Назови меня по имени

      Когда наступило утро следующего дня, то стало ясно, что я застряла в этом ужасном мужеподобном теле с концами. Сколько раз засыпала и просыпалась — не перечесть: каждый — в полумраке спальни Изуми, каждый — чувствуя боль в руках, которые всё-таки пришлось обработать разными снадобьями из домашней аптечки. Порезы ныли жутко: слишком реалистично для простой игры воображения. «Нет, это всё сон!» — тем не менее убеждала себя, силой заставляя закрыть глаза, в надежде открыть их уже в своём мире. «А вдруг… моя предыдущая жизнь — сон?.. Может я просто бабочка, которой приснилось, что она человек?» — проступали пораженческие настроения. С каждой попыткой всё больше казалось, что «борьба» бессмысленна, а потому действительно закрадывалась мысль о том, что моя «реальность» и есть игра воображения. Но пытаться вернуться более отчаянными способами я не рисковала…       — Потому что я не хочу умереть по-настоящему… — вертела перебинтованной ладонью, всё ещё лёжа на футоне. Удивительно, но даже спина с непривычки не разболелась. Солнце только-только проступало на небе, знаменуя рассвет нового дня. Утра вечера не мудренее. — Что же теперь де…       — Яху-у! — донёсся голос прямиком из распахнутого окна. Чужой голос.       — А-а-а! — со страху подорвалась на постели: мышечная память отреагировала вне моей воли. Мгновенно принятая боевая стойка: выставленная вперёд правая часть и сконцентрировавшаяся в кулаках чакра. Кажется, где-то на задворках сознания даже заиграли воспоминания о том, как складывать печати.       — Ха-ха-ха, — вторженец, однако, в ответ лишь разразился смехом, да настолько сильным, что даже схватился за живот и от избытка чувств чуть не грохнулся с этого самого окна: прямиком на землю, а со второго этажа лететь было бы ой как несладко. — Интересная, однако, реакция, Изуми-тян, — растирал он проступившие на кончиках густых ресниц слёзы. Даже в манге, которую я читала, этот персонаж обладал примечательной внешностью: нетипично простой и даже грубоватой для благородных Учих, но в то же время местами довольно-таки изящной. От природы красивые, подкрученные ресницы, каким позавидовала бы любая женщина, делали взгляд по-детски наивным и невероятно трогательным. Уверена, ему не могли отказать ни в чём не только из-за неординарных способностей и славы, пришедшей в столь юном возрасте, но и благодаря таким вот дьявольским глазкам.       — Шисуи… напугал, — схватилась я за голову, как можно натуральнее стараясь изобразить усталость. Напрягши память, удалось узнать, что Мерцающий вытворял подобное каждый день, но при этом каждый раз Изуми пугалась, как в первый, потому как приятель умудрялся разбудить её самыми неординарными способами.       — Что? Я ещё даже ничего не сделал, — и разулыбался, как довольный кот. Уже по-свойски уселся на моём, точнее, Изуми, но технически теперь моём подоконнике! Наглец. Вот поэтому среди Учих мне всегда нравился только Итачи: ему-то явно хватало манер и такта не вытворять подобное.       Ещё настойчивее постаралась возвратить воспоминания этого тела, но конкретные реплики по-прежнему ускользали — пришлось импровизировать:       — Удивительно, однако… Сегодня я тебя опередила.       Годы в театральном кружке не должны были пройти даром: в чью только роль я ни вживалась — и Дездемоны, и Элизабет Беннет, и Джульетты. «Спокойно, дыши», — старалась выглядеть максимально естественно, чтобы не раскрыть внутреннее напряжение. Вот только какой бы умелой актрисой я ни была, играть того, о ком не знаешь практически ничего — задача почти что невыполнимая.       Учиха Изуми — милая добрая девушка, невеста Итачи, по уши в него влюблённая, подруга детства, знакомая с ним ещё со времён Академии. Всё. Совершенно фоновый персонаж, который был нужен только для того, чтобы показать сложность морального выбора, перед которым встал старший Учиха. Мол, не просто клан, а родителей, друзей и даже невесту!.. Мы слишком мало знали об Изуми, ибо у мангаки не было задачи как-то глубоко раскрывать её.       Но проблема в том, что каждый ошибочный домысел сейчас может стоить мне жизни.       Это мир шиноби, он не щадил никого. Если кто-нибудь из клана, а особенно Итачи, решил бы, что поведение «Изуми» отличалось от привычного, это кончилось бы плохо, очень плохо… Не думаю, что в кабинете молодой версии Ибики, конечно, но быть распотрошённой Шаринганом на самосуде было даже в чём-то страшнее.        — Ладно, давай на тренировочную площадку. Итачи там уже заждался, наверное, — каждая реплика, как хождение по тонкому льду. Ненавязчиво бросаю взгляд на лицо Шисуи, пока делаю вид, что очень занята тем, чтобы сложить футон и убрать его обратно в настенный шкаф.       Сейчас парнишка, кажется, не подозревал меня. По крайней мере, хотелось надеяться на это, ибо посмотри на него ещё хоть раз, то точно вызвала бы подозрение: все мысли Изуми были переполнены только Итачи, она не стала бы ни с того ни с сего интересоваться его другом. «Да я даже не знала, что Изуми с Шисуи общались!» — уборка спального места уже завершена, так что дело осталось за малым: спровадить гостя так, чтобы ему не пришло в голову наведаться в санузел, ибо вчерашний погром красноречиво говорил о том, что что-то не так. Но умирать на самосуде в клане Учиха я, опять же, не планировала.       — О, это точно. Скорее всего уже всю программу в одиночку выполнил, — по-свойски покачал Шисуи ногой, свисающей с подоконника. Ну, нет, друг мой, ступить на татами я тебе не дам, ибо кто знает, что ещё ты потом учудишь.       — Тогда пойдём быстрее, — улыбнулась, чтобы понатуральнее: даже добавила некоторого волнения в голос и слегка поморщила бровки. Мол, недовольна, что ненаглядный женишок столько ждёт.       На миг что-то странное мелькнуло в глубине чёрно-масляных глазок. Шисуи сощурился, точно тот самый кот, но теперь уже готовый к нападению. Неужели…       — А это моя часть.       Не успела я даже понять что-либо, как силуэт юноши исчез, а через секунду появился на том же месте вновь. «Так вот как выглядит техника Телесного мерцания в жизни…» — подметила в некотором изумлении, пока шиноби вертел в руках заветный трофей. Лыбился широко-широко, перекручивая между пальцев кулёчек, в который было завёрнуто данго, а затем раскрыл и быстрым движением заглотил, оставив лишь голую шпажку.       Сердце, которое от ужаса практически перестало биться, принялось отстукивать бешеный ритм за всё упущенное время. Нельзя показывать страх, нельзя…       — Шисуи! — решение пришло молниеносно: покраснела и сделала вид, что разозлилась. Лучшая импровизация на свете.       — Понял-понял, жду на площадке, — и махнул на прощение, после чего вновь словно растворился в воздухе.       «Притворяйся искусно, Изуми, если не хочешь, чтобы тебя раскрыли», — я осела на пол, хватаясь за то самое сердце, которое только что, казалось, остановилось ещё раз.

***

             «Какое счастье, что тело помнит всё», — подмечаю с облегчением, располагаясь под кроной большого старого дерева: корни его немного проглядывают наружу, выползая из почвы, будто живые. Слабое поначалу солнце сейчас жарит так, что впору помереть прямо на месте, так что укрыться в тени — единственное адекватное решение. Душно. Муторно. Внутри всё пылает: кажется, что кровь сейчас вскипит, словно чайник на плите. «Нет, я понимаю, в бою там умереть, защищая товарища, или что-то такое, но сдохнуть от местного климата — это, конечно, будет феерия», — сарказм сопровождает меня даже в новом мире, потому что тупые шутки — единственный способ справиться с нахлёстывающими эмоциями.       — Что, Изуми-тян, уже всё?       «Шисуи, завали варежку, будь другом», — но вслух говорю совершенно другое.       — Н-нет… Ха-а… — а дышать-то тяжело, потому как пятнадцать подходов по пять минут рукопашки, а перед этим несколько часов тренировки с метанием кунаев не способствуют хорошему самочувствию. — Я сейчас… ха-а… только немного отдохну…       В памяти всплывают бесконечно скучные в своей одинаковости эпизоды: Изуми, Итачи и Шисуи на тренировочном плаце, тайдзюцу, ниндзюцу, оттачивание навыков гэндзюцу. Само собой, Изуми всегда выбывает первой, да и куда ей тягаться с гениями своего клана? Но она упёртая, упорная и настырная, так что каждый раз выкладывается по полной, практически до потери сознания, а потом Итачи откачивает её местным мороженым. «А ведь такой романтичный фанфик мог бы получиться…» — вспоминаю я последнее, что хотела сделать перед тем, как очутилась здесь.       — Отдохни немного, — а вот и Итачи собственной персоной: присаживается рядом и подаёт флягу с водой, параллельно принимаясь слегка обмахивать меня веером, чтобы предупредить солнечный удар.       — Спасибо, — благодарю искренне. Лицо краснеет: не то от перегрева, не то от накатившего смущения.       Учиха красив, слишком красив. Нарисованным на картинке он тоже был хорош, но это не передавало даже половины его истинного очарования. Тонкие черты лица, длинные-предлинные волосы, немного разлохмаченные, и глаза — печальные, задумчивые, словно этот ребёнок собирается взять на себя всю боль мира и нести её до конца.       — Что такое?       И только сейчас замечаю, что неосознанно коснулась его щеки: мягкой, тёплой, настоящей. Не выдумки — кожи живого человека. «Так странно…» — думаю, а сама неосознанно оглаживаю её. Ещё вчера всё это было лишь вымышленной вселенной, которую я препарировала, как пожелаю, создавая с её героями всё новые и новые истории. Конечно, как автора меня волновала судьба персонажей, мотивы их поступков и тому подобное, но только сейчас… Я впервые поняла, что люди передо мной — не просто герои спектакля, что они дышат, влюбляются, мечтают и умирают не «понарошку». И осознание этого отдалось необъяснимой тоской внутри.       Потому что все они в конце концов умрут.       — М? Изуми? Почему ты вдруг? — с вопросом смотрит на меня жених. Носослёзная впадина такая глубокая, но это ничуть его не портит. Тени от развеваемых ветром листиков забавно играют, создавая едва различимые отблески в радужке.       Должна ли я брать ответственность за их судьбы?       — Эх, голубки — такие голубки, — слышится откуда-то со стороны.       Итачи в недоумении глядит на Шисуи, отвернувшись от меня. Похоже он и вправду не осознаёт, что сейчас происходило, и как это выглядело для стороннего наблюдателя. Да, в вопросах чувств старший Учиха никогда не был мастером.       — Шучу-шучу, — как бы извиняется друг.        Стоит ли мне возлагать на себя ношу, которую, возможно, не смогу вынести? Я же не герой этого романа, у меня нет никакой суперсилы…       — Ну, что, на сегодня закончим? — лукаво поглядывает он в мою сторону: забавляется, подтрунивает.       Что же мне делать?..