Король Крести

      — Вновь приветствую, - сказал Александр Михайлович из-за стола.       Он выглядел как всегда — сдержанный, но с каким-то внутренним напряжением, которое даже его обычная расслабленность не могла скрыть.       Саша подняла взгляд, и их глаза встретились. Директор сидел в своем массивном кожаном кресле, опирая подбородок на сложенные руки. Это было почти театрально — его поза, его взор. Всё в нем говорило о том, что он находится в полной власти ситуации и контролирует каждый шаг происходящего. Это заставляло Сашу чувствовать, как в ее животе нарастает комок тревоги. Она ощутила себя словно под прицелом — как мышь, загнанная в угол, перед которой стоит безмолвный охотник.       В кабинете, помимо них, был Тигран Яковлевич, который сидел по правое плечо от Сони, тарабаня пальцами по бицепсам, и старшая вожатая — Аксанья Степановна. Последняя стояла у стола Александра Михайловича, словно секретарь. Казалось, она была больше частью декора кабинета, чем человеком.       Саша ощущала, как её сердце начинает биться быстрее. Она старалась собрать волю в кулак, хотя сама чувствовала, как она начинает трястись. Это был момент, когда не надо выглядеть уязвимой. Не перед этими людьми. Не перед этой ситуацией.       — Здравствуйте, - заторможенно произнесла Крючкова, столкнувшись с стеклянными глазами Кульгавой.       Директор сделал приглашающий жест рукой, указывая девушке на кресло. Ее колени ослабли. Матвей подтолкнул Сашу на это действие и сам присел рядом.       — Я понимаю, что у нас не пионерский лагерь, это все давно в прошлом, - начал директор из далека, сложив пальцы домиком. — Но и ценности запада нам не присущи.       Эти слова заставили Крючкову вжаться в диван всем телом. В помещении стало душно и дурно, возросло напряжение. Эти фразы, лишённые конкретики, были опасными. Саша пыталась подавить страх, который сковывал её, но не могла избавиться от ощущения, что ситуация выходит из-под контроля.       На столик приземлился планшет, что главная вожатая держала все это время в руках. Экран загорелся, и на нём появилась фотография, опубликованная в «Новостях Ястреба». Тот снимок, на котором они с Соней лежат в одной кровати.       Саша уставилась на экран планшета, будто пытаясь проглядеть сквозь него. Каждая деталь фотографии — смятые простыни, утренний свет, прядь волос, упавшая на лицо Сони, — вдруг стали казаться миражом. Она не могла понять, как такой момент превратился в оружие против них.       Крючкова перевела взгляд на Кульгавую. Та сидела прямо, глаза были устремлены куда-то вдаль, но не на неё. В позе читалось раздражающее напряжение, но она не выглядела испуганной. Скорее, уставшей. Словно весь этот фарс давно ей надоел, но сил на борьбу больше не осталось.       Саша же, напротив, была взбудоражена. Её лицо пылало. Она чувствовала, как в горле встаёт комок, но проглотить его не удавалось.       Почему это происходит именно с ними?       — Это недопустимо, - отчеканил директор, делая акцент на каждом слоге. — В нашем лагере недопустимо подобное поведение. Вы подаете плохой пример, нарушаете моральные устои.       — Недопустимо что? - резко перебила Соня, её голос дрогнул, но она продолжила. — Что мы сделали, чтобы заслужить этот спектакль? Полежали рядом? Это преступление?       Тигран Яковлевич, сидящий справа от неё, резко повернул голову, и его взгляд был таким суровым, что Саша почувствовала, как по телу пробежали мурашки. Он был из тех, кто не терпел нарушений порядка. Но Соня не испугалась.       — Держите себя в руках, кадет Кульгавая, - холодно произнёс Тигран Яковлевич, но в его голосе появилась раздражённость. Он явно чувствовал, что теряет контроль над разговором и собой. — Ваше дело — выслушать, что вам говорят, а не задавать вопросы.       Саша чувствовала, как дрожит её ладонь. Слова Сони были словно волна, смывающая остатки страха. Она вдохнула глубже и наконец заговорила:       — Мы никому не делали зла. Почему нас сейчас заставляют чувствовать себя грязными? За что нас судят?       В комнате наступила тишина. Директор наклонился немного вперёд, его взгляд стал еще более хмурым. Он постучал пальцами по столу, как будто раздумывая над её словами.       — Ваши поступки влияют на других, - сказала Аксанья Степановна, пытаясь скрыть раздражение. — Лагерь — это коллектив, а вы…       — Что мы? - перебила Саша, поднимаясь с места. Она повернулась к вожатой и посмотрела ей прямо в глаза. — Мы — просто люди. Мы дышим, чувствуем, живем. Почему мы должны оправдываться?       — Это недопустимо, - продолжила главная вожатая, ее голос оставался твердым, но сейчас в нем проскользнула некая неуверенность. Она повторял эти слова, словно пытался убедить не только Сашу, но и саму себя. — Мы стараемся воспитывать в вас уважение к традиционным ценностям, но вы…       Саша вдруг звучно усмехнулась — коротко, почти горько.       — Прекрасные у вас ценности. Только вот они не про воспитание. Они про страх.       — Вы должны понимать, что подобное поведение разрушает дисциплину в лагере.       — Разрушает дисциплину? - Соня вскинула голову, вновь включаясь в спор. — Или разрушает вашу иллюзию контроля? Дисциплину разрушают те, кто лезет в чужую жизнь, кто делает эти снимки и распространяет их. Это вас должно возмущать, а не то, в каким отношениях мы состоим.       — Вы осознаете, что детский лагерь — это не место для подобных демонстраций?       Саша открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли где-то внутри, не складываясь в осмысленные фразы. Она понимала, что оправдываться бесполезно. Фотография говорила сама за себя.       Тигран Яковлевич неожиданно остановил своё беспокойное движение, и теперь выжидающе смотрел прямо в глаза Саши.       — Это личное дело, - вдруг раздалось сбоку.       Крючкова удивлённо повернула голову. Это сказала Соня. Голос прозвучал уверенно, пусть и тихо. Она всё ещё избегала смотреть на Сашу, но в её тоне угадывалась твёрдость, которую та не ожидала услышать.       — Личное? -директор подался вперёд, сложив руки на столе. — Ваша личная жизнь стала достоянием общественности, Кульгавая. А когда это касается репутации лагеря , никаких «личных дел» быть не может.       — Простите, но это смешно, - перебила Соня, и теперь уже все взгляды устремились на неё. — Репутация лагеря ? Серьёзно? А вы, значит, думаете, что её стоит защищать таким образом — вызывая двух учениц на ковёр из-за… фотографии?       Слова повисли в воздухе, будто заморозив время. Саша не могла понять, откуда в Соне взялась эта смелость. Она сама сейчас хотела бы провалиться сквозь землю, а та, напротив, словно бросала вызов каждому, кто находился в кабинете.       — Вы не понимаете, к чему это может привести, - холодно отозвался директор. — Это не то, о чём стоит спорить. Есть правила, есть рамки. Вы вдвоем переступили черту.       Саша почувствовала, как эта фраза что-то сломала в ней. Она медленно посмотрела сначала на директора, потом на Сонин профиль.       — Знаете что, - сказала она, тихо, но с такой уверенностью, что её голос резанул тишину, — пусть хоть основания для подобных слов у вас будут.       Саша двигалась к Соне, будто сквозь вязкую толщу времени. Вся обстановка кабинета — приглушённый свет, строгость линий, настороженные силуэты взрослых — отодвинулась куда-то на периферию, утратив чёткость, как ненастроенный объектив. Был только этот короткий миг, сверкающий, как искра, которая либо вспыхнет пламенем, либо растворится в пустоте.       Её ладонь коснулась подбородка Сони, и это прикосновение было, как первая капля дождя перед грозой — лёгкое, но полное обещания чего-то необратимого. Крючкова подняла голову своей девушки, вынуждая смотреть лишь на нее, и поцеловала.       Когда их губы соприкоснулись, Саша ощутила, как внутри неё что-то ломается и одновременно выстраивается заново. Это был не просто поцелуй — это было заявление, вызов, сопротивление всему, что давило на них.       Поцелуй был резким, словно удар грома. Саша настойчиво и почти отчаянно нашла мягкие губы Сони. Это не было нежным прикосновением, это был взрыв, жгучий протест против всего, что их окружало: против взглядов взрослых, их правил и осуждения. Соня замерла на мгновение, но затем ответила на действия Саши. Неуверенно, но искренне. Это было тепло, смешанное с огнём — буря эмоций, которой они больше не могли сопротивляться.       Секунда длилась целую вечность — тишина, густая и тяжелая, заполнила комнату. Где-то на краю сознания Саша слышала, как скрипнул стул, как кто-то ахнул. Но ей было всё равно. Только они, только этот момент, в котором было больше правды, чем во всех обвинениях, звучавших до этого.       Когда они отстранились, тишина не была пустой. Это была тишина, полная отголосков грома, который только что прокатился по комнате. Все молчали — директор, Тигран, Матвей, главная вожатая. Саша повернулась к ним, лицо её было спокойным, но взгляд горел вызовом.       — Вот теперь можете нас судить, - сказала хриплым голосом Саша.

/////

      Обратно в корпус Крючкова вернулась уже после ужина, на котором ее без устали расспрашивали о причине похода в кабинет директора. Кому-то нужно было услышать правду, а кто-то просто стремился разогреть очередную сплетню. Стоит заметить, что, несмотря на бурю чувств, которая ещё недавно кипела в её душе, она с каждым шагом, покидая тот кабинет, начала осознавать, как постепенно уходит напряжение. В памяти её уже не осталось тех ярких, едва сдержанных эмоций, которые были на пике в момент столкновения с этой ужасной реальностью.В памяти осталась лишь добрая ухмылка Тиграна, с которой она столкнулась на выходе.       Никакого приговора им не вынесли лишь потому, что Александр Михайлович впал в шок. На его веку еще никто не смел выполнять подобное на его глазах. Это событие пошатнуло сознание, и он просто махнул рукой, требуя, чтобы все вышли из помещения.       — Они узнали, что мы покидали территорию? - спросила Женя, заходя вместе с Сашей в их комнату.       Крючкова с опустошением внутри плюхнулась на свою кровать. Сканируя белый потолок, который был изрисован в ее голове портретами Саши, она вдруг гулко сказала:       — Кто выпьет со мной?       — Блять, Саша, ты нас не пугай, - Ангелина поежилась от навязчивых мыслей, что возникали сами собой. — Что там было?       Крючкова с выдохом улыбнулась, припоминая, и перевернулась на правый бок, подставляя руку под голову. Ее глаза живо пробежались по всем присутствующим.       — Нетрадиционную ориентацию в этом лагере не принимают, как выяснилось.       Собственные слова смешили ее. Ситуация, что до этого была патовой, сейчас обретала новые грани. Девушка даже почувствовала некую легкость от того, что все знают. Ей стало спокойно от этой прозрачности.       — Что там произошло? - осторожно поинтересовалась Лейла.       — Они показали ту самую фотографию из канала малышни, упрекнули, что устои запада нам чужды и хотели, чтобы мы с этим согласились, - проговорила Саша, пытаясь как-то сгладить абсурдность произошедшего.       Даже Алиса нахмурилась, слушая такие подробности.       — А нахуй пойти они не хотят? Раз уж это традиционные ценности, - отсалютировала Ангелина, складывая руки на груди. — Мы тут чуть больше двух недель, а они еще что-то требовать будут? Пусть свою варежку захлопнут и выполняют ту работу, которую должны.       — А вы что? - спросила Женя, аккуратно накрывая губы Ангелины своей ладонью, чтобы та перестала плескаться желчью.       — Я решила, что раз уж они осуждают нас, то для этого хотя бы должен быть повод. Поцеловала Соньку при всех.       — Ты… что сделала? - ошарашенно переспросила Лейла, отвлекаясь от завязывания косы.       Глаза Ангелины улыбнулись, Женя с восхищением открыла рот, а Алиса вообще уронила свою дорожащую кофточку, но поднимать ее не спешила.       — Можно взглянуть на женщину, что родила тебя? - поинтересовалась Ангелина.       — Вы же теперь символ сопротивления! Будете по вечерам сжигать бюрократию, а днём бороться с традиционными ценностями.       Женя засмеялась, а Лейла задумалась.       — Я думаю, что нам стоит заказать майки с надписью "Неприкасаемые". А на спине — портреты Сони и Саши в стиле Ренессанс.       — Или футболки с надписью "Мы не просто лоббируем западные ценности, мы просто не лезем в чужую постель", - добавила Ангелина.       Саша рассмеялась, вытягивая ноги на кровати.       — Так, мы теперь официально стали антигероями лагеря. Что дальше? Наверное, встречаемся с коллегами по несчастью и строим стратегию. И, может, на выходных устроим пикет с плакатами против власти?       — А если серьёзно, - сказала Женя, улыбаясь, но с лёгким напряжением в голосе, — мы все вляпались.       — Ещё как вляпались, - ответила Саша, подкидывая подушку. — Но зато это было эпично! В следующий раз нам точно скажут, что наши отношения — это уже культурное наследие лагеря.

////

      Ночь в лагере постепенно вступала в свои права, и кажется, только в этой комнате жизнь шла наперекор времени, наполняясь смехом, разговорами и легким туманом алкоголя. Девушки устроились кто как: на кроватях, на полу, окруженные подушками и одеялами. Никто не пошел на дискотеку. На тумбочке красовалась бутылка какого-то дежурного алкоголя, выуденного из тайника Саши. Это было что-то сомнительное — возможно, настойка, у которой на дне осадок от странных трав, или тёмное пиво, явно не предназначенное для утончённых гурманов. Но никому не было дела до вкуса.       Крючкова, хозяйка контрабанды, разливала напиток в металлические кружки, явно украденные из столовой, и выглядела как настоящий бармен.       — Ладно, леди и джентльмены, давайте же выпьем за новый виток нашей замечательной репутации. Саш, Сонь, - Ангелина подняла кружку, сверкая глазами. — Спасибо, что вы показали всем, как надо жить в этом захолустье. Я считаю, вам надо памятник поставить прямо перед лагерем. Что-нибудь футуристичное. Или с огоньком.       Саша хмыкнула, поднимая кружку, из которой исходил кисловатый запах.       — За свободный лагерь! - добавила Женя, стараясь сдержать смех.       — И за наши западные ценности, - подхватила Лейла, многозначительно поглядывая на Сашу и Соню.       Напиток оказался крепким, что вызвало синхронный скрип зубов и сморщенные лица. Женя закашлялась, Алиса поперхнулась, а Лейла, будто ветеран походных застолий, просто вздохнула.       — Гадость-то какая, - проворчала Якутова, ставя кружку обратно на тумбочку.       Вскоре разговоры стали свободнее. Сплетни о вожатых, гипотезы о том, кто именно сфотографировал Соню и Сашу, и фантазии о том, как они в один день устроят переворот в лагере.       — Слушайте, если бы в лагере были выборы, я бы проголосовала за Соню, - сказала Женя.       — Сонька — королева анархии, - кивнула Ангелина, делая жест, как будто коронует подругу.       Кульгавая слегка покраснела, но улыбнулась, отпивая из своей кружки.       — А Сашу я бы назначила… эмм… министром внутренних дел. Она как настоящий оперативник в конце выдала всё, что надо было.       — Министром? - фыркнула Саша, задумчиво крутя кружку в руках. — Нет уж, я хочу быть комиссаром революции. Чтобы у меня была форма и шляпа.       — А ты бы, значит, с маузером бегала и всех строила? - Ангелина прыснула со смеху.       — Конечно. Ещё бы и знамёна раздавала.       В этот момент Женя предложила что-то ещё более неординарное:       — Мы должны пройти посвящение в «Неугодные».       — Например? - заинтересовалась Алиса.       — Например, украдём у охранника свисток, - выдала Шестерикова.       — Или каждый расскажет самый глупый секрет, который есть, - предложила Лейла. — Или пусть кто-нибудь из нас напишет       записку директору… от имени «западных ценностей»! -подала идею Ангелина.       Разговоры стали ещё более оживлёнными, кто-то смеялся, кто-то спорил. В комнате царила особая атмосфера уюта и взаимного доверия. Когда ночь стала совсем глубокой, они решили, что самое глупое и весёлое решение — написать эту самую записку. Кривыми буквами, на листочке из блокнота, который Саша достала из своей сумки, они накатали:       «Уважаемый Александр Михайлович! Мы, западные ценности, официально заявляем, что отныне займём ваш кабинет, чтобы научить вас свободе и взаимному уважению. Не сопротивляйтесь. С уважением, дух свободы и демократии.»       Посмеявшись над этой выходкой, они спрятали записку в бутылку из-под их сомнительного напитка и решили зарыть её под яблоней во дворе лагеря на следующий день.       В комнате уже почти не осталось света — только тусклая лампочка в углу, которая мигала перерывами. На столе пустели бутылки, а алкоголь явно начал брать своё, слова становились громче, смех — раскованнее. В какой-то момент Ангелина, которая всегда знала, как разжечь любое пламя, вдруг хлопнула в ладоши и вскрикнула:       — Слушайте! А почему бы нам свадьбу не сыграть?       — Свадьбу? - переспросила Саша, прищурившись из под длинных ресниц. — Чью?       — Твою, конечно, - безапелляционно заявила Терехина и указала на Соню. — Вот с ней.       Соня, только что потянувшаяся за очередной кружкой, замерла и медленно перевела взгляд на Сашу.       — Так, что за хрень ты придумала? - начала Крючкова, хотя уголки её губ явно выдавали скрытую усмешку.       — А что, звучит как классная идея! - поддержала Женя, уже начиная рыться в сумках в поисках реквизита. — У меня есть ленточка, может, пригодится на фату.       Ангелина поднялась на две свои и развела руки в стороны.       — Так, готовимся! Я отвечаю за церемонию. Лейла, иди ищи что-нибудь на фату. Женя, придумай, как сделать кольца.       — А Саша? - подала голос Алиса, растянувшись на кровати.       — А Саша сидит и соглашается, - отрезала Терехина.       — Не факт, - хмыкнула Саша.       — Да ладно тебе. Представь: кольца из проволоки, «да» в окружении друзей, Женя на подтанцовке, я в роли ведущей... Это же будет великолепно! Только подумай, ты сможешь сказать, что была жената. Хоть раз. Пусть и пьяная.       Саша перевела взгляд на Соню.       — И ты, значит, согласна на это?       Соня, не отводя глаз, ответила:       — Если ты согласишься, я тоже.       На мгновение стало слишком тихо. Саша будто взвешивала своё решение. Взгляд из-под полуопущенных век, напряжённые пальцы на кружке.       — Ну ладно, чёрт с вами, - наконец       выдохнула она, театрально закатив глаза. — Но если кто-нибудь из вас попробует нацепить мне на голову фату, свадьба обернется похоронами.       — Без фаты не обойдётся! - заявила Лейла, которая уже начала мастерить свадебный наряд из какого-то шарфа, найденного в тумбочке.       Женя приклеила к волосам Сони пышный белый бант из ленточки, похожий на свадебный аксессуар из девяностых. Алиса выудила из своей косметички старую помаду и нарисовала что-то вроде торжественного макияжа на лицах обеих невест.       — А теперь слушайте: я — священник! Лейла — ведущая, Алиса — подружка невест, а Женя — фотограф. И все, кроме новобрачных, обязаны молчать!       — Никакой демократии, - тихо прокомментировала Саша.       — Свадьба — это диктатура любви! - Ангелина с размахом показала сердечко в воздухе и вышла в центр комнаты.       Там она встала на табуретку, любезно поданную Женей, и, играя роль ведущей церемонии, громко объявила:       — Мы собрались здесь сегодня, чтобы объединить эти две души в браке… Соня, ты согласна взять Сашу в жёны, любить и терпеть её склонность к сарказму, наушникам и какао литрами?       Соня, явно подыгрывая, подняла голову и великодушно сказала:       — Согласна! И даже начну пить какао.       Терехина перевела внимание на стоящую рядом невесту.       — А ты, Саша, согласна взять Соню в жёны, разделить с ней все безумные идеи и ночи без сна?       — Да, - улыбка дрогнула на лице.       — Тогда объявляю вас… этими… э-э… — девушка замялась.       — Жёнами анархии! - подхватила Алиса, взмахнув кружкой.       — Жёнами анархии! -хором повторили остальные.       Женя тут же рванула к телефону и включила медленную песню — что-то сентиментальное, явно не соответствующее их абсурдной атмосфере.       — Теперь первая брачная ночь! - выкрикнула Алиса, заливаясь смехом.       Саша и Соня переглянулись.       — Если вы нам оставите комнату, мы, конечно, подумаем, - съязвила Саша.       Соня встала рядом с Сашей, притворно тяжело вздохнула и тихо прошептала:       — Ладно, не бойся, я возьму ответственность за медовый месяц на себя.

/////

      Утром девушки проснулись в самых неожиданных местах своей комнаты: кто на тумбочке, кто под кроватью, кто на подоконнике. Вчерашнее поило дало о себе знать с первых секунд, уже от одного перегара, стоящего в комнате, хотелось блевать.       Крючкова поднялась с пола, потирая глаза, перешагнула через лежащую в дверях Лейлу и направилась к умывальникам. Сквозь занавеси пробивался мягкий свет солнечных лучей. Девушка на несколько долгих минут залипла на красоту, что виднелась из окна, пока вода без перерыва лилась из крана. Умывшись, Саша взглянула в свое отражение в зеркале и подметила, что макияж невесты, нанесенный вчера Алисой, до сих пор свидетельствовал об их проделках. Помимо него на лице выступал легкий румянец, а гладкость кожи удивляла на убой. В отражении девушка увидела маму, по которой скучала все это время. Сегодня она и отец должны были приехать с визитом.       — Хочу познакомить ее с Соней, - вслух озвучила свои желания Крючкова и пошла обратно в комнату.       В голове гудел ряд вопросов: что мама об этом думает? Понравится ли ей избранница дочери? Как эта встреча произойдет?       Почему-то перед глазами мелькнула сцена из кабинета директора. Это заставило напрячься не только в теле, но и в лице. Мама ведь не способна сказать что-то подобное?       Саша вернулась в комнату, где царил хаос: кто-то ворочался, пытаясь укрыться под тонким пледом, кто-то недовольно ворчал, найдя на полу чужую блевотню. Комната постепенно оживала, но гул в голове и неприятный запах висели тяжелым облаком. Лейла во сне что-то пробормотала, а потом резко подскочила, словно осознав, где находится, и уставилась на Сашу.       — Тебе тоже так херово, или это я одна умираю? — хрипло спросила Лейла, потирая виски.       Саша лишь хмыкнула. Сейчас её мысли были заняты другим. Она машинально начала собирать со стола остатки вчерашнего «банкета», стараясь не шуметь. Размышления о предстоящей встрече с мамой и папой захватывали всё больше пространства в её голове. Вспомнились их строгие взгляды, вопросы о дисциплине, бесконечные нравоучения. Но Соня... Соня стоила того, чтобы рискнуть.       Саша присела на краешек кровати, достала из-под подушки сигарету и чиркнула зажигалкой. Вчерашняя обстановка смешивалась в её памяти с образами из прошлого: строгий голос мамы, холодный взгляд отца. Они всегда ждали от неё чего-то большего, чего-то правильного. А что если Соня для них — ошибка?       Она затянулась, выпуская дым тонкой струйкой в сторону окна.       «Мама любит меня, она поймет,» думала Саша, глядя на дымящийся кончик сигареты. Она выбросила её в банку с остатками воды, достала из шкафа старую толстовку и начала задумчиво натягивать через голову. День только начинался, а она уже устала от собственных мыслей.       — Девочки, встаем на зарядку.       С завтрака до обеда Крючкова переписывалась с мамой, узнавая, насколько далеко они находятся. Время давило со всех сторон, а Кульгавая, сидя рядом, улыбалась так красиво, что Саша боялась идти на этот шаг. Может не сейчас? Потом?       Одно уведомление и ее мысли испарились.       — Сонь, - тихо позвала она.       Кадет, лежащая на плече у девушки, приподнялась, показывая, что слушает.       — Моя мама приехала. Давай я вас познакомлю?       Кульгавая некоторое время молчала. То ли обдумывала сказанное, то ли решалась увести эту встречу на нет.       По итогу она согласилась. Ксюша повела двух девушек к воротам лагеря, которые находились на самом въезде. Там стояла охранная будка и куча беседок, в одной из которых сидела мама и отец.       Увидев дочь, родители засуетились, подорвались со своих мест и с теплотой на лице раскрыли свои объятия для нее. Крючкова, позабыв обо всем, ринулась к ним. Мгновение - и ее обвивает не одна пара родных рук, которые спустя неделю разлуки казались бархатными.       — Доченька моя любимая, - ласкала словами мама, заглаживая непослушные пряди волос за ухо девушки. — Как ты? Все хорошо?       Через силу Саша отстранилась. Словно маленький комок счастья, девушка стала на пружинистых ногах рассказывать о самых ярких моментах лагеря, которые волновали душу. Родители слушали с восхищением, иногда удивляя безрассудности действий, а иногда забавляясь с историй. От родных она услышала мелкие новости с дома и в принципе была довольна.       Когда между родными возникла тишина, когда каждый обдумывал над услышанным, к ним подошла Ксюша. Она поприветствовала взрослых, оповестила о том, что является вожатой и похвалила Сашу с пылкой гордостью в груди.       — Я тогда пойду, Саша, дойдете до корпуса вдвоем, - сказала вожатая прежде чем уйти в направлении эстрады.       Крючкова обернулась и вспомнила о Соне, что все это время неловко, но с добродушной улыбкой, наблюдала за всей этой картиной. У нее у самой на душе теплое чувство разливалось.       Отец Саши вздрогнул от гудка на телефоне, поднял звонок и отошел в сторону, попутно засовывая руки в карманы, дабы отыскать пачку сигарет.       — Мам! - воскликнула Крючкова и, подхватывая Соню под руку, подвела ее ближе. — Я очень хотела вас познакомить. Это моя девочка — Соня.       Кульгавая вздрогнула всем телом, когда Саша объявила ее как девушку. Она не думала, что та решиться на столько сложный поступок. От осознания, что Саша не побоялась сказать это в открытую родительнице, бабочки в животе порхали.       Мама Крючковой удивленно вскинула брови, но в её взгляде не было осуждения, скорее лёгкое замешательство. Она внимательно посмотрела на Соню, задержав взгляд на её искренней, хоть и немного смущённой улыбке.       — Соня, значит? Очень приятно, — мама протянула руку, и кадет, собравшись с духом, пожала её, кивнув.       — Здравствуйте, — тихо произнесла Соня, чувствуя, как её щёки начинают гореть.       Она украдкой взглянула на Сашу, ища поддержки. Та ответила коротким, но ободряющим взглядом.       Мама на мгновение задержала руку Сони в своей, словно стараясь почувствовать, какая она на ощупь. Затем её лицо смягчилось, и в голосе появились тёплые нотки:       — Какая у тебя добрая улыбка, Соня. Наверное, ты одна из тех, кто всегда помогает другим, даже если это отнимает последние силы?       Кульгавая растерялась, но заметила, что мама Саши говорит это с неподдельной симпатией. Она нерешительно улыбнулась шире и кивнула.       — Бывает. Но не думаю, что это прям мой девиз, — попыталась шутливо отмахнуться Соня, стараясь скрыть нервозность.       Мама тихо рассмеялась, снова бросив взгляд на Сашу.       — А ты молодец, что рассказала. Это ведь не так просто, — сказала она, и Саша почувствовала, как с её плеч сваливается тяжёлый груз.       — Да, — ответила Саша, хотя её голос немного дрогнул. — Но я хочу, чтобы ты знала, что я… счастлива.       Мама ненадолго замолчала, словно переваривая услышанное. В её глазах читалось что-то, что Крючкова давно хотела увидеть — понимание.       — Это главное, Сашенька, — наконец сказала она и повернулась к Соне. — Смотрю на вас, и чувствую: у вас всё будет хорошо. Только держитесь друг за друга, ладно?       Саша почувствовала, как её глаза увлажняются. Она молча обняла мать, будто благодарила за эти слова. Соня стояла рядом, чувствуя себя частью чего-то важного.       Отец вернулся, потирая затылок и выдыхая остатки табачного дыма. Он бросил взгляд на компанию, а затем перевёл внимание на Соню, которую до этого не видел.       — Это Соня, моя подруга, - сказала Саша, подмечая, что отец ее консервативных взглядов, — она кадет.       Отец, услышав слово «кадет», тут же заинтересовался. Он выпрямился и внимательно посмотрел на Соню.       Кульгавая, собравшись с духом, подошла чуть ближе и вежливо ответила:       — Да, я учусь в военном корпусе.       Нас готовят по программе дисциплины, физической подготовки и лидерства.       Отец, который только что выглядел немного отстранённым, заметно оживился.       — Военная подготовка, говоришь? Хорошее дело. Надёжное. Значит, не просто воздух сотрясаете, а делу учитесь.       — Совершенно верно, - подтвердила Соня, чувствуя, как её голос звучит увереннее. — У нас строгие правила и много работы, но мне это нравится.       — Это молодёжь сейчас спасает, - задумчиво заметил отец, одобрительно кивая. — Упорство и характер. А ты успеваешь Сашу в дисциплине натаскивать? У неё, знаешь ли, со стойкостью иногда проблемы.       Соня улыбнулась, краем глаза посмотрев на Сашу, которая попыталась скрыть смущение.       — Саша сама по себе сильная. Просто иногда ей нужно напоминание, что она справится.       Мужчина рассмеялся.       — Ну, это верно. Ей пинка дать — и всё получится.       Мама закатила глаза, но улыбалась, наблюдая за происходящим.       Вскоре разговор перешёл к общим темам, а отец, казалось, даже не замечал, что Соня держится чуть ближе к Саше, чем к остальным. Для него она была кадетом, надёжной подругой его дочери, и этого было достаточно, чтобы расположиться к ней.       Девушки могли и дальше проводить время в компании друг друга, если бы Соне на телефон не пришло страшное сообщение, в котором говорилось, что к ней тоже приехали — навестить.       Кульгавая забегала глазами по экрану в надежде, что это дурной сон, что стоит щелкнуть пальцами и все исчезнет, но нет. Пряча дрожащие кисти рук от присутствующих собеседников, девушка думала об отступлении. Саша ни за что не должна стать свидетелем ее встречи с родными. Ни за что.       Соня разомкнула губы, что до этого были плотно сжаты в тонкую линию, хотела сказать новым знакомым и Саше о своей нужде удалиться, но смогла лишь отступить шаг назад с диким ужасом на лице, когда за спинами Сашиных родителей увидела чудовище из своих самых страшный кошмаров. Двоюродного брата.