Рядом быть

      — Сердце колотится. Дыхание прерывистое. Пустая трата полезной крови.       Насколько прекрасна была Гилан’найн на фресках, какой изображал ее эльфийский народ, настолько же гротескно ужасным предстало чудовище, когда-то бывшее богиней. Ни множество рук-щупалец, ни скрытое маской лицо, изуродованное и превращенное скверной в кусок мяса, ни ее длинное тело, больше похожее на змеиное, не были и вполовину так ужасны, как шея и плечи. Все остальное — это такая ерунда, поскольку мерзости ждешь и удивляешься, не найдя ее…       Эта длинная шея и широкие плечи, отдающие зеленоватой бледностью, и нарочито подчеркивающий сей диссонанс венец, покоящийся на голове Матери всех галл. В ней все кричало о том, что Гилан’найн — дочь скверны и ее госпожа. Это было так откровенно, так неприкрыто и нарочито, что… уходило на второй план. А мелочь, напротив, выходила на свет. Пугала еще больше, чем уродство.       Она знала, что ее вид приводит других в ужас. Ей это так нравилось.       Мириам была готова поспорить, что Гилан’найн физически чувствовала удовольствие, когда слышала ее сдавленный возглас в ответ на удар, нанесенный богиней Первому Стражу. Она одним взмахом когтистой руки насквозь проткнула его тяжелый доспех.       — Las’a hedal’lin gellara!       Гилан’найн бросила обмякшее, ставшее тряпичным тело Первого Стража, словно тот был детской игрушкой. Его кровь окропила еще дышащее тело архидемона. Мириам не могла поверить своим глазам: она никогда не видела ничего подобного. Эммрик, бывший совсем рядом, тихо вздохнул в немом ужасе, из чего Дозорная заключила: зрелище крайне необычное и для магов тоже.       Где покоился дракон, в следующее мгновение забурлила слизь и скверна.       — …fen’atra miel’las…       Из разлившегося озера отвратительной жижи вырвалось что-то, что Мириам сперва приняла за гигантского червя. Когда червь тряхнул своей уродливой головой и издал звук, похожий на смесь визга и рева, она с большим трудом сложила два и два.       Кровь Серого Стража может сделать из дракона… это?       — Во что это превращается?! — в ужасе вздохнул Эммрик и снова выхватил посох. Навершие сразу заиграло свойственным магии некроманта изумрудным свечением.       — Настоящий архидемон! — Даврин крепился и старался звучать бодрее, но гибель Первого Стража, только обнажившая сущность архидемона, потрясла его больше, чем он хотел показать. Мириам содрогнулась, когда Эммрик озвучил ее так и не произнесенную вслух мысль:       — А предыдущая форма была всего лишь оболочкой?!       — Его нужно убить! Иначе Гилан’найн будет неуязвима!       — В отличие от нас!..       — Узрите! Кровь Стража — знак вашей собственной погибели!       Уже не слушая ни своих товарищей, ни насмешек Гилан’найн, Рук схватилась за единственное, что у нее осталось, — парные клинки. Выждав, как только голова огромного червя оказалась рядом после длинного броска вперед, — к счастью, безрезультатного — Мириам ринулась в первую отчаянную атаку. Как бы сейчас пригодился лук, запоздало пронеслась ласточкой мысль, когда ей пришлось сразу же уворачиваться от сомкнувшихся рядом с боком челюстей. Она чудом успела сделать вольт.       Даврин бился как обезумевший. Как только архидемон выбрасывал свое тело и голову вперед, преимущественно в сторону носительницы лириумного кинжала, а она с благословения Создателя как-то умудрялась избежать верной смерти, Серый Страж налетал на уродливого червя яростным ястребом. Ассан же вовремя дергал архидемона с воздуха, когда тот обращал внимание на назойливого эльфа. Зверь Гилан’найн снова поднимал голову и снова бросался, неизменно выбирая целью тельце, что посмело удерживать так желанное его госпоже сокровище. Ассан и Даврин в ответ налетали уверенной двойкой в драгоценные секунды, когда тяжелое тело архидемона распластывалось на крепостной кладке.       Вольт, уворот, перекат, снова вольт. Успела чиркнуть своей зубочисткой по плотной и склизкой шкуре — ничего страшного, зато смогла достать! Едва не выронила клинок, он почти застрял между крупными чешуйками… В следующий раз обязана выронить: если вовремя не выпустит, то он вывернет и сломает ей руку, а следом — и все ее тщедушное тело… Она станет такой же безвольной куклой, как Первый Страж. Тоже, выходит, умрет ни за что и оставит своих друзей расхлебывать последствия. Нельзя было ерничать над Инквизитором. Все, что мы говорим, обернется против нас.       Вольт, уворот, перекат, снова вольт. Мириам на миг чувствует, как тяжело дышать, но вдруг ей становится так легко, что, кажется, у нее заработало второе сердце. По венам льется раскаленный металл, нет — живительное снадобье, пахнет шалфеем и мелиссой. Пасть архидемона снова совсем рядом…       А, нет, это другая… Их теперь две. Рук неловко пошатывается: ее подвели то ли собственные ноги, то ли внутренняя паника. Это чуть не становится для Рук последней ошибкой.       Вольт, перекат, вольт, уворот. Еще один перекат. Плечо горит от боли: она все-таки сломала руку. Рука — не нога, и у нее по-прежнему получается скакать, подобно горной козе, по превращающейся в руины крепостной стене крепости Вейсхаупт, бывшей твердыне Серых Стражей, что никогда и никто не брал. Если так повезет, она и сегодня выдержит натиск, а может, станет местом, где впервые погибнет не только архидемон, но и эльфийский бог. Если случится чудо, то выживет каждый из защитников этой крепости.       Но теперь головы три. Архидемон множится, как гидра, и чем больше у него пастей, тем призрачнее их шансы вписать защитников Вейсхаупта в историю, поскольку последнюю пишут победители. Чудес на сегодня случалось достаточно. Они прибыли вовремя, смогли убедить Первого Стража внять, наконец, гласу рассудка, поймали в ловушку дракона Гилан’найн…       — Кто же знал, что часть с ловушкой будет самой легкой?! — Она слышит крик Даврина. Страж старается подбадривать себя почти непосильной задачей.       А теперь они за это платят. И медленно, медленно, но верно умирают.       Плечо горит. Рука уже давно выпустила клинок и висит плетью вдоль тела, но Мириам продолжает плясать, пока Даврин и Ассан наносят удар за ударом. Пока Эммрик держит ее в сознании, на ногах, и успевает отбиваться от лезущих на подмогу своему архидемону порождений тьмы. Мириам старается отвести их от некроманта, специально собрать кучей прямиком на пути у летящей за добычей головы архидемона — одной из, пока другая изрыгает на них мерзотно пахнущую и явно ядовитую дрянь.       Вольт, вольт, вольт. Уворот. Еще один перекат, но тело уже почти не слушается. Без помощи Эммрика она не пройдет и двух шагов.       Вольт… Вольт…       Почему больше никого нет рядом?!       Где остальные… где…       — Мы почти справились! Луканис, приготовься! Я прикончу архидемона, а ты — Гилан’найн!       Это сон, и этого нет на самом деле. Они умирают… тут, вчетвером. В неравном бою, что выиграть невозможно…       — Я готов!       — Даврин, мы тебя никогда не забудем!       Это Хардинг? Или Нэв?..       — Пусть это будет не зря! Я могу умереть только один раз!       Грохот. Одна из голов архидемона рухнула на крепостную стену, напоследок страшно клацнув челюстью.       Вольт. Уворот. Вдруг каждый звук стал отчетливым, а боль — просто невыносимой. Мириам не удержалась на ногах и упала на одно колено, в последний момент оперевшись целой рукой о каменную кладку. Сердце бешено билось, норовя выпрыгнуть изо рта и убежать по своим делам.       — Даврин, убей его! — Это рычание адаари.       Рук не увидела, как Серый Страж оказался у головы архидемона, не без труда взобрался на ее макушку и безо всякого клича или торжественных речей вонзил меч почти по самую рукоять. Она только услышала страшный визг Гилан’найн.       Она только что потеряла своего архидемона.       Она стала смертной.       Это просто неправда. Это… означает, что Даврин…       Мириам с трудом подняла голову и обнаружила, что Серый Страж по-прежнему стоит, непонимающе смотрит на свои руки и не может уложить в голове, как так получилось. Он поверг архидемона.       Серые Стражи не выживают после такого боя. Они должны умирать.       Так было всегда. Пять Моров подряд.       — Рук! Кинжал! Сейчас!       — Я…       — Душа моя, скорей, кинжал!       Она завалилась набок, позволила чужим рукам скользнуть к поясу и выхватить из него лириумный кинжал.       — Луканис! Прикончите ее!       Эммрик точно бросил лириумный кинжал, а Луканис очень удачно его ухватил, не только не порезавшись, но и сразу удобно вложив в ладонь. Фиолетовый росчерк крыльев живущего в антиванце демона позволил только примерно угадать, где сейчас находится убийца. Для плохо видящей, что происходит, Мириам любая сцена была смазанной и нечеткой; на нее так не вовремя навалились разом усталость и боль, что все силы она тратила просто на то, чтобы не лишиться чувств.       Все произошло за три удара сердца.       Раз. Луканис спикировал на Гилан’найн с высоты нескольких метров, куда его поднял жаждущий крови Злоба. Его движения невероятно четкие и выверенные… Так говорили о Демоне Вирантиума. Но вдруг что-то произошло. Какая-то мелочь.       Два. Этой мелочи оказалось достаточно. Дрогнувшая рука, стоило на секунду закрасться мимолетной мысли в горячую голову, подумать о том, что пришлось потерять волей Гилан’найн, чтобы нести на своих крыльях ее смерть. Она словно уловила эту мысль и рефлекторно, не целясь, вскинула одну из своих мощных длинных рук.       Три. Луканиса отбрасывает так высоко, что, кажется, это неминуемая гибель: он буквально расшибется в лепешку, какие недавно научился хорошо готовить на завтрак. Луканис терпеть не может Злобу, но демон спасает его, вовремя раскинув призрачные крылья. Наемный убийца, один из лучших среди Антиванских Воронов, вовремя группируется и приземляется на ноги, не сломав их только благодаря своему демону. Впервые он пролетел мимо своей цели, нанес удар в пустоту. Промахнулся. Провалил контракт.       На мгновение над полем боя повисла гробовая тишина. Гилан’найн за эту секунду почувствовала что-то непривычное и коснулась своей щеки. На тонких, увенчанных длинными ногтями пальцах осталась кровь. Луканис все-таки смог ее ранить. Просто царапина… Но как много она значила для богини, что этим утром была неуязвимой.       Гилан’найн, обнаружив это, оглушительно ахнула — нет, вскрикнула — и зарычала, как дикий зверь, попавший в капкан и оттого обезумевший.       — Я должен попытаться еще раз!       — Поздно! Бежим, иначе умрем!       — Рук… Рук, обопритесь на меня…       Она двигалась, подчиняясь простейшим рефлексам, практически висела на некроманте, пока тот поддерживал ее в сознании и сам уже серьезно рисковал, оказывая непрерывную помощь. Ее перехватила жесткая рука адаари, и тут же началась страшная тряска. Голова кружилась. Во рту солено, погано от вкуса металла.       — Он работает?! — слышала она как сквозь туман.       — Надеюсь!       Спустя несколько мгновений — темнота.

* * *

      Сначала была боль, что встретила очнувшуюся Рук старой доброй подругой. Дозорная со стоном попыталась повернуть голову, но та отозвалась такой тяжестью, что, казалось, будет подвигом даже подвигать глазами. Все тело словно налито свинцом, оно непослушное и неповоротливое.       Дав себе несколько минут, чтобы заново привыкнуть к ощущениям, она все-таки смогла повернуть голову. С соседней койки в лазарете на нее с сочувствием взирал Варрик. Заметив, что Рук очнулась и соображает, мастер Тетрас торжествующе поприветствовал ее:       — С добрым утром, крошка. Поздравляю. Один архидемон убит. Одна богиня лишилась бессмертия.       Это все был не сон. Рук отозвалась на поздравления Варрика невнятным «м-м-м» и в ответ получила закономерный смешок.       — Я знаю наизусть, что ты хочешь сказать. «Все равно напрасно», «Я ничего не добилась», «Гилан’найн все еще жива». Крошка, я вот что тебе скажу: сколько на своем веку видел, но все бы отдал, чтобы посмотреть на личико Гилан’найн, когда она поняла, что смертна!       Довольный Варрик совершенно не сходился с мыслями Дозорной. Она отчасти сконфузилась, поскольку действительно думала ровно так, как и предсказал гном: все неудачи в Вейсхаупте — результат ее долгоиграющих ошибок. Вовремя не убедила Первого Стража. Он только с архидемоном под боком, и то не сразу, смог к ней прислушаться. Позволила Луканису нанести решающий удар, хотя знала, что он одержим и буквально разрывается между собой и Злобой, в перерывах заливаясь литрами кофе и отдыхая по часу в сутки. Теряла драгоценное время, пока долго и вымученно собирала полную команду. В конце концов, чья была идея прервать ритуал Соласа, хоть Нэв и предупреждала, что магия такой силы всегда имеет разрушительные последствия?       — Ага, я угадал, — в тишине раздался голос Варрика. Он прекратил усмехаться — по-доброму, как умел, — и погрозил Рук пальцем. Этот жест от только начинающего восстанавливаться гнома выглядел чересчур комично. — Ты успеешь помочь всем и каждому. Но не забывай о себе, крошка. Ты…       — Рук?       Дозорная перевела взгляд и еле смогла различить силуэт в дверях лазарета. Кто-то высокий. Рогатый. Знакомый голос.       — Т-т-а-а-ш-ш…       Но адаари уже не было в дверном проеме. Рук расстроенно вздохнула, потому что Варрик, стоило Тааш ворваться на полуслове, притих и вернулся к своему отдыху, перед этим подмигнув своей преемнице: мол, поговорим позже. Двери лазарета снова открылись буквально через несколько минут, и вместе с Тааш в комнату влетела Хардинг.       — Рук! Святая Андрасте! Мы так рады, что…       — Н-нит-ка…       — Тихо, не говори! И не двигайся… Сказано не двигаться… Тааш, мы же договаривались!       — На что? — возмутилась адаари. — Он маг смерти, а не целитель!       — И? Он знает анатомию, — отрезала Хардинг. Рук почувствовала укол злости, но он быстро прошел. Тааш не со зла. Она просто слишком еще молода и, несмотря на богатую приключениями жизнь с Повелителями Фортуны, не набралась достаточно опыта, чтобы повзрослеть. В любом другом веке Мириам пожелала бы адаари только одного: не иметь причин и поводов взрослеть как можно дольше… Но сейчас шел кровавый век Дракона. На свободе — два эвануриса, и только что они уничтожили почти весь орден Серых Стражей.       — Н-н-е н-н-на-а…       — Я знаю, что не надо, Рук. Пожалуйста, лежи и не говори ничего, ладно? Сейчас. Тааш… ну ты и…       Хардинг в этом волнении за преемницу Варрика стала вдруг очень похожа на Беллару: так же тараторила и суетилась, одновременно пытаясь и решить проблему, и отчитать молодую напарницу за слепое следование собственным предрассудкам. Маленькая фигура разведчицы уже пропала из виду, а ее дух, казалось, до сих пор сновал по лазарету и ругал адаари за ее решение. Хардинг так и не успела узнать, что Мириам хотела сказать не «не надо», а «не называй его так».       — Не волнуйся. Все живы. — Тааш присела на край кушетки Рук — кушетка стала опасно крениться в сторону — и, хоть и не улыбнулась, всем своим видом выражала поддержку, на какую только была способна. Даже такие крохи оказались Мириам очень нужны, и она с радостью ухватилась за крупицы хороших новостей. Все живы. Все. — У Нэв сломался протез, у Беллары — два ребра… Vashedan, у Хардинг даже те синяки не сошли, — выругалась Тааш громче, чем стоило. Мириам поморщилась, и снова голова раскалывалась.       — А… Д-а-вр…       — Даврин в порядке. Живой. Я не понимаю, с чего весь сыр-бор… Никто не говорил. После. — Адаари понизила голос, верно считав мимику Рук. — Ждали тебя.       Конечно… Никто не даст ей забыть, что случилось в Вейсхаупте. Более того: Мириам, даже если бы захотела, не смогла бы стереть этот жуткий день из памяти. Но обсуждать это сейчас, когда она и двух слов связать не может, тем более — с Тааш… Андрасте ее прости, пока такая задача слишком сложна. Хочется откинуться на подушку и попросить, чтобы ее разбудили, когда все закончится.       Как иронично, что она, пожалуй, единственная, кто не может себе этого позволить…       — Вы не знаете, сколько она бодрствует, Хардинг?       — Нет, но, наверное, совсем недолго… Тааш сообщили только что.       Лазарет удивительно хорошо пропускал все звуки из коридора. Приближающиеся шаги и становившиеся все громче и отчетливее голоса Рук различала хорошо и в очередной раз удивилась Маяку. Дело в том, что она никогда не слышала ни единого звука из самого лазарета: Варрик умудрялся быть очень тихим. Зато, оказывается, он отлично слышал все, что происходило снаружи. Выгодное это место… Но уснуть, наверное, тяжеловато.       В дверном проеме появился сначала Эммрик, а из-за его спины следом вынырнула Хардинг. Разведчица немедленно насела на Тааш с вопросами, доверив некроманту вопросы целительства:       — Когда Рук очнулась?       — Я не знаю! — удивилась адаари такому напору. — Я зашли и увидели, что она очнулась. Что мне надо было делать? Расспрашивать, что ли? Я сразу позвали тебя.       Тааш выглядела пристыженной и при этом явно не понимала, что сделала не так.       — Нужно было звать не меня! У-у-у-у, мы же время теряли, Тааш!       — Я пошли к тебе, потому что тебе доверяю!       Хардинг осеклась на полуслове. Ее щеки залились краской, но одновременно с тем разведчица нахмурила брови, будто наткнулась на не предвещающей беды лесной прогулке на спрятанный в кустах взвод противника.       — Тааш…       — И-и-и… — жалобно заблеяла Рук. Она, может быть, еще не взяла себя в руки, но уже была достаточно взвинчена, чтобы разрешать конфликты и давить их на корню. Пресловутое «извинись, немедленно» так и осталось загадкой, потому что выдавить даже один слог у Мириам не получилось. Кроме того, Эммрик, казалось, даже не заметил, что в его огород улетел огромный булыжник.       — Тааш правы, Хардинг. Главное — позвать помощь. При всем моем уважении, я полагаю, Тааш не умеет собирать анамнез.       Он умудрялся одновременно вести беседы, близкие к светским, изящно защищаться и притом выполнять задачу, что перед некромантом поставила надорванная Вейсхауптом Рук. Прохладная ладонь легла на ее лоб, мягко скользнула к виску, где собрался большой комок боли, и задержалась на нем. Мириам подумала, что со стороны, должно быть, это похоже на то, будто Эммрик просто перебирает ее волосы и ласково поглаживает голову, и неожиданно для себя вздохнула: как жаль, что это неправда.       Профессор Волькарин, скорее всего, истолковал этот вздох неправильно, потому что сразу же обеспокоенно спросил:       — Рук, так болит сильнее?       — М-х-хм… — Она смогла только невнятно промычать с отрицающей интонацией. Кончики его пальцев вдруг потеплели. Мириам стала узнавать его уникальный магический след, сильно отличавшийся от касания магии Беллары или Нэв. Дело даже не сколько в виде чар, сколько в… личности.       У Беллары магия порывистая и покалывающая, как шаловливая, но безобидная искорка. От Нэв всегда веяло холодом, но не леденящим до костей, а приветливым, похожим на первое утро, когда наконец выпавший ночью снег не растаял, а так и остался лежать на земле толстым слоем.       Наконец, у Эммрика, несмотря на его принадлежность к морталитаси, заклинания приносили с собой не могильную прохладу, а необъяснимое тепло, разливающееся по венам живительным составом. Может быть, с ног на голову все переворачивало воображение Рук. Она притихла под движениями ловких пальцев, пока они уверенно плели магические формулы, известные только одному профессору Волькарину.       — Что я не… пф. Я охотник на драконов. Не… анамнетик. Ясно вам?       — Благодарю. Вы очень конкретны, Тааш, — ни на мгновение не теряя самообладания, парировал Эммрик. Если он и был готов объяснять адаари, что такое «анамнез», то это явно оказалось не то самое время. — Я прошу вас не говорить громко. Рук будет полезен покой, а мне нужно сосредоточиться.       Хардинг тоже заметила, что Тааш нервничает больше обычного. Наверняка у нее была причина, подумала Мириам; Вейсхаупт отразился на всех самым неожиданным образом, и глупостью станет это отрицать. Тааш вот раздражает все движущееся и говорящее, в особенности если речь другого сильно отличается по смыслу от ее взгляда на вещи. И ее явно раздражает, что пострадала Хардинг. Мириам с вящим удивлением заметила, что адаари нет-нет да бросает на Нитку заинтересованные взгляды, а сейчас и вовсе ищет признаки одобрения на лице разведчицы. Их там не оказалось.       — Тааш, пойдем…       — Зачем?       — Не будем мешать профессору работать.       Тааш закатила глаза, словно собиралась сказать, что профессор-де нисколько в лечении смыслить не может, потому что все-таки он не целитель, но Хардинг не дала ей совершить еще один выпад в сторону некроманта. Она взяла Тааш за предплечье, как ребенка, и почти силой вытолкала из лазарета. Напоследок гномка обернулась через плечо и бросила Рук:       — Выздоравливай скорее! Ты нужна нам.       — Это правда, — согласился с Ниткой Эммрик, когда дверь за ней и Тааш закрылась. Рук украдкой взглянула на кушетку Варрика, но гном на них не обращал никакого внимания. Судя по мерно поднимающейся и опускающейся груди, мастер Тетрас успел провалиться в сладкий сон.       От манипуляций профессора Волькарина Мириам и впрямь становилось лучше. Может быть, голова болит, потому что не обошлось без проклятий на поле боя? Может быть, потому что с непривычки Дозорная Ингельвар взвалила на себя такую ношу, что сломалась пополам под ее весом. А может быть, потому что она просто успела удариться головой, а сотрясение мозга нагнало ее только сейчас.       — Тошнит? — участливо спросил профессор Волькарин. Она снова отрицательно пробурчала «мгхм», а некромант в ответ удовлетворенно качнул головой. — Это прекрасно. Вам досталось, Рук, но как хорошо, что нам удалось избежать серьезных потерь!       Он, должно быть, заметил какие-то перемены в лице капитана их горе-команды и прочистил горло деликатным кашлем.       — Не беря в расчет Вейсхаупт… разумеется.       Мириам скрипнула зубами. Ей было тошно от одного только упоминания о ее провале. Совокупность факторов, множество «но» и «авось», что встали в один ряд отнюдь не по вине самой Рук, ею благополучно игнорировались. Должно быть, это замечали все, кроме нее самой. Или никто больше не видел, кроме профессора Волькарина, чье лицо Мириам смогла хорошенько разглядеть, только когда он ниже склонился над ее постелью.       Она чувствовала, что Эммрик не собирается ее поучать, хоть это и выглядело бы более чем натурально от самого что ни на есть преподавателя. Возможно, у него просто не хватало сил на очередную лекцию. Рук слышала гораздо хуже, чем до путешествия в Андерфелс, но ее зрение осталось прежним, и потому она не могла не заметить, как осунулось лицо некроманта. Оно словно стало еще худее, бледнее, а круги под глазами теперь удивительно походили на те, что залегли под ее веками. Если в случае Рук причина — хроническая бессонница, то Эммрик, очевидно, последнюю ночь провел в лазарете. Сколько он зачерпнул из Тени, когда вместе с ней и Даврином отбивал атаку за атакой, представить страшно…       — Сейчас главное для вас — восстановиться поскорее, Рук. Мы все ждем вашего скорейшего возвращения в строй. И у меня для вас прекрасные новости! У вас только сломана рука, а больше ничего не пострадало. Честно говоря, больше всего я опасался за голову с учетом вашего… деликатного положения… Я говорю о Соласе в ваших снах.       Некромант, кажется, стушевался. Мириам еле улыбнулась целым краем рта, хоть все, что он сказал, было совсем не смешно. Что же, радоваться сломанной руке только потому, что вместо нее мог быть хребет, — это многое говорило об их незавидном положении. Профессор Волькарин при всей своей обходительности умудрился об этом не подумать? Или больше его смутила оговорка, что он допустил, право, по чистой случайности?       — Пр…рекр… — попыталась выдавить Мириам. К головокружению прибавился звон в ушах. Она шикнула, когда невидимая игла больно кольнула ее в плечо, и снова почувствовала на лбу прохладную ладонь. Под легким, но настойчивым нажимом Ингельвар покорно расслабилась на подушке. Она поймала себя на странной для этого разговора и положения мысли, что хотела бы подчиняться этой руке как можно дольше.       — Пока не вставайте, прошу вас. Заклинание ускорения регенерации требует полного покоя. Однако всего несколько дней, и вы сможете держать лук, как и раньше, — уверил ее Эммрик. Мириам вдруг поняла, что ее рука перебинтована и прижата к туловищу. — Еще одна ночь здесь, — без слов понял некромант так и не прозвучавший вопрос, — но перевязь придется носить подольше.       — Сп…       Эммрик вздернул свободную руку к своему лицу и прижал указательный палец к губам. На нем блеснуло в тусклом свете одно из многочисленных колец, что некромант носил каждый день и снимал явно только перед отходом ко сну: иначе у него на пальцах оставались бы продавленные постоянной ноской следы. Их Мириам, как раз не снимавшая свое кольцо, непременно бы заметила.       — Не стоит, это пустяки. Отдыхайте, Рук. Я оставлю вам обезболивающее. Такая магия иногда вызывает неприятные симптомы. Пожалуйста, половины пузырька будет достаточно.       Эммрик выудил из кармана своего жилета маленький флакон и поставил его на тумбу рядом с кушеткой Рук. Лекарства там будто и не было: содержимое флакона оказалось полностью прозрачным и неотличимым от воды. Тем не менее, Рук обнаружила в себе уверенность, что плацебо профессор Волькарин стал бы испытывать на ком-нибудь другом, но только не на ней или других боевых товарищах в их причудливой команде. Она медленно прикрыла глаза, заменяя таким движением кивок. Эммрик же отказываться от последнего не стал и вдобавок улыбнулся.       — Постарайтесь поспать. Вам будет это только на пользу…       — Эм…м…рик, — наконец, смогла выдавить Мириам, чем сразу же заставила некроманта замолчать на полуслове. Она сама удивилась, как ее все-таки послушался язык; неловкое молчание, прерываемое только робкими попытками Рук нашарить мало-мальски различимый звук, повисло густой туманной пеленой. Профессор не порывался сказать за нее, заполнить паузу очередной тирадой, о которой его никто не просил. Впервые он красноречиво молчал, за что Мириам была ему безмерно благодарна. Слова и прежде находились непросто, а теперь ей приходилось выковыривать их, как драгоценный камень в шахте. Скальпелем.       — В-вы… ост…а…не?..       Она еще не закончила, но уже успела понять, что и не закончит. Странное дело: если нет сотрясения, нет никакой больше раны, то что тогда… Конфликт Соласа в ее голове и близости Гилан’найн? Действие скверны? Архидемона? Или она просто перекачана целительной магией и оттого так дурно получается складывать слова? Это насовсем? Это пройдет?       Вместо ответа она почувствовала холод колец и пальцев на ладони перевязанной руки. Они накрыли ее и несильно сжали, чтобы Мириам смогла ощутить прикосновение, но не боль, что от других касаний ужом скользила от плеча вниз, к запястью. В полумраке лазарета Ингельвар заметила наконец, какого цвета у Эммрика глаза: ореховые, с удивительно сложным подтоном, что для обывателя кажется совершенно простым. Рук понимала, что вряд ли смогла бы повторить такой цвет на холсте. Кроме того, краски были ей неподвластны… Но ни один набросок не передаст этой красоты. Она, наверное, смотрела в глаза Эммрика слишком настойчиво и жадно, что тот невольно замялся под таким взглядом, но не отстранился, а только чуть сильнее сжал и сразу же расслабил хватку пальцев.       — Вы просите меня остаться? — уточнил он, пожалуй, самую очевидную вещь. Рук торопливо моргнула, отвечая утвердительно. Эммрик с неловкостью оглянулся на дверь, ведущую из лазарета, и нерешительно произнес: — Рук, вам действительно нужен покой…       Она почувствовала волну раздражения. Его заботит Варрик? За все время, пока Эммрик был рядом с ней, он ни разу не обратил внимания на кушетку гнома. Это разве не говорит о том, что, на самом деле, тебе глубоко наплевать?! А, впрочем, никакой разницы. Он рядом, держит ее за руку; она открыто смотрит в его удивительные глаза, в их глубине плещется ее уродливое отражение, и Рук чувствует, наконец, знакомый запах трав. С ним так приятно просто быть; как счастлив Манфред, что рядом с ним Эммрик Волькарин; как Мириам хотела бы того же для себя…       — Если так вам будет спокойнее, конечно, я буду здесь, — уверенно закончил некромант. Он коротко улыбнулся, наверное, заметив радость, мелькнувшую в глубине ее зрачков, и добавил: — Но только вам придется отпустить меня за моими принадлежностями. Кроме того, я предупрежу Манфреда, что меня не будет в комнате ночью. Он ужасно волнуется с тех пор, как мы вернулись из Андерфелса. И, я думаю, очень обрадуется новости, что с вами все в порядке.       Наверное, в Вейсхаупте она не помнит, как было все на самом деле. Наверное, что-то ей приснилось. Когда дверь за Эммриком закрылась, Мириам невольно задумалась, может ли быть так, что ей не почудилось и что он правда снова назвал ее «своей душой»… это похоже на истину? Или это похоже на нарциссичный бред?       Должно быть, в довесок к целительной магии шли и сонные чары. Когда в лазарет вернулся Эммрик, он с явным удовлетворением и почему-то печалью обнаружил, что Рук мирно спит. Перед тем как занять соседнюю кушетку, чтобы при необходимости немедленно добраться к ней, некромант осторожно поправил сползающее с ее плеч одеяло.