Рядом быть

      — Третье издание «Неименуемых сущностей»? Я даже не знала, что у этой книги были переиздания!       — О, и с указателем книга стала куда лучше! Могу одолжить, если желаете.       — С удовольствием…       Восхищение Беллары профессором Волькарином очень быстро заметил весь Маяк. Она словно нашла, наконец, родную душу, так же горящую жаждой знаний, единственную, кто способен понять ее безудержную тягу к науке. Они могли быть уверены, что их беседы никто не подслушает: ни у кого не хватит терпения продраться через несколько часов разговоров о природе Тени, духах, тонких материях… Даже прошедшая какое-никакое базовое обучение Рук вряд ли взялась бы служить переводчиком. Ее выдержки хватало, чтобы признать: профессор Волькарин и Беллара — идеальные собеседники; они могли бы задумать любой страшный секрет, и никто бы не узнал, даже если бы они решили обсудить его в столовой Маяка, под боком у Луканиса. Тот вовсе притих: вернувшись из Тревизо в самом отвратительном расположении духа, убийца закрылся в себе и шел на контакт тяжело. Находиться рядом с Эммриком он избегал по непонятным пока причинам.       Удивительно, что Маяк отправил старшего некроманта в то самое крыло, сиротски пустующее с самого первого дня. Рук не сразу поняла, что профессор Волькарин теперь будет ее новым соседом. Она проснулась от грохота за стеной, прислушалась и не сразу поняла, почему болит щека. Оказалось, от широкой и невероятно глупой улыбки, в какую неожиданно растянулись губы.       — О, Рук! Ты, наверное, хочешь поздороваться. Спасибо, профессор!       Беллара бочком протиснулась между винтовой лестницей и Рук и с таким благоговением прижимала к груди одолженную книжку, что, казалось, ее не способен отнять даже оскверненный эльфийский бог. Эммрик снисходительно улыбнулся и проводил Завесную Странницу взглядом. В воздухе повисло так и не сказанное: «Прошу, просто Эммрик».       Дверь за Белларой закрылась сама. Маяк был удивительно услужлив. Мириам поняла, что теперь все внимание профессора Волькарина посвящено ей, и промямлила:       — Похоже, вы сюда переехали.       «Что, правда, похоже?». Захотелось щелкнуть себя по носу. Что происходит?       Эммрик одарил ее такой же улыбкой, какую адресовал несколькими мгновениями ранее спине Беллары. Ничего необычного. Такую. Же. Как. И. Белларе.       — Я перевез только самое необходимое. Манфред очень помог мне с коробками.       «Самое. Необходимое?» — Рук еле удержалась от усмешки. Ей помог Манфред, так очаровательно зашипевший, что перетянул на себя все внимание профессора. Мириам запомнила этот нежный взгляд, каким Эммрик проводил своего помощника, что чуть ли не вприпрыжку, щелкая суставами, скакал от коробки к коробке с охапками вещей в… руках.       — Замечательное место этот Маяк! Что вы о нем думаете?       Мириам ничего о Маяке на этот момент не думала. Она пыталась понять, почему ее лицо горит, будто грозится залиться краской, и не могла найти ответа на такой простой вопрос.       — Теперь, когда здесь есть еще один Дозорный Скорби, он куда лучше.       «О, Создатель, не позорься…».       — Правда?       — Особенно с учетом его опыта. — «Я спрыгну в бездну. С лозы, да, как если идти к Хардинг».       — Я сделаю все, чтобы оправдать ваши ожидания.       — Вам уже провели экскурсию? — «Он просто вежливо себя ведет. А я веду себя… нетипично».       — Ну, я осматривался, но… — Профессор Волькарин выглядел обескураженным, но в руках держал себя превосходно. То, как филигранно он перевел тему, давало ему несколько очков вперед: — Я заметил, что некоторых смутил Манфред. И я слышал комментарии относительно моих черепов. Моя некромантия не доставит излишних неудобств?       «У кого-то завалялся контакт эксперта по Тени без черепов? Создатель…».       Ее поражало, как близко иногда ходит невежество и как хорошо оно ухитряется маскироваться.       — Мои практики никого не беспокоят, — наконец, нашлась Мириам.       — Это утешает, — кивнул Эммрик. Он вздохнул и с неожиданным раздражением поделился своим первым открытием вне Неварры: — Наше искусство так просто очернить.       Мириам подумала, что профессор Волькарин взаправду не покидал Неварру. Не секрет, что во всем Тедасе выходцев из их королевства… не понимают.       — Такова жизнь за пределами Неварры. Со временем вы расположите их к себе.       Словно подтверждая слова опальной Дозорной, в углу зашипел Манфред. В его восклицании, чей смысл ускользал от Рук, все равно явно читалось нетерпение. Она не сразу заметила, что в руках предприимчивый помощник профессора Волькарина снова держал знакомый Дозорной по первой встрече поднос. В этот раз на нем не было сервиза. Вместе с этим пришло понимание: Манфред с ней не соглашался, а просто потерял терпение и не стал ждать, пока Рук устанет чесать языком.       — О, прошу меня простить. Нам с Манфредом нужно закончить опись имущества, — очнулся от замешательства Эммрик. Он с уважением — как галантно — склонил голову в жесте, что нельзя было расценить иначе, как просьбу оставить его наедине с помощником. — Спасибо, что проведали меня.       — Э-э-э…то моя обязанность, профессор Волькарин, — вовремя нашлась Мириам. Она развернулась и услышала вслед деликатную поправку:       — Эммрик. Просто Эммрик. Прошу вас.       Ингельвар ничего не сказала в ответ, потому что уже спасалась бегством. Щеки у нее предательски побагровели.

* * *

      — Ого.       — Ого?       — Ты знаешь, что звучишь по-другому, когда говоришь про штучки из Дозора Скорби? Гораздо изящнее.       — Я нисколько… Кгхм… Нет. Не знаю.       Сложно утверждать наверняка, слушала ли Хардинг, что именно они говорили об огоньках, или разведчица ограничивалась одним только звучанием слов, но Мириам действительно смутилась. Может быть, Нитка этого и добивалась. Этот странный демонический блеск в глазах сложно с чем-то спутать.       — Спасибо, профессор. Я много нового сегодня узнала.       — Всегда пожалуйста!       Всегда такой вежливый. Галантный. Заставляет ее… звучать изящнее.       Не просто галантный, а еще и тактичный. Он выбирает тактично не замечать этих неловких пауз, странных переглядок, заговорщического тона. Мириам из раза в раз вынуждена себя одергивать: а что ему замечать?       Лучше следи за собой, Ингельвар. В конце концов, это несерьезно. Просто ты ожидала увидеть старую развалину, а завербовала импозантного мужчину, чей возраст был из тех, что один на бумаге и совершенно другой — в жизни. Эффект неожиданности спадет, и все станет на свои места.       Если бы ее не подначивала Нитка Хардинг, розовую вуаль уже давно сорвало бы пощечиной реальности. Разведчица же изящно поправляла сбившуюся пелену, как бы невзначай обращая внимания на детали, пропущенные Рук то ли ненарочно, то ли с прямым умыслом. Поправляла она ее только лидеру их бродячего цирка. Не профессору Волькарину.       Тот был слишком занят находкой для целого цикла исследовательских статей — жить в Тени и не написать об этом было бы просто расточительно! — и бесконечно пропадал то в окрестностях Маяка, то на Перекрестке, не уходя далеко от места, где встречаются его берега. Мириам не видела ничего дурного в том, что профессор Волькарин находит, чем себя занять.       Дурно было то, что, стоило ему покинуть Маяк хотя бы ненадолго, уже Мириам приходилось слоняться, как беспокойному призраку, по их временному убежищу, терзаться сомнениями и самобичеванием и судорожно думать о следующем шаге эльфийских богов.       Скверна в Лавенделе — дурной знак.       Чтобы убить эвануриса, нужно сначала поразить его архидемона, — превосходно.       Даже так любое оружие не подойдет, но только лириумный кинжал Фен’Харела — ну что за прелесть?       Так много тем, чтобы забить свою голову. Так кстати она стремительно пустеет, стоит ее тонкому обонянию уловить нежный запах шалфея.       — Профессор, все собираются в столовой. Так не скажешь, но пора ужинать.       Сегодня — очередь Рук собирать всех к столу. Как правило, это занятие не из легких: у каждого ближе к отходу ко сну появляется уйма дел, от каких крайне тяжело оторваться. Беллару за уши не оттащить от Духа Архива, хоть ее и тошнит уже от бесконечных од великому Анарису. Даврин безуспешно пытается договориться с Ассаном не таскать припасы из кладовой, поскольку в прошлый раз недосчитались целой бараньей ляжки. Нэв погружается в изучение последних запросов на помощь детектива и начинает строить сложные логические цепочки на доске: ее Рук нашла для Галлус в одном из магазинчиков в Портовом городе.       В этот раз как-то попроще складывался вечер: когда готовил Луканис, уговаривать становилось в разы проще. Убийца-Ворон не хуже ножа орудовал поварешкой, а после случившейся с Тревизо трагедии то был вовсе первый раз, когда Делламорте подошел к котлу. Поддержать его и отложить свои дела без труда согласилась и Тааш, без единого «фи» бросившая отжиматься и даже соизволившая обтереться полотенцем, и Хардинг, решившая позже вернуться к поливу своих цветов.       И Эммрик тоже. Он отложил распечатанный конверт — на нем внимательная Мириам заметила печать Мирны — и вежливо приветствовал свою гостью:       — Удивительно, как Маяк скрадывает смену дня и ночи! Пожалуй, это единственное, что меня в нем расстраивает.       — Да-а-а… Но если в комнате нет окон, это почти незаметно, — хмыкнула Ингельвар. А вот Эммрику, пожалуй, приходится не так легко. С его открытым балконом сложно не заметить, что за пределами стен Маяка по-прежнему светло. С другой стороны, его постель не стоит у…       Она вдруг поняла, что в комнате у Эммрика нет кровати. Однако спрашивать о том, как спит старший некромант, было совершенно неприлично. Мириам прочистила горло под снисходительным взглядом профессора Волькарина и добавила:       — Луканис приготовил одну паэлью без морепродуктов для нас с вами.       — Это так внимательно с его стороны! Насколько мне известно, в Антиве крайне ревностно относятся к изменению устоявшихся рецептов.       — О, вы совершенно правы. Нам повезло, что стадии отрицания и гнева уже позади.       В случае с одержимым демоном злобы человеком, что, кроме готовки, еще профессионально лишал жизни других людей, действительно допустимо считать такой исход везением. Эммрик, пожалуй, с Мириам был согласен. Он сделал жест рукой, похожий на имитацию благодарственного поклона, подхватил свой посох и поднялся с кресла. Высокая Рук, уступающая до этого в росте только Тааш и немного — Даврину, неловко убрала руки за спину и сцепила их в замок. Рядом с Эммриком, кому она доставала макушкой чуть выше ключицы, Мириам чувствовала себя несуразным карликовым нагом.       — Рук, как вы смотрите на то, чтобы после ужина отправиться со мной на родину?       Предложение было настолько неожиданным, что она опешила. Но, кажется, Эммрик совершенно серьезен. Опальная Дозорная еле смогла сглотнуть излишек слюны так, чтобы это не выглядело слишком нервно: старший некромант так проникновенно произнес «со мной»… Это прозвучало интимно настолько, что отрезало все «а может быть» одним махом и ясно давало понять: случайность, и не более того.       — Сегодня? В Некрополь? Я позволю себе любопытство, профессор… Эммрик.       — В Сады Памяти, если вы не против. Мне нужно совершить обряды, и помощи другого Дозорного я буду только благодарен. Там должно быть тихо и довольно спокойно. — Эммрик примирительно улыбнулся и сделал вид, что не было этого неловкого запинания, когда Рук вспомнила, что «профессор Волькарин» — столь же нежелательное для него обращение, сколько для нее — «Рук». — Я буду невероятно рад, если вы составите мне компанию.       — Конечно!       Слишком быстро согласилась! Нужно было хотя бы тянуть гласные.       Рука Эммрика на секунду дернулась, но тут же крепко сжалась на посохе.       — Чудесно! В таком случае, после вас. Не терпится оценить паэлью по-неваррски.       Мириам поддержала настроение профессора Волькарина вежливой улыбкой. Ингельвар старалась не думать о том, что любое движение губами в ее исполнении отвратительно неуклюже. Ощущение стянутости в правой щеке и крае губ, правда, не давало об этом забыть.       Приглашение в Сады Памяти ничуть не веяло ничем личным: это впрямь обязанность любого Дозорного — проводить обряды и почитать усопших. Жаль, что у Мириам не было ни единого повода считать предложение Эммрика чем-то, выходящим за рамки рабочих отношений. Она поборола желание подобрать что-то более элегантное, чем дублет в антиванском стиле, прекрасно подходящий для праздного шатания внутри Маяка, и позволила себе только повторно расчесаться. На нее молчаливо взирали плавающие в гигантском аквариуме рыбы и урна с прахом барона Ван Маркхэма. Строго говоря, праха в ней уже не было, но старую урну Мириам преподнесли как воспоминание о ее безбашенном, неординарном и очень нужном поступке.       — Не смотрите так, барон, — вздохнула Дозорная Ингельвар и провела пальцем по краю своей уродливой отметины. — Считайте это все платой за срыв вашего восстания. Я полагаю, вас это устроит.       Барон Ван Маркхэм вряд ли ее слышал, но если бы и слышал, наверняка решил бы игнорировать великодушное разрешение Мириам. Он все-таки был дворянином.

* * *

      Сады Памяти ничуть не изменились с последнего раза, когда Дозорная бывала в них. Такие же умиротворяющие и тихие, очаровывающие своим спокойствием и молчаливой скорбью, нашедшей отражение на проникновенных эпитафиях. Нет лучше места, чтобы предаться размышлениям и насладиться одиночеством.       Эммрик ожидал ее на скамье подле одной из экспозиций. Как только фигура Рук показалась у входа в Сады Памяти, вежливый профессор немедленно поднялся на ноги и поприветствовал младшую Дозорную широкой улыбкой.       — Еще раз благодарю вас за то, что вы пришли. Приятно проводить обряд поминовения в компании другого Дозорного.       Мириам собралась было поприветствовать профессора в ответ, но вдруг услышала за спиной робкое дружелюбное шипение. Какой знакомый «ш-ш-ш-я-я-я», отметила про себя Ингельвар, и Эммрик подтвердил ее догадки:       — Превосходно, Манфред смог сюда добраться. Очень хорошо, Манфред!       — Кажется, он в предвкушении, — отметила Мириам, умирающая от белой зависти. Если бы он смотрел на нее с тем же восхищением, что следил за своим помощником. Манфред был похож на маленького ребенка: он залез на скамью, где минутой ранее располагался профессор Волькарин, и с огромным любопытством пытался разглядеть что-то за густой растительностью большой экспозиции. Порыв любознательности сопровождался громким шипением, и его нельзя было понять иначе, кроме как крайнюю степень интереса и возбуждения.       — Я подумал, что обряд стоит начать отсюда, — вернулся к теме Эммрик, все еще глядя на Манфреда, что как раз оглянулся на своего наставника и приоткрыл челюсть; самое замечательное, что и без плоти на кости Мириам было более чем ясно, какое выражение лица было бы у совсем-совсем живого Манфреда. — Это картина с усопшими, созданная сто семьдесят три года назад.       Слушающий профессора скелет уселся по-ривейнски, подобрав под себя ноги, и послушно сложил руки перед собой.       — Я помню ее, — ответила Мириам и позволила себе предаться воспоминаниям: — У нас гостил один орлесианский маг. Сказал, что это самая жуткая вещь, которую он когда-либо видел.       — Орлесианцы, — протянул профессор Волькарин, не скрывая возмущения. Очевидно, что для него пресловутая картина имела огромное значение, явно большее, чем для Рук. — Прекрасные художники, но абсолютно недальновидны.       Он упер руку в бедро и принялся рассказывать об экспозиции с таким истинно преподавательским шармом, что Мириам невольно заслушалась, очарованная страстью профессора Волькарина.       — Их жизни вспышкой промелькнули сквозь столетия: драгоценные, хрупкие и конечные. Теперь они служат нам напоминанием. Не стоит долго пребывать во мраке. Жить нужно с пылом и радостью, пока есть возможность.       — Приятно… слышать такое от другого Дозорного.       Казалось, Эммрик был даже удивлен.       — Это здравый смысл.       — Мне нравится, — объяснилась Мириам, — что вы не говорите об этом слишком мрачно.       Короткая пауза показалась ей очень неловкой. Право, она опять ввернула что-то совсем глупое. Даже хуже: очевидное! Возможно, профессор Волькарин был такого же мнения, но кое-чего у него было не отнять: вместо того, чтобы создавать неловкие паузы, он их заканчивал.       — Этот поживее будет. Вот. Кем ты был, когда вдыхал полной грудью?       Эммрик сделал пасс рукой, а на ней немедленно зазвенели причудливой мелодией золотые браслеты. Типичная для профессора зеленоватая дымка, сопровождающая его заклинания, обвилась вокруг предплечья и длинных пальцев; очередная неловкая ситуация, что удалось избежать из-за того, как поглощен был работой Эммрик. Ведь дело в том, как он двигался, вплетая магию в свои движения и слова.       Когда еще захочешь вдруг стать скелетом, чтобы ее тоже касалась магия, сотворенная этими пальцами?       Один из скелетов задвигался. В пустых глазницах загорелись зеленые огоньки, в тон энергии, использованной профессором Волькарином. Он стал цепляться за заднюю поверхность corpus humeri и скользить туда-сюда позади другого экспоната:       — Это было тело портной. Матери. Она смеялась, и учила, и пряла одеяния, которые короли надевали на коронации.       Эммрик вдруг цокнул, чем заставил Мириам нервно сглотнуть.       — Нужно заново выверить ее грудные позвонки. Надеюсь, послушники как следует приглядывают за экспонатами.       — У Дозорного Великого Некрополя должны быть свои стандарты.       — Помнится, раньше их соблюдали тщательней. Несомненно, со временем все удачно забылось.       — Вы можете спросить у местных постояльцев, так ли это, — предложила Мириам, чем вызвала у Эммрика улыбку и блеск в глазах. Кажется, ему действительно понравилась идея юной Дозорной.       — А это мысль! Но позже.       — Пора зажигать свечи? — догадалась Ингельвар.       — Будьте добры, — отозвался профессор Волькарин. «Если бы не контекст…». Только уважение к постояльцам Садов Памяти заставило Мириам отодвинуть все не применимые к процедуре поминовения мысли.       — Мне уже давно не доводилось отдавать почести нашим мертвым.       Вместе они зажгли свечи у последней гробницы Танхаузенов, прошли дальше, и вдруг Эммрик воскликнул:       — Ага! Один из моих любимых цветов: пестрый плакучий вдовец.       Мириам поставила себе мысленную пометку.       — А вы разбираетесь в растениях.       — О, алхимия — это мое хобби. Так я отдыхаю между преподаванием призыва духов и теоретической и прикладной метафизики.       — Это сложная некромантия.       — Ну, вы всегда сможете изучить мои книги в Маяке! Мне недавно попалась чудесная работа о временных пересечениях в Тени.       О, она ее непременно изучит. Ничего, скорее всего, не поймет, но проглотит с трепетом, как и трактат по флоре Тедаса, что Маяк ей услужливо предложит лежащим на полке рядом с подаренным Варриком зеркалом.       — «Затонувшая звезда» сделала свое дело. Ни следа демонов отчаяния. — Короткая пауза, прежде чем Рук мысленно хлопнула себя по лбу. — Прошу прощения. Духов.       — Все в порядке. Вы долгое время не общались с Дозорными. — Как он потакает ей.       — Спасибо. За пределами Некрополя все постоянно называют их демонами, а не духами.       — Я не буду судить вас за оговорки, — уверил Мириам профессор Волькарин. Он был невероятно терпелив.       — О, навещаешь собратьев-нежить, Манфред? — не могла не уделить внимание опальная Дозорная помощнику Эммрика, мимо кого шел их удивительно петляющий маршрут. Стоявший у одной из могил Манфред в подтверждение зашипел. Ему, кажется, нравилось, что на него обращают внимание.       — Нужно зажечь и эти свечи, — вырвал ее из размышлений голос Эммрика. От неожиданности Мириам едва не влетела ему в спину и только чудом остановилась вовремя, развернувшись к поминальным свечам резче, чем следовало. В знак протеста закружилась голова. Тем не менее, огонь весело затрещал на фитилях, а Ингельвар произнесла слова, что сами пришли на ум:       — Откройте сердца последнему дню, сопровождающему все эпохи.       — Вы до сих пор помните этот древний ритуал? — Неужели в его голосе звучит неприкрытое удивление вперемешку с одобрением? Мириам спрятала улыбку и прокрутила кольцо на пальце привычным движением.       — Я же говорю, что у Дозорных должны быть какие-то стандарты.       Под приближающийся шепот неживых они прошли дальше, пока Мириам смаковала одобрительную интонацию профессора Волькарина. Настоящий мед для ушей, а не похвала. Другие послушники многое теряют, забывая древние ритуалы; по меньшей мере, они не получают улыбки от лучшего психагога Великого Некрополя.       — О, смотрите! — воскликнул Эммрик, привлекая внимание Рук. Она и сама успела заметить один из любопытных огоньков. Тот начал кружить вокруг Дозорных и что-то нашептывать, что было понятно только профессору. Мириам не могла сказать наверняка, о чем вопрошал их дух, но решила, что приветствие и дружелюбие никому и никогда еще не вредило:       — Ах, моя ты прелесть! — «Это не совсем то, что…». О, Мириам, приветствия вроде «Приветствую мертвых и живущих вечно» было бы более чем достаточно… Но на лице Эммрика она заметила улыбку, ничуть не похожую на снисходительную или ту, что могла скрывать разочарование.       — Они всегда в таком восторге от Дозорных, не правда ли? — Ради такого и впрямь стоило умереть, чтобы он с таким же восхищением говорил о ней. Профессор Волькарин обратился к духу уже с конкретной просьбой и говорил с ним так нежно, будто с ребенком: — Мы тоже наслаждаемся садами, но нам предстоит еще один ритуал. Ступай же, друг мой.       — Похоже, духи и правда ваша специальность, — заметила Мириам, стоило огоньку улететь прочь с восторженным стрекотанием, похожим на перезвон.       Несведущим кажется, что все Дозорные более чем одинаково общаются с духами, но это не так. Сколько бы она сама ни пыталась, ей и на толику не удавалось приблизиться к уровню, каким наверняка владел Эммрик в самом начале своего пути как Дозорного. Что говорить о том, с какой легкостью и непринужденностью он беседовал с душами вечно живущих, как искусно распознавал их просьбы и внимал им.       — У нас с ними всегда были хорошие отношения. Они сопровождали меня даже в детстве.       — После того как вы начали заниматься здесь? — уточнила Рук. Лицо Эммрика вдруг изменилось. Мысленно Мириам обрушила на себя ворох проклятий; проявившаяся в напряженных губах и дрогнувших бровях жесткость, будто профессора ткнули в больное место, словно окатила ее ледяной водой.       — После того как я осиротел.       «Зараза».       — Ох.       Ох? Ох?! Это все?       — Рухнувшее здание. Быстрая смерть. После похорон Дозорные забрали меня к себе.       Жесткость ушла: Мириам заметила это по расслабившейся челюсти, по тому, как перестали прыгать усы профессора Волькарина следом за поджатыми губами, — но Ингельвар чувствовала себя так, будто только что попрыгала на могилах его родителей. Ей не пришло в голову ничего лучше, кроме как показать, что ей более чем знаком быт ребенка среди Дозорных Скорби.       — Мы не такие разные. Дозорные нашли меня здесь, внизу.       — Я слышал, что как-то в Некрополе нашли ребенка, который затем стал Дозорным! — Кажется, неприятные воспоминания отступили и Эммрик с радостью ухватился за новую тему. Мириам не стала отказывать ему в удовольствии и продолжила:       — Ну, я какое-то время скиталась по улицам Неварры, прежде чем вернуться к Дозорным. Вы устроились получше.       — Мне нужно было время, — заметил профессор Волькарин, — когда я прибыл сюда, я был напуган до смерти.       — И вы все равно примкнули к Дозорным?       Эммрик на мгновение задумался.       — Они спасли меня. — Они помолчали буквально несколько секунд, и морталитаси пригласил Рук пройти дальше, поскольку следующий комплекс захоронений уже ждал их для завершения обряда.       — О ритуалах церемоний можно дать столько рекомендаций! — продолжил вдруг Эммрик, когда Мириам зажгла свечи у очередной могилы. — Они помогают в самые тяжелые часы. В детстве именно ритуалы Дозорных помогали наполнить целью мое существование.       Теперь уже он задевал струны, по-прежнему натянутые до предела. Опальная Дозорная закусила губу, пользуясь тем, что Эммрик идет впереди и явно не имеет глаз на затылке.       — Если Некрополь и может чему научить, так это встречать жизнь и смерть, — согласилась она. Эммрик даже не представляет, насколько она понимает его.       — И я благодарен за это, Рук. Безмерно.       Она неловко угукнула и потерла шею.       — Вся эта торжественность, Рук, все это величие и ритуалы… — спросил Эммрик, когда очередные свечи загорелись маячком в полумраке Садов Памяти, — я должен спросить вас: для чего все это?       — «Да не забудут Дозорные, что наше величайшее сокровище — это наши усопшие», — немедленно отскочила от зубов одна из прописных истин, что высекаются в камне для каждого из Дозорных Скорби.       — Да, именно! Именно! Некрополь изобилует всем: историей, магией, воспоминаниями. Дозор сохраняет их, чтобы живые могли утешаться с помощью тех, кто уже покинул нас.       Мириам промолчала. Ей впервые за долгое время подле профессора Волькарина захотелось спрятаться в раковину и не вылезать из нее добрые полвека. Очередной тихий «трунь» по струнам, и их порвать так же легко, как извлечь одним движением отвратительно высокий звук.       — Нам нужно добраться до свечи, Манфред, — попросил своего помощника Эммрик, чтобы тот немного посторонился от постамента со свечами. Пока скелет покорно шагал в сторону, давая Дозорным пространства для маневра, Рук заметила, благодарная такой возможности снова перевести тему:       — Мне доводилось поднимать простую нежить, но я никогда не видела, чтобы огонек так аккуратно управлял телом.       — Он очень хорошо приспособился к наличию тела, — гордо согласился профессор, — правда, Манфред?       В ответ скелет удовлетворенно зашипел. Ему нравилась похвала так же, как и Мириам.       После того как последние свечи были зажжены, Эммрик позвонил в колокол.       — Да будут наши ритуалы приняты, а наши узы замечены и скреплены, — начал он, а Мириам тут же подхватила:       — Мы чтим слушающих нас духов.       Сзади нее раздался тихий шепот. Ингельвар обернулась и коротко вздохнула от удивления, поскольку великие духи Некрополя — те самые его постояльцы, кого она уже давно не имела чести лицезреть.       — Мы явились из бездны.       — Мы свидетельствуем, благородные Дозорные, что все наши пакты соблюдены.       Стоило им исчезнуть, Мириам немедленно поделилась своим восхищением с Эммриком и получила в ответ легкую улыбку.       — Эти двое духов — одни из наших старейших друзей.       Еще один звон в колокол завершил церемонию прощания. Эхо разнеслось по Садам Памяти, а они ответили благородной тишиной.       Пока мир не торопил их возвращаться обратно на поверхность, и Эммрик, и Мириам желали еще хотя бы ненадолго задержаться в Садах Памяти. Они не сговариваясь прошли вниз по тропинке, пока опальная Дозорная не решилась задать профессору еще один вопрос:       — Значит, вы так сильно боялись этого места, когда были ребенком?       — Не самого Некрополя, а то, что его окружало, — признался Эммрик. Они позволили паузе повисеть немного в воздухе, и Рук честно думала, что на этом откровения закончились, но вдруг профессор Волькарин переплел пальцы своих рук у бедер, словно добавлял себе больше опоры и контроля, и развернулся корпусом к своей спутнице: — Вас когда-нибудь пугали мысли о смерти, Рук?       Она задумалась. Эммрик не представлял, насколько интересный вопрос задал.       — Наверное, они всех пугают время от времени, — помедлив, пожала плечами Мириам. Это, к сожалению, был классический уход от искреннего ответа. Старший некромант будто почувствовал, что юная Ингельвар лукавит, и вздохнул.       — Когда я был молод, это случалось со мной довольно часто. — Как неожиданно искренен он был сейчас, то ли поддерживая Мириам в ее смятении, то ли действительно желая поделиться чем-то своим, давно наболевшим и не находящим лечения ни с кем, кого знал профессор Эммрик Волькарин в Великом Некрополе и за его пределами. — Тогда я обнаружил, что обладаю громадным страхом перед смертью. Это даже не ужас. Его нельзя ни понять умом, ни приглушить. Он может нахлынуть без предупреждения, глубокой ночью или средь бела дня. Первобытный, удушливый страх, пронзающий меня в самое сердце.       Он был так аккуратен и экспрессивен в своих объяснениях одновременно, что Мириам невольно подумала, что, запусти она своих тараканов на кухню профессора Волькарина, а он — поделись своими, то, может быть, вышла бы идеальная гармония. Не зная, что делать со своими чувствами, что были столь же противоречивы, сколько и ясны, как день, Мириам коснулась плеча Эммрика в настолько пошло-панибратском жесте, что ей стало дурно. Одно из первых прикосновений, и такое… дурацкое.       — Это проблема для некроманта.       К ее счастью, Эммрик улыбнулся в ответ на неуклюжую попытку разрядить обстановку.       — Как ни странно, я выяснил, что не одинок. Я обсуждал свой страх с друзьями, спорил с наставниками… И все же… Он не покидал меня.       Вдруг шипение Манфреда, казалось, давно уже не звучавшее, вырвало их обоих из настолько личной беседы, что она становилась интимной, несмотря на неловкость Мириам и ее рвущееся из груди желание поделиться с Эммриком своим страхом. Дозорная отступила на полшага назад, словно ее дернули за поводок. Она была убеждена: профессору Волькарину совершенно нет дела до ее скулежа. Его вдоволь наслушалась в свое время Мирна, наизусть знал и без того занятой Воргот. У некроманта есть свои проблемы, требующие внимания. Это приятно, что Эммрик делится своими страхами с ней.       А она даже не может ответить взаимностью, и не потому, что не желает беспокоить его своими трудностями, а потому, что боится осуждения профессора Волькарина в разы больше, чем чего бы то ни было на свете. Даже оскверненных эльфийских богов.       — Манфред прав, — одернул себя морталитаси и слегка поклонился своему помощнику. Манфред что-то держал в руке, а Мириам заметила не странный для Садов Памяти столик с чайным сервизом, но то, как дрогнул голос Эммрика. — Я слишком расчувствовался. В жизни бывают трудности, но среди могил Дозорный непременно должен обрести покой. И, — вдруг снова расцвел красками его тон, — что же это будет за возвращение домой без легкого перекуса?       — Вы устроили все это, просто чтобы произвести хорошее впечатление? — хмыкнула Мириам, с радостью хватаясь за предоставленную Эммриком возможность. Она опешила, когда увидела на лице некроманта легкий испуг. Она его… смутила?       — Конечно нет! Я просто…       Молчите, прошу вас.       — А то у вас получилось, — не дала Эммрику придумать достойное оправдание Ингельвар и удивилась своей смелости. Стоит взять на заметку: каждый раз, когда ей будет очень неловко перед профессором Волькарином или она в очередной раз засмотрится на булавку на вороте его рубашки дольше приличного, следует немедленно вспомнить разговор о смерти. Тогда флирт, даже такой неуклюжий, будет вести проще простого.       Выражение лица Эммрика немного смягчилось, а голос потеплел:       — Тогда я счастлив разделить с вами безмятежность этого места.       Манфред заварил чай с мелиссой, мятой и, кажется, розмарином? Последний был в составе будто бы лишним, но Дозорная Ингельвар не смела жаловаться. Честно говоря, она бы выпила и зелье, что дают Серым Стражам при посвящении в орден, только бы сидеть как можно дольше напротив мудрого Эммрика Волькарина и слушать его рассказы о том, что же произошло в Великом Некрополе за те полгода, что Мириам провела вдали от дома.