Назови меня по имени

      — Ну-у, — повернулась перед огромным напольным зеркалом, — в при-инципе, не так всё плохо, — придирчиво оглядела бёдра, а затем голени, и так до самых пят. — Но талия, талия, что это вообще такое? — щипнула бока с той стороны, где у меня когда-то была изящнейшая осиная талия, но вот бедолагу Изуми этим прекрасным даром обделили, оставив только нечто невразумительное между рёбрами и тазовыми косточками.       Битый час я крутилась-вертелась, пытаясь понять, а, главное, принять новое тело. Прошёл уже не один день с момента, как глаза мои открылись в этой вселенной. Надежда вернуться всё ещё теплилась внутри, но превращать все недели, а, может, и месяцы до этого в бессмысленное ожидание не очень-то хотелось. «Жизнь, может, и не одна, но пользоваться ей, в любом случае, стоит с умом», — решила я свыкнуться с непривычной ролью хотя бы временно. И первым шагом стало принятие оболочки по имени Учиха Изуми.       — Нет, ну, ножки всё же хороши, — ещё раз повернулась вокруг своей оси, чтобы получше разглядеть непривычные изгибы. — Теперь мышцы есть даже в тех местах, о которых я раньше не подозревала.       И выглядела Изуми действительно неплохо: подкачанное тело, закалённое тренировками — выносливое и крепкое — не чета моему прежнему, которое было худым и тщедушным настолько, что некоторые знакомые всерьёз видели причину в пищевых расстройствах. А дело было просто в хорошем обмене веществ…       — Сюда бы шортики, — очертила примерную линию, где потенциальная форма должна была бы заканчиваться, — а наверх — топ, — так как автор «Наруто» задумывал всех персонажей ого-го какими акселератами, то даже в своём достаточно юном возрасте Изуми имела такую фигуру, какой не каждая зрелая девица в нашем мире могла похвастаться. — Но почему я должна ходить в ЭТОМ балахоне?.. — а лиловые тряпки красноречиво висели на спинке стула, как бы говоря: «Никуда ты от нас не денешься».       — Да-да… — смиренно склонилась я перед сиреневыми мешками, натягивая один из них через голову — стало значительно хуже. — Ещё и штаны, не-ет…

***

      Как бы я ни хотела провести всё время до заката ругая ужасный вкус Изуми и проклиная бесформенные одежды, которыми полнился её гардероб, в полдень следовало заступить на пост. Закончив Академию, Учиха, как и все прилежные шиноби клана, начала служить в Военной полиции Конохи. Так что повседневность её состояла не только и не столько в выполнении миссий за пределами деревни, сколько в защите порядка внутри селения.       — Добрый день, — поздоровалась кивком с сегодняшними напарниками: оба были крайне похожи друг на друга — высокие брюнеты с тёмной радужкой глаз. Правда, у одного из них нос выглядел настолько огромным и несуразным, что перепутать его со вторым было невозможно ни при каких обстоятельствах.       — Приветик, Изуми, — отреагировал тот, что посмазливее.       — Здравствуй, Изуми.       — Кхм, напоминаю, что сегодня я также капитан, — здесь пришлось напустить максимальной серьёзности: судя по всему, девушка всегда чётко разграничивала личное и рабочее, а потому с началом миссий преображалась до неузнаваемости. Было в такой перемене нечто очаровательное.       — Просим прощения, капитан! — отозвались шиноби хором: моментально отринули прежнюю расхлябанность…       Сегодня мы патрулировали границы деревни. Обычное поручение, ничего особенного. Странных личностей не наблюдалось: ни чужой чакры, ни лишнего шороха, ни какого-либо намёка на подвох. Так что я позволила себе немного расслабиться и просто насладиться ощущением полёта.       «Так хорошо!» — лёгкость, с которой благодаря чакре удавалось перепрыгивать по ветвям деревьев, не поддавалась никакому описанию. Я будто парила, едва сдерживалась, чтобы не раскинуть руки, подобно птице. Будучи «по ту сторону», никогда не задумывалась о том, насколько тяжело ощущается то же использование Шарингана — дикая резь в глазах, будто сосуды вот-вот разом лопнут — или банальная тренировка по метанию сюрикэнов. Но, если так подумать, то оказалось также и много всего неочевидно-приятного. И одним из таких «неожиданных сюрпризов» стало банальное перемещение в пространстве. Ниндзя используют собственную энергию для ускорения и упрощения движений, из-за чего словно порхают в воздухе! Окружающий мир проносится мимо на огромной скорости, смазываясь в сплошное тёмно-зелёное пятно, а ты вдыхаешь запах хвои, что растёт вблизи Конохи, и понимаешь, что порой для счастья хватает сущей мелочи.       Вот только была одна маленькая неприятность, омрачавшая столь чудесное мероприятие.       — Что-то не так, Дайки-кун? — поинтересовалась я строго, как бы напоминая, что сейчас мы на каком-никаком задании и без причины глядеть на сокомандника столь долго — как минимум странно, а как максимум — подозрительно.       — Ничего, всё в порядке, капитан, — расплылся он на все тридцать два. Только вот мне, вопреки позитивному, казалось бы, настрою собеседника стало до жути мерзко: слишком хорошо был знаком этот взгляд, виденный не единожды в прошлой жизни.       Вожделение. Он умело прятал его за маской радушия, но слишком сильна была тьма, прожилками проступавшая в и без того чёрных глазах. Этот чёртов извращенец будто лапал одним лишь взглядом: раздевал, трогал и забирался щупальцами под форму. Зудящее отвращение охватило всё нутро: я с трудом сдержалась, чтобы не сбежать. Но вот мурашки на коже явно не остались незамеченными.       Чтобы справиться с приливом нервозности, пришлось закусить губу — как эта мразь на неё смотрела, вы бы знали… «Не обращай внимания, не обращай», — повторяла, как мантру, сосредотачивая последние моральные силы, чтобы продолжить игнорировать масляный взгляд. «Неужели ты терпела подобное каждый день, Изуми?» — замельтешили картинки чужого прошлого на задворках сознания…       — На сегодня всё, — приземлилась я напротив огромных ворот и принялась отряхивать форму от пыли, в которой хочешь-не хочешь перепачкаешься, нарезая круги вокруг деревни. Уже светало, а, значит, наша смена подошла к концу: оставалось только дождаться новых патрульных.       — Хорошо поработали.       Я уже предвкушала вкусный завтрак из пары яиц и нескольких ломтиков бекона после душа, который был сейчас не просто блажью, а необходимостью. Причём дважды.       — Вы тоже, ребя… — намеревалась ответить тому, носатому, как вдруг:       — Капитан, Вы, наверное, утомились? — бодрый голосок донёсся из-за спины раньше, чем уставший мозг успел понять хоть что-то. Точно, засранец Дайки всегда перемещался бесшумно. «Как-то поздно мне об этом напомнили».       — В-всё хорошо, Дайки-кун.       «Спокойно, видок понаивнее».       — Позвольте помочь, — а ручонки-то теперь уже не просто лежали на бедных женских плечиках, а ещё и принялись их растирать, якобы чтобы снять напряжение. Вопиющая наглость: настолько откровенно домогаться невесты будущего главы клана. Так ты не просто похотливый козёл, а ещё и бессмертный, я смотрю.       «Меня сейчас стошнит, стошнит», — заела в голове мысль, отвлекая, однако, от того, чтобы наброситься на наглеца с кулаками.       «Последняя нервная клетка, последняя нервная клетка…»       — Я правда в порядке, Дайки-кун, — улыбку пошире. — Вы, ребята, можете уже идти: я сама встречу новых патрульных.       «Просто свали, пожалуйста»…       — Благодарим, капитан, — среагировал носач, прежде не обращавший внимания на происходящий театр абсурда.       «Лицемерная ты тварина. Видишь же, что происходит, нет, чтобы помочь! Надеюсь, потом в том же котле будешь жариться, что и этот ублюдок».       А улыбка всё шире, на щеках даже румянец выступил: они думают от смущения, а на деле — от злости.       — Спасибо, Изуми-тян, — Дайки материализовался уже напротив: пришлось даже отступить на пару шагов, чтобы хоть немного увеличить расстояние до приличного и не чувствовать дурной аромат его кожи. — Увидимся.       — Увидимся! — помахала на прощанье, изображая самую безобидную мышку, какую только когда-либо играла на сцене.       «В Аду увидимся, скотина».

***

      «Изуми, терпила грёбаная!» — замахнулась посильнее и со всего маху вмазала несчастному манекену прямо по тому месту, где у людей обычно находится солнечное сплетение. «Ты же невеста Итачи! Гения, мать его, клана!» — ещё один удар, на этот раз уже по лицу. «Какого лешего», — теперь с ноги и уже по соседней соломенной жертве, потому как от прежней почти ничего не осталось, — «позволяешь такое!» — финалочка, прикончившая и второго несчастного.       Как только пересменка прибыла, я, вопреки изначальному намерению завалиться домой и проспать до следующего утра, рванула на полигон. Причём специально не учиховский, а обычный, общего пользования, да ещё и максимально ветхий и обшарпанный, которым благородные клана обычно брезговали пользоваться. Чтоб точно никто лишний не заявился.       «А ты», — теперь пошла очередь уже деревянных безмолвных жертв, — «козёл похотливый»! Разношу балки с такой же лёгкостью, с какой растерзала предыдущих «бойцов». «Раз красивая девушка, то всё»,— теперь умудряюсь порушить аж парочку за один присест, — «надо лапешники свои распускать!»       — Ха-а… Хаа-а… — с трудом дышу: кровь приливает к голове, отстукивая странный ритм. Кажется, что вот-вот свалюсь, но держусь, наслаждаясь тем, каким свободным ощущается тело: будто бы избавилось только что от непосильного груза.       «Оторвала бы яйца», — оглядываю удовлетворённо учинённый хаос. Ничего, ребята-гэнины регулярно приводят в порядок тренировочные площадки, даже такие ветхие. Так что как минимум о новых манекенах-противниках можно не волноваться. Может потренировать ещё и?..       — Яху-у!       Ударяю с вертушки, надеясь одним махом сразить наглого идиота. Кому вообще в его особо умную башку прилетела мысль заявиться в это никому ненужное место?!       — А ты, Изуми-тян, как всегда энергична, — посмеивается по-доброму, как будто и не злится на то, что я секундой ранее намеревалась проломить ему черепушку. Огоньки, однако, так и не загораются: он слишком ловок и умел, чтобы активировать Шаринган из-за подобной мелочи. Знает себе цену.       — Шис-суи… — из-за непредвиденной нагрузки прежняя одышка только усиливается, — что т-ты тут… ха-а… делаешь? — тем не менее, я стараюсь произнести эту фразу максимально дружелюбным тоном.       — А, просто с миссии возвращался, решил заглянуть.       — На всеми забытый полигон вдали и от главных ворот, и от квартала? — не поверила я. Нет, тут бы даже настоящая Изуми удивилась. Тренировочные плацы Учиха были лучшими во всём селении, а, по сути, и во всей Стране огня: как бы Коноха ни опасалась клана краснооких демонов, мы всё ещё оставались слишком важной составляющей охраны деревни. Не говоря уже о том, что недалеко от основных ворот тоже было несколько вполне подходящих точек, которые Шисуи по какой-то причине решил обойти стороной.       — Типа того, — закинул он привычно-беззаботно руки на макушку и принялся рассматривать результаты моих трудов. Даже присвистнул одобрительно. — Неплохо потрудилась, я гляжу.       Понимаю, что ты пытаешься перевести тему. Чувствую, что неспроста оказался именно здесь и именно сейчас. «Стойте, это же не значит, что верхушка подозревает во мне шпиона?» — поражает ужасная мысль. Кажется, Шисуи даже услышал, как на секунду замерло дыхание.       — Ха-ха, — засмеяться, да, правильно, смейся, — спасибо, сочту за комплимент. Просто дежурство выдалось очень лёгким, решила размяться, чтобы не терять форму.       «Просто поведись, просто поведись»…       — Это дело хорошее, — выдаёт он сразу же: не успеваю даже толком понервничать. Затем замолкает, поворачивается спиной и смотрит куда-то в небо. Долго.       А рассветное солнце играет золотисто-огненными лучами на его кучерявых волосах, словно подсвечивая их. Молодая мускулистая фигура кажется ещё более основательной и крепкой, отчего ассоциация с довольным котом невольно исчезает, но новой так и не появляется. Вдалеке щебечут птицы: Коноха встречает новый день.       — Не хочешь, — говорит через плечо: привычно щурится, будто бы задумал какую-то шалость, — посоревноваться с настоящим противником?       — А то!— уверенно поднимаю кулак вверх, как бы говоря, что ещё многое могу. Да, я многое могу: лгать, юлить, притворяться. Но долго ли продлится эта игра? Сама не знаю почему, но вместе с очередным взмахом куная эта назойливо-тревожная мысль растворяется в небытии, не оставляя за собой ничего.