
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
Ангст
Частичный ООС
Повествование от первого лица
Обоснованный ООС
Отклонения от канона
Серая мораль
Слоуберн
Проблемы доверия
ОЖП
Неозвученные чувства
Преканон
Отрицание чувств
Ненадежный рассказчик
Попаданцы: В чужом теле
Боязнь привязанности
Характерная для канона жестокость
Обман / Заблуждение
Сновидения
Реализм
Тайная личность
Шрамы
Смена имени
Семьи
Переселение душ
Невзаимные чувства
Расставание
Обретенные семьи
Слом личности
Спасение жизни
Выбор
Родительские чувства
Конохагакуре
Одноминутный канонический персонаж
Киригакуре
Амегакуре
Деконструкция
Описание
Чужая жизнь, о которой не просила, навязанная судьба, за какую теперь должна нести ответ. Я заперта здесь — в мире шиноби, невзлюбившем меня с самого начала. Вышвырнутая АНБУ, изгнанная из семьи Учиха, не помнящая даже своего настоящего имени. Так зачем, почему вы так отчаянно цепляетесь за меня, Шисуи?
Примечания
Так как работа достаточно объёмная, расставлю небольшие акценты.
Основные персонажи — гг, Шисуи (романтическая линия) и Саске (семейная линия). Раскрывающиеся по ходу сюжета второстепенные герои — Итачи, Тэруко (ожп), Изуми. Другие важные действующие лица — Фугаку, Третий Хокагэ, напарники гг из АНБУ, члены «Акацуки» (с реалистично прописанными характерами) и даймё Страны земли.
История состоит из трёх сезонов и разворачивается в трёх разных локациях: первый — адаптация гг в Конохе, второй — печально-мрачная Киригакурэ, третий — самые ангстовые события на грани с дарком в Амэ. Местами повествование может показаться эмоционально тяжёлым, но всё ради катарсиса в финале.
Финал полностью переворачивает восприятие истории и расставляет всё по местам.
Помните, что даже за самой густой мглой обязательно будет свет.
! Концовка в общем-то уже состоялась, сейчас идут главы с воспоминаниями !
Драббл к третьему сезону: https://ficbook.net/readfic/0193cee5-7dc0-757d-9619-102c4f2b227f
чудесные арты от читателей
・Узуко Урума: https://pin.it/113896T или https://ibb.co/Vj7j2g1
・Снежная Ласка:
1 арт: https://pin.it/4G6c54V
2 арт: https://pin.it/3XHxyrt
・sabaiitomodachi (яненавижужаренуюрыбу): https://www.tumblr.com/sabaiitomodachi/736876619248156672
мои арты:
*общий альбом пока готовится*
3 сезон
・обложка: https://pin.it/67CW0CcQY или https://ibb.co/HK3TQgp
・обложка 2: https://pin.it/1iVheplBv или https://ibb.co/4KCY
Посвящение
всем постоянным читателям :))
_______________________________
・10.07.23 — 45-е место в «Популярном» по фэндому
・11.07.23 — 15-е место в «Популярном» по фэндому
・12.07.23 — 11-е место в «Популярном» по фэндому
・13.07.23, 14.07.23, 16.07.23 — 8-е место в «Популярном» по фэндому
произведение создано исключительно в развлекательных целях. Все права на мир и персонажей «Наруто» принадлежат оригинальному правообладателю. Все события работы происходят в вымышленном мире. 18+
Глава 7. Река сожалений
01 декабря 2023, 11:09
— Привал, — скомандовал Итачи, спуская меня на землю. Отряд тут же остановился: собачник привычно кинул осуждающий взгляд, а двое остальных так же дежурно принялись распечатывать из свитков всё необходимое, включая скудный набор посуды и принесённые аж из самой Конохи ветки для костра.
— Синдзи и Макото — на вас поиски провианта.
— Есть! — ответили хором. В компании с Ямагэном амёбный Нара, на удивление, становился очень исполнительным.
— Только пусть готовит не она, — конечно же, нытьё исходило от Инузуки, который, похоже, уже смирился с выговором (а, может, и разжалованием в звании) по возвращению, а потому стал вести себя ещё более раскованно, тут и там отпуская какие-либо колкости в мой адрес.
— Боишься, что отраву подсыплю? — для виду я даже тряхнула небольшими склянками, что гордо свисали с пояса. На счастье, пока что все они оставались полны и не тронуты: если нам и встречались на пути какие-либо подозрительные группы шиноби, то мы благодаря навыкам Ямагэна удачно избегали их — ни к чему сейчас были лишние стычки.
— Ха-а?.. — не понял, кажется, сказанного собачник.
— Не переживай, для тебя — разве что слабительное, — последнее выговорила с особой издёвкой, наслаждаясь тем, как сузились его животноподобные зрачки. Юноша весь аж зарделся от злости, а псина его гавкнула разок, после чего принялась рычать. Казалось, что и Инузука вот-вот зарычит за компанию.
— Прекратить, — Итачи сверкнул Шаринганом: уже скорее обыденно, чем по-настоящему устрашающе.
Все были вымотаны — морально и физически. Скоро наступит месяц с того дня, как я покинула одинокую избушку и отправилась сопровождать отряд Конохи. Мы наверстали столько кругов во все стороны, что порой казалось, похитители намеренно издевались над нами. Слепленная по-быстрому команда плоховато ладила между собой, по крайней мере, пока в ней оставалась я. К этому добавлялись ежедневные забеги на длинные дистанции, неотвратимое истощение запасов (ибо пополнять их в Мизу-но куни было крайне сложно), а также отсутствие порой банальной возможности помыться. Всё это, вкупе с нулевым результатом, подтачивало боевой дух и невероятно утомляло. В моём случае измотанности добавлял ещё и плохой сон, который, конечно, никак не наладился бы в такой обстановке.
Остановиться пришлось в отвратном месте: равнина, где не было ничего, зато прекрасно дули ветра. Сплошная пустошь, на которой не росло ни одного сколько-нибудь заметного деревца, да даже травы толком — лишь голая земля и река, что текла, казалось, от самого горизонта и заканчивалась где-то далеко-далеко.
— Переждём самое тёмное время, а затем двинемся дальше. Этот участок очень большой, тянется ещё километров на пятьдесят, — разъяснял дальнейшие действия Итачи, отправляя обратно призывного ворона, — но нам нужно пройти его как можно быстрее.
— Принято.
— Поняли, — Инузука уже устраивался поудобнее, утопая в шёрстке Киммару.
— Есть, капитан, — завернулся плотнее в несчастную жилетку Ямагэн: у мужчины, в отличие от сокомандника, подспорья в виде нинкэна не было.
Итачи расположился чуть наискось, отвернувшись от нас и внимательно наблюдая за местностью. Хотя настолько голая равнина оставляла практически нулевые шансы пройти незамеченным, Учиха всегда выполнял обязанности досконально. Я хотела было поблагодарить его пусть за скромный, но какой-никакой ужин: так как нормальной животинки в этих краях не нашлось, пришлось использовать почти закончившееся вяленое мясо. Однако подумалось, что, наверное, не стоит отвлекать дозорного из-за какой-то мелочи, так что я последовала примеру Нары и завернулась в свой шерстяной, уже порядком истрепавшийся плащ...
— Это создали боги, не иначе! — воскликнула блаженно девушка. В руках она сжимала шпажку с тремя нанизанными шариками, политыми сверху терпко-сладким соусом. — Попробуй, это безумно вкусно! — указала жестом на вторую половину порции, мирно покоившуюся на плоской, угольного оттенка тарелке в ожидании своего часа.
Тёмная керамическая посуда — именно такая использовалась в лавке сладостей, что располагалась в квартале Учиха. Хотелось осмотреться, чтобы удостовериться в правильности возникшей догадки, однако взгляд, как назло, скользнул вниз — на узорчатое рыжее кимоно, разрисованное пышными пионами.
— Нет, спасибо, я…
— Точно же, принцесса не опустится до того, чтобы…
— Изуми! — резко прилила кровь к лицу.
— Шутка, шутка, — собеседница деловито покрутила перед моим носом той самой второй шпажкой (когда она успела съесть первую?), а после демонстративно засунула ту в рот. Учиха выглядела довольной и возбуждённой одновременно, принимаясь теперь за следующую тарелку, абсолютно идентичную первой.
— Это же данго, их нельзя есть так быстро…
— Да-да, мамочка.. — и расправилась в мгновение ока.
— Эй!..
— Бедный Шисуи, мне его уже жалко, — бубнила, прожёвывая рисовое тесто, и по-кошачьи облизываясь. — Вроде такая милая девушка с виду, а палец дашь — руку откусишь.
— Изуми… — я не могла понять, чем вызвано щекочущее волнение внутри: злостью из-за неудачной шутки или же чем-то иным, связанным с упомянутым юношей.
— Ещё и незаметно, как истинная благовоспитанная женщина.
— Ха-а... — неспособная подобрать никаких достаточно убедительных аргументов, я бессильно прикрыла лицо, надеясь, похоже, тем самым испариться. Помимо бесчисленных заказанных сладостей на низком традиционном столике стояли только две чашки, из каждой из которых уже явно было отпито, и небольшой чугунный чайничек. Помимо нас в заведении оказалось достаточно много людей: чужие разговоры слышались тут и там, так что и наш, наверняка, тонул в общей какофонии звуков.
— И всё-таки, — воспользовалась этим положением хитрая лисица и перевела тему на более личную, — как у вас с Шисуи?
— У нас... а что у нас?
— ... — не расслышала я имя, но понимала, что обратилась она именно ко мне. Ещё и с нажимом обратилась, явно намереваясь выдавить ответ.
— Я, ну, это... — начала неловко размахивать руками, изображая неизвестно какой перформанс, пока щёки, очевидно, наливались румянцем. — Мы... ну... — хотелось что-то сказать, но собрать разом погрузившиеся в хаос мысли во что-то вразумительное не получалось.
— Признайся ему.
Я подавилась — воздухом, возмущением, стеснением — да всем одновременно.
— Ч-что ты?! С ума, что ль, сошла?
— Нет, правда, а что тебе мешает? — парировала девушка, не планируя отступать, пока не добьётся своего. Не катанием, так валянием. — Могу чем хочешь поклясться, что Шисуи тебя любит.
— Он... сам тебе это сказал?
— Не мне, но сказал, — Изуми показательно рассматривала собственные ногти, лениво сгибая и разгибая пальцы. Прежнее возбуждение сменилось напускной апатией: Учиха была той ещё манипуляторшей. — Да и мы не слепые и видим... Ха... — теперь настала очередь собеседницы вздыхать. — Просто сколько вы ещё будете ходить вокруг да около? Тебе же он тоже нрав... нет, не так, ты любишь его?
— Я... — снова яркие пушистые цветы на одеждах. Хочется что-то возразить, поспорить, но не нахожу сил или, быть может, желания отрицать и лишь обречённо произношу одно-единственное «да»...
— Да идите вы к чёрту... — резко просыпаюсь: прикрываюсь от слишком уж назойливого света луны, стараясь унять привычно сбившееся дыхание. Несмотря на то, что здесь должно быть достаточно прохладно, мне невыносимо жарко. Дело ли в дурацком сне или же в том, что, пока спала, вспотела настолько, что теперь одежда неприятно липнет к коже?
Звёзды на небе, Киммару привычно сопит, а Ведьма, по обыкновению, страдает от ночных демонов. Сколько бы ни проходило времени, они никак не унимались, с каждым разом будто бы становясь всё бессмысленнее и бессмысленнее. Когда мне впервые приснилось что-то необычное, я не придала особого значения: порнуха и порнуха, с кем не бывает, и неважно, что с Мерцающим в главной роли. Бесконечная эротика повторялась, лишая покоя. Потом — так же внезапно, как всё началось — добавились необъяснимые повседневные сцены, которые постепенно переросли в настоящие ужасы: я в бесчисленных вариациях видела собственную смерть, затем — кончину Шисуи, с недавних пор — ещё и Итачи.
Но почему так назойливо стала всплывать Изуми? Да, она подруга этих двоих, но как я могу встречаться с ней лицом к лицу, если я — и есть она?
Или же нет?
«Бред какой-то...» — осторожно, стараясь не шаркнуть лишний раз ботинком или ещё как не смутить дремавших шиноби, поднимаюсь. Итачи по-прежнему наблюдает за местностью, так что подхожу к нему и тихо шепчу: «Пойду искупаться».
Учиха явно в замешательстве, однако по обыкновению ничего не спрашивает — только кивает в ответ, как капитан одобряя мою небольшую отлучку.
Иду прямо так: не взяв ни сменной одежды, ни ещё чего. Точнее, нет, буквально бегу, как только отхожу от временного лагеря достаточно далеко. Ветер поддувает в лицо, будто насмеяхаясь над жалкими попытками передвигаться без чакры, однако это лишь подстёгивает и заставляет больше напрягаться, разгоняя кровь в замерзающих конечностях.
Пустынная равнина, журчание реки — и никого. На удивление, к моменту, когда решаю остановиться, прежде расшалившийся ветер затихает, оставляя только чистую влажную прохладу Мидзу-но куни: она пробирает до самых костей, забивается в лёгкие, когда вбираю воздух полной грудью.
— Как же хорошо... — снимаю надоевшую маску впервые за долгие недели. Хоть я и не расставалась с ней с самого первого дня отшельничества, всё же делала поблажки, например, во время трапезы в тихой избушке. Здесь же приходится съедать ужин за рекордные две минуты, сколько бы горячим или плотным он ни был: отходя от команды подальше, ещё и отвернувшись для надёжности. Временные напарнички, наверное, думают, что за тканью прячутся уродливые шрамы. Впрочем, мне же проще, если они сами нафантазируют реалистичное объяснение.
Запахи врываются в нос с новой силой, раскрывая нотки, неслышимые ранее. Растягиваюсь, желая не только вдохнуть поглубже, но ещё и максимально рассеять собственное тепло: прохлада отрезвляет.
«А, может?» — озаряет спонтанно идея. Всё же я сюда «купаться» пришла, так почему бы и не побаловаться немного?
В каком-то неистовом угаре скидываю одежду — надоевший тяжеленный плащ, пушистый шарф, обувь. Следом летят нарукавники, закрывавшие обычно кожу от кистей до самых плеч, затем — бывшие когда-то белоснежными, но теперь замызганные эластичные бинты. Немного подумав, сбрасываю и юбку: всё же она слишком длинная, а ходить потом в мокрой одежде — форменное сумасшествие.
С разбегу кидаюсь в реку: вода захватывает, обвивает ступни, лодыжки, голени, даря желанное чувство «настоящего». Понимаю, что пальцы ног немеют, но, вопреки этому, продолжаю идти дальше, пока потоки не достигают самых бёдер.
— Это по-настоящему! — твержу себе настойчиво, но как некстати возвращается назойливый образ девушки. Чтобы отвлечься, пальцами скольжу по водной глади, однако возникающие в ночном свете переливы скорее гипнотизируют, чем помогают справиться с наваждением. Верчусь, создавая своими движениями уже не слабые всплески, а целые волны, накрывающие меня же саму: массивные капли взмывают вверх, опускаясь на ткань майки, беспорядочно рассыпавшиеся локоны, голую кожу.
Ты же тоже его любишь?
Обрывки очередного бессмысленного сна назойливыми мухами кружат вокруг: мешают, путают, отвлекают от болезненно-ледяного ощущения реальности, за которое я так отчаянно цепляюсь.
— Шисуи… — зову в никуда, на что, конечно же, никто не откликается. — Итачи… — Учиха, к счастью, достаточно далеко, чтобы услышать. — Саске... — в памяти всплывает оставленный, казалось, в прошлом ребёнок, и я понимаю, что всё это время где-то на задворках мыслей переживала за его тюнинский экзамен. — Тэруко… — вспоминаю и несчастную девушку, которую мы всё никак не можем вернуть домой. Она была так добра ко мне, а я ведь даже не знаю, какими иероглифами записывается её имя. Последнее называть не собираюсь, но оно вырывается само собой, естественно, точно птица из клетки:
— Изуми.
Замираю. Вглядываюсь в нечёткое отражение, когда растревоженная вода немного стихает. Кажется, это первый раз, когда мой разум взывает к настоящей хозяйке тела.
Она любила персики, ненавидела начинку из сладких бобов и, конечно, среди цветов предпочитала не банальные розы, а пушистые раскидистые хризантемы. Щенки, а не котята. Гречневая лапша, а не рис. Всё это я узнала из проклятых снов, подобных сегодняшнему, стиравших границы яви и вымысла, заставляющих медленно, но верно сходить с ума. В хмурых пейзажах Страны воды мне теперь чудились очертания Конохи, а в лицах сокомандников — то сумасшедший старик с козлиной бородкой, от одного вида которого парализовал страх, то находившийся сейчас неизвестно где Мерцающий, то невиданные ранее люди.
— Совсем другая...
Пряди — бесцветно-блондинистые, ничего не осталось от тех здоровых и крепких каштановых волос, словно спорящая с родинкой — татуировка в виде распустившегося цветка сакуры, на плече — выжженный Тигром символ огня, знак того, что я навсегда останусь АНБУ, куда бы ни пошла, правого глаза попросту больше нет, а левый до сих пор несёт в себе остатки чакры другого человека.
— Прости...
Почему-то именно сейчас я почувствовала острое желание извиниться перед той, кому принадлежало всё то, над чем я надругалась. Вернись тут же — прямо в эту секунду — Изуми обратно, что сказала бы? Злилась бы, что какая-то иномирянка использовала её драгоценное тело, словно игрушку? Гневалась бы от того, что я сломала ей жизнь: лишила не только любви, но ещё и семьи? Простила бы меня когда-нибудь?
Простила. Не знаю, может быть, мне просто хочется верить в то, что мои грехи не столь велики, но почему-то внутри теплится твёрдая уверенность в том, что сердце этой девушки, равно как и сердце Тэруко, слишком большое и всепрощающее, чтобы держаться за любые, даже самые серьёзные обиды.
— Не двигайся.
Дыхание замирает, а уже через секунду замедлившийся пульс учащается до невозможности, готовый вот-вот разорвать вены.
Я просчиталась.
Думала, что в столь нелюдимом и мрачном месте, где нет никаких деревенек с провиантом или же лесов, полных дичи, уж точно нечего делать всяческим бандюганам. Однако кунай, многозначительно приставленный к шее, доказывал обратное.