На пороге смерти

Я не покидала комнату весь день. Поднос с завтраком сменил поднос с обедом, потом с ужином, но еда оставалась нетронутой. Не могла даже заставить себя сделать глоток чая. Всё казалось чужим, ненужным. За окном сгущались сумерки, а внутри меня только росли тяжесть и безысходность. Слёзы, кажется, закончились. Я рыдала весь вечер, но теперь было только это чувство пустоты. Как будто всё, что я когда-то имела — жизнь, работа, дом, надежды — исчезло в один миг. Я лежала в кровати, свернувшись клубком, укрывшись одеялом, словно оно могло защитить меня от реальности. Что мне делать? Как найти выход? Вопросы кружились в голове без ответа, я чувствовала себя загнанной в угол, будто меня лишили возможности выбора. Не будто... так и было. Сон не приходил, вместо него было размытое чувство тревоги и неизвестности. Что будет завтра? Я услышала, как дверь тихо открылась. Сердце замерло. Это был отец. Я закрыла глаза, притворившись спящей. Может, если я не буду с ним говорить, это как-то решит мои проблемы? Хотя бы до утра. — Сарада, — тихо произнёс он, и я почувствовала, как отец подошел ближе. Я продолжала лежать неподвижно, надеясь, что он уйдет. — Ты знаешь, ты всегда так делала, когда была маленькой, — услышала я его голос, мягкий, но с ноткой усталости. — Притворялась, будто спишь, думая, что я не замечу. Я открыла глаза и посмотрела на него. Его лицо выглядело измученным, но в глазах я видела не злость, а беспокойство. — Я пыталась, — пробормотала я, и уголки его губ слегка дрогнули в слабой улыбке. Он сел на край кровати, положив руку на мое плечо. — Ты плакала? — спросил отец, взглянув на моё покрасневшее лицо, я отвернулась, не в силах ответить. — Сарада... — его голос стал мягче, теплее, но в нём всё равно слышалась стальная решимость. — Ты знаешь, что я прав. Ты должна уехать. Я резко села, сбрасывая одеяло. — Нет, папа! Я не могу! — мой голос дрожал, но я старалась говорить твердо. — Чикаго — это моя жизнь. Здесь всё, что я построила. Как ты можешь так легко просить меня всё это оставить? — Ты говоришь так, будто у тебя есть выбор, — отец вздохнул и посмотрел в окно. — Ты даже не представляешь, насколько опасно быть здесь сейчас. — Но я не могу просто взять и исчезнуть! Почему для тебя это так просто? — голос дрожал от эмоций. — Потому что это вопрос твоей безопасности, — его голос стал твёрже, а взгляд — холоднее. — Безопасности? — я усмехнулась, хотя на глаза снова наворачивались слёзы. — А как насчёт тебя? Ты останешься здесь, в самом центре всего этого кошмара? — Моё место здесь, — коротко ответил он. — Но я не могу бросить тебя, папа! — я схватила его за руку, почти умоляя. — Если ты хочешь, чтобы я уехала, уезжай со мной. Мы можем начать всё заново, вместе. Он покачал головой, и я почувствовала, как внутри меня что-то разрывается. — Сарада, я не могу. У меня есть долг перед семьей, — отец смотрел прямо мне в глаза. Его лицо было серьёзным. — Не переживай за меня, это последнее, о чем ты должна думать. — А я не твоя семья? — прошептала я, не сдерживая слёз. — Именно поэтому я хочу, чтобы ты уехала, — его голос дрогнул, но он быстро взял себя в руки. — Потому что ты моя дочь. Я отвернулась, не в силах больше смотреть на него. — Ты не понимаешь... — прошептала я. — Нет, это ты не понимаешь! — Отец встал и начал шагать по комнате. — Сарада, я потерял Кросмана. Потерять ещё и тебя? Это разрушит меня. — Но я потеряю себя, если уеду, — я вскрикнула, чувствуя, как мои руки дрожат. — Ты этого хочешь? Чтобы я была в безопасности, но несчастной? Ты хочешь оставить меня одну? — Это не надолго. Пол года, может быть больше. — Не важно отец, это не имеет значение. Как я должна находится там, зная что ты в опасности? Майкл закрыл глаза и глубоко вдохнул, пытаясь сдержать эмоции. — Сарада, это не обсуждается. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Я не смогу пережить, если потеряю тебя. — Отец сжал мою руку, вцепившись в пальцы. — Тогда улети со мной, папа. Мы можем начать новую жизнь вдвоем. Оставим все позади. — Это так не работает, — отец грустно усмехнулся, поднимаясь с кровати. — Если бы всё было так просто, думаешь твой дядя лежал бы в сырой земле? — его голос дал трещину. — Это не справедливо, — лишь прошептала я. — Они нуждаются во мне, особенно сейчас. Кросмана больше нет, я должен быть рядом с твоим дедушкой. — Но я тоже твоя семья... — Именно поэтому я хочу, чтобы ты уехала, — отец поднял на меня взгляд. — Потому что я люблю тебя. — Если бы любил, то не поступил бы так со мной. Но ты всегда делал так, как хочется именно тебе. Чего хочу я, было последним, что волновало кого-то из вас. Кроме дяди. Отец остановился, повернувшись ко мне. — Он всегда меня понимал. В тот день, когда ты принял решение о моем переезде, что ты сделал, помнишь? Отдал мне ключи, сказав: «Это твой шанс на нормальную жизнь», а потом вышел с комнаты, оставив меня одну. Тот день был похож на сегодняшний, я проплакала всю ночь, пока не пришёл дядя Кросман. Заметил, что меня не было на ужине и пришёл. Знаешь, он очень хотел спать, но держался из-за всех сил, выслушивая мои вопли и жалобы. Тогда я поняла, что дядя был единственным человеком, который пытался хоть как-то меня понять. Но его больше нет. Дядя мертв. Взгляд папы упал на фотографию в рамке, которая стояла на углу стола. Когда мы были счастливы... Он долго молчал, достаточно долго, чтобы с трудом произнести: — Я даю тебе месяц. — Что? — я уставилась на него, не понимая. — Месяц. Чтобы завершить свои дела. Но потом ты уезжаешь. И больше никогда не возвращаешься. — Никогда? — мой голос сорвался. — Никогда, — его глаза были холодными и непреклонными. Сердце замерло. Слова отца оглушили меня, как выстрел в тишине. Никогда? — Ты ведь не можешь говорить это всерьёз, — прошептала я, стараясь подавить нарастающий ком в горле. Отец вздохнул, проводя рукой по лицу, как будто и сам устал от этих разговоров. — Сарада, ты должна понять. Я не делаю это, чтобы наказать тебя. Я делаю это, чтобы спасти тебя. — А если я не хочу спасения такой ценой? — Я вскинула на него глаза, наполненные болью. — Как ты можешь просить меня оставить всё? Оставить тебя? — Потому что другого выхода нет, — его голос снова стал твердым, решительным. — Здесь слишком опасно. Ты это видела своими глазами. Ты чудом выжила, Сарада! — Но я не хочу жить чудом, папа! — я снова крикнула, сжимая кулаки. — Я хочу жить настоящей жизнью. Здесь. С тобой. — Он посмотрел на меня с таким выражением, что у меня сжалось сердце. — Но ты же останешься. Ты останешься здесь, в центре всего этого ада. Ты думаешь, мне будет легче от мысли, что я в безопасности, а ты... Мой голос сорвался, и я обхватила себя руками, пытаясь сдержать дрожь. Отец шагнул ко мне, положив руки на мои плечи. — Сарада, я не могу уехать, — сказал он тихо, но с той же железной решимостью. — Это мой долг. Я должен быть здесь. Для твоего деда. Для семьи. — А для меня? — прошептала я, чувствуя, как слёзы вновь подступают к глазам. — Для тебя я делаю это. — Он сжал мои плечи сильнее. — Ты не понимаешь, каково это — видеть, как твой ребенок может исчезнуть из-за того, что ты не смог его защитить. — Я посмотрела на него, мои глаза блестели от слёз. — Если ты действительно хочешь меня защитить, папа... не оставляй меня одну. — Он закрыл глаза, словно мои слова ударили его сильнее, чем он ожидал. — Сарада, — его голос стал почти умоляющим. — Не делай этого труднее. — Это уже трудно, — ответила я шёпотом.. — Ты забираешь у меня всё. Мы стояли в тишине, слышно было только мое сбившееся дыхание. Отец отпустил мои плечи и снова отошел к окну. — Месяц, — наконец сказал он, глядя куда-то вдаль. — Больше я не могу тебе дать. — Я знала, что бесполезно спорить дальше. Но внутри меня все кипело от боли и обиды. — Хорошо, — выдавила я, едва сдерживая слёзы. — Месяц. — Он повернулся ко мне, его взгляд смягчился. — Я знаю, что ты не простишь меня за это. — Ты прав, — я отвернулась, чувствуя, как мои слёзы снова потекли по щекам. — Не прощу. М. Я стоял в кабинете, прислонившись к массивному книжному шкафу. В центре комнаты располагался длинный стол из темного дерева, за которым во главе сидел Атила. Суровый взгляд отца был устремлен на документы, разложенные перед ним, но я знал — тот слышит каждое слово. Напротив стояло кожаное кресло. Обычно его занимал Кросман, но уже больше недели это место пустовало. Рядом с отцом, чуть наклонившись над столом, стоял Николас, родной брат матери, с резкими чертами лица и пронзительным взглядом тёмно-карих глаз, которые унаследовал каждый из нас. Его волосы были чуть с проседью, а одет он был в безупречно скроенный тёмно-синий костюм. Он держался уверенно, слегка покачиваясь на носках дорогих кожаных туфель. Напротив него, с другой стороны стола, стоял Фьюри. Его широкие плечи и угловатое лицо делали его похожим на каменную статую. Русые волосы были коротко острижены, борода аккуратно уложена. В руках он держал планшет с записями, время от времени листая страницы длинным тонким пальцем. На нем был строгий черный пиджак и белая рубашка без галстука — всегда функционально, никогда лишнего. Фьюри был старше меня на пять лет, но выглядел значительно младше. Отсутствие седых волос давало мужчине фору. Возле камина, с расстегнутым пиджаком, стоял Аарон. Его короткие волнистые волосы были взъерошены, а взгляд постоянно перескакивал с одного человека на другого. Он выглядел немного растерянным, но старался скрыть это за маской безразличия. Его белая футболка поло была слегка измята, словно он пришел сюда в спешке. Роберт стоял чуть дальше, прислонившись к стене. Его высокий рост и крепкая фигура выделялись в комнате. Тёмно-русые волосы были которого подстрижены, а голубые глаза смотрели внимательно и недоверчиво. Он держался в тени, как всегда, готовый вмешаться только тогда, когда это будет необходимо. — Мы выяснили, кто мог быть замешан в нападении, — начал Николас, отодвинув на себя один из документов. Его голос был низким, но ровным, наполненным уверенностью. — Всё указывает на одного из людей семьи Парадис. У нас с ними давняя история. — Парадис? — спросил отец, отрывая взгляд от стола и поднимая его на Николаса. — Эта ветвь слишком слаба, чтобы осмелиться на такое. — Слаба, но у них есть что-то, чего нет у других, — возразил Николас. — Мотивация. Ты забрал у них все десять лет назад. — Мотивация — это не оружие, — перебил его Фьюри, с раздражением поднимая взгляд от планшета. — Мы искали доказательства их причастности. Всё чисто. Если это они, то они оставили за собой слишком мало следов. — Или это кто-то, кто хочет, чтобы мы подумали на них, — предположил я, делая шаг вперед. — Например? — Атила поднял бровь, внимательно посмотрев на меня. — Кланы, которые затаили обиду, но недостаточно близки, чтобы действовать напрямую. Кто-то мог воспользоваться их именем, чтобы отвлечь нас. — Тогда кто? — вмешался Аарон, отходя от камина и подходя ближе. — Я видел убитых людей. Это не была импульсивная атака. Всё было продумано. — Ладно, Парадис слишком мелкая рыба, — признал Николас, махнув рукой. — Но есть ещё Линкольны. Они ненавидели Кросмана, и не скрывали этого. Особенно ублюдок Джефф, — выплеснул он едко. — Слишком рискованно для них, — сказал Фьюри, качая головой. — Они в первую очередь ценят своё положение. Напасть на Кросмана — значит подписать смертный приговор. — Тогда кто? — в голосе Роберта зазвучало нетерпение. Он оттолкнулся от стены и сложил руки на груди. — Если не Парадис, не Линкольны, не соседние кланы, то кто мог осмелиться на такое? — Возможно, это кто-то изнутри, — тихо произнес Атила, и все разом замолчали. Эти слова повисли в воздухе, словно удар молнии. — Изнутри? — переспросил я, нахмурившись. — Отец, ты думаешь, что это кто-то из нашей семьи? — Не обязательно из семьи, — уточнил Атила, постукивая пальцами по столу. — Но кто-то, кто знает нас слишком хорошо. Кто-то, кто знал, где будет Кросман и как его достать. Фьюри нахмурился ещё сильнее, его взгляд стал острым, как лезвие. — Хочешь сказать, что у нас предатель? — Это всего лишь предположение, — ответил Атила, но его голос был наполнен стальной уверенностью. — И я хочу, чтобы вы начали с него. — С кого именно? — спросил Николас, поднимая бровь. — Сначала с ближайшего круга. Я хочу знать, кто был рядом с Кросманом в последние недели. Все, до единого. Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Этот разговор может привести к вещам, которые я не хотел бы знать. Но смотреть в сторону и молчать я тоже не мог. Фьюри переводит взгляд на меня, его тёмные глаза пристально изучают выражение моего лица, словно пытаются найти в нём ответ. — Нужно проверить место нападения на Сараду и Роберта, — спокойно, но твердо произнес он, опираясь руками на стол. — Мы уже проверили всё ещё вчера вечером, — перебил Роберт, его голос звучал жестче, чем обычно. — Там ничего нет. Ни следов, ни зацепок. Нападавшие знали, что делают. — Ты так уверен? — Фьюри прищурился, обращаясь к сыну, но не сдвинулся с места. — Я знаю таких, как они. Они могли оставить след, даже сами того не осознавая. — Например? — Я вмешался, скрестив руки на груди. — Что ты ищешь? Фьюри задумался на секунду, а потом, словно решившись, заговорил: — Во-первых, маршрут нападения. Это не случайное место, а точка, которую выбрали заранее. Кто-то знал, что вы поедете именно этой дорогой. Значит, есть информатор. — И ты думаешь, мы найдем его следы там? — с недоверием спросил Роберт, но в его голосе появилась тень сомнения. — Возможно, не самого информатора, но что-то, что укажет на его присутствие, — уверенно поддержал Николас. — Фотографии, которые они могли сделать для наблюдения. Следы шин машин, которые использовали для блокады. Камеры в радиусе километра. Всё это нужно перепроверить. — Это уже сделано, мистер Конор, — произнёс Роб. — Не все камеры, — парировал Фьюри. — Те, что могли быть спрятаны или не зарегистрированы официально. У таких групп всегда есть свои способы наблюдения. — И еще одно, — добавил Атила, его глубокий голос заставил всех замолчать. — Оружие. Чем именно они стреляли? Роберт сдвинулся с места, чуть выпрямившись. — Автоматы, пистолеты. Калибр стандартный для боевых столкновений. — Стандартный, но есть одно «но», — снова вмешался Фьюри. — Вчера я получил отчет. На одной из выпущенных пуль остался заводской номер. — И? — Я подался вперед, тело напряглось. — И он указывает на серию оружия, которая была продана нелегально в Восточной Европе пять лет назад, — сказал Фьюри, его голос был как натянутая струна. — Это оружие раньше принадлежало Герхарту Шварцу. — Шварц? — недоверчиво переспросил Николас. — Ты хочешь сказать, что немецкий клан имеет к этому отношение? — Я ничего не утверждаю, — ответил Фьюри. — Но Шварц — давний враг Атилы. И этот след слишком яркий, чтобы его игнорировать. — Если это он, значит, это война, — тихо произнес я. Сердце сжалось от мысли, что ещё вчера я хотел отправить свою дочь в логово врага. — Майкл, — голос отца был особенно тихим. Теперь четыре пары глаз были устремлены в мою сторону. — Твой план с переездом Сарады... — Атила словно прочитал мои мысли. — В данной ситуации, это невозможно. Слишком опасно, чтобы рисковать жизнью моей внучки. Как я уже и говорил, ей лучше остаться в Чикаго. Так будет безопаснее. — Да, отец. Мы уже поговорили, она остается. — Атила ободряюще кивнул, снова переведя взгляд к бумагам, лежавшим на столе. — Война или предупреждение, — вдруг произнес Аарон, отходя к камину. Он долго молчал. — Если Шварц действительно замешан, то он не мог сделать это в одиночку. Кто-то здесь дал ему доступ. Все замолчали, осознавая вес его слов. Отец медленно встал, его глаза блеснули, как сталь. Бумаги больше не волновали мужчину. Мы пришли у тому, с чего начали. — Тогда найдите этого «кого-то», — сказал отец, обводя взглядом комнату. — И найдите его быстро.

.

Это только кажется, что за все платят деньгами. За все действительно важное платят кусочками души.

С. Понедельник. Я планировала встать в девять утра — именно в это время обычно все собираются за столом. Неважно, кто находится дома, стол всегда накрыт. Завтрак. Обед. Ужин. Эта традиция не нарушалась годами. Особенно важны были завтраки: только утром семья могла быть в полном составе. В обед почти никого, а ужин — это уже обряд. Так было раньше. До того, как умер дядя. До того, как всё перевернулось. Я потянулась, чувствуя, как тело всё ещё сопротивляется пробуждению. Последние дни я практически не спала по ночам, а засыпала только под утро. Неделя в этом доме полностью разрушила мой режим. Сегодня я обязана была встать вовремя. У меня назначены клиенты, первый из них в два часа дня. Приезжать на работу за час до начала сессий — мой негласный ритуал. Настрой важен. Но сегодня я проспала. От особняка до работы час езды. Я же проснулась в половину первого. Чёрт! Я резко спрыгнула с кровати, не обращая внимания на холодный пол, который мгновенно привел в чувство. Быстрый душ тоже сделал своё дело. Вода текла ледяными струями, смывая остатки сна и мои бесконечные мысли. Когда я вышла из ванной, вздохнула с раздражением, глядя на чемодан в углу комнаты. Он стоял там нетронутым с момента моего приезда. — Почему я не приготовила все заранее? — пробормотала я, чувствуя, как растет досада. Этот дом меня испортил. Я разорила чемодан за считаные секунды, вывалив все его содержимое на белый ковер. Вещи перемешались в хаотичную кучу, и я отчаянно искала что-то подходящее. За окном светило яркое солнце. Вчерашний снег почти полностью растаял, оставив землю сухой и чистой. Это немного подняло настроение. Мой выбор пал на тёмно-серое приталенное платье из тонкого кашемира. Оно было единственным, которое не нуждалось в глажке. Его рукава слегка прикрывали плечи, а на талии ткань собрана мягкими складками, эта сборка подчеркивая фигуру. Я дополнила его высокими лодочками с острым носом, в тон платью. Когда я наконец посмотрела на себя в зеркало, отражение заставило меня нахмуриться. — Уставшая, вымотанная... — тихо проговорила я, проводя пальцем по темным кругам под глазами. — Отлично выгляжу. На макияж времени не оставалось. Я только успела выпрямить волосы, доведя их до идеальной гладкости. Год назад я отрезала свои длинные, тяжелые пряди, и теперь волосы едва доходили до плеч. Но мне это нравилось. Это придавало серьёзности — по крайней мере, я так себе говорила. Захватив косметичку, я сунула ее в большую сумку, туда же полетел телефон, наушники, зарядка и очки, накинула пальто и быстро спустилась вниз, впопыхах закрепляя тонкие часы на запястье. В доме стояла тишина. На кухне я заметила двух женщин. Одна убирала со стола, другая собирала не тронутую посуду. — Где все? — спросила я, остановившись в дверях. Одна из женщин подняла голову. — Добрый день, мисс! Ваша бабушка попросила принести обед в комнату, — тихо ответила она. — Госпожа Николь с детьми на заднем дворе. Господин Майкл, господин Атила и ваш брат еще со вчерашнего завтрака не возвращались. — Понятно, — кивнула я, чувствуя странное опустошение. — Могу собрать вам что-нибудь с собой, мисс? — предложила женщина, все еще держа в руках серебряный поднос. Я покачала головой. — Не нужно. Спасибо. Мой голос прозвучал ровно, но внутри всё было иначе. Я задержалась в дверях на несколько секунд, не понимая, зачем. Может быть, надеялась услышать еще что-то. Увидеть кого-то. Но ничего не произошло. Поднос с едой, оставленный утром в моей комнате, тоже остался нетронутым. Голод напоминал о себе, но есть не хотелось. — Спасибо, — снова произнесла я и, уже на автомате, добавила: — Кстати, как вас зовут? Женщина смущённо опустила глаза, как будто мой вопрос застал её врасплох. — Мэри, мисс, — ответила она наконец. — Меня недавно приняли на работу, — уточнила женщина. — Благодарю, Мэри, — сказала я, пытаясь выдавить улыбку. — Приятного дня. Она кивнула, и я поспешила выйти. На улице меня встретило яркое солнце, неожиданно тёплое для середины зимы. Воздух был свежим, без ветра, только легкий аромат влажной земли и сосен напоминал о недавнем снеге. Я быстро пошла к машине. По дороге мельком взглянула на задний двор. На зелёной лужайке я заметила Николь и двойняшек. Они катались на качелях, не обращая внимания на меня. Хизер смеялась, хлопая в ладоши. Ливай поднял взгляд, когда я проходила мимо, и, как всегда, его маленькое лицо выражало холодное безразличие. Я отвела взгляд. Ливай всегда был отстраненным. Впрочем, как и все в этом доме. И, если честно, я давно привыкла. Садясь в машину, я почувствовала странное облегчение. Уехать отсюда, даже ненадолго, стало моей маленькой победой. Я была готова к множеству вопросов, но охрана ничего не сказала. Приказа не выпускать не было. Либо отцу сейчас совсем не до этого, а значит он забыл. Наверное, я должна была поставить его в известность. Но как? Написать сообщение? Позвонить? Он прямо сказал о том, что дает мне месяц. А значит, я могу продолжить жизнь там, где я её и приостановила, когда приехала в особняк. Так и будет. Мотор заработал мягко, и я направилась в сторону города. Чикаго встретил меня привычной суетой. Я сосредоточилась на дороге, стараясь не думать о том, что оставила за спиной. Обычно, я включаю музыку, но сегодня в голове было слишком много мыслей. А ещё пробок. Но без них, я бы не успела накраситься. Первый плюс в копилку сегодняшнего дня. Когда я припарковалась у офиса, часы показывали четырнадцать десять. Я опаздывала на десять минут. Ужасно. Просто ужасно! Но, возможно, клиент так же задерживается? Или вовсе передумал? Хотя нет, Тейлор бы точно поставила меня в известность. Да и Саванна никогда не опаздывала на встречи. Внутри всё казалось таким же, как всегда. Белые стены, приглушенный свет, запах свежезаваренного кофе. В приемной меня ждала Тейлор. — О, привет! Я уже собиралась звонить, — сказала она, нервно улыбаясь. — Знаю! — выдохнула я. — Прости... Быстро передав пальто Тейлор, я взяла со стола расписание. Мельком взглянув на список. Все было на своих местах, за исключением одной фамилии. — Кто это? — спросила я, показывая на имя в самом низу. — Это твой новый клиент. Виктор Клей. Он записался на пробную сессию ещё в четверг, — ответила Тейлор, наклоняясь к своему компьютеру. — Ты ведь не забыла, да? Я задумалась. — Нет, нет. Здесь написано два часа дня, но разве это не время Саванны? Тейлор отрицательно кивнула, поджав губы. — Нет, Сарада. Она записана на три. Мы обсуждали это в четверг, я сказала, что запишу нового клиента. Ты согласилась. Ты, кажется, забыла. — Черт! Черт! Черт! — выругалась я. — Прости, Тейлор. Я... я сама не понимаю, как могла все напутать. Ладно, ты, пожалуйста, скинь мне это расписание на почту, хорошо? — Да, конечно! Я продублирую. — Хорошо, ладно. Он уже там? — Да, — пождав губы, Тейлор посмотрела на часы.— Пришел. Уже как пятнадцать минут назад. Я лишь прикрыла глаза. Что со мной происходит? Я не понимала, как допустила такую ошибку. Как могла перепутать расписание? Мои клиенты были для меня как открытые книги — я знала их по именам, историям, даже по мелким деталям вроде любимого цвета. Но сегодня всё было иначе. Голова казалась пустой и перегруженной одновременно. Всё смешалось. Семья. Работа. Отец. Германия. Месть. Война. Слёзы. Я не успевала дышать, и это меня пугало. Когда я подошла к двери кабинета, глубокий вдох не помог. Я всё ещё была не готова. Мой кабинет всегда был местом покоя и уединения. Просторное помещение с белыми кирпичными стенами, которые украшали картины. Они были разными: какие-то абстрактные, что-то реалистичное. Некоторые картины я получала от клиентов, они говорили, что им хотелось оставить частичку себя. Многие я покупала на аукционах, какие-то дарил отец. В центре кабинета стоял журнальный столик из светлого дерева, на котором лежали салфетки, графин с водой и пара аккуратных стаканов. Справа мое любимое кресло горчичного цвета с мягкими подлокотниками, а слева — диван оливкового оттенка, щедро усыпанный разноцветными подушками. Окна напротив, большие и удлиненные, разделенные шторами, одно из них всегда прикрыта. Это создавало уютную, почти интимную атмосферу. Позади моего кресла высился книжный шкаф, заполненный книгами, среди которых были и психология, и художественная литература. Даже романы. Кто не любит романы? В углу находился мой рабочий стол, а рядом — растения, заботливо принесенные Тейлор. С каждым месяцам они всё больше заполняли кабинет. Натянув улыбку, я закрыла дверь за собой и обернулась, чтобы занять своё место. Но остановилась, встретившись с парой глаз. В моём кресле сидел мужчина. Я растерялась. Всё, что я знала о пространстве кабинета, о своих правилах, рухнуло за секунду. Он сидел спокойно, будто кресло принадлежало ему. Как будто он был хозяином, а я гостьей. Я стояла слишком долго, и мужчина это заметил. — Ох, я занял ваше место? — его голос был низким, бархатистым, слегка насмешливым. Так мне показалось. — Простите, доктор. Мне сказали пройти в кабинет, вот я и выбрал для себя это место. Оно мне показалось более... — мужчина на секунду задумался, добавив— приятным. Но, конечно, я не намерен его больше занимать. Он поднялся легко, как будто тело его ничего не весило, и подошел ближе. — Да, — только и вырвалось у меня. Что-то в этом моменте выбило меня из равновесия. Я чувствовала себя так, будто оказалась в роли «пациента», а не «врача». Его голос звучал спокойно, но тон был чуть мягче, почти... заботливый? Нет. Мне показалось. Или… Вдруг, я почувствовала себя ребёнком. Как в детстве, когда кто-то говорил со мной мягко, но слишком снисходительно. Обычно так делал дядя. Но почему я чувствовала себя так сейчас? — Меня зовут Сарада Де'Лоренте, — я протянула руку, пытаясь вернуть контроль. — Но можно просто Сарада. Его губы тронула короткая улыбка. — Виктор. Виктор Клей, — он сжал мою руку. Уверенно. Мягко. Не выпуская зрительного контакта. Казалось, этот момент длился вечно. — Прошу вас, — я выдернула руку из его, указывая на диван. Проходя мимо, я быстро бросила сумку на рабочий стол, взяла блокнот и ручку, затем села в свое кресло. Оно было тёплым. Мужчина устроился на диване с такой легкостью, будто знал это место всю свою жизнь. Одна нога была закинута на другую, правая рука лениво покоилась на спинке дивана, а левая исчезла в кармане черного пальто. На вид ему было около сорока. Возможно меньше. Высокий рост, стройная фигура. Черные волосы аккуратно уложены в бок. Серо-голубые глаза были испепеляющими, будто видели больше, чем должны. Я видела точно такие же у кого-то… Но кто же это мог быть? Черный костюм тройка из твидовой ткани сидел на нем идеально. Рубашка и пальто были того же цвета. Даже обувь — лаковые броги, сверкающие так, будто он никогда не ступал ими по земле. Виктор не снял пальто, и это было странно. Клиенты обычно расслабляются, а он словно не был готов сбросить защиту. Из-под манжета пальто мелькнули часы, но я не разглядела марку. Его поза была откровенно расслабленной, но рука в кармане выдавала напряжение. Мужчина знал, как вести себя уверенно. Либо же это была легкая игра для создания видимости. Но зачем? Не доверие? Возможно. Но это нормально. В этом кабинете доверие нужно заслужить. Никто не станет раскрывать душу на первой встречи. — Итак, Виктор... — я сделала паузу, чтобы уловить его реакцию. Он чуть приподнял бровь, но не сказал ни слова. — Что привело вас ко мне? — Мужчина улыбнулся, чуть склонив голову. — Доктор, неужели это не очевидно? Я здесь, потому что мне нужна помощь. — Его голос звучал мягко, даже тепло, но между строк читалась некая издевка, словно он играл со мной. — Формально, я не доктор, Виктор. У меня нет медицинского образования. — Но вы ведь лечите души людей, не так ли? Или как это у вас называется? Я улыбнулась в ответ, словно не заметила подвоха, и сделала пометку в блокноте. Виктор Клей. Понедельник. Сеанс номер один. Сарказм как защитный механизм. — Помощь бывает разной. Я предлагаю помощь конкретную. Может быть, вы уточните, с чем вы хотите поработать? — Я постаралась придать своему голосу легкость, чтобы не спровоцировать сопротивление. Клей смотрел на меня с той же легкой улыбкой, будто знал что-то, чего я не знала. — Слушайте, доктор, я не совсем понимаю, как это работает. Разве вы не должны задавать вопросы? Сканировать меня? Понять, что со мной не так? Его тон не был враждебным, скорее, игривым. Но мне не нравилось, как мужчина уводил разговор. — Я могу сканировать вас, — я слегка наклонилась вперёд, удерживая его взгляд. — Но, честно говоря, предпочитаю, чтобы мои клиенты сами определяли свои цели. Это помогает мне понять их глубже. Виктор тихо засмеялся и откинулся на диван. — Хорошо, Сарада. Пусть будет по-вашему. Мне кажется, что я... устал. — Устал? — Да. Устал от... — он сделал неопределенный жест рукой, будто подбирая слова, — всего. Его неопределенность немного насторожила меня. Обычно клиенты, даже если они замкнуты, стараются хоть как-то обозначить свои проблемы. Но Виктор словно намеренно избегал конкретики. — Усталость — это серьёзное чувство, — я сделала очередную запись. — Но оно не появляется на пустом месте. Были ли у вас недавние события, которые усилили это ощущение? Он улыбнулся, но улыбка не дошла до глаз. — Доктор, а вы всегда задаёте такие сложные вопросы? — Только когда это необходимо, — я сделала паузу. — Виктор, вы не обязаны рассказывать всё сразу. Но, возможно, начнете с того, что кажется наиболее важным? Мужчина смотрел на меня долго, словно оценивал. — Ладно, начнем с простого. Я занимаюсь бизнесом. Работаю с людьми. И за последние годы, знаете ли, начинаешь уставать от них. — От людей? — Да. От их предсказуемости, от их слабостей, от того, как они ведут себя, когда думают, что никто не смотрит. В его словах чувствовалась некая горечь. Это зацепило меня. — Звучит так, будто вы разочарованы в людях. — Может быть. А может, я просто слишком много вижу. — Видите? — Да. Замечаю вещи, которые другим кажутся неважными. Их ложь. Ложь даже не мне, а самим себе. — Интересное замечание, — я отметила в блокноте: чувство превосходства над окружающими. — Вы говорите, что замечаете ложь. А как насчет своей? Виктор чуть напрягся, особенно это выдавала его левая рука, она постоянно была в напряжении. Но сейчас особенно. — У меня нет причин лгать самому себе. Я кивнула, сделав вид, что приняла его слова, хотя это был явный защитный маневр. — Вы так уверены. А что, если вы просто ещё не столкнулись с правдой, которую сложно принять? Клей посмотрел на меня с неожиданным интересом. Впервые за время нашего разговора. — Вы всегда так глубоко копаете? — Его вопрос вызвал во мне короткую улыбку. — Только если чувствую, что это может помочь. — Мужчина снова рассмеялся, чуть сильнее, чем раньше. — Хорошо, доктор. Считайте, что я заинтригован. Я отметила в голове, что Клей снова уходит от темы. Избегает серьезного ответа. Его легкий тон, игра с темами, уход от вопросов — все это указывало на защиту. Виктор явно не привык быть в позиции уязвимого. Возможно, он из тех, кто привык контролировать все и всех. Но что-то в его взгляде, в том, как он смотрел на меня, говорило о другом. Будто он не просто отгораживался, но и проверял меня, испытывал. — Виктор, — я слегка наклонилась вперед, удерживая его взгляд. — Вы говорите, что устали от людей. Но ведь вы пришли сюда, чтобы поговорить с одним из них. Мужчина прищурился, словно мои слова задели его. — Может быть, я пришел, потому что думал, что вы отличаетесь. — Его слова прозвучали так просто, но в них была глубина. Я почувствовала легкое напряжение в воздухе, и оно мне не понравилось. — Возможно, — я ответила, сохраняя спокойствие. — Но вы все равно говорите с человеком. — Тогда докажите, что вы не такая, как все, доктор. — Его вызов прозвучал тихо, но отчетливо. Я выдохнула, убирая прядь волос за ухо. — Я доказываю это своим клиентам не словами, Виктор. А результатами. Его взгляд был устремлен на меня слишком долго. Кажется, это длилось вечность. Затем, Клей длительно закивал головой, правая рука коснулась затылка, медленно спускаясь к основанию шею. Какое-то время он долго потирал кожу, это было похоже на нервный тик, а потом Виктор снова поднимает глаза на меня, но теперь исподлобья. — Так все же, Виктор. Почему вы здесь?