Назови меня по имени

      «Одного человека…» — доносятся слова из пустоты. Не понимаю, где нахожусь и как очутилась здесь, но вокруг царят лишь пронизывающий холод и беспросветная тьма.       «Убить…» — такой знакомый голос.       «Я хочу…» — стой, не надо!       «Учиху Итачи!»       — А-ах! — подорвалась я на футоне. Сердце бешено стучало, а мир перед глазами играл какими-то неестественно резкими тенями, будто мрак ещё не полностью выпустил из своих объятий. Сон. Взмокшая от пота пижама неприятно липла к телу, вызывая зудящее желание поскорее скинуть ненужную тряпку, но именно эти ощущения доказывали, что я более не сплю.       — Сас… ке.       После перемещения я часто видела сны: о бывших одноклассниках, об экзаменах в университете, да даже о том, как становилась (по иронии) персонажем какой-либо манги. Однако история о ком-то, связанном с этим миром, затесалась среди них впервые. Учиха Саске. Образ наивного ребёнка не отпускал с той самой встречи несколько недель назад. Каждый раз, стоило пересечься с Итачи на тренировке, я будто угадывала в нём повзрослевшую версию младшего братца. Любая случайная встреча с Микото-сан, да даже каждодневное созерцание герба Учиха на форме Изуми: всё это необратимо напоминало о маленьком мальчике с бесконечно сверкающими глазами...       — Это… — потёрла неосознанно глаза, после чего на кончиках пальцев остались влажные разводы. — Неужели я плакала?       Потерянная душа, захлебнувшаяся ненавистью: желавшая отомстить брату, после чего окончательно утратившая любую цель в жизни. Антипод главного героя, созданный контраста ради. Чем глубже он будет погружаться в бездну, тем ярче будет сиять звезда Узумаки Наруто. Потому что они противоположности. Потому что так надо.       — Но кому это вообще надо, а, автор?..       Казалось, я начинаю по-настоящему сходить с ума.       «Хватит, не надо, просто забудь об этом и живи...», — своей жизнью, хочешь сказать? Но эта жизнь — не моя.       Я просто временная переменная, которая исчезнет так же резко, как и появилась. И на место моё вернётся Изуми — законная хозяйка тела. Я же просто гость, путник, зашедший переночевать, сторонний наблюдатель, непонятно как и для чего очутившийся здесь.       — Я просто должна переждать и вернуться, переждать и вернуться.       Пока дыхание и пульс постепенно восстанавливались, в памяти невольно всплыл эпизод недавнего свидания с Итачи. Да, старший Учиха считал своим долгом раз в две или, при загруженном графике, три недели проводить время с невестой…       Тихая звёздная ночь: обычно шумные цикады уже ушли на покой, и сейчас только крохотные кузнечики робко привлекали внимание своим стрекотом. Мы шли, держась за руки, — так делают все пары. Приятно. Но темно, хоть глаз выколи. Шаринган, однако, задействовать не стали, полагаясь лишь на инстинкты шиноби и передвигаясь наполовину вслепую. Впрочем, это Итачи полагался на свои инстинкты, а я просто доверилась отданному в моё распоряжение телу. Хотя не думаю, что рядом с одним из талантливейших воинов селения мне всерьёз могло бы что-то угрожать.       — Итачи, — позвала тихонько.       — М? — я не видела, как сейчас он смотрел на меня, ибо не позволял окружающий мрак. Но была уверена, что в этот момент в столь мягком взгляде, как и всегда плескалась беспросветная печаль. «Почему ты берёшь на себя так много»?       Кажется, я утонула в своих думах слишком надолго, потому как юноша остановился и переспросил:       — Что такое, Изуми?       — А… это… — и тут я заметила, что зазря окликнула его.       «Глупая, зачем было привлекать внимание, если ничего не собиралась говорить»! Но было уже поздно и необходимость выдать хоть какую-то реакцию возрастала с каждой секундой. А в голове, как назло, пусто. Ты очень красив? Я рада, что ты мой жених? Давай снова пойдём поедим рамэн как-нибудь? Всё не то…       — Итачи, что тебя гнетёт?       Я не знаю, почему именно этот вопрос вылетел из моих уст, но знаю, что это именно то, что я давно хотела услышать. Точнее, я могла предугадать ответ, ибо неплохо изучила его как персонажа за время творческой деятельности. Но человек напротив — не персонаж.       — Гнетёт? Разве я плохо выгляжу?       «Не надо, не закрывайся», — попытка перевести всё в шутку только ранила меня.       — Твои глаза… — захожу с другого края. — Да, ты шиноби, я понимаю это, они могут погибнуть в любой момент. Да и вообще, жизнь ниндзя слишком непредсказуема, чтобы что-то планировать. Но…       — Что «но»?       Так много хотелось сказать, возразить, но бушующий вихрь покинул пределы сознания только одной фразой:       — Почему ты смотришь так, будто бы уже подписал себе смертный приговор?       Дурацкая воля автора, жертва во имя развития сюжета… Именно Итачи и его проступок стали путеводной нитью под названием «месть» для маленького Саске. Это и показало большой контраст между Учихой и Узумаки, и дало возможность им понять боль друг друга как круглым сиротам. Падение клана Учиха — ключевой элемент истории, без которого всё сложилось бы иначе. Но почему всё должно быть именно так? Неужели нет других способов подсветить главного героя?       Итачи задумался. Молчал долго: обдумывал максимально правдивый ответ, разыскивая его в самых глубинах души.       — Истинный шиноби, — наконец начал после длительной паузы, — это тот, кто защищает мир из тени. И, если будет необходимо, то…       «Шисуи, нашёл, что внушить неокрепшему уму! Уж я-то хорошо помню, кто вдолбил Итачи подобный бред»!       — Итачи, ты… — а внутри всё клокотало от нестерпимой боли.       Ты уже выбрал однажды.       Ты пошёл на поводу у старого маразматика Данзо, не найдя другого выхода.       Ты потерял лучшего друга.       Ты потерял семью.       Ты умер, а хитрый Тоби надругался над твоим наследием.       Я знаю, к чему всё придёт! Ты ошибаешься, Итачи, но поймёшь свой просчёт слишком поздно. «Хватит, не надо, остановись»! — хотелось кричать, обнять его, прижать к себе, гладить по голове, шептать слова утешения, лишь бы он не нёс больше эту ношу в одиночку. У тебя есть Шисуи, а если его не станет, то…       — Изуми, — приблизился он, крепче сжимая мою ладонь. Слабый аромат защекотал нос: обычно ниндзя не использовали никаких парфюмов и даже одежду стирали максимально нейтральными средствами, но никто не отменял естественный запах кожи, который, на удивление, Изуми неплохо умела отличать, — я сделаю всё ради защиты деревни.       «Прошу, замолчи…»       — Но это не значит, что я собираюсь размениваться собственной жизнью.       — Я… понимаю, — прижалась, захлебнувшись собственными переживаниями: захватила поледеневшими от волнения пальцами край рубашки и вдохнула уже ставший родным запах. Так отчаянно, словно юноша мог в это же мгновение раствориться в воздухе...       Наполовину ослепший, доживший до последнего сражения с младшим на простой силе воли, отвергнутый, презираемый преступник. Сумасшедший гений клана, который в одну ночь слетел с катушек, а потом ступил по кривой дорожке в «Акацуки». Несчастный шиноби, положивший жизнь на алтарь чужого счастья.       — Ты не должен взваливать на себя ответственность за судьбы мира…       Узнавший правду слишком поздно. Доверившийся уловкам искусного манипулятора Тоби. Отчаянно желавший найти смысл в своём существовании, но привыкший видеть его лишь в ненависти к кому-то. Оступившийся. Снедаемый сожалениями и искупающий грехи до самой старости.       — Твоя сила в любви, а не в ненависти…       Сомнения раздирали изнутри, словно выжигали всё едким и непримиримым пламенем Аматэрасу. «Которым ты обязательно будешь обладать». Шисуи погибнет, принеся за собой Мангёкё Шаринган. «Но ты же никогда не желал его, Итачи». Клан Учиха будет стёрт с лица земли, а кровь предков сохранится лишь в трёх разбросанных по свету отпрысках. «И Данзо заберёт себе их глаза».       Не надо, кто-нибудь, пожалуйста, остановите это.       Что есть мочи обняла себя, оставляя светлые полосы на заалевшей коже, сжимая и оттягивая ткань на плечах, норовя вот-вот порвать.       «Изуми-тян, такая забавная, когда злишься», — возникает в памяти привычно-довольное лицо Шисуи. Он всегда жил, будто играючи, сохраняя лёгкость, обычно присущую лишь детям. Несмотря на все трудности, которые выпали на его долю, сохранил свет, который притягивал к нему множество людей. Возможно, юный парнишка даже стал бы когда-нибудь Хокагэ, ибо имел для этого все задатки...       — Тебя просто обманули, если бы не та роковая случайность, ты был бы жив, Шисуи...       Ты бы помог Итачи найти верное решение, использовал бы на Фугаку Котоамацуками, чтобы предотвратить переворот. Ваши страдания не были бы напрасны: клан бы жил. Да, не в лучшем положении, но лучше так, чем лежать в сырой земле!       — Если бы только... Шисуи выжил.       Нет, я всё-таки окончательно слетела с катушек, потому как сумасшедшая идея, точно змея с острыми клыками, впилась в самое нутро. Нельзя. Опасно. Остановись! Нет никакой гарантии, что это поможет спасти хоть кого-либо.       — Но если, если...       Не играй в героиню, этот мир сожрёт тебя, если только рыпнешься!       — Ведь, как же...       Просто выполни отведённую роль до конца.       — Они же... они... — так некстати дошла до меня очевидная вещь. Я просто притворялась, отыгрывала роль «Учихи Изуми». Замена, подделка. Они не знали обо мне настоящей ничего, но я почему-то цеплялась за эти чужие узы и, кажется, считала обоих… друзьями. «Но разве это возможно?» — раньше мне завидовали, восхищались, но не было ни одного человека, кто мог бы стать на равных. Здесь же, напротив, это я тянулась за двумя гениями клана, которые просто позволяли быть рядом, но никогда не бахвалились.       «Итачи, ты достоин быть героем, а не предателем. Саске, тебе не нужно идти дорогой разрушения, просто улыбайся и расти здоровым. Шисуи, ты должен сиять, а не исчезнуть бесследно в водах Нака-но гава».       Всё должно быть не так.       — Наруто, он... он обязательно станет великим героем и без этого. Вам не нужно умирать ради него.       Я замолчала, оборвав бессвязный монолог. «Тик-так», — вдруг стало так тихо, что я могла слышать, как перестукиваются часы в соседней комнате, улавливать малейшие шорохи снаружи. Солнце осторожно выглядывало из-за горизонта, пока ещё не решаясь проникнуть в комнату. Наступило утро — скоро придёт Шисуи.       Шисуи.       — Изуми всё равно обречена, как и все Учихи. Но я… — резкой болью отозвалось осознание, что «я» даже не помню собственного имени, но бесполезная жалость была отброшена куда подальше, — не могу позволить им умереть.