Рядом быть

      Много погибших было в Минратоусе, и много город уже успел пережить за довольно короткий срок. Сначала демоны посыпались прямо с неба, после — налетел дракон. Венатори вели себя чрезвычайно развязно. Отчаяние медленно охватывало город. Драконы Тени изо всех сил старались сдерживать его натиск, но этого все равно недостаточно.       Где много погибших, там всегда горе. Дозорные Скорби лучше, чем любой другой, знали, что ему нужно давать выход. Стена Света появилась, конечно, не по совету морталитаси из далекой Неварры; она давно уже стояла уродливым напоминанием о том, что каждый смертен, и иногда — смертен преждевременно и внезапно. Просто последние события стали причиной, по которой стена снова разрослась. Шары, посвященные памяти погибших, чинно зависли в воздухе, и их было пугающе много: так много, что на футов пятьдесят вокруг стены нужда в факелах отпадала сама собой.       Увязавшись за Нэв в Минратоус, Рук сразу с готовностью приняла предложение составить детективу компанию. Она нуждалась в том, чтобы проветрить голову, ненадолго отвлечься от звенящего одиночества и груза ответственности и вины. Подруга рядом, кому Рук доверяла, нуждалась в ней — как в Дозорной, как в готовом поддержать человеке. Их потребности удивительно совпали. Не было ни единой причины отказаться от быстрой прогулки в столицу Тевинтера.       Несмотря на то что Рук, как и любой Дозорный Скорби, скептично относилась к обычаю кремации, она принимала эту традицию как должное: все еще как и любой другой Дозорный. Но все-таки не по себе как-то становится, думала Мириам, что, если вдруг она погибнет где-то на далеком севере, ее тело могут так же сжечь. Ни в коем случае Мириам не считала себя отличным вместилищем, но… обидно будет.       Снова мысли о смерти, но не как о добром друге Дозорного, не как о части жизни. Ее мысли о смерти очень походят на те, старые, почти в точности повторяя заученные слова. Мириам все чаще ловила себя на том, что она начинает относиться к смерти как к чему-то, что опаздывает, и опоздание стало уже неприличным. В последний раз, когда такое случилось, ее только чудо спасло. У этого чуда было имя, и это все, что осталось у «чуда» от прошлой жизни. Тело ему не принадлежало, себя оно помнило плохо, прогресс показывало медленный…       Мириам очнулась, когда Нэв перестала стучать протезом по мостовой. Дозорная подняла взгляд, сразу же уткнулась им в высокую стену. Перед ней витали огоньки, а прямо к камню люди, кто не мог похвастаться магом в семье, крепили короткие письма о потерянных близких.       «Огонь в память о мертвых. Да воссияют они в вечности»: так гласила надпись у Стены Света, высеченная в камне. Рук скользнула по ней взглядом и подумала, что попасть впросак сейчас будет совсем плохо. Она спросила Нэв:       — Эти огни зажигают родственники? Сами?       — Только если у семьи есть маг и он поддерживает пламя. Или деньги. Иначе тебя ждут забвение и мрак. Тонкости Тевинтера.       В голосе Нэв сквозила скорбь, досада и слепая ярость. Будучи послушницей, а потом — одной из Дозорных в Великом Некрополе, Мириам насмотрелась таких сцен. Похоже звучали родственники усопших, что ушли безвременно, не своей смертью, по досадной случайности или в результате старых распрь. Так говорят люди, вынужденные наблюдать за несправедливостью, но бессильные перед безжалостными жерновами судьбы. Они размалывают кости, а человек — что может сделать человек, кроме как наблюдать?       — Ужасно, — обронила Рук, и это слово застряло у нее острым камнем в гортани.       — Это был огонь Брома.       Дозорная проследила за взглядом Нэв и уперлась своим в потемневший шар, мирно лежащий на выемке у самой Стены. Молчаливый, явно погасший давным-давно.       — Бывший напарник Раны, — эхом вторила Нэв она. Детектив еле качнула головой в утвердительном жесте. Когда она снова заговорила, ее голос заиграл новым чувством: теперь в оркестре эмоций роль первой скрипки взяла вина.       — Когда я сюда пришла, его огонь уже погас. Мне стоило вернуться раньше.       К Рук пришла мысль, что прежде вертелась где-то на задворках сознания, а теперь вышла на первый план. Как она была эгоистична и глупа, подумав, что в Минратоус за Нэв ее привела только ее собственная ноша! Как она, Дозорная Скорби, чья единственная задача — быть подле смерти, хранить покой мертвых и утешать живых, могла быть так слепа к Нэв Галлус? Детектив и прежде упоминала Брома, показывала его медальон. Неужели так сложно было сложить эти два простейших слагаемых?..       Что могла сделать взамен Рук? Круто дернуть поводья и повернуть в колею, где ей и положено быть; и главное только — не забыть о поправке. Нэв — ее подруга. Наверное, не просто так Мириам сблизилась именно с детективом из Минратоуса.       — Каждый скорбит по-своему, Нэв. Церемония — не единственное, что мы можем сделать для мертвых.       Нэв горько хмыкнула. Когда она выдохнула ответ, ее голос был близок к тому, чтобы сорваться:       — Возможно. Может быть, он бы сказал то же самое.       Интуитивно Рук положила ладонь на плечо Нэв, осторожно сжала пальцы. Укрепленная кожа плаща тихо скрипнула в ответ, скрыла вздох сыщицы: такой же тихий и полный не только пронизывающего чувства вины, но и решимости, — и это было прекрасно.       — Я остановлю Элию, — дрожащим голосом, но твердо пообещала Нэв: не Рук и не потухшему огню Брома, но, скорее, себе самой. Дозорная ослабила хватку пальцев и отняла руку, когда услышала за своим плечом приближающиеся шаги, а за ними — и чужой голос:       — Похоже, наши мысли сходятся.       Рук обернулась, увидела уже знакомую храмовницу Рану, приветственно кивнула ей. Савас сделала то же самое, встретившись взглядами с Рук, и продолжила:       — Он любил читать циклы рассказов. Про любовь. Последний оборвался на самом интересном месте. Он был уверен, что угадал концовку… Я так и не узнала, был ли он прав.       Светлые воспоминания, знала Дозорная Ингельвар, объединяли не хуже дурных. Более того: именно к ним и стремятся привести каждую душу все церемонии поминаний. Живые очень быстро забывают, что смерть тела не означает смерть всего, кем был усопший. Забывают, что он любил читать. О чем мечтал. Как улыбался. Рано или поздно забывают, как выглядело его лицо, звучал голос. Такие мелочи умирают в памяти. Если это происходит, то скорбящий падает в бездну, откуда уже не выбирается. Если хранить пазл, рано или поздно темная картинка будет светлеть. Останется грусть, но она будет нежной и доброй.       Но кто-кто, а Мириам не стала бы читать нотации и распинаться о необходимости отпустить боль и вину. С ее стороны любая лекция будет окрашена лукавством и лицемерием. Пф… Она сама одной ногой в темноте.       — Ему бы понравилась наша подруга Беллара, — вместо этого сказала Рук. — Ей такие книги тоже по душе. Но только с хорошим концом.       — Хм, — Рана Савас скривила губы, — и ему тоже.       — Так бывает только в книгах, — добавила Нэв.       Все трое замолчали, словно одновременно решили почтить память Брома. Так оно, наверное, и было: Рана, Нэв и Рук смотрели только на темный шар, что раньше парил в воздухе, как и многие другие.       — Ты не одна, кто преследует Элию, — первой нарушила молчание Рана. Нэв вяло пожала плечами, но по тому, как дрогнули ее губы, Рук поняла, что ее удивили слова храмовницы. — Я смогла напасть на след ее последователей, побеседовать с парой-тройкой. Они не очень разговорчивы, но…       — Но… — поторопила ее Нэв, но, на удивление, без явного нетерпения. Воистину, магесса льда.       — Но мне удалось выудить название места. Святилище Лусакана.       — Это зацепка. — На лице сыщицы, наконец, появилось что-то среднее между улыбкой и довольной ухмылкой. — Конечно, есть только название? Где это святилище?       — Не смогла узнать. Но… — с надеждой протянула Рана, и ее чаяния оправдались. Нэв прикрыла глаза вместо кивка.       — Я смогу его найти.       — И ты скажешь мне? Я понимаю, с кем ты работаешь, но в этом деле… Нам нужно, чтобы люди видели! Чтобы ты подала пример…       — Портовому городу нужен не пример, а защита, — отчеканила Нэв, и тон ее звучал так, что Рук не стала бы спорить с детективом, будь она Раной. — Больше о нем никто не позаботится.       Рана промолчала. Храмовница не хуже Рук распознала ту самую Нэв Галлус, что показывалась редко, но если это происходило, то плохо было всем. Нэв повела рукой, прошептала одними губами заклятие. Повинуясь ее чарам, темный шар с пугающей скоростью напитался ярким белым светом и оторвался от каменной выемки. Он напомнил Мириам одного из духов, что были обычным делом в Некрополе и постоянно витали в кабинете Нэв на Маяке. Только это — не живое. Воспоминание для живущих; как надгробная плита для неварранца.       — Спасибо, Нэв, — тихо поблагодарила магессу храмовница. Нэв что-то бросила в ответ и, не дожидаясь ни Рану, ни Рук, вдруг развернулась и зашагала прочь от мемориала. Оставленные ею женщины переглянулись, неловко попрощались и разделились. Рана Савас осталась у огонька, а Рук отправилась догонять Галлус.       — Нэв… погоди. Нэв!       Удивительно, как с протезом вместо ноги сыщица умудрялась не только не уступать Дозорной в скорости, но и даже превосходить ее. Рук пришлось перейти с быстрого шага на трусцу, чтобы поравняться с Нэв. Она наклонилась вперед, чтобы взглянуть на лицо детектива. Несмотря на то что Нэв частично скрывала его вуалью и падающей на одну сторону длинной прядью, у Ингельвар получилось.       Нэв по-прежнему была печальной, но теперь все-таки решительность и ярость победили вину и боль.       — Нэв?..       — Пойдем поедим жареную рыбу, — вдруг предложила сыщица. — Я поем. А ты… Для тебя тоже что-нибудь придумаем.       Для Рук, не употребляющей в пищу мясо, действительно кое-что придумалось. Хэлос, как чаровник, с загадочной улыбкой выудил из-под прилавка прототип меню. Он явно писал его сам, от руки, и просиял, стоило Рук удивленно присвистнуть. Где манеры, непременно спросила бы Мирна и легонько щелкнула по носу. Но хранительницы печатей, чтобы приструнить бывшую воспитанницу, поблизости не оказалось. Под аккомпанемент урчащего от запаха жареной рыбы желудка Рук попросила Хелла снабдить ее жареным пореем с картофелем.       Вместе с двумя шпажками Рук и Нэв устроились у причала. Дозорная храбрилась и старалась не смотреть на темную воду, внутренне повторяя себе: «Тут совсем не глубоко; если вдруг что, Нэв умеет плавать…». Потом Рук вспоминала, что Нэв носит протез. Уверенность резко убавлялась, а желудок отказывался принимать пищу в таких условиях. Пришлось буквально силой запихивать в себя вкуснейшие и не заслуживающие такого обращения овощи. Хелл, бездна его возьми, умел готовить не только рыбу.       — Спасибо, что сходила со мной.       Отчасти Рук была благодарна Нэв, что именно она первая нарушила молчание. После того как они посетили Стену Света, тишина между подругами повисла тяжелейшая. Каждая думала то ли о чем-то своем, давным-давно прошедшем, то ли о делах текущих дней, что обещали быть еще хуже прежних.       — Тебе спасибо, что предложила, — незамедлительно вернула Рук благодарность сыщице. Нэв хмыкнула, аккуратно сняла зубами еще один кусок рыбы и приоткрыла рот. Кушанье оказалось слишком горячим, чтобы сразу же его прожевать.       — Тыф… Не фп-фа-си…       — Когда я ем, госпожа Галлус, я глух и нем, — заметила Мириам. Кое-что в нее вдолбили так, что отскакивало от оставшихся зубов. Рук, в противовес Нэв, старалась говорить только после того, как все полностью прожует. Из-за прорехи в зубном ряду очень близко к «парадному» краю не проглоченная пища всегда рисковала вывалиться наружу. Пару раз Рук попадала в такую неприятную историю в самом начале бытия без части зубного ряда и потому быстро привыкла к новым условиям.       Нэв бросила на Рук тот взгляд, каким обычно одаривают мужей, что говорят очевидную вещь с умнейшим видом, но последовала ее совету и перед тем, как повторить вопрос, полностью прожевала рыбу.       — Не помню, когда это ты стала мамочкой, — хмыкнула она и спросила снова, не заметив, что у Рук между бровей залегла необычайно глубокая морщина: — Ты не спрашивала, какое дело, а просто пошла. Я не думала, что… Честно говоря, я совсем забыла, что ты из Дозора. Для тебя это почти рутина.       — М. — Рук ответила не сразу. — Не скажи. Мы всегда с интересом изучаем традиции погребения и поминания других стран. О тевинтерской знати много написано, но о практиках простого люда знаний гораздо меньше. Кое в чем Стена Света имеет приближенные аналоги, но не в той форме, что в Минратоусе. Всегда о магии и для магов — тевинтерское главное условие. Это очень полезный материал…       — Ты знаешь, я мало что поняла сейчас, — усмехнулась Нэв. После рыбы Хелла она всегда немного расслаблялась. Рук радовалась, видя изменения в Нэв. Ей так сильно требуется покой, что ради такого она простила бы Галлус неосторожный танец на тонком льду еще раз.       — Хардинг как-то сказала, что я звучу иначе, когда говорю «об этих штуках» из Дозора, — вспомнила Мириам и пожала плечами. Ей искренне казалось, что ничего в ее речи не изменяется. Но стоит дважды услышать одно и то же от разных людей, хочешь-не хочешь, а придется прислушаться. — Ты показала мне новую традицию. Я раньше не знала о ней.       — Поделись с Эммриком за меня, пожалуйста.       — Не поняла. Зачем?       — Он очень интересовался «поминальными пиршествами Минратоуса», — сообщила Нэв и взмахнула шпажкой с шашлыком, — я обещала сделать заметки на следующих похоронах, но как-то не с руки сейчас.       — Это не то же самое, — деликатно поправила ее Рук, — но хорошо. Как скажешь.       Они помолчали немного, пока наслаждались едой. Вернее будет сказать: Нэв наслаждалась. Рук кормилась насильно и чувствовала себя больным нагом: ему разжимают челюсти, пихают в рот что-то мерзкое, а он страшно визжит, гадит от ужаса и пытается извернуться из крепкой хватки.       — Ты ни разу не говорила о себе, — услышала она и повернула голову, чтобы увидеть лицо Нэв. Стоило обстановке немного разрядиться, так воздух вокруг снова насытился предстоящей бурей. Рук стало не по себе.       — Меня никто не спрашивал. Да и не о чем.       — Я спрашиваю. — Нэв отложила опустевшую шпажку в сторону и повернулась к Рук боком. Протез и целая нога сыщицы свисали с причала, совсем немного не доставая до кромки воды. Мириам внутренне сжалась. Она почувствовала себя как на допросе. — Если ты хочешь об этом поговорить.       Мириам возблагодарила себя за то, что из-за отсутствия аппетита она ела медленно и можно было сделать вид, что у нее рот набит пореем и картофелем. Но его оставалось на шпажке не так много, чтобы оттянуть ответ до самой поры отправляться к элювиану.       В конце концов, Нэв — ее подруга. Наверное… У Рук прежде еще не случалось оказии завести подругу. Все как-то больше случайные знакомые, часто — даже не ее собственные; Мириам шла как дополнение к чужому сюжету, а свой то ли не успевала построить, то ли не желала. Последняя семилетка вовсе прошла как в тумане. Кому будешь интересна как человек, пока сама с собой не разберешься? Пока сама себе не станешь нужной и важной настолько же, насколько хочешь быть такой для другого?       — Это только для нас двоих. Не для Хардинг, не для Тааш. Не для Луканиса, Даврина, Беллары. Не для Эммрика. Только ты и я.       А Варрик… он и так знает. С ним Рук поделилась в первые месяцы, когда гном застал ее всю в холодном поту, недавно очнувшуюся от очередного кошмара. Он тогда забрал из ее трясущихся пальцев почти прогоревшую до конца самокрутку и не только предотвратил ожог, но и вытряс из Мириам почти все. Она вывалила Варрику все, как есть, и ларчик закрылся. Рук не подозревала даже, что он заново распахнется так скоро.       Нэв не смогла скрыть напряжение во взгляде, но кивнула уверенно. Рук почему-то поверила ей.       Когда разговор — вернее, монолог, — близился к концу, они обе не могли смотреть друг на друга. Бронзовая кожа Нэв приобрела оттенок самый бледный, какой только существовал. Рук, и без того белая, как мрамор, теперь походила на неживую статую. Сыщица могла и без взгляда на Рук определить, что та в каком-то дюйме от нервного срыва.       Откровение сделало ей только хуже. Нэв жалела, что согласилась его выслушать. Конечно, Рук за время на Маяке смогла выйти в разряд подруги, но… к таким вещам стоит готовить заранее. И ведь не сказать, что история совсем из ряда вон! Но кое-что предпочитаешь не замечать, пока оно напрямую не касается тебя или тех, кто постоянно рядом с тобой. Чем ближе что-то, что «не со мной», тем хуже спится по ночам.       Нэв плохо спалось на Маяке, как она недавно призналась Рук. Слишком тихо, говорила детектив: кошки не кричат под окнами, не шумит вечно бодрствующий порт, не ругаются друг на друга ночные посетители «Мощеного лебедя», пытаясь разделить то ли выпивку, то ли счет за нее. Рук тогда ответила, что ей не дают спать кошмары, но на вопрос, в чем их причина, она замялась и быстро перевела тему.       Спасибо, дорогая Рук, впору было сказать Нэв. Теперь им обеим очень не по себе. Рук — потому что она поверила, что уже можно рассказать кому-то еще, кроме Варрика. Нэв — потому что она обманула свою подругу; кое в чем пока стоило хранить дистанцию.

* * *

      На Маяк Нэв вернулась в одиночестве. Она оставила Рук на Перекрестке, среди призрачных торговцев, но подозревала, что это не больше, чем предлог. Дозорная обещала купить кое-что важное и сразу же вернуться за ней. Галлус, хоть и не хотела терять Рук из поля зрения сейчас, была вынуждена уступить. Одиночества порой бывает много, но после откровенного разговора для Рук оно становилось жизненно необходимым.       На закономерный вопрос, где Рук, Нэв ответила, как есть. К своему неудовольствию, она заметила, что вопрос этот задал Даврин. Не Эммрик, по кому Рук вздыхала и страдала последние пару месяцев. Серый Страж выглядел обеспокоенным, и теперь Нэв понимала, почему.       Она также поспорила сама с собой на новый портсигар, что Эммрик обязательно попытается вызнать — косвенно, само собой, — причину, разлучившую ее и Рук. Ждала Нэв полтора часа. Но, на удивление, пришел не профессор Волькарин.       К Нэв заглянула Беллара. Эльфийка сразу насела на нее с расспросами, как сейчас в Минратоусе обстоят дела, а Нэв чутко уловила потребность Беллары в пище для ума. На то она и была детективом, что заранее предусмотрела такой исход.       А еще Нэв очень хорошо смогла прочитать Беллару. Та была открытой, как букварь, для любого, кто действительно хотел понять эксцентричную эльфийку-историка, невероятно жадную до новых знаний и рьяно делящуюся ими с другими.       Уже через четверть часа после того, как Беллара зашла к Нэв, она уже влетела в кабинет Эммрика и застала его сидящим в кресле. Некромант нервно комкал в руках очередной, судя по лежащим на столе уже мятым кускам, лист пергамента. При виде Беллары он даже не успел встать, чтобы поприветствовать ее, как эльфийка затараторила:       — Представляете, профессор, о вас написали в газете!       — Неужели? — Как бы ни был печален профессор Волькарин, он не смог удержаться от удивленного вздоха. — И что же?       — А я принесла вам номер! — довольно сообщила Беллара и торжественно вручила Эммрику выпуск «Вестника Минратоуса». — Нэв рассказала, что вы помогали ей в одном деле об убийстве Дракона Тени. Невероятно, но оно так разлетелось! Вот, смотрите, вот тут о вас!       Некромант вчитался в строки и вежливо хохотнул.       — Скандал вокруг семьи Варанус… Предъявлены обвинения…       — Чуть ниже, — подсказала Беллара. Эммрик послушно спустился взглядом по строкам.       — О, да, вижу упоминание Нэв. Возмутительно! Они назвали ее «ищейкой Портового города»! И тут еще много нелестных эпитетов… О, а меня они описали как «зловещего иноземного некроманта»… Право слово! «Зловещего»?!       — Нэв говорит, что вы еще легко отделались, — добавила Беллара, заглянув через плечо Эммрику и тоже найдя взглядом нужные строки. — И что ее как-то предлагали изгнать. Но я не поняла, правда, из города или из страны… Но вряд ли же из Тевинтера совсем. Она же маг, а маги…       — Беллара, дорогая моя, — очень вовремя перебил эльфийку Эммрик и отложил газету в сторону, поверх валяющихся на столе кусков пергамента, — а вы Рук уже показали? Она тоже немного участвовала в этом расследовании. Интересно, что она сказала.       — Рук? А…       Эммрик нахмурился, когда бойкая Беллара вдруг замялась. Он настойчиво не сводил с нее взгляд, и под пристальным взором опытного преподавателя Завесная Странница быстро сдалась.       — А Рук не вернулась еще.       — Как так? Они с Нэв покидали Маяк вместе.       — Ну да… Но Рук задержалась на Перекрестке. Или она сама осталась, а Нэв просто пошла вперед… Я не поняла. Но точно они расстались на рынке! И… Ой. Мне нужно помочь с дыней… Ее Нэв принесла…       — Прошу прощения?.. Я запутался.       — У Тааш сегодня приедет мама! — заявила Беллара так, будто визит наносит ее мама — или будто приезд мам на Маяк был обычным делом. — И для их кунарийского блюда нужна дыня. Нэв и Рук ее выбрали, Нэв вот принесла, а я вызвалась помочь Тааш с подготовкой ужина. Кстати, Эммрик, вы придете? Там есть блюда без мяса! Тааш немного рассказали…       — Благодарю за приглашение, но, боюсь, вынужден его отклонить, — чересчур вежливо ответил Эммрик и осторожно обошел Беллару. Эльфийка то ли поняла намек, то ли и сама вправду собиралась мчаться дальше вихрем порывистости и юности. Так или иначе, Беллара быстро распрощалась с некромантом и не стала допрашивать его о причинах отказа.       Как только эльфийка ушла, Эммрик снова вернулся к столу, сгреб все куски пергамента в одну кучу и бросил их в камин. Сразу запахло паленым. Некромант сморщил нос, сделал несколько пассов рукой, и подпаленные неоконченные письма исчезли без следа. Тем не менее, запах от них остался.       «Сколько можно быть трусом, Эммрик Волькарин? Как только у тебя поворачивается язык утверждать, что ты знаешь, что делаешь? Глупец и трус. Третьего шанса не дает даже самый щедрый бог».       Меньше чем через десять минут после ухода Беллары элювиан Маяка выпустил некроманта на Перекресток.       Найти Рук оказалось легче, чем Эммрик ожидал. Конечно, на рынке ее не оказалось, как и в ближайших закоулках Перекрестка. Некромант признался сам себе, что переживал немного меньше, чем мог, поскольку не так давно они полностью очистили Перекресток от влияния эванурисов — эту, похожую на некропольскую, его часть. Здесь Рук ничего не угрожает. Она могла бы быть на других островках Перекрестка, но этот вариант отмел Смотритель: он милостиво рассказал некроманту, что «обитательница не покидала этот остров».       Чтобы скорее добраться до нее, Эммрик без зазрения совести воспользовался поисковыми чарами. Играть во «внимательного» кавалера, что «кожей чувствует, где же ждет его возлюбленная», — или как там пишут в самых свежих романах? — у него не было времени. Заклинание послушно растеклось по податливому, чуткому Перекрестку, пока некромант прислушивался к мельчайшим колебаниям паутины и искал среди них знакомые движения.       Рук обнаружилась у одного из сломанных и так и не заработавших элювианов. Она засела с его обратной стороны, скрытой от любопытных глаз, и будто затаилась. Эммрику показалось, что так оно и было. Рук напомнила ему лисицу, что отгрызла себе лапу, спасаясь из капкана, и теперь прячется под корнями деревьев и пытается зализать рану.       Вопреки привычкам, Эммрик не старался, чтобы его шаги звучали мягко и тихо. Напротив, поступь некроманта вышла на редкость четкой и явной. Он не хотел напугать Рук, но сам оказался не готов к взгляду синих глубин. Взметнувшиеся снизу вверх, они смыли из головы профессора Волькарина все заготовленные слова. Тем не менее, что-то показалось ему странным во взгляде Рук, но что, некромант не успел понять. Она быстро опустила голову вновь, не успел Эммрик и рот открыть.       С молчаливого согласия Рук он опустился рядом и оставил посох на земле под рукой. Теперь Дозорные сидели плечо к плечу, еле касаясь друг друга. Эммрик не решался нарушить тишину первым и малодушно ждал этого от Рук, но та тоже молчала. Он вдруг понял, что смутило его во взгляде Рук. Прежде Эммрик не помнил его таким пустым. Только однажды некроманту довелось увидеть нечто похожее, и в тот вечер они дали волю теплому чувству в груди. Сейчас же два дракона пронеслись между ними черной кошкой; Эльгар’нан полил семена раздора, и они взошли. Но кто их посадил? На этот вопрос у Эммрика не нашлось ответа.       Наконец, решившись, он осторожно коснулся плеча Рук и обрадовался первой маленькой победе: она не сбросила его ладонь, а, напротив, будто притянулась к ней.       — Душа моя, — прошептал профессор Волькарин, но ничего в ответ не услышал. Он с неожиданно большим усилием проглотил неприятный ком в горле, чтобы не замолчать самому. — Вы сама не своя. Если я обидел вас, прошу, простите меня. Я не хотел…       Некромант вздохнул, ища нужное слово, но оно, как назло, ускользало из мыслей. Повисла роковая пауза. Эммрика не на шутку путало и пугало еще и то, что Рук больше не двигалась и продолжала молчать, словно не замечала его.       — Рук?..       Не выдержав, профессор Волькарин переместил руку с плеча юной Дозорной на ее подбородок и мягко, но уверенно заставил Рук поднять лицо. Он замер, когда открылось, что ее обычно бледное худое лицо раскраснелось и опухло, как и глаза, красные и болезненно мокрые от слез. Эммрик ожидал чего угодно, но обыкновенный женский плач совершенно выбил его из колеи.       — Душа моя? Что случилось?..       Произошло движение с мертвой точки: Рук помотала головой, случайно вырвав из его пальцев свой подбородок.       — Прошу, не молчите, — взмолился некромант. Только не отпускать ее такой. Он уже позволил себе малодушие, а теперь даже не может понять, что так сильно расстроило его Рук. Она улыбалась, даже когда все шло под откос, в глаза каждому из своей команды; что случилось теперь? Почему она не может выдавить и слова? — Дорогая моя…       Было отвратительно признать, что ее всхлипу Эммрик оказался ужасно рад: она перестала хранить достойное мертвеца молчание! Это вторая победа! Он подался вперед, только сейчас понимая, что именно смутило его во взгляде Рук, — да краснота эта вокруг глаз, опухшие веки, мокрые ресницы! Он, дурак, даже внимания не обратил. Можно сколько угодно переносить ответственность на Тень, на красоту цвета радужки ее глаз, на счастье видеть ее впервые за день… Не заметил. Слепец.       Попытка обнять ее не была встречена сопротивлением. Напротив: Рук была похожа на тряпичную куклу, что можно было вертеть как угодно. Эммрик осторожно коснулся ее спины ладонями, скользнул рукой к затылку, нежно, как фарфоровую статуэтку, прижал к своей груди и спрятал в ней лицо Рук. Упершись подбородком в ее макушку, некромант слушал ее прерывистое горячее дыхание и чувствовал, как промокает сорочка там, где ее не закрывает верхний слой жилета. Эммрик крепче обхватил ее руками и качнул корпусом из стороны в сторону вместе с юной Дозорной. С горьким удовлетворением услышал еще один всхлип и позволил нежному поцелую потеряться в копне неестественно красных волос.       Наконец он интуитивно понял, что сейчас самое ценное, что можно сделать для Рук, — это помолчать. Обнимать ее, пока она пытается справиться с собой, гладить по спине, вдыхать аромат ее волос. Эммрику пришлось заставить себя не торопить события, не заполнять тишину, нарушаемую только всхлипами, своими извинениями или путанными объяснениями. В конце концов, все из-за ее сна? Из-за чего-то другого? Разве это имеет значение настолько, чтобы пускаться в пространные размышления?       Так получилось. Не бывает железных людей. Рук кажется несгибаемой, но что угодно может дать трещину. Даже самый крепкий корабль может получить пробоину и пойти на дно; самый опытный всадник — потерять стремена и вылететь из седла; самый меткий лучник — пустить стрелу и не попасть в цель.       Эммрик потерял счет времени, но на Перекрестке оно и так было очень условным. Он понял, что можно попробовать отстраниться и снова поднять ее лицо, снова следуя только за интуицией и, наверное, опытом. Рук в этот раз поддалась очень легко, но избегала смотреть ему в глаза. Эммрик проследил за ее взглядом и понял, что она пристально буравит своим его брошь. Он хотел задать ей тысячу вопросов, но задал только два:       — Как вы, душа моя?       — Простите… я…       — Прошу, не извиняйтесь. Я должен извиниться.       — Эммрик, я просто отдохну, и все… Ладно?       — Конечно. Хотите… съездите со мной и Хардинг во Внутренние земли? Я просил Хардинг показать мне ее родину, а она считает, что мне не помешает познакомиться с романтикой однодневных походов в лес…       По своему обыкновению, Эммрик не смог в одном предложении уместить все, что хотел. Он стал вдруг похож на Беллару: эльфийка часто скрывала смущение в потоке бессвязных фраз, а некромант… сделал то же самое. Влажное от слез лицо Рук и ощущение промокшей рубашки только подстегивали неловкость и желание сказать как можно больше. Только бы она не плакала больше. С причинами он обязательно разберется, поможет Рук всем, чем только сможет помочь, но пусть ее слезы высохнут, сердце — успокоится.       Он увидел улыбку не на ее лице, а где-то в глубине синей радужки в окружении покрасневшей склеры. Не улыбку даже — ее зародыш, призрак, — но он был. Эммрик погладил щеку Рук большим пальцем, шепнул заклинание, закрыл глаза и уперся своим лбом в ее лоб. Зачерпнуть из Тени для нее — такая простая задача; на удивление, это легко давалось некроманту и без посоха. Лицо стало возвращать свои обычные краски, опухлость — медленно сходить на нет. Рук прерывисто вздохнула: она, наверное, чувствовала, что что-то меняется.       — Эммрик… — тихо прошелестела юная Дозорная, а Эммрик замер, ловя ее ответ вместе с дыханием. — Перед этим мне нужно…       Она не договорила, а только подалась вперед. Рваный поцелуй обжег губы некроманта, но он не испугался ее порыва, а безусловно поддержал. У поцелуя был соленый вкус. Эммрик позволил Рук вцепиться в себя, как в спасительную соломинку, и сам крепко держал ее, будто она могла улетучиться в мгновение ока.       Изначально он не был совсем целомудренным, но стал чересчур откровенным гораздо быстрее приличного. Эммрик старался не давить на Рук, и, словно чувствуя его осторожность, Рук давила сама. Ему оставалось только пытаться успеть за ее искусанными губами, но это получалось с большим трудом. Причина оказалась куда неоднозначнее: когда Эммрик старался мягко перехватить инициативу, Рук неуловимо ускользала. Сама проходилась языком по его зубам, сплеталась с его в безумном танце, но стоило ему попробовать сделать то же, сразу отклонялась назад, и все начиналось заново.       Некромант проклял себя за то, что, повинуясь только желанию коснуться Рук, провел пальцами по ее щеке. Он не сразу понял, почему вдруг кожа встретила грубое препятствие, а когда осознал, что наделал, она уже отшатнулась       Это самый позорный случай, когда некроманту довелось перепутать «лево» и «право».       — Рук… — как-то совсем несчастно и умоляюще прошептал он, пока она спешно зачесывала прядь на место. Дозорная словно не услышала его. Эммрик зачерпнул в себе столько смелости, сколько мог, и выдохнул: — Мириам… прошу, подождите…       Она замерла и посмотрела на Эммрика так, словно он только что предложил ей, по меньшей мере, две головы на выбор: Эльгар’нана и Гилан’найн. Профессор Волькарин потерялся в ужасных догадках, что означает ее взгляд. В нем ужас? В нем презрение? В нем удивление, и только? Или в нем надежда? Или робость?..       — Я так хочу, чтобы вы поняли, — продолжал Эммрик, пока храбрость еще теплилась в нем последними крупицами, — что это неважно. Что я…       Он замялся, не найдя нужное слово. Всегда такой острый на язык, находчивый, красноречивый, в такую минуту у Эммрика Волькарина отнялась речь. Он снова подросток, глупый юноша. И снова это его первый опыт, такой нежный, трепетный. Тот самый, о котором хочешь сказать: «Это будет на всю жизнь».       К счастью, Рук не отвернулась, не вскинула ладонь в запретительном жесте, не ушла. Она до конца пригладила непослушную прядь волос, скользнула под нее своими пальцами, и Эммрик понял, что она трогает кожу там, где случалось касание его пальцев. Некромант поборол желание поправить ее и передвинуть руку туда, где он действительно касался ее; из-за искаженной чувствительности Рук — Мириам — не совсем верно определила место.       Она молчала недолго, милостиво избавив Эммрика от необходимости снова нарушать тишину. Ее голос, обычно похожий на сладкий мед, сейчас напоминал скрип старой дверной петли. Сорванный накануне, в Хоссберге, и осипший только больше от пролитых слез, он резал профессора Волькарина без ножа.       — Вы были откровенны со мной, а я — нет. Эммрик… прошу, отправьтесь со мной на родину. На один день.       Он сразу же кивнул. На лице Рук появилась горькая ироничная усмешка.       — Спасибо, — все-таки искренне поблагодарила она, — а после… скажите. Важно или нет.       Вместо ответа Эммрик обнял ее и счастливо вздохнул, когда Рук прижалась к нему, как мокрый котенок. Из всего этого путаного, сумасшедшего клубка явно напрашивался только один вывод: дело лежит дальше плохого сна. Дальше, чем хотел бы профессор Волькарин; дальше, чем хотела бы Дозорная Ингельвар.       Значит, решил для себя Эммрик, они будут шагать в эту сторону вдвоем. Так же, как Рук упорно стоит рядом с ним, плечом к плечу, в деле его бывшей коллеги и подруги, так и он не оставит ее. Что бы там ни было.       В конце концов, они же коллеги. Больше, чем коллеги.