Назови меня по имени

      Обратный отсчёт пошёл.       Нельзя больше ждать и откладывать: нужно бежать как можно скорее.       — Изуми, как это понимать?       Фугаку пытался сдерживать очевидное негодование за маской строгого, но справедливого лидера. Наверное, уважаемая должность — единственное, что остановило его от брани с порога.       — Изуми, я к тебе обращаюсь.       Впрочем, терпение его явно находилось на пределе: вон, как желваки заиграли и жажда крови во взгляде проступила: ясно для меня, но незаметно для большинства простых членов клана. Всё-таки слишком много времени я провела наедине с его сыном.       — Изуми!       О, даже Шаринганом зыркнул. Учихи всегда так, когда разговор идёт не по их правилам. Вроде сверкнул глазёнками — и собеседник большим трепетом перед тобой проникся. Может ещё Мангёкё своим посветишь, чтобы наверняка?       — Здесь нет человека с таким именем.       А я — наглая и дерзкая — даже не села на подушку-дзабутон перед великим и ужасным, а просто осталась расслабленно стоять в проёме двери. О, он мне это не простит.       — Что за детский сад? Поменять имя? Не смеши. Решила надругаться над памятью почивших родителей?       Говорила же: в этом мире отказаться от благословенного подарка матери и отца равносильно предательству. Впрочем, неважно, одним недостатком больше, одним меньше — всё равно я уже никогда не буду признана ими.       — Законы Конохи позволяют.       — Тебе прекрасно известно, что есть вещи более важные. Нарушая традиции, ты идёшь наперекор воле наших предков, оскверняешь их наследие.       Ещё скажи, что мне за это потом воздастся от самого Мадары или — того хуже — какого-нибудь первого основателя, о котором я даже ничего не знаю.       — Ещё и помолвка… Ты хоть понимаешь, какая милость была тебе оказана тем самым? Я обещал твоему отцу и слово сдержал. А ты, соплячка, решила по-своему?       Ох, ничего себе! Вот это я понимаю: прорвало человека. Нет, дураку было ясно, что Фугаку будет меня отчитывать и поносить, на чём свет стоит, но чтобы настолько открыто и без стеснения — это, конечно, удивительно.       — Я единственный представитель своей семьи, который имеет право…       — Не перечь мне! — а вот и Мангёкё подоспел: смоль в кроваво-алой радужке подёрнулась и три прежде отдельных томоэ перемешались, образуя со зрачком единое целое, дополненное ещё несколькими узорами.       — Иначе?       Так, главное, не отводить взгляд, даже если всё нутро кричит: «Беги»! Как только покажу слабость — тут же проиграю, став обычным кроликом на ужине у волка. Фугаку не убьёт меня, а остальное неважно… Не убьёт же? Нет, его тогда свои же с поста снимут. Хотя, если приплетёт измену…       Чувствую, как тело буквально обескровили в секунду: падаю на деревянный пол, словно безвольная тряпичная кукла, по пути явно заработав несколько ушибов. Кислород вокруг будто бы закончился: пытаюсь выдохнуть глубже, ещё глубже, но не получается. Ничего, хуже, чем в том подвале, уже не будет…       — Только из уважения к твоей семье, — слышу голос над ухом, но рассмотреть ничего не могу: жмурюсь от боли. — Ты не достойна носить герб Учиха. Я изгоняю тебя из клана.       На последней реплике спазм отпустил и, хочу не хочу, я лихорадочно принялась глотать воздух, с трудом приподнявшись на локтях. Жалкое зрелище, но что поделаешь.       — Больше никогда не появляйся в нашем квартале, Като, — последнее он буквально выплюнул, отмечая, что я теперь — без роду и без племени.       Семейные узы? Взаимоподдержка? Не смешите, всё это — лишь идеализированная картинка, показанная в каноне. На деле же рядовой шиноби — просто расходной материал, который полезен, пока несёт службу. В моём случае — ещё и будущая домашняя декорация по совместительству.       «Впрочем, этого я и добивалась», — подбадривала себя, пока буквально ползла по коридорам поместья. Конечности казались одеревеневшими и с трудом сгибались в суставах, отчего приходилось идти медленно, цепляясь за стены и несущие конструкции дома. Конечно же, никто не помог мне даже покинуть приёмную: думаю, Фугаку доставляло некоторое удовольствие наблюдать за тем, как я пожинаю плоды собственной, как он считал, глупости.       Вот только всё было в точности до наоборот.       Като — бесклановая, выкинутая Учихами девчонка. Обычный тюнин, хоть и бывшая АНБУ. Блондинка, пусть и с Шаринганом в глазах.       «Не зря квартирку-то подыскала», — крохотное жильё на другом конце Конохи уже ждало с распростёртыми объятиями. Новые одежда, постельное бельё и домашняя утварь были бережно разложены мной же, так что можно было направиться туда сразу, минуя последний визит в чужой дом.       Когда бы ни настала последняя ночь клана, участь эту я с ними делить уже не буду.       — Прошу прощения! — звонко протараторил мальчик лет восьми, вынырнув из глубин коридора и чуть не сбив меня с ног: а держалась я на них итак с трудом. — Изу… сестрёнка Изуми? — явно не узнал после подобного кардинального преображения.       — Здра… вствуй, Саске, — говорить тоже было пока сложно. Почему-то именно сейчас стало досадно от собственной беспомощности: я не хотела быть слабой перед ним.       — Сестрёнка Изуми, с тобой всё хорошо?       Моя ты радость, так переживал, что аж вцепился. И бровки забавно нахмурились от волнения.       — Саске, — хотела было сесть, чтобы оказаться на одном уровне, но в итоге просто плюхнулась на колени, подобно мешку, — я больше не Изуми.       — Как это? — для детского, пусть и не по годам развитого мозга, подобная перемена названий была слишком непонятной: пришлось вложить в объяснение последние силы, потому что сочинение внятного оправдания я в свой гениальный план включить попросту забыла.       — Понимаешь, так бывает. Ты же знаешь… что девочки иногда меняют семейное имя, если выходят замуж?       — Да-а… Но ты же выйдешь замуж за братика, так что…       — Но знаешь же, что такое случается? — свернула я пока что с неприятной темы. — Например, когда кланы смешиваются между собой, девушка берёт фамилию мужа.       — Да… — он честно пытался проследить за моей не слишком-то понятной мыслью, напрягшись, и ожидая, вероятно, какого-то вселенского подвоха.       — Здесь то же самое, только без замужества.       — Во-от как… — сделал вид, что понял, хотя, очевидно, не слишком-то вник. — Тогда как… тебя теперь зовут?       — Като.       — Като?       — Угу, — всё же не удержалась и потрепала эту чудесную тёмную макушку: пушистый котёночек.       — Э-эй, сестрёнка Из… То есть, сестрёнка Като! Моя причёска, это не кру-уто…       Малыш принял новые правила так быстро, будто бы и не звали меня с самого рождения как-то иначе. В этой черте заключено особенное очарование детей: они отбрасывают старое быстро и непринуждённо.       — Только вот, Саске… — лучше он узнает от меня, чем от кого-то другого. — Я больше не невеста братика.       — ЧТО-О-О?! — а вот такую правду принять мальчик оказался не готов, так что восклицание его выдалось слишком громким. Боюсь, что даже соседи отчётливо услышали. Впрочем, кто они мне теперь такие?       Юное создание принялось прыгать, крутиться вокруг своей оси и восклицать что-то нечленораздельное, прежде чем окончательно осознать случившееся.       — Вы поругались? — первое, что он произнёс, вернувшись в состояние говорить.       — Нет.       — А почему тогда? — Итачи всегда был очень внимателен и заботлив, так что вообразить другую причину кроме ссоры действительно никто бы не смог. — Ты его больше не любишь?       Очевидный вопрос, который задал бы любой ребёнок на его месте. Но произнесённый человеком, столь похожим на того, кого хотелось забыть, он будто всколыхнул нечто сокрытое, отчего сердечная мука вдруг перекрыла физическую.       — Понимаешь, Саске… — внятные слова покинули голову, оставив за собой только белый шум. Что мне сказать?       — Не понимаю, нет, не хочу понимать! — мальчик отстранился, словно обжёгшись. — Ты, братик, вы, взрослые, всегда так! «Саске, в другой раз»! «Саске, так бывает»!.. — он хаотично топал, выплёскивая всё, что накопилось на душе. — Хватит! Хватит! Хватит!       Он чувствовал себя преданным, ненужным и, скорее всего, считал, что дело лишь в том, что недостаточно хорош, чтобы его принимали за равного. «Но всё не так, Саске»…       — Прости, мы…       — Не хочу! Я больше… — малыш плакал и гневался, отчего его светлое личико исказилось в невообразимо жалостливой гримасе. — Больше не хочу с вами!.. — и сбежал, уносясь куда-то обратно в глубины поместья.       — Прости, Саске…       Я так хотела помочь тебе не стать одиноким, хотела, чтобы ты улыбался. Но, занятая своими проблемами, совсем забросила и наши тренировки, и тебя. Так чем же я лучше Итачи?       Учиха Саске — очень добрый ребёнок, а я — ужасный человек, который вновь воспользуется его добротой. «Ему просто нужно время…» Да, время.