Рядом быть

      — Так это был Эльгар’нан? Я не думал, что скажу такое, но… нам повезло в Вейсхаупте.       Даврин почти не пострадал в стычке с драконами и эванурисами, но свой отпечаток на него эта встреча наложила — как и на всех остальных. У Стража все еще подрагивали руки, но он неизменно успокаивал себя, снова и снова проводя ножом по деревянному бруску.       — Нам повезло, — отметил Эммрик, как всегда, являя собой образец спокойствия, — что Эльгар’нан не согласился с Гилан’найн в ее желании отомстить. Но почему он оставил нас в живых? Мы были всецело в его власти.       — Солас его беспокоит. Возможно, даже немного пугает. — Со стороны Рук не узнала свой голос. Конечно, у этого была причина: она сорвала его, что обнаружилось после того, как команда вернулась на Маяк и провела первый час в полной тишине. За это время все смыли с себя пот и грязь и проверились на предмет сломанных костей. Слава Андрасте, все обошлось, но у трех из восьми членов команды оказались сорваны голоса: у Тааш, Луканиса и самой Рук.       — Почему? — Она перевела взгляд на Нэв; та не смогла за короткий промежуток отдыха отчистить до конца свой протез и выглядела не просто уставшей, но и злой, как тысяча голодных нагов. — Солас силен, но он не сравнится с Эльгар’наном.       — Дело тут не только в силе, — прохрипела за Рук Тааш, — однажды Солас уже разрушил его планы. Хм… — задумалась она и поделилась в довесок то ли мудростью, то ли поговоркой: — Нет ничего страшнее драконов. Но им хватает ума улететь, когда почуют опасность. Эльгар’нан почуял опасность.       — Так или иначе… — подала голос Беллара и улыбнулась, постаравшись внести ноту радости в их симфонию размышлений, — мы справились. И на этот раз драконицы не улизнули.       — Благодаря Тааш, — не без гордости за адаари добавил Даврин. Тааш ответила Стражу неожиданно кроткой ухмылкой. Все любят внимание, все любят похвалу, подумала Рук, но лучше всего, когда похвала заслужена. В этот раз Тааш полностью оправдала свое звание. Если бы они делили трофеи, адаари унесла бы с собой обе драконьи головы.       — И все же, какой наш следующий шаг, Рук? Мы идем в Арлатан? Поможем Завесным Странникам?       Хардинг вернула всех с небес на землю, намекая: пора снова думать о житейских делах. Победа важна, но смаковать ее вечно не выйдет.       — Мы, конечно, им поможем, — зашипела Мириам и в извиняющемся жесте приложила ладонь к груди: она просто не могла говорить в голос. — И поможем другим союзникам. И я напоминаю… Ваши дела. Закончите их.       Как по команде, все сначала покосились на Луканиса, но Делламорте, к счастью товарищей, так утомился, что мог смотреть только на свое отражение в кофе. Он не заметил чужих косых взглядов. Тем временем все устыдились своего порыва и сделали то, что и имела в виду Рук, — подумали о самих себе.       — Если я могу помочь, прошу, говорите. Но прежде… Отдохните. Восстановите силы. Белл, у тебя по-прежнему затруднено дыхание? Это из-за тех переломов, наверняка.       В ответ Беллара вздохнула, но неглубоко, и молчаливо подтвердила предположение Рук. Дозорная сощурилась и продолжила хрипеть:       — Нэв, Луканис — вам крепко досталось в этот раз. Эммрик, Беллара — вы зачерпнули много из Тени, восстановите силы. Даврин, Тааш… Хардинг… нужно ли мне говорить?       — Нет, — хором ответило два голоса и один шепот, прозвучавший громче всего.       — Тогда договорились. Если пойдем напролом сейчас, нас просто перещелкают, как гнилые орехи. Мне нужно, чтобы о вас сломал зубы любой бог. Справимся?       Хоть и никто из команды пока не был готов улыбаться от уха до уха, Мириам была рада и призракам улыбок на чужих губах.

* * *

      Находясь близко к Эльгар’нану и Гилан’найн в момент, когда первый остановил — вернее, сильно замедлил — время, Рук услышала не все. Самое важное, тем не менее, долетело до ее ушей — например, планы насчет Арлатана, — и, не прояви она признаки борьбы, может быть, Эльгар’нан выболтал бы еще что-нибудь важное. За это Рук, конечно же, корила себя, навесив на свою скромную персону все смертные грехи, какие только смогла придумать. В таком поведении не было ничего удивительного. Спроси любого, кто знает Дозорную Ингельвар еще с тех времен, когда она была известна только как Мириам. Каждый скажет:       «Да демон ее разбери, кем она себя считает: пупом земли или грязью под ногтями. Ее умение во всем обвинить свое величество — ну правда, это так! — это что-то нездоровое, самовлюбленное, что ли. Но… слушайте, вы только никому не говорите! У нее, по-моему, и правда крыша поехала. Еще тогда…».       Мириам обманула Эммрика. После общего сбора в библиотеке у нее не было сил ни о чем говорить, и голоса тоже не было. Хоть и не по своей воле, но Ингельвар оказалась лгуньей, в чем она хотела бы повиниться, но просто не смогла: Эммрик не дал. Он дождался, пока остальные разойдутся — по комнатам ли, по делам, в столовую, — неважно, и подошел к Рук сам.       — Рук, — тихо позвал некромант. Она, по-прежнему сидевшая на уже закрепившемся за ней кресле, с неподдельной усталостью подняла голову и не сдержала вздох.       — Эммрик… — прошипела Рук, но не имела в виду ничего плохого. Эммрик поспешно кивнул: мол, он помнит, что из-за сорванного голоса ей лучше поберечься. Сама Андрасте охраняет ее от разговоров, способных надломить и без того хрупкое душевное равновесие Дозорной. — Как нос?..       Эммрик пораженно застыл, а спустя короткую паузу вдруг засмеялся. Его смех — такой искренний, открытый, честный, — смутил Мириам. Она ожидала чего угодно, но не веселья. В конце концов, у Эммрика разве что чудом нет перелома. А если бы она вдавила его в череп? Это же вплоть до смерти!       — Душа моя, я так рад, что с вами все в порядке, — наконец вздохнул он, когда приступ смеха утих. Прозвучало это так, будто профессор Волькарин переживал, не случилось ли у Рук сотрясение мозга, что необратимо изменило его остатки. Мириам заставила себя думать не о том, как она это слышит, но о том, что он говорит. А Эммрик всего-навсего радуется, что ее не нужно выхаживать, в отличие от прошлого путешествия в Андерфелс. Что ее не укоротил, как минимум, на голову один из оскверненных драконов. Что, в конце концов, они оба живы и здоровы. Самая большая потеря, что понесли двое Дозорных, — это идеальная картинка, где партнеры ни при каких обстоятельствах не бьют друг друга, даже случайно.       Мириам подняла ладонь; вовремя и правильно распознав, чего она хочет, Эммрик прислонил посох к дивану и опустился перед креслом Рук на колени. Она робко коснулась переносицы профессора, провела пальцем по усам. Эммрик уже давно разобрался с такой пустяковой травмой, больше смахивающей на бытовую ссору, а не на сражение с двумя драконами. Нэв и Луканис могут, перекрикивая друг друга, претендовать на роль пострадавшего больше всего; правда, если все и впрямь строилось бы на громкости крика, то Луканису суждено заранее проиграть.       Тем не менее, Мириам было важно убедиться, что и впрямь все в порядке. Не веря тому, что делает, она задержалась кончиками пальцев на аккуратных, истинно джентльменских усах дольше приличного и очнулась, только когда они дернулись, следуя за улыбкой.       — Я… — просипела Мириам, но не нашла оправдания. Глупое «я» повисло в воздухе, а потом тяжеленной гирей рухнуло Рук на ногу. Но Эммрику, казалось, это даже нравилось. Стоило Мириам попытаться одернуть пальцы, как некромант едва уловимо подался вперед; он будто просил: «Подожди; не прекращай это еще совсем немного, хорошо?». Рук не смогла и не захотела отказывать в такой простой просьбе. Большим пальцем она погладила верхнюю губу некроманта, а остальными скользнула под подбородок. Его кожа отзывалась еле заметной подушечкам пальцев колкостью: значит, Эммрик завтра утром снова будет бриться.       — Вы словно нарочно лезете на рожон, Рук, — с легким укором прошептал морталитаси, когда Мириам снова встретилась с ним взглядом. Она сделала вид, что это замечание ее не задело, и покачала головой: мол, конечно же, не нарочно. Снова соврала ему.       Сложно перепутать голос Эммрика и его вежливость, не исчезающую даже на поле боя, с кем-то другим. Глупо ожидать, что некромант не поддержит ее порыв, каким бы самонадеянным и дерзким он ни был. Невозможно не признать, что в своем недовольстве он был прав больше, чем Рук.       Но разве могла она сделать иначе? Отправить наперерез Гилан’найн кого-то другого? Кого: Даврина, Беллару, Тааш, Хардинг? Самого Эммрика? Какой она после этого тогда командир, если свою жизнь ставит выше других, когда каждый из них — незаменим?       Единственная, кого можно легко выбросить из уравнения и поставить на его место любого другого: человека, эльфа, кунари, гнома, — это Рук. Солас в ее голове по-прежнему полезный ресурс, но на поле боя он не помощник. К сегодняшнему дню Ужасный Волк мог только ехидно тявкать из будки на цепи и выть в ответ наеерешения и поступки. Получается, что оставь ее как советницу, а на место Рук возьми кого-то поискуснее, то команда от этого только выиграет.       Но так только паршивее. Ведь выйдет так, что она командиром всегда была паршивым: сколько же надо трусости остаться в арьергарде, в уютном Маяке у Варрика под боком, пока остальные рискуют собой каждый день? Пока ее Эммрик будет там, может быть, один…       — Рук? Душа моя?       Она поняла, что провалилась в микросон. Все наваждение разом спало, стоило Эммрику окликнуть ее. Мириам рассеянно хлопнула ресницами и нерешительно отняла руку от лица некроманта.       — Простите, — выдавила она. Если бы ее слушал художник и вслепую рисовал портрет только по звуку голоса, наверняка из-под кисти вышла бы сморщенная, как изюм, старуха. Эммрик непонимающе изогнул бровь; Мириам сделала попытку встать, но она быстро провалилась. После окончания совета тело, еще немного пробыв в неге отдыха, размякло и разваливалось на части, как передержанное в чае печенье.       — Мы поговорим завтра. — Голос Эммрика — как умиротворяющий перезвон огоньков, как нежный и пьянящий запах поцелуя савана, как мягкий и теплый погост. Зрение Мириам выхватило, а память сохранила одну деталь картинки: как некромант сначала бросил взгляд на двери позади ее кресла, а потом наклонился вперед. До боли целомудренный поцелуй обжег изуродованный край губ, и, к своей досаде, Мириам просто не успела его продлить. Ей ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться и позволить Эммрику проводить ее в свою комнату, уложить на диван и укрыть легким покрывалом. На нее разом навалилась усталость недосыпания последних дней, опустошенность очередной полумерой — наполовину победа есть поражение, — истощенность последней стычкой.       Мириам быстро провалилась в сон и, к своему ужасу, поняла, что выйти из него будет сложнее, чем уснуть.

* * *

      — Нет, Манфред, ничуть не устал. Нет, я… О. Ты прав. Не стоит бахвалиться. Ты не думаешь, что… Да.       Беседы с Манфредом отвлекали Эммрика от дурных мыслей. Кажется, победа, но отчего же она с горьким привкусом во рту? Не оттого ли, что Гилан’найн осталась жива, хоть и Рук и Белларе удалось ранить ее? Или оттого, что погибли еще Серые Стражи: их осталось и так совсем немного… Или оттого, что Эльгар’нан впервые явил себя и дал понять, что Гилан’найн может показаться по сравнению с ним сущей ерундой?       Эммрик расстегнул брошь, стащил жилет и устало провел ладонями по лицу несколько раз, словно стаскивал с себя маску или стирал с кожи стойкую боевую раскраску.       — Манфред, ты будешь так любезен? О, спасибо.       «Пожалуйста!». Манфред являл собой идеальный пример верного помощника. Духи любопытства так прекрасны в своей жажде познать мир вокруг, найти ответы на множество вопросов, научиться чему-то новому, неизведанному… Манфреду в счастье было даже развешивать одежду Эммрика: можно каждый раз повесить ее в новое место, а потом наблюдать, что изменится!       Некромант опустился за свой рабочий стол. Ему нужен был плавный переход ко сну, чтобы душа ускользнула в Тень быстро и дала покой измученному телу. Снова зачерпнул больше положенного за раз; Эммрик невольно вспомнил экспедиции на низшие уровни Некрополя, где тьма обступает со всех сторон, а за каждым поворотом бесконечно изменяющегося лабиринта может таиться доселе неизведанное создание. Чем-то их миссии были сравнимы с такими вылазками, чрезвычайно редкими и очень ответственными. Единственное, что разительно отличало экспедиции в Некрополе и их борьбу с эванурисами, — подготовка.       В первом случае некроманты заранее знали о предстоящем задании, о цели поиска; в конце концов, все знали, с чем теоретически предстоит столкнуться. Во втором же случае им каждый раз приходится идти вслепую навстречу опасности. Планы эванурисов известны лишь частично и ровно настолько, насколько они готовы доверить их своим приспешникам. Приходится довольствоваться обрывками, слухами, догадками. Какое счастье, что в их команде есть опытный детектив; охотник на чудовищ и порождений тьмы, охотник на драконов — настоящая удача; знаток эльфийской истории, к тому же, носительница языка; разведчица одной из самых знаменитых в последний век военно-политических организаций, прошедшая с Инквизицией путь до самого конца; в конце концов, убийца, умеющий идти по следу и рано или поздно настигающий жертву смертельным ударом.       У них есть Рук: вдохновляющая, стойкая, отважная, уверенная и сильная. Мастерица найти выход, даже если они попадают в переплет. У него есть Рук: нежная, добрая, заботливая, трепетная.       Эммрик помотал головой, потом — еще раз и еще, но никак не мог некромант выбросить из головы то, что почувствовал этим днем на поле боя. Этот животный страх, свойственный его паническим, необъяснимым приступам ужаса перед смертью, но в этот раз — не перед своей.       Так стыдно, оказывается, признаться себе, что прежде его пугали мысли о своей кончине, но больше ни о чьей. Манфред, слава Создателю, бессмертен: духи любопытства могут столетиями находиться во вместилищах. Манфред, судя по его интересу к жизни смертных и постоянно прибавляющему в скорости прогрессу после того, как они покинули Некрополь, не собирается уходить. Манфред будет с ним еще очень-очень долго, если не вечно. Он, Эммрик, сможет заботиться о нем и ни в коем случае не даст потеряться этому любознательному, горящему жаждой любопытства огоньку.       Сегодня Эммрика вдруг поразило открытие. Он совершенно забыл, что Рук — человек. Что Рук — из плоти и крови, как и он сам. Что Рук — о, Создатель! — смертна.       Перед мысленным взором он воскрешал в памяти супротив воли ее спину, кажущуюся такой худой на фоне не по-женски широких плеч, что стремительно удалялась от него. Рук только что была рядом, а спустя мгновение летела, чудом не увязая в грязи и песке, к одному из двух их главных врагов. К этому жуткому месиву из щупалец, чье лицо они видели на небе в виде грозового облака.       Чьего архидемона прикончил Даврин. Чью плоть Луканис сделал податливой клинку, подвластной длани смерти.       Но Гилан’найн оставалась опасной. Она доказала это в Хоссбергских топях, явившись без предупреждения, разметав Стражей, как фигуры для игры в «королев» — прочь с доски одним махом!       И к ней, не видя ни единого препятствия, теряя остатки дыхания, машинально переставляя ноги, бежала сломя голову его нежная, трепетная, добрая, отважная, стойкая и вдохновляющая Рук. Эммрик не удержал в груди вздох. К образу примешалось воспоминание о том, как все у него внутри на мгновение оборвалось от мысли, что Гилан’найн и ее снесет, как обычную ладью, — играючи. Как он трусливо окликнул ее, надеясь остановить, а потом подумал, что был дураком: мог отвлечь, остудить нужный ей в тот момент пыл и все испортить.       Некромант понял, что смерть пугает теперь пуще прежнего. У нее отныне два лица: его собственное, неизбежно стареющее, совсем близкое к порогу; а второе — молодое, отчего-то носящее отпечаток вечной печали, пересеченное старым рубцом, что ничуть его не портил.       «А ты устал. Был тяжелый день. Нужен сон».       — Ты абсолютно прав, Манфред, — отстраненно согласился профессор Волькарин. Манфред в ответ издал довольное шипение, и у него не было никакого перевода или значения. — Спасибо за твою заботу. Но тебе и самому не помешает отдых! Ты ведь хозяйничал на Маяке, пока мы отлучались?       Дух любопытства гордо захлопал в ладоши и зашипел. Эммрик хмыкнул, словно наблюдал за маленьким ребенком, что недавно научился ходить и теперь самостоятельно делал шаги от одной ножки кроватки до другой.       — Очень хорошо, Манфред! Если ты не будешь против, я бы уже отошел ко сну. Кстати, если у тебя получится выделить время и помочь Белларе с сортировкой статей по изучению природы Тени, я буду очень благодарен. Но только если это не повредит твоим обычным занятиям.       «Помогу! Беллара добрая. Любопытная».       — Это точно, — подтвердил некромант. Подобное тянется к подобному; ничуть не удивительно, что Манфреду импонирует любознательность и живость ума историка. Совершенно поразительное качество для эльфийки профессии Беллары — это умение сохранять беспристрастность, рассмотреть все возможные версии, искать ответы на вопросы, где, казалось, все уже рассказано и доказано давным-давно…       Задумчивое шипение Манфреда снова выдернуло Эммрика из плена скачущих туда-сюда мыслей. Некромант расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке, закатал рукава и прежде избавился от многочисленных браслетов на запястьях. Золото звякало о столешницу, и в этом было что-то медитативное.       Напоследок Эммрик зажег благовоние — сразу же приятно потянуло шалфеем и можжевельником — и взмахнул рукой. Скрип деревянных ножек о каменный пол возвестил, что постель уже готова. Профессор Волькарин, конечно, мог дремать как лошадь — стоя, но предпочитал не размениваться полумерами. Фокусу оптимизации пространства он научился у одной из своих пассий, когда оказался в ее личном кабинете-спальне и не смог найти взглядом кровать.       — Видишь ее? — тогда спросила она, не без удовольствия наблюдая, как еще не профессор, а только старший преподаватель Волькарин рассеянно мечется взглядом по комнате. Когда он покачал головой, ему был дан ответ: — А она есть.       С тех пор Эммрик усвоил драгоценный урок: не стоит все принимать за чистую монету. Однако, как известно, влюбленность меняет сознание и заглушает голос разума. Эммрик все-таки немного терял хватку.       Он принял за факт свою нескромную догадку, что Рук способна подождать до завтра.

* * *

      Страдания поглощают свою суть.       Если Некрополь и может чему научить, так это встречать жизнь и смерть.       Один бог, один архидемон. Этого хватило, чтобы уничтожить весь орден.       Мне хочется, чтобы, если завтра нас ждет Вейсхаупт с плохим концом, вечером сегодня я испытала что-то хорошее.       …желание изменить прошлое покажется вам наивным…       Как долго можно балансировать на грани жизни и смерти?       Для Рук, что жила с бессонницей долго и уже успела с ней подружиться, не было ничего хуже, чем уснуть от усталости. Изможденное нагрузками тело, требующее отдыха, становится таким неповоротливым и безвольным, что аж тошно. Оно не хочет спасаться, ему все равно. Как бы Мириам ни старалась, ничего не помогало; только самокрутки в ударных дозах оказывались способны перетянуть фокус на плывущее сознание. Но это все равно не то. Кроме того, если даже руку поднять получается с трудом, что уж говорить о долгом медитативном курении ради желания поскорее провалиться в сон, граничащий с обмороком?       Тело готово было пойти на жертвы: пусть сознание жарится в агонии, но каждая мышца, каждая кость, каждый нерв наконец отдохнут.       Параличи приходили каждый раз, когда мозг не мог забыться, а тело уже угасло. Словно в издевку, оно становилось бессильным, тряпичным, покорным чему угодно, не желающим сопротивляться.       Мириам ненавидела себя за отсутствие дара касаться Тени, но и не подозревала, какой участи так избегала каждый день. Ее демонами — безо всякого сомнения — стали бы страдание и сожаление. Они наверняка приветствовали ее душу, когда та ускользала из тела и устремлялась в Тень; ждали, когда можно будет крепко запустить в добычу когти и подтягивать, как рыбу на крючке, все ближе и ближе к точке невозврата. У них с Соласом оказывалось очень много общего, сколько бы Рук не отрицала очевидного.       Этот раз не стал исключением.       Мириам быстро поняла, что не спит и притом телу своему — не хозяйка. Она научилась отличать паралич от обычного кошмара посреди ночи по липкому ужасу, скользящему мурашками по спине, и по ощущению чужих невесомых пальцев на плечах. Если бы Мириам могла заскулить, она бы непременно так и поступила.       Этот раз стал необычным: Дозорная лежала на левом боку, спиной к спинке дивана, — и она нашла это странным. Хуже всего то, что в таком положении Мириам не видела напрямую, что на этот раз.       Она чувствовала, но не могла обернуться или пошевелиться. Готова была поклясться, что слышит чужое дыхание на своем ухе. Мириам не могла даже зажмурить глаза и так и лежала, вынужденная пялиться в огромный аквариум. Само его наличие казалось глупой шуткой Маяка. Словно он намекал, что ей здесь не место. Словно пытался выжить всеми силами.       Сначала все пошло наперекосяк с ритуалом, и Ужасный Волк оказался в ее голове. Потом Вейсхаупт, Котел, вернулись кошмары… И аквариум этот.       Мириам мысленно всхлипнула, когда один голос прошептал ей на ухо голосом другого:       — Вспоминать о мертвых должно. Без них мы не стали бы тем, кто мы сегодня.       «Это просто паралич. Просто паралич. Он уйдет. Он всегда уходит».       —А ты всегда хотела, чтобы я ушел.       «…нужно всего-навсего заснуть. Просто потерпеть. Подождать».       — Вычеркнула из памяти. Лживая дрянь.       «Спать!.. Это все не по-настоящему».       — Ты так думаешь?       Зажмуриться не выходит. Не получается. Только рыбы плавают. Смотрят пустыми глазами, и им тоже все равно.       — Как ты могла?       Заснуть тоже не получается.       От клекота под самым ухом Мириам рывком вынырнула из объятий, или, вернее, силков сна. Одеяло забилось в самые ноги, а правая рука бессильно свисала к полу. На ней наливался багровым свежий укус, оставленный птичьим клювом. Первое, что увидела Мириам после того, как мало-мальски вернула себе ощущение настоящего, — огромные глаза Ассана. Молодой грифон радостно заурчал и ткнулся в ее лоб своим, требуя ласки. По тому, как липли к коже мелкие перышки и пух, Мириам и поняла, что она мокрая насквозь.       — Малыш, — захрипела она. Во сне Мириам думала «обычным», не хриплым голосом, и вяло удивилась, почему она звучит как пропитая пьяница. Честно говоря, это не имело большого значения. Рук хоть совсем отдала бы голос, лишь бы больше никогда не слышать этого голоса и вспоминать о тех днях. Ассан вдруг отозвался ей с почти человеческой грустью коротким клекотом. Мириам с трудом отодвинулась и дала ему место, сколько позволял диван. Грифон тут же забрался к ней, деловито отдавил все, до чего дотянулся, львиными лапами и завалился под бок Рук. Ей пришлось вжаться в спинку дивана, чтобы Ассан поместился, и все равно почти половина его тела опасно свисала с края.       — Ты хочешь посидеть со мной?.. — вяло спросила его Рук, а Ассан снова заурчал. Он сунул ей под ладонь свой клюв, требуя ласки. Дозорная Ингельвар покорно подарила грифону свое внимание и бесцветно стала пытаться сложить одно и второе.       Грифоны хорошо чувствуют порождений тьмы, рассказывал Даврин, на особенном, природном уровне. У них проницательность орла и храбрость льва. Может ли быть так, что грифоны чувствуют еще что-то, помимо порождений? Что-то из тонких материй? Что-то из Тени?..       «Совпадение, — подумала Рук, — и только». Ассан удачно оказался рядом, вот и вся история.       Уснуть Мириам смогла через час или даже позже. Все это время и до самого утра молодой грифон лежал рядом с ней, негромко урча каждый раз, когда к Ингельвар подкрадывался очередной кошмар.

* * *

      — Эммрик? Помните, мы говорили о том, что вы и Рук теперь вместе?       Некромант бросил обреченный взгляд на Хардинг. Разведчица отряхнула руки от остатков грунта. Отчасти Эммрик уже пожалел, что увязался за Ниткой на Перекресток. Разведчица хотела ненадолго попасть в Арлатанский лес и забрать оттуда почву в свои теплицы; интерес к ботанике у Эммрика и Хардинг оказался общим, и поэтому в элювиан они шагнули вместе еще до зари.       — Да? — протянул он с опаской, не ожидая никакого приятного продолжения диалога. В последний раз, когда Эммрик обсуждал с Хардинг их отношения с Рук, последнюю это расстроило. «Обсуждали», конечно, сказано громко. Скорее, Нитка насела на Эммрика с расспросами. Репутация вежливого и всегда готового помочь разобраться в любом вопросе некроманта играла теперь против него самого.       Будь на месте Хардинг любой, с кем профессору Волькарину не было бы нужды сближаться, эта тема в последний раз поднялась бы в столовой, а после жесткого ответа Рук — стала бы запретной. Но Нитка нравилась Эммрику. Ее напор и жажда жизни вдохновляли и завораживали. Кому, как не некроманту, не знать, что с жаждой жить всегда идет рука об руку любопытство?       — Слушайте, — продолжила Хардинг, слегка запинаясь, — вот сидели вы в крипте со своими пыльными книгами, как вдруг в вашу нежизнь ворвалась Рук…       — Я ухаживаю за своими книгами! — как за спасительную соломинку, ухватился за нечаянно оброненную деталь профессор Волькарин. Но Хардинг, вопреки всем ожиданиям, не отвлекалась ни на йоту.       — Я все понимаю. Рук — дикая и пылкая, и она просто вскружила вам голову. Сейчас вы думаете о свечах и призрачных лепестках…       О, как же ошибалась Нитка, думал Эммрик, называя Рук дикой и пылкой. Эту сторону некроманту не довелось увидеть, и, возможно, ее и не было вовсе. Но Рук… Такая нежная, такая мягкая, уютная. Если и дикая, то как горная косуля, тщательно охраняющая свою трепетную неприступность. Если пылкая, то…       Эммрик замечтался и не успел одернуть Хардинг. Когда он очнулся, было уже поздно:       — Это здорово, только вы стали немного… Отстраненным. И расквасились.       Эммрик изогнул бровь, немного посмаковал характеристику и переспросил, все-таки определив ее значение как отрицательное:       — Расквасился?!       Хардинг пожала плечами. В этот миг вежливый и терпеливый профессор Волькарин вдруг понял, почему Рук в прошлый раз так агрессивно дала отпор любопытной разведчице. «Расквасившимся» Эммрик себя не чувствовал: заклинания такие же, как прежде, реакция — тоже… что не так?       По возвращению на Маяк он думал об этом странном слове, что подобрала Хардинг. «Расквасился»… Пф! К сожалению, на просьбу пояснить, что она имеет в виду, Нитка начала отнекиваться, а потом и вовсе сменила тему. Несмотря на то что Эммрик быстро раскусил попытку переключить внимание на ботанику, он ей частично поддался и отпустил Хардинг без нужных разъяснений. Теперь профессор Волькарин об этом жалел, но позже разобрался, почему дозволил вопросу повиснуть в воздухе.       Для него по-прежнему слишком важно, что подумают другие. Настолько важно, что Эммрик, к своему стыду, до сих пор не может проявлять знаки внимания к Рук, когда на них смотрит хотя бы одна пара чужих глаз. Ему обязательно требуется уединение, чтобы позволить чувствам захлестнуть упрямый рассудок.       «Чего ты боишься, старый дурак? — раздраженно думал профессор Волькарин, передавая Манфреду свои сумки и меняя наряд с дорожного на домашний, — нет ничего тайного, что не станет явным». Несмотря на здравые мысли, стеснение и боязнь, что же подумают другие о Рук, не покидали его.       Она так молода, чтобы по-настоящему желать чего-то большего с ним, выжившим из ума стариком. Ей нужен поддерживающий душевный огонь роман, и ему суждено будет закончиться, если удача окажется на их стороне и эванурисов настигнет поражение. В самом деле, Рук не пожелает остаться с Эммриком до конца его дней. А если он все-таки достигнет так страстно желаемого, переступит границу смертности, то… Профессор Волькарин с доселе неведомой досадой обнаружил, что идеального исхода, в котором Рук сможет пройти испытание и стать бессмертной, просто не достичь.       Она же не маг.       Когда Эммрик понимал, что его разум не может найти покой, он сразу же погружался в творческую работу. Его ждала кипа статей, и на каждую требовалась рецензия, однако профессор предпочел этому изучение глубин Тени. Теневой телескоп, предназначенный именно для таких изысканий, призывно манил Эммрика тусклым поблескиванием зачарованной линзы. Противиться соблазну он не стал — и не имел ни малейшего желания. Кроме того, утро — превосходное время для изучения Тени! Души скользят обратно в тела, возвращаясь после своего путешествия; у них так много новых знаний, столько всего желают они поведать, стольким поделиться… Эммрик мог наблюдать за этим часами. Он много раз успел поблагодарить себя за решение непременно забрать в Маяк этот телескоп. Его линзы открывали бесконечное море знаний, если все верно настроить и подгадать момент для наблюдений.       Увлеченный своим занятием Эммрик не обратил внимания на хлопок открывшейся и закрывшейся двери в его покои. Внизу гостей встретил Манфред, с утра по обыкновению копошащийся у алхимического стола. В его шипение поглощенный созерцанием профессор не вслушался.       От линзы Эммрика оторвали только клекот и строгий, но недостаточно твердый голос Даврина:       — Ты уже завтракал, малыш. — Снова требовательный клекот. — У меня ничего нет! Ассан, ох…       Мольба Стража переросла в торг:       — Ищи профессора. Вот он тебе пусть и даст.       А вот это уже тревожно. Нехотя Эммрик оторвался от изучения Тени, нацепил заглушку на окуляр телескопа и подал голос:       — Секунду, друзья! Я уже спускаюсь!       Как верно предполагала давеча Мириам, Эммрик успел гладко выбриться и снова, как истинный мастер, не оставил на коже ни единой царапины. В этот раз брошь, скрепляющая воротник, была из той самой «кунарийской» коллекции: за счет крупных рогов она казалась массивной и тяжелой, но на самом деле весила даже меньше его обыкновенного украшения. В чем-то похоже на Тааш, утром подумал Эммрик перед тем, как закрепить брошь.       — Мой дорогой юный Даврин! И Ассан! Вы обычно не заходите так рано, но я рад вас видеть.       Хоть грифон и его охранник оторвали Эммрика от созерцания Тени и очищения мыслей от всего дурного, некромант оставался безупречно вежливым и, казалось, действительно рад спозаранку принять их у себя. Маленький Ассан придерживался негласного правила, что им удалось установить для визитов в кабинет Эммрика, а именно: не носиться неуправляемым вихрем. Более того, Ассан показался Эммрику каким-то уставшим, словно грифон не выспался.       — Эммрик, доброе утро, — необычайно вежливо поздоровался Даврин. В его голосе обычно не ищущий двойного дна Эммрик вдруг очень остро почувствовал: тут что-то не так. Страж редко заходил к нему в гости и, если и бывал, то лишь затем, чтобы утащить пробравшегося к Эммрику Ассана. Последний скандал с тем, когда грифон перепутал его кабинет с отхожей ямой, до сих пор жил в памяти некроманта.       — Чем я могу помочь?       — Вы помогли мне с Мрачной Плакальщицей, — как бы издалека начал Даврин. Эммрик осторожно кивнул, и Серый Страж продолжил: — Я был вам должен.       — Это пустяки, Даврин. Мы же коллеги, мы должны помогать друг другу.       — Ну, в этот раз вам помог Ассан. И вы должны ему мешочек имбирного трюфеля.       Молодой грифон различил знакомый набор звуков и радостно хлопнул крыльями, а его уши дернулись взад-вперед, как два причудливых флюгера. Эммрик предположил, что ослышался, и переспросил с улыбкой:       — Прошу прощения, Ассан мне помог?       — Ну да, — подтвердил Страж. — Просто тут до меня дошел один слух, Эммрик.       — Что вы там услышали? — поинтересовался некромант, но уже, кажется, понял, какой. О, Хардинг… А Эммрик был уверен, что это у Воргота язык что помело.       — Что вы и Рук сблизились. Строите друг другу глазки, воркуете, согреваете друг друга ночами…       — Думаю, этого достаточно, — прервал Стража Эммрик. Слухи на то и слухи, чтобы быть не совсем правдой, как бы ни хотелось некроманту обратного. Тем не менее, само их появление — неприятная и досадная оплошность профессора Волькарина. Ему стоило быть умнее. А он… Ох. Старый эгоист.       — Конечно. Вот с этим Ассан и помог, — закончил Даврин так, словно эта логическая цепочка была очевидна даже ребенку. К своему стыду, у Эммрика никак не получалось ее нащупать.       — Я боюсь, что все-таки не понимаю.       — Этой ночью ее согревал Ассан. — Страж хмыкнул, заметив, что у некроманта расширились глаза: в памяти у него осталась метафора, и поэтому буквальное значение пришло на ум далеко не первым. — Если начистоту, то смотрите, в чем дело, Эммрик. Мы еще не знаем, на что способны грифоны. Они превосходные охотники. Охота на порождения тьмы — их миссия, ради этого они существовали много лет, пока не вымерли. Пока…       Даврин осекся, вспомнив, что грифоны не совсем вымерли. Эммрик, хоть и чувствовал, как подкатывает к горлу ком странной тревоги, не торопил Стража и позволил ему вновь собраться с мыслями. Когда Даврин продолжил, из его голоса полностью пропали ехидные нотки, с какими он дразнил некроманта.       — Но какова их природа… Тут может быть что угодно. Но грифоны — умнейшие создания. Это неоспоримо.       Эммрик кивнул и продолжил хранить молчание. Весь этот диспут ему совсем не нравился. Обычно всегда участвующий в любой дискуссии профессор Волькарин будто окаменел, потому что перед этой дискуссией явно не по случайности прозвучало ее имя. Прозвище, мысленно исправился Эммрик.       — Ассан обычно спит у меня, но сегодня он подскочил посреди ночи и умчался. Сильно хлопал крыльями, разбудил меня. Поначалу я списал это на Хоссберг, на драконов. Но нет. Он бы иначе просто покружил по Тени и вернулся. Так было в прошлый раз, после Вейсхаупта.       Тревога стала плотной, как опухоль, когда некромант уточнил у Даврина, было начавшего погружаться в мрачные воспоминания «после» Вейсхаупта:       — А в этот раз?       — А в этот раз, — пожал плечами Даврин, — я еле вытащил его из комнаты Рук для утренней прогулки. Как вы видите, на прогулку мы так и не выбрались. Он проспал до завтрака. Давно таким его не видел. Обычно Ассан чутко дремлет, а сегодня — уши развесил, и хоть бы что ему.       В подтверждение маленький грифон негромко заурчал, и в его утробном голосе, смеси орла и льва, сквозила усталость.       — Что же он там делал? — скрыв свое беспокойство, протянул Эммрик. Он протянул ладонь к Ассану, и ничуть не смущающийся некроманта грифон с готовностью начал тыкать в нее своим клювом. От Эммрика, как всегда, пахло травами. Ассан негромко чихнул, когда запахи сильно пощекотали его острый нюх.       — Не знаю. Я думал, вы сможете дать ответ. — Серый Страж снова пожал плечами.       — К сожалению, я знаю не больше вашего, — вздохнул некромант и обратился к своему ассистенту, повернувшись к нему вполоборота: — Манфред, ты будешь так любезен угостить маленького Ассана имбирными трюфелями?       «А можно играть?» — спросил Манфред. Где Даврин слышал шипение, там Эммрик различил жажду общения.       — Боюсь, придется немного обождать. Может быть, чуть позже? Что скажете, Даврин? Ассан не будет против провести время с Манфредом после того, как отдохнет?       — Малыш? — обратился к грифону Даврин. Несмотря на сонливость, маленький охотник на порождений тьмы расправил крылья и легонько взмахнул ими. Этого все равно оказалось достаточно, чтобы поднять слабый ветерок и снести со стола Эммрика несколько документов. — Я приму это за «да».       — Да, Манфред, — уверил скелета Эммрик, — Ассан непременно немного побудет с тобой. Но сначала дай ему отдохнуть!       Манфред довольно зашипел. Обмен показался духу любопытства справедливым, и он с плохо сдерживаемым возбуждением затопал к алхимическому столу и начал рыться в сумках в поисках запасов имбирного трюфеля. Ассан немедленно потерял интерес и к Стражу, и к Дозорному Скорби, и подскочил к Манфреду. Даврину пришлось окликнуть его, чтобы грифон нечаянно не сбил несчастного Манфреда с ног.       — Вообще, насчет трюфелей я пошутил, — хмыкнул Серый Страж, но всем своим видом показал: он не против небольшого угощения, особенно если Ассан это заслужил. — Эммрик, да бросьте вы уже притворяться.       Некромант сложил руки в острый треугольник напротив бедер и строго поинтересовался:       — О чем вы?       Но профессорский тон на никогда не обучавшегося в университете Даврина нисколько не подействовал. Он говорил открыто и прямо, как и любой Серый Страж:       — Тут точно никто не против вашего с Рук… сближения. Но оно же не ограничивается поцелуем руки. Ночью она явно нуждалась в вас, хотя бы потому, что что-то было не так, если Ассан оставался до утра. А там уже и все остальное…       — Что-то было не так? — Вопросом Эммрик убил двух зайцев: не дал Даврину закончить мысль, шедшую за пределы приличия, и уточнял обстоятельства, в которых Страж обнаружил своего грифона. Даврин неопределенно хмыкнул и отвел взгляд в сторону. Он так всегда делал, когда пытался припомнить детали.       — Угу. Судя по всему, он не спал всю ночь, пока был у Рук. Я же говорю: забрал его и потом едва добудился.       — Я понял, Даврин. Спасибо, что рассказали.       — Да не за что. Кстати, Эммрик, если вам нужна помощь, вы знаете, в отношении рукопашной борьбы…       Снова проявилось ехидство в голосе. На этот раз некромант не стал церемониться, как с Хардинг, и дал отпор безо всяких «но»:       — Мой дорогой юный Даврин. Я прекрасно знаю, что делаю.       — Не сомневаюсь, — хмыкнул Страж. — И на практике?       — Если это все, — выдавил Эммрик дрогнувшим от возмущения голосом, — то я бы хотел вернуться к своим делам. Но, как бы то ни было, я благодарю вас и Ассана за помощь, Даврин. Мы действительно не знаем всех возможностей грифонов. Может быть, Ассан реагировал на Соласа, с которым, как мы знаем, находится в контакте Рук. Я обязательно изучу этот вопрос.       — Изучайте тщательнее, — благосклонно разрешил Даврин, а напоследок добавил, но уже серьезно: Раньше такого не было.       Эммрик не стал дожидаться, пока шаги Стража и грифона стихнут. Он сразу отправился к Рук, но ее в комнате уже не было: видно, после того, как Ассан ее покинул, Рук не стала продолжать отдых. Некромант выругался, разумеется, про себя.       В столовой Рук не оказалось. После нехитрых расспросов Беллара быстро сориентировала Эммрика, где нужно копать дальше. Рук и Нэв отправились в Портовый город: видно, после того, как Эммрик и Хардинг вернулись из своего путешествия, но до визита Даврина к некроманту. Эммрик выругался еще раз. Снова про себя.       Но, к своему стыду, поступил так, как всегда поступал раньше.       Струсил.