Назови меня по имени

      — Прошу прощения за вторжение, — произношу, прежде постучавшись трижды. Терпеливо жду, когда по ту сторону раздастся «входите», отодвигаю створку двери и плавно втекаю внутрь.       Огромное помещение, в котором не только принимали гостей в частном порядке, но изредка проводили и целые пиршества. Приятный тёплый свет, заполняющий собою всё пространство, несколько свитков с каллиграфией по разные стороны от входа, а также роскошные расписные ставни-фусума: с гербами клана и мифическими птицами-фениксами — традиционно связанными с огненной стихией существами. И глава клана, величаво восседающий на своём законном месте.       — Приветствую досточтимого лидера, — склоняю туловище параллельно земле, в самом глубоком из возможных поклонов.       — Проходи.       — Прошу прощения за вторжение, — снова поклон. Проскальзываю дальше, на указанное мне жестом место, где уже была подготовлена подушка-дзабутон. Стараюсь дышать как можно более ровно и сдержанно, чтобы не запаниковать зазря. А с Фугаку ещё как запаникуешь: был у этого человека какой-то потрясающий талант внушать страх и трепет одним лишь своим видом. Он же даже, в сущности, ничего пока толком не сказал, а бедное сердце уже бьётся столь напряжённо, будто меня казнить собираются. Хотя кто его знает.       — В последнее время ты очень занята на миссиях.       Читай как: «Что-то давненько не появлялась».       — Прошу прощения, Фугаку-сама.       — Впрочем, за этим я тебя и позвал, — подступает сразу к главному, не позволяя не перевести дух за счёт положенных церемоний. — Мне известно, что ты служишь в АНБУ.       «Что теперь? Обвинит в измене? Прикажет шпионить?» — догадки врываются в сознание целым ворохом, постепенно нагоняя тревогу. «Так, не нервничать, следи за дыханием», — специально концентрируюсь на впускаемом в лёгкие воздухе.       — Похвально.       Гора с плеч.       — Понимаю, правила запрещают распространяться о членстве в этой организации, — будто бы поддерживает моё решение умолчать о вступлении. — Однако, — делает паузу: совсем небольшую, на пару секунд, но этого хватает, чтобы внутри всё затрепетало, — меня несколько огорчает, что ты не доверяешь мне в этом вопросе.       «Неужели засомневался в моей лояльности»? — бешеное сердцебиение уже не унять, а холодный пот проступает на коже, пропитывая ткань серо-голубого фамильного кимоно.       — Впрочем, ты ещё юна, так что в твоём возрасте столь доскональное следование правилам даже похвально.       «Я не понимаю, он хвалит меня или подозревает в предательстве»?       — Но впредь сообщай мне о обо всех деталях.       — Слушаюсь, Фугаку-сама, — кажется, плаха всё-таки откладывается. Но то, с каким акцентом глава выделил «все детали», значило, что я теперь должна рассказывать даже о содержании миссий, которое по сути своей является строжайшим секретом.       — Через три дня у нас предновогодний ужин, не забудь, — как-то я упустила момент, когда Новый год очутился на пороге, но сил удивляться этому уже не было: снега в Конохе не выпадало, так что технически осень от зимы отличалась мало чем. — Я выделю тебе выходной на службе, так что не опаздывай.       «Что значит, что от службы в полиции в связи со службой в АНБУ он меня освобождать не собирается. Целый выходной, щедро, ничего не скажешь».       — Благодарю, Фугаку-сама, — однако в реальности остаётся лишь подчиниться.       — А теперь отужинаем.       Откуда-то сзади возникает фигура Микото, которая заботливо приносит сначала один низенький столик, затем удаляется и возвращается со вторым. Первый, разумеется, ставится рядом с супругом, а второй полагается гостью, то есть, мне. Мало-помалу пустые прежде поверхности заставляются рисом, ломтиками свежей речной рыбы, различными закусками и маринадами.       — Благодарю за пищу, — складываю ладони в молитвенном жесте, дожидаюсь, когда хозяин откусит первый кусочек, и лишь затем приступаю к трапезе.

***

      «Ох, как же мне хреново», — скольжу по половицам веранды — изящно, грациозно, безукоризненно — потому как знаю, что чуткий взор Фугаку будет следить за мной, пока не покину поместье. Наверное, я сейчас слегка бледная со стороны, но в остальном случайный встречный и не догадается, как меня только недавно полоскало в туалете. Трапеза превратилась в изощрённую пытку: отказываться от еды было категорически нельзя, это бы стало оскорблением главы дома. «Но я слишком долго питалась одними лишь походными пилюлями». И, правда, уже и не вспомню, когда же ела что-либо адекватное. Не считая сегодняшнего дня, конечно, но, к сожалению, весь ужин остался за пределами несчастного желудка.       «Теперь я снова голодна, класс», — а ещё перед глазами как-то муторно. Кажется, того короткого сна было даже близко недостаточно. Ладно, главное, как-нибудь доползти до дома, а дальше можно будет хоть немного отдохнуть. Только пройти чуть вперёд, пока мир не наклонился перпендикулярно. Вперёд — за угол — а там уже главные ворота.       Однако на повороте меня всё же заносит не туда: пытаюсь ухватиться за угол, но контуры его вырисовываются слишком расплывчато, так что промахиваюсь. Стараюсь как-то упасть на колени, но путаюсь в длинном подоле и лечу носом вниз.       «Почему… не больно?» — мне же должно было расплющить лицо в лепёшку, чтобы потом тащиться со всеми этими нелепыми травмами к ниндзя-медикам. Так почему же ничего не ощущается? Понимаю, что замерла в каких-то сантиметрах от пола.       — Осторожнее, — разворачивают меня чьи-то руки.       «Итачи», — улавливаю знакомый аромат даже раньше, чем умудряюсь рассмотреть обеспокоенного юношу напротив.       — Ты в порядке, Изуми? — держит крепко, как и всегда. Немного запыхался: наверное, увидел с другого конца этой длиннющей веранды, как кто-то неуклюже падает, и пришёл на помощь. В этом весь Учиха Итачи.       — Когда ты вернулся? — спрашиваю вместо приветствия. Жениха действительно очень давно не было видно в деревне: не то шпионил, не то в самом деле пропадал на долгосрочной миссии.       — Только что, как раз собирался к отцу. Скоро семейный ужин, так что.       — Понимаю, — слабо улыбаюсь. Мы так давно не виделись. Хочется ещё немного полюбоваться, столько всего узнать, о многом сказать, но разум уплывает далеко-далеко. Я не могу контролировать это, как бы ни желала.       — Что с тобой? Выглядишь не очень. Тебе надо отдохнуть, Изуми, — взаправду переживает: брови немного хмурятся, делая его ещё более очаровательным.       — Угу, я только… — а веки слипаются: как ни пытаюсь распахнуть их, закрываются обратно.       — Отдохни, Изуми… — слышу последнее, прежде чем провалиться в тёмную, но такую приятную бездну…       На сей раз ничего не снилось: словно кто-то просто заслонил шторку, позволяя измученной мне хотя бы немного передохнуть. Затем я проснулась столь же резко, как и уснула.       — М-м… — перевернулась на бок, понимая, что лежу на мягкой перине. Обстановка сразу давала понять, что находилась я у себя: и стены, и расположение несчастного окна и даже страшный бардак кругом. Но как очутилась здесь? — Итачи?       И вправду: юноша сидел неподалёку, неподвижно. Даже не стал брать никаких книг со стола, чтобы скрасить времяпрепровождение, хоть они и лежали прямо перед ним: слишком хорошо был воспитан.       — Уже проснулась? — обернулся он ко мне. Слабый, едва различимый отблеск лампы создавал неповторимую игру теней: облик шиноби словно окрасился цветом его чёрной-пречёрной радужки, лишь местами выделяющийся янтарными полосами.       — Да… — осторожно встала, стараясь не разбередить голову лишними движениями. Итачи дёрнулся было помочь, но я жестом остановила: не хотелось представать совсем уж беспомощной. — Спасибо.       — Не стоит, не мог же я оставить тебя там.       — Хах, действительно, это было бы крайне странно, — подошла ближе и присела рядом. — Фугаку-сан был бы не слишком доволен задержавшимся гостем, упавшим прямо посреди дороги.       — Поверь, матушка была бы в большем шоке, — хихикнул, представляя реакцию Микото.       — Эх, но всё же грустно, теперь твой отец будет считать меня недостойной невесткой.       — Это почему же?       — «Даже до дома дойти сама не смогла, а ещё шиноби зовётся», — скорчила я недовольную рожицу, пародируя Фугаку.       К счастью, Итачи спокойно относился к некоторой критике собственного родителя, потому как иллюзий на его счёт не питал, а об учиховской слежке наедине со столь талантливым шиноби беспокоиться не приходилось. Так что можно было говорить относительно свободно. Странно, но, похоже, я впервые за долгие недели почувствовала себя хоть сколько-то расслабленной.       — Не переживай, — улыбнулся он как-то особенно лукаво. Непривычно. Обычно он делал так, только когда совершал что-то не слишком подобающее первому наследнику. У лучшего друга столь хитрую ухмылочку перенял, не иначе.       — В каком это смысле? — уже начала догадываться я.       — Я ненадолго отнёс тебя в гостевую, откуда ты вскоре ушла своим ходом, — янтарные огонёчки плясали где-то на дне агатовых глаз, точно завлекали в свои объятия.       — Ты хочешь сказать, что…       — Мой клон под хэнге, да.       — Ха-ха-ха! — разразилась я смехом, позабыв обо всём: и о том, что на дворе явно ночь, а стены тут — одно название. — То есть, ты? — он же ничего не ответил, но улыбка никуда не исчезла, словно став ещё шире. — Ха-ха-ха! — схватилась за живот, практически распластавшись на татами: настолько это было потрясающе. Кровь прилила к голове, а скулы сводило от смеха.       «Итачи — хороший мальчик, но не послушная функция», — отметила, вновь глядя на него, когда приступ позитивной истерики спал.       — Ты голодна?       — Угу, — даже не нужно было гадать, откуда он узнал. Это Итачи, конечно же он знал.       Слишком внимательный, слишком заботливый. Как подобный человек вообще может существовать?       — Я принёс тебе, — протянул бумажный пакетик, из которого приятно пахло булочками. Не свежеиспеченными, но, тем не менее, очень сладкими и явно с яблочным джемом. — Извини, это всё, что оставалось в той круглосуточной лавке около резиденции…       Он говорил что-то ещё: о том, как сомневался насчёт начинки, как выбирал между сырной и той самой яблочной, и прочее. Однако я уже не слушала, а просто глядела на него — уставшего, не спавшего, ничуть не бодрее меня. Из самых глубин вдруг поднялась какая-то необъяснимая нежность: так резко, что я не успела понять, а она уже захлестнула с головой.       — Люблю.       Итачи замер, явно считая, что ослышался. Я же, собрав всю возможную решимость, смущённая, но подстёгиваемая переполнявшими эмоциями, поцеловала юношу. Сначала в щёку, затем, осмелев и поняв, что пути назад уже нет, — в уголок рта, пока, наконец, не накрыла его губы своими.