать некогда: атакую огненным шаром с самого верха, выжигая очередную часть бедного леса. Клоны отвлекают тех, на кого не хватило камневиков. Идеальный момент, чтобы совершить посадку прямиком на крыше повозки. Теперь остаётся только сломать к чертям эту самую крышу. «Главное, чтобы не задело Тэ-...»       — НЕТ, СТОЙ!       Рефлекторно оборачиваюсь на голос Итачи. Он кидается в мою сторону, но сила алого додзюцу быстрее.       — А-а-а! — хватаюсь за руку и тут же отстраняюсь в ужасе. — Гха-а!.. — чёрные языки танцуют на левой ладони, расплавляя кожу и всё, что под ней, не давая даже подобраться. — А-А-А! — дерёт невыносимо: от стремительно углубляющегося ожога почти теряю сознание, но успеваю на автомате вытянуть обезболивающий отвар. Он действует сразу же, словно закрывая мир мутной пеленой и лишая всякой ориентации в пространстве.       Больно. Неужели я вот так всё брошу? Больно. Ради этого преодолела такой путь, чтобы вот так просто сдаться? Больно. Здесь, когда Тэруко находится так близко? Отступить? Больно. Больно. Больно.       Я даже печать с такой раной не сложу.       Бегу. Не понимаю куда, но, превозмогая нестерпимую пытку, уношусь прочь. Лес. Тёмная зелень. Душно. Плохо. Сердце стучит, почти разрываясь.       — Ха... Ха... Ха... — затормаживаю незнамо где. Трава. Выпячивающиеся корни дуба. «Не лучшее место, надо было остаться наверху», — но желания расходятся с действиями, потому как сил хватает только на то, чтобы рухнуть безвольно, еле-еле прислонившись к дереву.       Ладонь пылает. Столь же яростное, как богиня солнца, пламя Аматэрасу продолжает сжигать её.       Откупориваю второй пузырёк, но не успеваю заглотить содержимое, как вижу перед собою его. Опять.       — Ха... Ха... Аж оттуда за... мной добежал?       — Ты с ними заодно? — выставляет оружие, угрожая. Явно не в игры пришёл играть.       — Если и... Кха-кха... да, то что тогда? — интересно, чьё хэнгэ я на себя вообще напялила? Ах, да, кажется девчушки, которая часто мелькала в Исэ.       — Тогда почему на тебе нет их протектора? — дочь местного старосты, кажется? Да, вроде бы её.       — Потуши... тогда... Ха-а... Ха... отвечу...       Хмурится — так же, как раньше. Однако технику всё же отзывает. Становится хоть и незначительно, но легче.       — Отвечай!       — Иначе убьёшь? — хоть и возвышается, точно хищник над добычей, почти испепеляет этими чудовищными глазами, совсем не кажется пугающим. Как можно бояться того, кого помнишь совсем ребёнком?       Теряет терпение и уже замахивается мечом для удара, как внезапно застывает.       — Что т-ты сделала? — мышцы его стремительно немеют, оставляя в нелепой позе: с занесённой над головой катаной, на лезвии которой играет несколько слабых бликов — пышная листва поглощает солнце, не давая лучам прорваться, а ему — различить багровеющий перед ним Шаринган.       — Я не могу позволить тебе убить меня. Ради тебя же самого.       — Откуда...       Между нами со свистом пролетает кунай — распарывает воздух и исчезает где-то среди буйной зелени.       — СТОЙ! — Итачи врывается в этот безумный спектакль: прикрывает меня собой, не сразу понимая, что младшенький сейчас не может даже пошевелиться. Впрочем, чтобы повторно использовать Мангёкё тому двигаться совсем необязательно.       — Брат, почему ты защищаешь её?       Учиха игнорирует не только вопрос, а будто само существование родственника здесь и в эту минуту: приближается ко мне, оглядывает испуганно, тормошит за плечи.       — Смотри на меня, смотри... сознание, нет, не теряй сознание! — зовёт отчаянно, почти кричит, пока не выдавливает какое-то невнятное мычание. — Я сейчас... сейчас... — его трясёт: впервые вижу Итачи таким. Пальцы окутывает зелёное свечение, после чего он начинает старательно водить ими по невнятному месиву, в которое превратилась недавно здоровая рука.       «Да, точно, он же изучал базовые медицинские техники. Как жаль, что моим уделом так и остались травки-муравки», — обычно всегда расторопный шиноби с трудом сохраняет самоконтроль, возвращая обугленным мышцам и тканям хоть какой-то жизнеспособный вид.       — Ха... Вот так... ситуация... Ха-а... Ха...       — Не время для шуток! — ругает, не отрываясь от уродливой мешанины. — Хватит храбриться, не расходуй силы понапрасну! Снимай хэнгэ!       — Хэнгэ? — и снова замешательство младшего остаётся без ответа.       — Ты по-… Ха.. нимаешь… Ха… Ха… Что будет… Ха… Если он увидит?       — Ничего не будет, прекрати! Развеивай скорее! Не будь, как всегда... прошу, не упрямься, Като!       — Какой же ты... Ха-а... Ха... Идиот, Итачи...       Так глупо и беспардонно раскрыть мою личность. Неужто не думал, что будет с Саске? Какую муку он испытает, когда узнает, кому навредил? Неужели страх настолько помутил твой рассудок? Впрочем, выбора уже не остаётся.       Техника с характерным хлопком исчезает: длинные неопрятные локоны вновь щекочут шею, привычно закрывают место, бывшее когда-то правым Шаринганом, и опускаются волнами до самых бёдер.       — Не смо... три на меня так... Ха-а... Саске...