Король Крести

      Комната тонула в тишине, нарушаемой только приглушёнными басами дискотеки где-то за окном. Саша лежала на своей кровати, крутя в руках книгу, ни одной строчки из которой не прочитала за все это время. Её короткие светлые волосы падали на лицо, взгляд лениво блуждал по комнате, но он всё равно постоянно возвращался к Соне, которая, прислонившись к косяку двери, с лёгкой улыбкой наблюдала за ней.       — Мне показалось, ты будешь здесь. И я была права, - наконец заговорила Соня, голос прозвучал так непринуждённо, что на мгновение Саша подумала, будто её присутствие в комнате было предсказуемым, даже неизбежным.       Девушка закрыла дверь, провернув замок до характере щелчка, и прошла в комнату. По мере ее приближения Саша чувствовала, как по коже проходит приятный холодок. Она отложила книгу на рядом стоящую тумбочку и с вызовом следила за действиями собеседницы.       Соня села рядышком, опыляя запахом своего тела. Ее распущенные волосы переливались в свете луны, что едва проникала через окно.       Не выдержав, Саша первая потянулась навстречу. Она прикрыла глаза и коснулась чужих губ.Кожа под её ладонью, которая прикоснулись к щеке, была прохладной и гладкой, как полированная галька, но при этом живой, податливой. Девушка провела пальцами по линии подбородка, пока не добралась до волос. Они были густыми и мягкими, струились сквозь пальцы.       Тепло от губ Сони распространялось по телу Саши, оставляя за собой едва уловимую дрожь. Она чувствовала, как у неё кружится голова, но это было не от слабости, а от того, что всё в её мире вдруг стало слишком острым: её чувства, её дыхание, даже стук её собственного сердца. Этот поцелуй был совсем не похож на прежние: в нём не было ни спешки, ни необходимости доказать что-то. Он был как первый глоток свежего воздуха после долгого пребывания под водой, как прикосновение солнца в холодное утро.       Кульгавая прижалась к ней чуть сильнее, а затем, прерывая поцелуй, мягко шепнула:       — Ты вообще знаешь, как сильно я тебя люблю?       Эти слова градом обрушились на Сашу, но вместо того чтобы испугаться, как это обычно бывало, она вдруг ощутила странное, но приятное чувство лёгкости. Их дыхание смешалось, и Крючкова могла поклясться, что слышит, как между ними пульсирует воздух. Она посмотрела на Соню, прищурив глаза, будто оценивая её искренность.       — А ты докажи.       Словно на светофоре загорелся зеленей цвет. Кульгавая нахально усмехнулась, притрагиваясь к чужой талии. От этого действия у Саши звезды перед глазами засверкали. В моменте Соня перехватила девушку за ногу, усаживая на себя. Старшая оказалась лицом к лицу своей девушки.       — Докажу, - прошептала та, прокладывая себе путь под майкой Саши.       Холодная ладонь Сони скользила вплоть до лопаток, оставляя за собой след из невероятных мурашек. Когда она остановилась, Саша почувствовала едва заметный щелчок собственной застежки лифчика. Когда младшая принялась стягивать верхнюю одежду, Крючкова ощутила прохладу комнаты, в которой они находились.       — Ты ведь доверяешь мне, да? — шепнула Соня, голос звучал так мягко и близко, что Саше казалось, будто слова касаются её так же, как и руки.       В ответ девушка лишь томно вдохнула. Саша сидела полуголая на Соне, но ни грамма стеснения не чувствовала. Каждый раз, когдаКульгавая прикасалась к разбухшим соскам, внизу всплывал неумолимый огонь, который был готов погубить обеих. Едва слышимые стоны распространялись по помещению, смешиваясь с экстазом перед проявлениями любви.       Соня, осознав, что на теле ее девушки практически не осталось мест без будоражащей метки, уложила ту спиной на кровать, стянула с себя футболку, желая играть на равных, и принялась за ширинку брюк.       — Я не могу, - уже молила Саша, чувствуя, как все ее существо плавится под ласками Кульгавой.       Её кожа отзывалась на прикосновения волной мурашек, как будто каждая клеточка оживала, стремясь впитать в себя это тепло.       Соня безжалостно медленно потянула замок вниз, попутно зацеловывая каждый участок кожи у пупка, отчего искры фейверком проявлялись перед глазами. Когда на пол приземлилось все то, что препятствовало Саше предстать ногой, Соня перешла к решительным действиям. Она опустилась на колени, разводя ноги своей девушки в стороны. В нетерпении прильнула губами к внутренней стороне бедра, поступая все ближе и ближе. Смачивая кожу слюной, Соня вошла сначала одним пальцем, следя за реакцией Саши, а поняв, что эти действия не причиняют ей боли, добавила второй. Проходясь по внутренним стенкам влагалища, она чувствовала все ответные позывы, каждое вздрагивание, каждый толчок, то, как Саша выгибалась в спине от безумства происходящего в этой комнате.       Крючкова ощущала, как её тело словно сливается с каждой лаской Сони, как между ними рушатся все границы. Её сердце билось быстрее, каждое движение отдавало глухим эхом в груди, а дыхание становилось всё тяжелее, словно ей не хватало воздуха. Саша чувствовала, как внутри всё пульсирует — не только от возбуждения, но и от понимания того, что её чувства взаимны. Она впервые позволила себе полностью отпустить контроль, довериться, почувствовать этот момент целиком. В голове не осталось места для посторонних мыслей; всё, что имело значение, было сейчас и здесь, между ними.       Соня вновь сравнялась и, склонившись к ней, смотрела так, будто в этом взгляде было всё: обожание, нежность, притяжение и лёгкий оттенок внутренней борьбы. Она словно пыталась показать своими действиями то, что словами выразить было бы слишком сложно. Движения были медленными, внимательными, как будто боялась разрушить этот хрупкий момент.       — Я здесь, — тихо сказала Кульгавая, будто отвечая на незаданный вопрос, а затем провела пальцами по линии ключиц, оставляя за собой огненную дорожку.       Саша ответила не словами, а движением — она обвила руки вокруг Сони, прижимая её ближе, словно боялась, что эта близость исчезнет, что это всё может быть лишь сном. Но их дыхание, их тепло, их смешанные голоса делали всё происходящее реальным.       Для обеих это был момент не только физического, но и эмоционального обнажения. Каждое движение, каждый вздох и каждый взгляд словно утверждали: я твоя, и ты моя. Это было чем-то большим, чем просто страстью — это был язык любви, говорящий громче любых слов.

////

      Крючкова сидела на подоконнике, монотонно болтая ногой в такт мелодии, что лилась из Жениной колонки. Потрепанные занавески мягко покачивались от слабого сквозняка, пропуская холодноватый ночной воздух. В женской комнате первого отряда царил привычный творческий беспорядок: вещи были раскиданы по всем углам, постели небрежно смяты, а атмосфера была пронизана шумом и смехом, то и дело прерывающимся выкриками. Это был последний вечер в «Ястребе».       Одна из девушек, Ангелина, увлеченно пыталась сделать колесо, то падая, то подскакивая, а Лейла давала ей советы, будто была профессиональным тренером. Алиса, на правах «опытной», объясняла всем, как правильно собирать чемоданы, а Саша, больше погруженная в свои мысли, не спешила включаться в этот хаос. Женя в это время безуспешно боролась с собственным чемоданом, который никак не хотел закрываться, несмотря на все усилия.       — Оставляете пижаму, одежду на завтра и свои умывашки, — повторила Якутова с нотками терпения в голосе. Она, как ни странно, умудрялась сохранить спокойствие среди этого маленького апокалипсиса. — А! И зарядку для телефона! Вы ее потом в чемодане фиг найдете.       Это было сказано так уверенно, что все сразу представили утро, когда в спешке приходится переворачивать содержимое чемодана вверх дном.       Тем временем Алиса, застегнув молнию на своих широких джинсах клеш, величественно прошлась по комнате, будто на подиуме. Её шаг был таким уверенным, что Ангелина, тщетно пытавшаяся освоить акробатический трюк, не удержалась от комментария:       — Что-то ты сегодня подозрительно бодрая, — заметила она, осторожно вставая с пола. — Что, случилось что-то хорошее?       Якутова сделала вид, что вопрос заставил задуматься, но в её взгляде уже было что-то нарочито многозначительное. Девушка опустилась на свою кровать, сложив ножки в сторону с изяществом, будто бы собиралась объявить что-то невероятно важное.       — Друзья Натана сказали, что он сегодня позовёт меня на медленный танец! — выпалила она с такой гордостью, что её голос отразился от стен. Она даже подпрыгнула на месте, захлопав в ладоши, словно маленький ребёнок.       Наступила короткая пауза, в течение которой все осмысляли услышанное. Некоторые, как Шестерикова, искренне старались изобразить радость за подругу, но внутри каждая из них знала, что Натан — персонаж спорный. Вежливый, но странноватый, да и его манера общаться казалась многим слегка надменной.       — Напомни: кто это? — спросила Саша, хмуря брови. Её задумчивое выражение лица говорило о том, что имя парня вылетело из памяти сразу после того, как она его услышала.       — Блондин из второго отряда! — ответила Алиса так, будто это объясняло всё.       Крючкова неуклюже похлопала глазами, обдумывая ответ, а потом протянула:       — Ааааа, понятно...       Её голос звучал так, будто она ничего не поняла, но решила, что разбираться больше не стоит. Девушка вновь вернулась к своим делам, аккуратно складывая проводные наушники.       — Классно он придумал: в последний день танцевать звать, — пробурчала Женя, раздражённо ударяя по крышке своего чемодана. Она снова пыталась закрыть его, но в это раз молния застряла. — Мог бы и раньше инициативу проявить.       — С башкой беды, — тихо подметила Лейла, даже не поднимая глаз от телефона, который она листала с отсутствующим видом.       Якутова фыркнула, но, видимо, решив не портить себе настроение, пропустила мимо ушей этот комментарий.       — Честно говоря, он меня и саму уже бесит, — сказала она, взяв в руки плюшевого медведя, которого собиралась положить в рюкзак. — Я перед ним всю смену пляшу — хоть бы хны!       Голос был одновременно обиженным и возмущённым. Остальные украдкой переглянулись: они прекрасно понимали её чувства. Натан действительно вел себя странно, будто намеренно играл на нервах Алисы, а теперь, в последний день, вдруг решил обратить на неё внимание.       Снаружи, в коридоре, уже было слышно, как другие отряды шумят, готовясь к финальной дискотеке. Кто-то размахивал гитарой, играя знакомые аккорды, кто-то звал других на улицу — погода была прохладной, но удивительно ясной.       Ангелина, всё ещё размышляя о разговоре, вдруг сказала:       — А ты не боишься, что он просто шутит?       В комнате стало тихо. Алиса медленно подняла взгляд, в котором читалось смятение, но через секунду она усмехнулась:       — Нет. Друзья Натана сказали, что он серьёзно. — Ответила с вызовом, будто она отказывалась даже допустить подобное.       — Ну ладно, — миролюбиво протянула Терехина. — Тогда удачи тебе.       Крючкова снова уставилась в окно. Луна, висевшая над лагерем, заливала мягким светом знакомые силуэты деревьев, которые качались под слабым ночным ветром, и тёмные контуры корпусов, в которых постепенно стихали голоса. Весь лагерь будто затаил дыхание в ожидании утра — того самого утра, которое поставит точку в их короткой, но насыщенной смене.       Саша провела пальцем по стеклу, рисуя невидимую линию. В обед им сказали собрать свои вещи и оставить чемоданы в холле.       Девушка смотрела на лунную тропу, освещавшую знакомый пейзаж, и думала: Как можно уместить этот лагерь в чемодан?       Как упаковать в него каждый вечер в кино и на дискотеке, тихие откровенные разговоры перед сном, смех на линейках? Как уместить в одну сумку привычный шум столовой, мягкий запах сосен, которые они с Соней считали самыми высокими в мире, и даже этот старый скрипучий матрас, на который она ворчала всю смену, но теперь не хотела оставлять?       Саша попыталась представить завтрашний день. Автобусы, толпа ребят с чемоданами, суета. Лейла наверняка начнёт плакать уже в холле, а Женя будет подбадривать её, говоря, что ещё встретимся. Ангелина будет хохотать, скрывая волнение, а Соня... Саша не знала, что сделает Соня. Она боялась это представить.       Стук её сердца отдавался гулко в ушах. В груди что-то сжалось, будто перед прыжком с высоты.       Скоро этот вид исчезнет, сменившись шумными улицами города. Там не будет этой луны, этого запаха сосновой смолы, этого странного ощущения, что дом — это не только стены, но и люди, которые спят за тонкими перегородками.

Дом.

      Крючкова почти не думала об этом слове раньше, но сейчас оно наполнилось новым значением. Лагерь стал домом. Этим простым, но таким значимым местом, где она могла быть собой, смеяться до боли в животе, шептаться в темноте, делиться с Соней мыслями, которые не смогла бы рассказать даже лучшей подруге.       И завтра этого дома не станет.       Девушка щутила лёгкое покалывание в горле, но слёз не было. Она не плакала с самого начала смены, как будто внутри был включён какой-то выключатель. Но сейчас... Саша глубоко вздохнула, пытаясь унять этот комок.       — Как можно просто взять и уехать? — прошептала она в темноту. Её голос прозвучал едва слышно, растворившись в ночи.       Ответа не было. Только лёгкий шум ветра, перешёптывание листьев и редкий скрип старых досок.       Снова повисло молчание. Каждая из девушек была погружена в свои мысли.       Лейла первой разорвала его:       — Я вот думаю, почему всё хорошее так быстро заканчивается?       Она произнесла это спокойно, но в голосе слышалась нотка грусти. Девушки переглянулись. Этот вопрос, казалось, висел в воздухе последние несколько дней, но никто не решался произнести его вслух.       — Потому что, если бы длилось дольше, стало бы обычным, — ответила Женя, закусив губу. — Мы бы привыкли. А так... оно остаётся особенным.       — Ага, особенным и больным, — фыркнула Ангелина, снова пытаясь сделать колесо. — Потом возвращаешься домой и сидишь, листаешь фотки, вспоминаешь, как тут было весело. И что?       Саша оторвалась от своих мыслей, в её взгляде была доля раздражения.       — Что "и что"? Живёшь дальше. Разве тебе не кажется, что даже эти воспоминания стоят того?       — Не знаю, — Терехина тяжело вздохнула и плюхнулась на кровать. — Может, ты и права.       Алиса поднялась и, хлопнув в ладоши, заявила:       — Всё, хватит соплей! Сегодня у нас последняя ночь, и я предлагаю провести её так, чтобы потом было что вспомнить!       На Эстраде, куда шли все отряды в обязательном порядке, уже во всю отжигали. Громкая музыка, разноцветные огни и гул голосов наполняли пространство так, что казалось, столбы, поддерживающие навес, скоро не выдержат.       — Слушайте, а атмосферка то поменялась! — удивлённо произнесла Саша, рассматривая всё вокруг.       Кто-то прыгал под музыку, кто-то стоял в стороне и переговаривался, а у самой сцены уже успели собрать круг для танцевального баттла. Якутова заметно оживилась, оглядывая толпу в поисках знакомого лица.       — Он тут, — сказала она, поправляя волосы.       — Кто? — сразу спросила Ангелина, хотя прекрасно знала ответ.       — Натан.       Саша, услышав это имя, закатила глаза. Её отношение к блондину из второго отряда было совершенно равнодушным, и она не понимала, почему Алиса уделяет ему столько внимания.       — Ну, иди, подойди к нему, — сказала Женя с усмешкой.       — Нет-нет, — девушка отмахнулась. — Он сам должен подойти.       Её уверенность была почти театральной, но подруги решили не спорить. В конце концов, каждый вечер здесь — словно мини-драма, и пусть у Алисы будет её собственная.       — Тогда мы идём танцевать, — заявила Женя и потянула за руку Ангелину.       Но Алиса только махнула рукой, показывая, что сама справится. Все разбрелись по залу. Музыка постепенно становилась громче, люди смелее, и даже Ключевская, которой казалось, что дискотека не для неё, вскоре уже пританцовывала в рядах подруг.       В какой-то момент, когда песня сменилась на более медленную, в толпе появился Натан. Высокий, худощавый блондин с самоуверенной улыбкой, он явно шёл прямо к Алисе. Та сразу заметила его и быстро пригладила юбку.       — Ну, держитесь, — хихикнула Женя, наблюдая за этой сценой издалека.       Парень остановился перед Алисой, глядя на неё с лёгкой ухмылкой.       — Привет, — сказал он, перекрикивая музыку.       — Привет, — Якутова сделала вид, что удивлена его появлением, хотя все знали, что она этого ждала.       — Потанцуем? — предложил, протянув руку.       С этого момента внимание многих переключилось на них. Даже Крючкова, стараясь выглядеть безразличной, не смогла удержаться от взгляда в их сторону.       Алиса выдержала паузу. Она посмотрела на протянутую руку, затем подняла глаза на Натана и неожиданно улыбнулась, но не так, как он, видимо, ожидал.       — Нет, спасибо, — спокойно сказала девушка.       На Эстраде воцарилась неловкая тишина, как будто кто-то на секунду убавил громкость музыки. Натан замер, не веря своим ушам.       — Что? Почему? — спросил он, пытаясь сохранить лицо.       Алиса пожала плечами:       — Просто не хочу.       Этот ответ был таким простым и неожиданным, что Натан даже не знал, как реагировать. Он стоял несколько секунд, будто пытаясь понять, что только что произошло, а потом, пожав плечами, пробормотал что-то вроде «Ну ладно» и растворился в толпе.       — Ого, — выдохнула Ангелина, подойдя ближе к Алисе. — Ты серьёзно отказала ему?       — А что такого? — спокойно спросила Алиса, поправляя плечики своего топа. — Он думал, что я буду прыгать от радости? Пусть поймёт, что со мной так не работает.       Её голос звучал уверенно, но в глубине глаз всё-таки мелькнуло что-то похожее на грусть.       — Молодец, — сказала Лейла. — Честно, я бы тоже так сделала.       Остальные девушки тоже подошли к соотряднице, теперь образовав вокруг неё плотное кольцо поддержки. Саша хмыкнула:       — Ну, ты его поставила на место. Уважение.       — Спасибо, девочки, — Алиса улыбнулась. — А теперь пошли танцевать!       Музыка снова заиграла громче, и волна движений захлестнула их. В этот момент Алиса почувствовала странное облегчение. Это был её выбор — впервые за всю смену она не пыталась угодить кому-то, а просто сделала то, что чувствовала. И это оказалось неожиданно приятно.       Впрочем, на этом происшествия не закончились. На танцполе воздух будто накалился. Дискотечный шар разбрасывал блики, и разноцветные всполохи света метались по лицам танцующих. Музыка приглушала все разговоры, но, несмотря на это, в углу площадки начался громкий спор. Два парня из средних отрядов, казалось, вот-вот перейдут от слов к действиям. Гул толпы наполнил пространство, словно стоящее на пороге грозы.       Саша наблюдала за всем этим отстранённо, её взгляд блуждал, но мысли были далеко отсюда. Пока все сбегались на балаган, Крючкова взглядом выискивала свою цель. Она даже не заметила, как кто-то подошёл сзади, пока не почувствовала тёплые ладони, легко и уверенно слегшие на её талию.       — Я задолжала тебе медляк, — тихий голос прозвучал так близко, что у Саши по спине пробежали мурашки.       Девушка вздрогнула, но не от неожиданности, а скорее от слишком хорошо знакомого ощущения. Улыбнувшись краем губ, она развернулась, не сбрасывая этих рук. Её взгляд встретился с шоколадными глазами Сони, и все потеряло краски.       Кульгавая, не удержавшись, легко коснулась её губ в коротком, едва ощутимом поцелуе. Они стояли близко, почти не двигаясь, позволяя музыке обволакивать их. Дискотечный шар бросал блики на их лица, и в этой полутьме, среди ярких и мерцающих огней, они выглядели как единственная неподвижная точка в хаосе танцпола.       — Всё-таки ты умеешь брать своё, — наконец сказала Саша, но в её голосе не было ни капли упрёка, только тёплая усмешка.       — А как иначе? — парировала Соня, чуть притягивая её ближе.       Музыка сменилась, теперь звучала медленная, почти убаюкивающая мелодия. Танцующие вокруг пары немного разошлись, оставив им пространство. Саша позволила кадету вести, хотя движения их были минимальными, словно они танцевали не под музыку, а в собственном ритме.       — Ты как будто боишься, что я исчезну, — вдруг сказала Кульгавая, слегка улыбнувшись, когда почувствовала, как Саша крепче сжала пальцы.       — Может, и боюсь, — призналась та, отворачивая голову.       Соня чуть прищурилась, оценивая. Потом, аккуратно коснувшись пальцами подбородка, повернула её лицо к себе.       — Саша, смотри на меня. Я не исчезну.       Эти слова прозвучали мягко, но уверенно, и от них в груди Крючковой стало теплее. Она снова посмотрела в эти светящиеся глаза, в которых, казалось, можно было утонуть.       — Ты слишком уверенная, — заметила она, качая головой.       — Просто я знаю, чего хочу, — без тени сомнения ответила Соня.       Они двигались медленно, как будто всё остальное перестало существовать. На мгновение Саша закрыла глаза, сосредотачиваясь на том, как ладони возлюбленной лежат на её талии, на том, как их дыхание сливается в одно.       — Знаешь, — начала она, открывая глаза, — если бы мне кто-то сказал в начале смены, что я буду вот так стоять с тобой...       Она замолчала, словно не зная, как закончить мысль.       — ...ты бы не поверила? — подхватила Кульгавая.       Саша кивнула.       — Не поверила.       Соня хмыкнула и наклонила голову чуть ближе.       — А я бы поверила. Ты с первого дня смотрела на меня так, будто всё вокруг исчезает.       Крючкова нахмурилась от такого заявления, слегка смутившись, но в то же время не смогла удержаться от лёгкой улыбки.       — Ты это придумала, — пробормотала она, отводя взгляд.       — Ни капли, — возразила Кульгавая, снова поднимая её лицо взглядом. — Не стесняйся, мне это нравится, — шепнула она.       Соня улыбнулась и прижалась к ней чуть ближе, чувствуя, как от соприкосновения будто током бьет. Несколько секунд они молчали, просто позволяя моменту продолжаться. Наконец, Саша заговорила снова, на этот раз её голос был чуть тише, почти на грани шёпота:       — Я боюсь, что завтра всё это закончится.       Кадет замерла, но тут же мягко сжала её ладонь, привлекая ещё ближе, вплотную.       — Этого не случится, — сказала она, как будто это была клятва. — Мы не дадим этому случиться. Я обещала, помнишь?       Саша кивнула, но её взгляд оставался сомневающимся.       Музыка в зале закончилась, сменившись более ритмичной песней. Но они продолжали стоять на месте, всё ещё в объятиях друг друга, словно для них этот танец так и не закончился.       Крючкова улыбнулась, на этот раз шире, и чуть наклонилась к уху Сони.       — Ладно, уговорила. Считай, я официально твоя до следующей песни.       Девушка фыркнула и притянула её чуть ближе, коснувшись кончиком носа.       — До следующей песни? — повторила она. — Нет, Саша. До следующей песни и дольше.       И, прежде чем Саша успела ответить, она легко чмокнула её в нос, заставив ту рассмеяться.

////

      Дискотека подходила к концу, но напряжение, витавшее в воздухе, не спадало. Не то от осознания, что эта ночь последняя, не то от томительного ожидания традиционного финального момента смены. Когда музыка замолкла, гудящий зал ещё мгновение наполняли голоса, смех и взрывы аплодисментов. Но как только заиграли первые аккорды гимна лагеря, толпа сама собой замерла.       Крючкова почувствовала, как пальцы Кульгавой скользнули вдоль ее ладоней, переплетаясь с пальцами. Они обменялись короткими взглядами — в них смешались грусть, предвкушение и что-то тёплое, что нельзя было выразить словами.       — Пошли, — тихо сказала Соня, слегка потянув её за руку.       Они двинулись следом за остальными. Вокруг кипел привычный хаос: ребята из разных отрядов перекликались, кто-то пытался вырваться вперёд, чтобы занять лучшие места, кто-то, наоборот, притормаживал, пытаясь оттянуть неизбежное прощание.       Шум толпы вскоре сменился звуками ночного леса. Дорога на поляну, привычная днём, в темноте казалась другой — немного таинственной, немного торжественной. Свет фонарей растекался мягким золотистым свечением, подсвечивая пыль, поднятую десятками ног. Вдалеке уже был виден слабый отсвет от костра, который ещё только разжигали.       Саша шагала молча, ощущая, как тёплый ветер развевал волосы. Соня шла рядом, всё ещё не отпуская её руки. Они переглянулись, когда кто-то из ребят громко крикнул:       — Скорее, костёр вот-вот зажгут!       И, словно по команде, шаги ускорились.       Когда они добрались до поляны, перед ними раскинулось огромное пространство, освещённое только луной и первыми искрами разожжённого костра. Его размер уже впечатлял: деревянный штабель возвышался словно крепостная башня, достигая двух этажей в высоту. В воздухе пахло свежим деревом, влажной землёй.       — Вот это да... — пробормотала Крючкова, не отрывая взгляда от пирамиды из брёвен.       — А ты думала, шутка? — усмехнулась Соня, едва заметно толкнув её плечом.       Костёр был сложен идеально: длинные брёвна, аккуратно уложенные друг на друга, поднимались вверх в чёткой геометрии. В центре уже тлели первые угольки, подсвечивая лица тех, кто успел сесть поближе.       Ребята начали рассаживаться полукругом вокруг конструкции. Кто-то шумно спорил, куда лучше приткнуться, кто-то просто молча устраивался на траве или бревне. Саша и Соня задержались в стороне, любуясь, как первые языки пламени начали кусать нижние слои древесины.       — Красиво, — тихо сказала Крючкова.       — Очень. Но будет ещё лучше, когда он взметнётся, — ответила Кульгавая, слегка прищурившись, будто уже видела в мыслях этот момент.       Когда все собрались, раздался долгий гудок — сигнал к началу церемонии. Лица ребят застыли в ожидании, только шёпот раздавался по рядам. Вожатые начали обходить круг с факелами, их пламя отбрасывало причудливые тени.       И вот, наконец, главный факел коснулся основания костра.       Сначала всё было тихо — лишь тихое потрескивание разгоравшихся угольков. Но внезапно пламя вспыхнуло, словно набравшись силы, и, ревя, взметнулось вверх. Оно двигалось, будто живое, заливая поляну тёплым, ярко-оранжевым светом. Ветер подхватил искры, унося их в ночное небо, где они смешивались с сотнями звёзд.       Крики удивления и восхищения прорезали тишину.       — Вот это да! — кто-то выкрикнул, и ему тут же эхом откликнулись десятки голосов.       Костёр полыхал так высоко, что, казалось, мог дотянуться до верхушек сосен. Его тепло было ощутимо даже на расстоянии, а свет отражался в глазах всех, кто сидел вокруг, делая лица особенно выразительными.       Соня чуть наклонилась к Саше:       — Ну как тебе?       — Впечатляет, — тихо ответила та, но её голос выдавал, что она немного растеряна.       Кадетка лишь улыбнулась и мягко пожала её руку.       Вскоре вожатые начали говорить — об итогах смены, о том, что этот момент должен остаться в памяти каждого. Речь, полная тёплых слов и смешных воспоминаний, перекликалась с треском огня.       Саша слушала вполуха, наблюдая, как огонь превращает массивные брёвна в угли. Её мысли были далеко — где-то между сегодняшним вечером и тем, что ждёт их завтра.       Соня неожиданно потянулась к Сашиной куртке.       — Холодно, женушка, поделись чем-то тёплым, — нарочито громко заявила она, так что Лейла, сидевшая неподалёку, тут же прыснула.       — Ты можешь потише? — Крючкова закатила глаза, пытаясь сохранить серьёзное лицо.       — Ну уж нет, я сегодня весь вечер тебя так называть буду, привыкай, — ухмыльнулась Соня.       — Тогда не удивляйся, если ночью тебя обмажут зубной пастой, — парировала Саша, но всё же расстегнула куртку и накинула на Кульгавую.       — А вы в деле? Матвей же забрал зубную пасту.       — Когда это останавливало от проведения «Королевской ночи»?       Тем временем Женя, которая устроилась рядом с Ангелиной на пледе, уже вовсю болтала, размахивая руками.       — Слушай, а помнишь тот раз, когда нас с тобой выгнали со столовой в первый день? Типа, мы громко спорили, — Ангелина подалась вперёд, азартно жестикулируя.       — Это не мы громко спорили, это ты кричала, что лук в супе — несусветное преступление, — хмыкнула Женя, подперев подбородок рукой.       — Потому что это правда! — наигранно воскликнула Терехина. — Да кто вообще кладёт лук в суп?! Это же как плевок в душу!       Женя засмеялась, качая головой.       — Ты драматичнее всех наших спектаклей вместе взятых. Это был обычный суп.       — Обычный? — Ангелина прищурилась, словно Шестерикова только что сказала что-то немыслимое. — Знаешь, что такое обычный суп? Это куриный с лапшой. И никакого лука!       — Ты как в той шутке, где повар вообще без специй готовит, — Женя хихикнула и наклонилась вперёд. — Просто воды налить?       — Лучше воды, чем лук! — отрезала девушка и сложила руки на груди.       На соседнем пледе кто-то кашлянул. Девушки обернулись, заметив Лену из второго отряда, которая не могла скрыть улыбки.       — Вы всегда так оживлённо обсуждаете еду? — поинтересовалась она, уткнувшись в книгу, но явно прислушиваясь.       — Только если еда нарушает законы мироздания, — ответила Ангелина, гордо вздёрнув подбородок.       — Суп с луком — это законы мироздания? — не удержалась от подколки Женя.       — Нет, это отклонение от них! — Терехина ткнула пальцем в сторону Шестериковой. — А ты, как моя девушка, должна меня поддерживать, а не смеяться.       — Поддерживаю, — Женя подняла руки, словно сдаваясь. — Лук в супе — преступление против кулинарии.       Ангелина довольно улыбнулась и наконец откинулась на плед. Женя, довольная тем, что смогла вывести девушку из состояния боевой готовности, легла на бок, опершись на локоть.       — Ладно, Ангелина, а что тогда, по-твоему, идеальная еда? Вот прямо безукоризненная.       Терехина задумалась, устремив взгляд вдаль, словно пыталась вспомнить что-то особенно значительное. На мгновение её лицо стало сосредоточенным, но тут же озарилось улыбкой.       — О, легко. Пицца с двойным сыром, горячий шоколад и... ммм, ну, ещё, может, клубника.       — Вот это разброс, конечно, — Шестерикова покачала головой. — Ты точно выдержишь такой набор?       — А ты сомневаешься в моих способностях? — Ангелина изобразила оскорблённое выражение лица, но быстро смягчилась. — А твоя идеальная еда какая?       Женя задумалась, глядя на голубое небо, где медленно плыли облака.       — Знаешь, наверное, что-то простое. Тёплый хлеб с маслом, чай с мятой. Ну и пирог с яблоками, как у бабушки. Помню, она всегда его пекла, когда я приезжала на каникулы.       — Звучит уютно, — Ангелина улыбнулась, глядя на свою девушку. — А твоя бабушка, она тоже любила готовить?       — Очень, — Шестерикова кивнула. — У неё на кухне всегда пахло корицей. Иногда мне кажется, что даже если я где-то на улице почувствую этот запах, то снова окажусь в её доме.       Терехина на мгновение замолчала, будто раздумывая над чем-то. Потом мягко сказала:       — Знаешь, у тебя всегда такие тёплые воспоминания. Это... круто.       Женя посмотрела на неё с удивлением.       — А у тебя разве нет?       — Ну... не так, как у тебя. У нас дома чаще все заняты были. Не до семейных ужинов и запахов корицы, — Ангелина улыбнулась, но теперь уже чуть грустно.       Женя протянула руку и легонько толкнула её в плечо.       — Тогда знаешь, что? При следующей встрече я позову тебя к нам, и мы вместе сделаем пирог с яблоками. И чай с мятой, если захочешь.       Терехина широко улыбнулась, вдруг чувствуя, как эта простая идея сделала её день чуть светлее.       — Серьёзно?       — Конечно, — девушка улыбнулась в ответ. — И вообще, я ещё научу тебя, что лук в супе иногда даже неплох.              — Даже не начинай! — притворно возмутилась Ангелина, но в её голосе уже не было ни капли негодования.       Оксана и Лейла сидели ближе к огню, наслаждаясь теплом и друг другом. Тепло от огня приятно обволакивало, прогоняя прохладный вечерний ветерок, который то и дело пытался нарушить эту уютную идиллию. Оксана, расслабленная и немного уставшая после насыщенного дня, откинулась назад, опираясь на руки, и взглянула в ночное небо.       — Видишь вон ту яркую звезду? — она указала на северо-восток, где чуть выше горизонта сияла яркая точка.       — Угу, вижу. Это... Полярная? — Лейла прищурилась, чуть наклонив голову.       — Нет, это Вега, из созвездия Лиры, — поправила её Оксана. — Она одна из самых ярких звёзд в северном полушарии. Летом её видно практически всю ночь.       Ключевская улыбнулась, глядя на звезду.       — А что ещё ты про неё знаешь?       — Много чего, — Нецветаева тоже улыбнулась, чуть наклонившись вперёд. — Например, свет от Веги доходит до нас за 25 лет. То, что мы видим сейчас, — это свет, который она испустила, когда мы ещё были детьми.       Лейла удивлённо посмотрела на неё.       — Это... немного пугает.       — Почему? — Оксана с любопытством взглянула на неё.       — Ну, представь: мы смотрим на прошлое. А вдруг сейчас её уже нет?       Девушка окачала головой.       — Звёзды живут миллионы лет. Вега ещё будет там, когда нас уже не станет. — Стрекот кузнечиков разошелся по полю. — Вега была одной из первых звёзд, у которой учёные обнаружили пылевой диск. Это намёк на то, что там могут быть планеты. Может, даже похожие на Землю.       Лейла чуть улыбнулась и наклонилась к Оксане.       — Планеты? Значит, где-то там могут быть такие же, как мы?       — Вполне возможно, — ответила Оксана, её глаза загорелись от энтузиазма. — Хотя кто знает, какими они будут. Может, у них всё наоборот — небо зелёное, трава синяя.       Нецветаева повернулась к девушке, её голос стал чуть мягче:       — А ты бы хотела полететь туда?       Лейла задумалась на секунду, а потом тихо ответила:       — Только если ты будешь рядом. Знаешь, я не уверена, что мне нужны звёзды, если тебя нет поблизости.       Оксана на секунду замолчала, а затем широко улыбнулась, оголяя зубы.       — Ты такая романтичная. Но ведь это я должна была сказать, правда?       — Почему это ты? — Ключевская игриво приподняла бровь. — У тебя монополия на красивые слова?       — Нет, просто я привыкла быть той, кто впечатляет.       Лейла рассмеялась, чуть покачав головой.       — Ну, сегодня я забираю эту роль себе.       Оксана тихо рассмеялась и потянулась к её руке, легко сплетая их пальцы.       — Хорошо, тогда следующая звезда посвящается тебе.       Кадет вновь подняла взгляд к небу и слегка наклонила голову, будто прицениваясь к созвездиям.       — Видишь, чуть выше Веги — три звезды, которые образуют почти прямую линию? Это пояс Лебедя, а вот там, чуть дальше, его крылья.       Лейла сосредоточенно прищурилась.       — А почему Лебедь? Это созвездие на что-то похоже?       Оксана усмехнулась.       — Если честно, не особо. Но легенда красивая. Говорят, это тот самый лебедь, в которого Зевс превратился, чтобы завоевать Леду.       — Зевс? О боги, он ещё и в лебедей превращался? — Ключевская тихо рассмеялась, облокотившись на плечо любимой.       — Ага, ну Зевс вообще был мастером перевоплощений, — Нецветаева усмехнулась. — Но Лебедь в мифах ещё ассоциируется с верностью и любовью.       Лейла на мгновение замерла, её взгляд вернулся к созвездию.       — Верность и любовь, — тихо повторила она. — Знаешь, мне нравится эта история, даже с Зевсом.       Оксана слегка повернула голову, её голос стал мягче:       — Тебе вообще всё, что связано с любовью, нравится, правда?       — Ну, может быть, — Лейла чуть улыбнулась, глядя на неё краем глаза. — А тебе что, нет?       — Я не особо верила в это раньше, — призналась Оксана, её пальцы чуть крепче сжали руку Лейлы. — Пока не появилась ты.       Ключевская удивлённо посмотрела на неё, её голос стал чуть тише:       — Правда?       — Да, — Оксана кивнула с серьезным, но теплым взглядом. — С тобой всё иначе. Даже звёзды теперь кажутся ближе.       Девушка лыбнулась и повернулась так, чтобы лучше видеть её лицо.       — Тогда, когда мы вернёмся сюда, — сказала она, легко прикасаясь к её щеке, — ты покажешь мне все звёзды. И расскажешь ещё больше историй.              — Вернёмся? — Оксана чуть наклонилась ближе. — С тобой — хоть в космос, Лейл.       Они обе рассмеялись, но звук этого смеха был каким-то особенным — тёплым и уютным, как сам вечер. Лейла вдруг мягко потянулась вперёд, легко коснувшись губами её губ.       — Значит, договорились, — прошептала она, прежде чем вновь откинуться на плечо Оксаны, чувствуя себя абсолютно счастливой.

////

      К двум часам ночи у костра почти не осталось людей. Тлеющие угли едва освещали лицо Алисы, но её пустой взгляд выдавал, что она не замечает ни огня, ни того, что происходит вокруг. Последний вечер смены давил на плечи, но не своей значимостью, а скорее тяжестью несбывшихся надежд и горечью упущенных моментов.       Рядом на бревне сидела Мафтуна. Закутавшись в плед, она молчала, уставившись в огонь, но её напряжённое плечо словно тянуло к себе внимание Якутовой. Та чувствовала это, но молчала — слова будто застряли где-то в горле, не находя выхода.       — Эта смена... она вроде была интересной, а вроде как будто зря всё, — тихо сказала Алиса, чуть кивая на костёр, будто тот понимал её больше, чем кто-либо.       Абдиева не сразу ответила, лишь подняла на неё взгляд, но почти тут же вернулась к созерцанию тлеющих углей.       — Ты про своего кавалера? — спросила она с лёгкой тенью сарказма, но голос звучал тепло, по-дружески.       Девушка усмехнулась, сухо и горько. Её пальцы непроизвольно сжали край старого пледа, будто это могло помочь сдержать то, что копилось внутри.       — Он не мой. И никогда не был. Забавно, правда? Бегаешь, стараешься, улыбаешься... а потом понимаешь, что это никому не нужно.       Мафтуна слегка качнула головой, её взгляд всё так же был прикован к огню.       — Зато теперь у тебя есть красивый отказ. Даже в последний день смогла держать лицо.       Последние слова словно зацепили Алису за живое. Она резко выдохнула, чуть качнувшись вперёд, и с укором посмотрела на подругу.       — Держать лицо... Какая разница, если внутри всё как в этих углях? Пылает, а снаружи только серый пепел.       Маф тихо вздохнула, откинулась назад и подняла взгляд к звёздному небу.       — Знаешь, это всё равно легче, чем...       Алиса перебила её:       — Чем смотреть, как она выбирает твою подругу?       Абдиева не ответила. Её лицо оставалось спокойным, но пальцы крепче сжали плед. Она не отводила глаз от звёзд, будто те могли дать ей ответ, которого она давно искала.       Алиса прикусила губу, понимая, что сказала лишнего. Она откинулась назад, закусив язык, но злость всё равно поднималась где-то изнутри. На кого она злилась? На мальчишку, который весь месяц делал вид, что Якутовой не существует? На Лейлу, которая выбрала не Маф? Нет. На себя — за этот нескончаемый поток эмоций, с которыми она не могла справиться.       — Прости, — тихо сказала она. — Я не должна была. Просто... мы обе, кажется, преуспели в том, чтобы находить людей, которым на нас наплевать.       Мафтуна наконец отвела взгляд от неба и посмотрела на подругу. Её лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнула тень понимания.       — Это не их вина, — тихо ответила она. — Если ты не любишь, то не любишь. Разве можно кого-то за это винить?       Алиса снова усмехнулась, но в её смехе не было радости.       — Да, ты у нас святая. Только я не верю, что тебе от этого легче.       Абдиева улыбнулась уголками губ, но её улыбка была усталой.       — Не легче, — призналась она. — Но что тут поделаешь? Я же вижу её каждый день. Она улыбается, говорит со мной, как будто ничего не произошло. А я...       Она замолчала, подбирая слова, и Алиса наклонилась вперёд, подперев голову руками.       — А ты просто улыбаешься в ответ, да? — догадалась она, не дожидаясь конца.       Девушка кивнула, проводя рукой по пледу, будто пытаясь найти в этом движении утешение.       — Это проще, чем показывать, что у тебя всё внутри разваливается.       Якутова прищурилась, её взгляд стал жёстче.       — Проще, — повторила она, — но не честно.       — «Не честно», — повторила за ней Мафтуна, её голос звучал спокойно, но глаза горели чем-то тихим и глубоким. — Именно это кружило у меня в голове, когда Оксана обо всём рассказала.       — И что ты сделала? — спросила Алиса.       Мафтуна усмехнулась, её улыбка была горькой, но полной воспоминаний.       — Мы тогда подрались. И не на шутку.       — Вы с Оксаной? — Алиса удивлённо приподняла брови.       Девушка кивнула.       — Да. На меня тогда словно затмение нашло. Я не могла поверить, что она... что всё это правда.       Она сделала паузу, глядя на догорающие угли.       — И я думала, что это конец нашей дружбе.       — Но вы же всё равно взаимодействуете? — осторожно спросила Алиса.       Мафтуна кивнула.       — Оксана всегда была сильнее меня. Она сказала, что мы справимся. Что это просто этап.       Она опустила глаза, её пальцы продолжали бессознательно перебирать край пледа.       — И ты поверила? — Алиса чуть подалась вперёд.       Мафтуна долго молчала, прежде чем ответить:       — Поверила. Потому что иначе... иначе я бы потеряла её совсем.       Наступила долгая пауза. Вокруг костра было тихо, только слабый треск углей заполнял пустоту.       — Ты смелая, — наконец сказала Алиса.       Мафтуна покачала головой.       — Нет, просто я не хочу быть одна.       Они снова замолчали, но на этот раз тишина была чуть мягче, чуть легче. Пламя почти погасло, но угли ещё отдавали слабое тепло, которое обе девушки ощущали, сидя рядом друг с другом.       На другом краю поляны послышался взрыв смеха — это Ангелина снова что-то рассказывала, громко жестикулируя.       — Почему мне кажется, что она сейчас опять про свой лук? — вполголоса проговорила Соня, склонившись к Саше.       — Потому что ты знаешь Терехину, — ответила та, лениво наблюдая за пляшущими тенями от костра.