
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
Ангст
Частичный ООС
Повествование от первого лица
Обоснованный ООС
Отклонения от канона
Серая мораль
Слоуберн
Проблемы доверия
ОЖП
Неозвученные чувства
Преканон
Отрицание чувств
Ненадежный рассказчик
Попаданцы: В чужом теле
Боязнь привязанности
Характерная для канона жестокость
Обман / Заблуждение
Сновидения
Реализм
Тайная личность
Шрамы
Смена имени
Семьи
Переселение душ
Невзаимные чувства
Расставание
Обретенные семьи
Слом личности
Спасение жизни
Выбор
Родительские чувства
Конохагакуре
Одноминутный канонический персонаж
Киригакуре
Амегакуре
Деконструкция
Описание
Чужая жизнь, о которой не просила, навязанная судьба, за какую теперь должна нести ответ. Я заперта здесь — в мире шиноби, невзлюбившем меня с самого начала. Вышвырнутая АНБУ, изгнанная из семьи Учиха, не помнящая даже своего настоящего имени. Так зачем, почему вы так отчаянно цепляетесь за меня, Шисуи?
Примечания
Так как работа достаточно объёмная, расставлю небольшие акценты.
Основные персонажи — гг, Шисуи (романтическая линия) и Саске (семейная линия). Раскрывающиеся по ходу сюжета второстепенные герои — Итачи, Тэруко (ожп), Изуми. Другие важные действующие лица — Фугаку, Третий Хокагэ, напарники гг из АНБУ, члены «Акацуки» (с реалистично прописанными характерами) и даймё Страны земли.
История состоит из трёх сезонов и разворачивается в трёх разных локациях: первый — адаптация гг в Конохе, второй — печально-мрачная Киригакурэ, третий — самые ангстовые события на грани с дарком в Амэ. Местами повествование может показаться эмоционально тяжёлым, но всё ради катарсиса в финале.
Финал полностью переворачивает восприятие истории и расставляет всё по местам.
Помните, что даже за самой густой мглой обязательно будет свет.
! Концовка в общем-то уже состоялась, сейчас идут главы с воспоминаниями !
Драббл к третьему сезону: https://ficbook.net/readfic/0193cee5-7dc0-757d-9619-102c4f2b227f
чудесные арты от читателей
・Узуко Урума: https://pin.it/113896T или https://ibb.co/Vj7j2g1
・Снежная Ласка:
1 арт: https://pin.it/4G6c54V
2 арт: https://pin.it/3XHxyrt
・sabaiitomodachi (яненавижужаренуюрыбу): https://www.tumblr.com/sabaiitomodachi/736876619248156672
мои арты:
*общий альбом пока готовится*
3 сезон
・обложка: https://pin.it/67CW0CcQY или https://ibb.co/HK3TQgp
・обложка 2: https://pin.it/1iVheplBv или https://ibb.co/4KCY
Посвящение
всем постоянным читателям :))
_______________________________
・10.07.23 — 45-е место в «Популярном» по фэндому
・11.07.23 — 15-е место в «Популярном» по фэндому
・12.07.23 — 11-е место в «Популярном» по фэндому
・13.07.23, 14.07.23, 16.07.23 — 8-е место в «Популярном» по фэндому
произведение создано исключительно в развлекательных целях. Все права на мир и персонажей «Наруто» принадлежат оригинальному правообладателю. Все события работы происходят в вымышленном мире. 18+
Глава 18. Прошлое и будущее
21 февраля 2024, 04:02
Рассветное солнце, играющее пурпурными, ярко-розовыми и лиловыми оттенками на перьях облаков: местами проступающее ярким сияющим диском, что вот-вот озарит мир своим светом, но большей частью всё ещё прячущееся от мира. Прохладный ветерок робко перешёптывается с деревьями. По-утреннему зябко.
— Ты не можешь спасти всех, — утешает человек позади. Однако какой бы бесконечной поддержкой и заботой ни был преисполнен этот юноша, то, что сейчас стоит перед моими глазами, не изменить.
Могильная плита: гладкая, с острыми краями и выбитыми в камне несколькими короткими словами. «Основа» и «гора», что складываются в знакомое «Ямагэн», и одно-единственное кандзи «Макото» — «искренность», которое как нельзя лучше характеризует этого шиноби.
— Прости, Ястреб... — однако для меня он запомнился, теперь уже навсегда, под совсем другим именем. Такой же спокойный, почти величественный, что и та самая птица: он никогда не действовал поспешно, но умел идти на риск. — Мы не смогли спасти тебя...
Слёз нет, просто плохо: тошно, муторно, словно сейчас вывернет наизнанку. Провожу ладонью по каждой выведенной мастером закорючке, по каждому завитку, пока не натыкаюсь ненароком на принесённые цветы — белые лилии — символ чистоты. Вечное молчание кладбища не гнетёт. Наоборот, погружает в какое-то странное забытье, безвременье. Кроме нас тут никого, да и если появятся, то можно будет быстро затеряться в высоких зарослях, раскинувшихся у самого входа. Поэтому ещё немного, ещё совсем чуть-чуть.
— Ястреб... — произношу, точно зову, будто бы голос мой способен возвратить его. Стелла с высеченными именами героев деревни отражает янтарно-рыжие лучи, что потихоньку начинают пробиваться из-за цветастой пелены. Больно. Хочется закричать, но не могу тревожить покой оставшихся здесь душ — закусываю и без того уже истерзанную губу. Неприятно. Но это знак того, что я жива.
Можно ведь было спасти его: отправить ворона сперва просить подмоги Ястребу, а уже потом мчать к Саске, или самой вернуться на помощь сразу же, как доставила Тэруко. Но поздно.
— Коноха была в опасности, чудо, что Хокагэ-сама смог отправить шиноби вам на выручку, — а этот лис словно читает мысли. — Если бы отряд АНБУ направился спасать его, то погибла бы и ты, и Саске.
— Нет, Шисуи, всё не... — хочется возразить, а что?
— Так бывает. Мы не в силах спасти всех, — значит ли, что нужно смириться с утратой, наплевав на то, что жизнь этого мужчины уже никогда не обретёт продолжение? Что он не сможет больше ни улыбаться, ни злиться, ни печалиться? Смерть — конец, после которого невозможно ничего! Так почему я должна?!
Что, вот так просто забыть?..
— Спасибо, что позволил мне жить. Дважды, — однако как бы ни страдала, Ястреба это не вернёт. Склоняю голову перед надгробием, точно перед настоящим человеком: произношу после смерти то, что так и не смогла толком выразить при жизни.
У него не было никого: ни жены, ни детей, ни братьев или сестёр. После кончины отца, что тоже долгие годы отдал службе в АНБУ, Макото будто потерял смысл жизни — об этом нам поведали многочисленные отчёты сослуживцев. Да и сложно было не заметить, как он осунулся и исхудал к моменту миссии в Мидзу-но куни. Но, если некому хранить память о тебе, тогда...
— Я буду помнить тебя, Макото.
Твою смелость и твою жертву.
— Пойдём, Шисуи, — встаю, машинально отряхивая колени, но на самом деле по-прежнему цепляясь взглядом за впалые символы на сером граните. — Вы только не говорите Тэруко, ладно? Она наверняка будет винить себя.
— А разве ты не делаешь сейчас то же самое?
Видит насквозь, хитрец. Интересно, это всё его проницательность или же дело в чувствах, которые ко мне испытывает? Впрочем, что гадать, если итог один...
— Прощай, Ястреб, — рывком устремляюсь вверх, растворяясь в безмятежно шелестящей листве, которой неведомы людские горести. Шисуи уходит следом.
Как бы ни скребло в груди, я не оборачиваюсь.
***
Старый полигон не изменился: всё те же стройные ряды болванок-манекенов, которые я с таким упоением разносила после очередных домогательств мерзавца Дайки, обратившаяся соломой скудная трава и сосны, что скрывают столь ветхое местечко от лишних глаз. На самом деле, плац располагается на небольшом возвышении: если пробраться сквозь плотные заросли, можно увидеть потрясающей красоты картину. Так и сейчас: промчавшись вдоль потрёпанных мишеней, мы выскользнули наружу, чтобы тихо понаблюдать за тем, как пробудится деревня. — Красиво... — золотисто-пламенное солнце играет отблесками на тёмных кучерявых волосах Учихи Шисуи, подсвечивая его широкую спину и мощные плечи. А ведь я уже смотрела на него так однажды. Вот только тогда он был совсем юнцом, которого ждало прекрасное будущее: его уважали, а некоторые даже боялись — на месте левого глаза не красовалась чёрная повязка, а в походном рюкзаке не лежал свёрнутым плащ «Акацуки». Прошло каких-то несколько лет, а, кажется, будто бы не одна жизнь. — Помню, как мы встретились здесь случайно, — неужто он тоже? — Я возвращался с миссии: честно говоря, она прошла ужасно. А, что, думаешь, раз Мерцающий, то всегда без сучка, без задоринки? Но вместо кровати и душа чёрт дёрнул заявиться сюда. Хотелось пар выпустить, а на клановых полигонах негоже. — Почему? — я и тогда не понимала, что ему мешало. — Потому что нельзя было отклоняться от выстроенного образа. Мы живём в страшной реальности, Като-тян. Чуть дашь слабину — сожрут целиком, — он произносит это столь буднично, что становится ясно: шиноби уже давно принял правила игры и теперь следует им, стараясь попросту не остаться перемолотым жерновами истории. Сколько ещё боли скрывает твоя душа, Шисуи? — Да... — в то время я была такой эгоисткой: всё думала то о себе, то о великой цели в спасении Учиха, то ещё о чём-то, а страданий тех, кто рядом, не замечала. Почему вообще отказывала людям вокруг в праве быть людьми? Не отталкивай я Мерцающего, изменилось бы что-нибудь? — Это не твоя вина, — уже не удивляюсь, как ловко он читает мысли. — Просто наш мир таков. — Ты... хотел бы родиться в другом мире? — Как ты? — Как я. — Думаю, — закидывает руки за голову: вроде бы расслаблено, но почему-то думается, что так юноша пытается скрыть собственную уязвимость, — было бы неплохо. Там красиво? — Очень. А ещё шумно и грязно, — уже замыленные, плохо различимые, но по-прежнему хранящиеся в чертогах памяти обрывки: улицы, полнящиеся пешеходами и машинами, что не оставляют друг другу места, бесконечные пробки, люди, постоянно спешащие, даже если стоило бы немного замедлиться, и невыносимая какофония звуков, в которой невозможно что-либо толком расслышать. Да, так выглядит обыденность, в которой я давным-давно родилась. — Ты про те, как их там? Самодвигающиеся повозки? — Хах, да, автомобили. — Звучит заманчиво, — пальцы наши соприкасаются всего на секунду: по спине будто пробегает разряд, хочется скорее отстраниться, но шиноби, точно предчувствуя, обхватывает своей ладонью мою. Не сбежать. — Като-тян, — глядит, почти гипнотизирует, — неважно, что произойдёт, в этом мире или в следующем, помни: я хочу, чтобы ты была счастлива. — Шисуи... — Не отворачивайся, — мягко, но настойчиво. — Я хочу верить, что этого не случится или что мы встретимся снова даже через множество перерождений. Но если нет, не зацикливайся на прошлом, потому что ты всегда так... Если всё-таки не получится — просто отпусти. — Отпустить? Как? Но как я могу? Забыть... вас всех? — Можешь. Ты должна жить, что бы ни случилось с остальными. Потому что эта жизнь — только твоя. — Нет, я!.. — но Мерцающий прав: настолько, что скрипят от беспомощности зубы, а кровь приливает к лицу. Пламя по телу — яростное, дикое, расплавляющее кожу и выжигающее кислород. Это ли чувство зовётся несправедливостью? Сердце не стучит, нет, колет миллионом острых игл. На ум вдруг приходит совершенно глупый вопрос, который озвучиваю раньше, чем успеваю обдумать. — Почему ты так любишь меня, Шисуи? Он улыбается, и столько страданий запрятано в этой улыбке, что неосознанно хочется плакать. — Я и сам не знаю, Като-тян. — Сестрёнка Като? — беседу нашу вдруг прерывает неизвестный, вынырнувший из-за густых сосен. Точнее, вполне себе известный, потому что только один человек на свете может называть меня так. — А вот и наш герой пришёл, — Шисуи отстраняется, ретируясь из предстоящего разговора: шустро и играючи, как это всегда с ним бывает. Недавняя доверительная атмосфера мигом улетучивается, а прежнее тепло исчезает. Становится неуютно. — Саске? — руки-ноги целы, видимых повреждений, гипса, бинтов и прочего нет. Значит, Цунаде не обманула, и он действительно цел. — Что ты здесь де-... — Не уходи! — мальчишка бросается ко мне: не успеваю увернуться. Стискивает ревностно и начинает по-детски тереться носом о плечо. Щекотно. Волосы на затылке типично-небрежно торчат в разные стороны, пока передние пряди вместе с металлической пластиной протектора рисуют замысловатые узоры на моей футболке. «Ты так вырос, Саске», — отмечаю с какой-то почти родительской заботой: и вправду, скоро станет одного со мной роста. — Как ты здесь оказался? — обнимать в ответ, однако, не спешу. — Шисуи, неужели?.. — Не злись на него! Я!.. — Этот малец штурмовал кабинет Хокагэ, угрожая, что иначе спалит всё дотла, — отмечает Мерцающий якобы между делом, по-прежнему делая вид, что никак не связан с волшебным появлением младшего Учихи в столь необитаемом месте. — Саске, зачем же ты? Хокагэ-сама ведь глава селения, ты не должен с ним так... — Сестрёнка Като, не уходи, — а он, не слушая, продолжает прижиматься ещё отчаяннее. — Я теперь достаточно силён, чтобы защитить тебя! Как реагировать? Что сказать, чтобы услышал? Предложения не выстраиваются, мысли путаются — сплошной хаос, из которого невозможно выцепить ничего вразумительного. — Нет, Саске... ты ещё слишком юн для такой техники, поэтому... — Хватит списывать меня со счетов! Два ярко-алых огонька Мангёкё Шарингана загораются напротив: манящие, пугающие, преисполненные мощью звёзды в глубоком чернильном озере. Ровно такие, какими я их знала в предыдущей жизни. — Теперь я смогу защитить тебя! Поэтому не надо больше... Видели ли вы когда-нибудь, как влага окропляет тьму легендарных глаз, которых страшатся даже сильнейшие кагэ? Как человек, владеющий одной из самых грозных техник всхлипывает, точно беспомощный младенец? Как личико, что помнится ещё по-детски круглым, теперь внезапно кажется взрослым и практически чужим? — Поэтому не надо больше жертвовать собой! — выводит из транса крик. — Твой Шаринган, не надо больше!.. — Шисуи! — снова вихрь из самых глубин, только теперь уже от злости, что с каждой секундой разгоняет чакру. — Кто ему сказал?! Почему, ну почему тебе всегда надо вмешаться, когда не просят? Зачем, зачем ты лезешь не в своё дело, расковыривая старые, уже почти зажившие раны? Для чего каждый раз бесцеремонно вмешиваешься в мои дела, путая все карты? Почему ты такой, такой... Шисуи! — Он больше не малыш, Като-тян. Саске вырос, ему пора было узнать правду. Ты не сможешь оберегать его ото всех проблем и трудностей вечно. Серьёзен. Не зол, нет, просто предельно сосредоточен, что непривычно для шутливого и добродушного Учихи, отчего слова его приобретают какой-то небывалый прежде флёр. Весомые — почти физически утяжеляющие пространство. В эту минуту Мерцающий предстаёт уже не юношей, а зрелым мужчиной, будто он, а не Фугаку — отец Саске. — Постой, неужели вы и?.. — Нет, Изуми-Като-тян, это решение принимать уже тебе. — О чём вы? — выныривает мальчик из складок ткани, которые уже прилично намочил слезами, отчего веки бедняги порозовели, а склеры разошлись алыми паутинками лопнувших сосудов. Он выглядит помятым, растерянным и таким несчастным, что не выдерживаю и крепко-крепко обнимаю. — Саске... — имя разливается целым спектром чувств, которые никак не получится передать: радость, давно потерянный уют, а вместе с тем и саднящая печаль. — Я... — я так переживала за тебя, боялась, что ты не выберешься. — Я... — я же ведь правда была готова погибнуть там, лишь бы ты жил. — Я... — я так страшилась привязанностей, опасалась быть жадной, потому что не хотела потерять. Но даже так, несмотря на то, что исчезла, устроила спектакль с собственной смертью, а потом ещё и продолжала бесстыдно врать, ты простил меня, Саске. — Сестрёнка Като? — так странно: ощущать практически безусловную любовь от этого доброго ребёнка. — Как же я рада, что худшего не случилось, и ты остался таким... — Каким? Что ты имеешь в виду? — не понимает, а я зачем-то ещё сильнее растрёпываю его шевелюру. — Сестрёнка Ка-ато! — не замечаю, как уголки губ мои ползут всё выше и выше, пока от напряжения не начинают ныть щёки. Яркие лучи заливают своим светом холм, пышную листву и Конохагакурэ, в которой первые ранние пташки уже отправляются по своим делам, уставшие ниндзя плетутся домой после ночных миссий, а лавочники готовятся открывать магазинчики. Селение встречает новый день. — Я не уйду. И больше не буду бездумно жертвовать собой, Саске. И... — М? — наблюдающий за происходящим шиноби даже не поворачивается, продолжая с показным интересом изучать очертания домов вдалеке. — Спасибо, Шисуи. Я не знаю, что ждёт нас в будущем, но надеюсь, что мы со всем справимся. Потому что я больше не одна.